Текст книги "Дети капитана Гранта. Иллюстрированное издание с комментариями"

Жюлю Верну не довелось побывать в России. Он не раз пытался попасть в нашу страну, но все время что-то мешало: то шторма, то нехватка времени. Сам он в России всегда почитаем и любим, из чего только два исключения.

Одно из них, как ни странно, «Путешествия к центру Земли». Люди, почему-то считавшие себя вправе решать за Создателя, как он должен был творить мир, возмутились: Жюль Верн пропагандирует материализм «в духе Базаровых, Лопуховых и компании». Ведь в этом романе описывались живущие в полостях Земли ящеры, подобные древним, и даже (о ужас! – А.Б.) люди-великаны, продукты эдакой параллельной эволюции. «Это противу Священного писания».

Карточка из серии «Мир будущего»: механическая горничная. Кстати, у Жюля Верна нет ни слова о механизации домашнего труда. Создатели же картинки считали, что в 2000 году будут горничные, и в таких же длинных форменных платьях, как в 1900.

Писала это 16 марта 1866 года газета «Голос» – тогда она фактически правительственным официозом: сохраняла теснейшие связи с правительственными деятелями и получала 12 тыс. рублей в год из сумм Министерства народного просвещения.

Циркуляр министра внутренних дел П. А. Валуева от 2 апреля 1866 года требовал изъять «Путешествие к центру Земли» из гимназических библиотек. Разумеется, если и изъяли – ненадолго. А читать все равно книгу читали.

Другое исключение: долго не переводили «Михаила Строгова», действие которого происходит в России. Но об этом – отдельно и ниже.

Действие нескольких романов Жюля Верна полностью или частично разворачивается на территории России: «Упрямец Керабан» (1883), «Михаил Строгов» (1876), «Робур-Завоеватель» (1886), «Цезарь Каска-бель» (1890), «Клодиус Бомбарнак» (1892), «История Жана-Мари Кабидулена» (1901), «Драма в Лифляндии» (1904).

Жюль Верн считал Россию европейской страной, он относился к ней так же, как к любой другой интересной «загранице». Но ее специфика писателя мало занимала…как и всех «заграниц».

Делегат России Борис Карков во «Вверх дном» приезжает на собрание «Барбикен и К°». Это какой-то условный русский. С тем же успехом там мог быть… ну, допустим, немец, поляк или швед. При том, что для выстрела из пушки в сторону Луны приходиться обратиться ко всем странам и «Россия внесла огромную сумму – 368 733 рубля. Этому не приходится удивляться, принимая во внимание интерес русского общества к науке и успешное развитие, достигнутое астрономией в этой стране благодаря многочисленным обсерваториям, главная из которых обошлась государству в два миллиона рублей».

Главная обсерватория – видимо, Пулковская. Представитель России условен. А сама Россия выглядит в высшей степени привлекательно.

Русские оказываются в числе главных героев в «Гекторе Сервадаке» (1877), и это тоже очень условные русские.

Герои «Приключений трех русских и трех англичан в Южной Африке» (1872) в еще большей степени условные англичане и русские. В романе английская и русская экспедиции сначала идут вместе, потом ссорятся – до них доходят сведения о начале военных действий в 1854 году (имеется в виду начало Крымской или Восточной войны 1854–1856 годов). Кроме описания природы Южной Африки и невероятных приключений в романе звучит пафос сближения разных народов. Убежденный враг войн, Жюль Верн показывает, как реалии путешествия сближают людей. Когда разбойничье племя макололо нападает на русских и осаждает их на горе, англичане приходят на помощь. Русские и англичане вместе возвращаются на австрийском судне. В конце концов английский ученый Вильям Эмери заверяет русского коллегу Михаила Цорна в своей неизменной дружбе. Очень в духе основных идей Жюля Верна: достойные люди дружат независимо от своих обезумевших правительств. Красиво. Увлекательно. Благородно. И очень далеко в стороне от любых политических или культурных реалий эпохи. С «Михаилом Строгиным» получилось еще интереснее… Откровенно «экзотический» роман, в котором курьер Строгов скачет в Иркутск, предупредить губернатора Иркутска (почему-то родного брата царя) о восстании татарского хана Феофара. Хан вроде татарский, но под татарами имеются в виду жители Средней Азии – видимо, Сибирь и Средняя Азия путаются в сознании Жюля Верна. Кстати, случай для него необычный – географом он был великолепным. Некоторые исследователи полагают, что под Феофар-ханом Жюль Верн имел в виду казахского Кенесары-хана. Если и так, – странно, что перепутал.

Михаил Строгов, преодолев тысячи препятствий, прибывает в Иркутск, к генерал-губернатору, с личным посланием царя и в финале разоблачает предателя, возглавившего восстание кочевников.

И сам Жюль Верн, и Этцель опасались, что роман сильно не понравится в России. Помнилось, что роман Александра Дюма «Учитель фехтования», вышедший в 1840 году был запрещен в России. Была романе Дюма и «развесистая клюква», и звали одну из героинь Телятина, а другую Телега… все это было. И шампанское из самоваров там пили. Но запретили роман не из-за этнографических и географических нелепостей, а потому, что в нем описывалось восстание декабристов.

Впервые опубликовали «Учителя фехтования» только в 1925 году, с искажениями и огромными купюрами, сократив почти наполовину… Сократили опять по идеологическим соображениям, но уже противоположного характера – царь и правительство в царской России оказывались у Жюля Верна слишком «плохими» для царской власти и чересчур «хорошими» для советской.

Во время написания «Михаила Строгова», в 1876 году Россия ликвидировала Кокандское ханство, а Хиву взяла под протекторат. Вдруг опять что-то огорчит русских?! Прибегли к помощи Тургенева. 23 сентября 1875 года издатель получил ответ: «Мой дорогой друг, книга Верна неправдоподобна – но это неважно: она занимательна. Неправдоподобие заключается в нашествии бухарского хана на Сибирь в наши дни – это все равно, как если бы я захотел изобраить захват Франции Голландией». После его замечаний сцены татарского набега полностью переработали. По требованию Этцеля Жюль Верн исключил все подробности, которые могли бы хоть как-то связать действующих лиц романа с реальными историческими личностями и с текущей политикой России. Впрочем, много фантастических деталей осталось.

Этцель продолжал сомневаться, и попросил Тургенева устроить встречу с русским послом, князем Н. А. Орловым¹⁴ ему и Жюлю Верну. Встреча состоялась в декабре 1875 года. Князь не нашел в романе «ничего предосудительного», но все же посоветовал изменить заглавие… Роман «Курьер царя» превратился в «Михаила Строгова».

Тем не менее цензура в России книгу не пропустила: в романе Василий Федоров, осужден за участие в тайной политической организации. Его дочь Надя едет в Сибирь искать отца (узнаем колорит «Детей капитана Гранта»?), – в нее то и влюбляется Михаил Строгов.

Карточка из серии «Мир будущего»: крикет под водой. Представить себе сложную аристократическую игру под водой авторам картинки проще, чем изменение длины юбки. Или исчезновение самой игры.

Власти явно не хотели ни привлекать внимание к революционерам, ни смущать умы походами «татар» на Иркутск. Русский перевод «Михаила Строгова» вышел из печати только в 1900 году и затем был включен в Собрание сочинений Жюля Верна, выпущенное после революции 1905 года П. П. Сойкиным. В России этот роман никогда не был широко известен и популярен. А вот во Франции этот роман выдержал сотни изданий! Одна из самых читаемых книг Жюля Верна.

Жюль Верн и Онорина в 1894 году. Особой близости не заметно.

Во-первых, французские школьники в течение многих десятилетий знакомились с географией России по «Михаилу Строгову». Жюль Верн прочитал невероятно много, вплоть до железнодорожных справочников. Русского он не знал, ему переводили. Писатель достаточно подробно описал все города, лежащие на пути Михаила Строгова: Нижний Новгород с его знаменитой ярмаркой, Казань, Пермь, Тюмень, Омск, Колывань, Томск, Красноярск… Да что города! Жюль Верн описал даже самые захолустные села и посады, почтовые станции и перевалочные пункты. Он описывал природу страны, занятия жителей, состояние проезжих дорог, транспортные средства, леса и животных.

Несомненно, это роман не менее познавательный, чем «Двадцать тысяч лье под водой» или «Дети капитана Гранта». Очень полезный для знания тогдашней России.

Во-вторых, Жюль Верн описывает Россию так, как ее хотели видеть во Франции. Индеец Талькав у него – очень условный арауканец, – такой, каким хотели видеть во Франции «положительного индейца».

Невозмутимый флегматик майор Мак-Набс и страстный националист Гленарван – очень условные образ шотландцев. Они такие, какими хотели бы их видеть образованные французы того времени.

Точно так же и герои «Михаила Строгова» соответствуют всем национальным стереотипам того времени. С «непостижимой русской душой», с маниакальной жаждой «бороться с самодержавием», с самоварами и поеданием блинов. Имена у героев романа русские, названия городов и местностей соответствуют карте России. Некоторые города описаны с поразительной точностью, но в описаниях Жюль Верна встает не реальная Россия, а скорее некая далекая сказочная держава, у которой мало общего с действительностью любого времени. Что-то вроде Лукоморья или Средиземья, населенного хоббитами.

Невольный вопрос – а хотел ли Жюль Верн вообще что-то знать о России? Не о сказочной, а о реальной? Без «клюквы» и без «княжны Телятины»? Без ослепления пленников «татарами» посредством раскаленной сабли? Без родного брата Императора в роли губернатора Иркутска? Не уверен. Все описания «иностранцев» у Жюля Верна очень общие и поверхностные. Национальным чертам он придает мало значения – не это его интересует. Но что русские у Жюля Верна весьма привлекательны – факт. Нет ни одного скверного русского, не появляется даже эпизодически ни одного подонка или бандита русского происхождения.

Национальных предрассудков Жюль Верн вообще не разделял. Никаких. Люди всех европейских народов у него одинаково умны, порядочны и отважны.

Исключение – разве что немецкий профессор Шульце, который выведен крайне комедийно и в высшей степени непривлекательно. Чавкая, профессор пожирает целые горы кислой капусты с сосисками, запивает озерами пива, после чего садится писать статью «Почему современные французы проявляют признаки дегенерации»[6]6
  Уэллс Г. Первые люди на Луна // Уэллс Г. Собрание сочинений в 15 тт. Том Третий. – М.: Огонек, 1964


[Закрыть]. Злоумышляя против французского героя романа, строящего совершенный «город здоровья и благоденствия», Франсевилль («Французский город»), Шульце сооружает город «Штальштадт», «Стальной город», в котором изготовляет чудовищную пушку – палить по Франсевилю.

Конечно же, герр Шульце ошибся в расчетах: снаряд из его супер-пушки, преодолев земное притяжение, стал постоянным спутником Земли. Сам же Шульц погибает в своей лаборатории, готовя против Франсевилля очередную гадость.

Роман вышел в 1879 году… Откровенная попытка «реванша» после Франко-прусской войны 1870 года.

Похоже, писатель никогда особенно не любил родной Нант. В 1872 году по желанию Онорины семейство Вернов переезжает в Амьен. Как говорил сам Жюль Верн, «подальше от шума и невыносимой сутолоки».

Этому предшествовала целая череда семейных несчастий. В 1870 году от оспы умерли брат и жена супруги писателя, Онорины. 3 ноября 1871 года в Нанте умер отец писателя Пьер Верн. После его смерти в Нанте ничто не держало Жюля Верна. Впрочем, и в Амьене в апреле 1876 года Онорина едва не скончалась от кровотечения. Спасти ее удалось только с помощью редкой в те времена процедуре переливания крови.

Были и другие причины перебраться в Амьен, которые Жюль Верн не рекламировал: Онорина рвалась к светской жизни, порой тратила слишком много на наряды. Как юного Жюля семья старалась отправить подальше от Нанта, в Париж, так взрослый Жюль Верн старался держать жену подальше от вредного для нее Парижа.

Многие исследователи считают выбор Амьена не слишком удачным – в этом городе жили родственники Онорины, с которыми у Жюля Верна было мало общего. Судя по всему, супруги только отдалялись в последние годы.

В целом же Амьен для Жюля Верна и его работы был выбором очень неплохим. В городе находилось старейшее научное учреждение Пикардии, – основанная в 1750 году Амьенская «Академия науки, литературы и искусства». В городе был музей, ботанический сад, театр. Работало Промышленное общество, созданное для поощрения местной индустрии и защиты ее от английской конкуренции.

Поселилась семья в собственном доме по адресу бульвар Лонжери, дом номер сорок четыре, на углу улицы Шарля Дюбуа. Массивный двухэтажный дом выходил своим фасадом на широкий двор. За ним лежал сад, тянущийся вдоль Лонгевилльского бульвара. Высокая каменная стена отгораживала сад от нескромных взоров. Чтобы проникнуть в дом, нужно было или позвонить в большой медный колокол у главного входа, или вой ти в маленькую калитку со стороны улицы Шарля Дюбуа.

Если входить со двора, предстояло пройти через большую оранжерею и огромную гостиную с широкими окнами, а кабинет писателя помещался на втором этаже большой круглой башни, возвышающейся над одним из углов дома. Уединенное место, в которое писатель пускал далеко не всех.

Обстановка самая простая: узкая железная кровать, тяжелое кожаное кресло, большой круглый стол и старая конторка. На ней и писалось все, кроме созданного в каюте «Сен-Мишеля». На каминной полке два бюста: Мольера и Шекспира.

«Амьенский период» – едва ли не самый продуктивный в жизни писателя. Здесь написаны 34 романа, и при том писатель вел в Амьене довольно активный образ жизни. Верны участвуют в жизни города, устраивают вечера для соседей и знакомых. Жюля Верна избирают в члены Амьенской академии наук и искусств, а в 1875 и 1881 – ее председателем. В 1888 году Верна избирают в городское управление Амьена, где он трудился муниципальным советником почти до физического конца, до 1903 года. На общественных началах, бесплатно.

Отмечу еще раз: в творчестве писателя не отразилась Парижская коммуна. Никак. В советское время этого или не замечали, или толсто намекали на то, что писатель революциям сочувствовал, но был вынужден молчать. А то его перестали бы печатать, упекли бы на каторгу… Но никаких, даже самых тонких и смутных намеков на парижские события 1871 года у Жюля Верна нет. Вообще. Нет никаких причин полагать, что Жюль Верн хотя бы слабенько сочувствовал коммунарам, и был врагом существующего строя. Убежденным сторонником технического прогресса он был. Либералом – был. Поборником равных прав людей разных народов – был. Экономическое неравенство людей осуждал. Тиранию презирал. Рабством возмущался, в том числе торговлей африканцами. Конкретными действиями правительства мог возмущаться. Но революционером не был ни в какой степени.

Если Виктор Гюго революции поддерживал и в пользу Парижской коммуны высказывался, то Жюль Верн этого не делал. Никогда.

И нет никаких оснований полагать, что он противопоставлял себя своему обществу, и политическому строю Франции своего времени. Тем более, при всех своих недостатках, этот политический строй не был ни жестоким, ни крайне несправедливым.

Живя в стране, пережившей большую и страшную революцию, фактически гражданскую войну, серию революций XIX века – 1830, 1848, 1871 годов, Жюль Верн постоянно оказывался среди людей разных, порой взаимоисключающих убеждений. Дружить он был готов со всеми – были бы люди хорошие. Хоть с анархистами, хоть с монархистами. Неразборчивость? В стране было слишком много противоборствующих сил. Или заниматься политикой, или писать. Если заниматься общественной работой, приходится делать это, лавируя между политическими противниками.

В городское управление Амьена Верна выдвинули республиканцы, но он до конца своих дней оставался монархистом, сторонником орлеанской династии¹⁵. Впрочем, и с республиканцами он поддерживал самые лучшие отношения, – с теми, кто вызывал его уважение.

Рабочий кабинет и одновременно спальня писателя. Легко заметить – кровать никак не двуспальная.

В Амьене Верн организовывал выставки и представления, построил цирк; после смерти Жюля Верна цирк назвали его именем.

В Амьенский период приходит полное признание всего французского общества.

Тем не менее официальные академические учреждения дистанцируются от Жюля Верна.

Французская академия удостаивает его Большой премии за «Необыкновенные путешествия».

Но Академия не принимает его в свои члены.

Одновременно иллюстрация и портрет: писатель в образе астронома-любителя, короля Малекарлии из романа «Плавучий остров». Л. Бенетт, 1895.

Причина простая и понятная: Жюль Верн пишет не «серьезные» романы, а какие-то побасенки для школьников и любителей приключений… Даже активнейшая помощь Дюма-сына не помогает стать академиком.

Правительство тоже прохладно. Во Франции, к ее чести будь сказано, есть несколько высших правительственных наград для писателей.

В 1892 году Жюль Верн стал кавалером ордена Почетного легиона, но ни медали «За заслуги перед Францией», ни «Ордена искусств и изящной литературы» он не получает. Причина та же самая: он не работает в жанре «высокой литературы». Ведь целями Академии является изучение французского языка, литературы, регулирование языковой и литературной нормы французского языка. А тут что? Так, песенки моряков, да «массовая литература», приключенческие поделки для подростков.

До самого недавнего времени фантастику не считали жанром «серьезной литературы». Научно-популярную литературу – тем более.

Если мы посмотрим на списки членов Французской Академии, то найдем там только одно знакомое имя: Виктора Гюго. Ни Дюма, ни Бальзак членами Академии не были.

Считается, что после 1892 года писатель только дорабатывает заготовленные сюжеты, не создавая новых. Ссылаются на его слова 1902 года, – что в его возрасте «слова уходят, а идеи не приходят».

Вопреки этим грустным словам, Жюль Верн рассказывал и совершенно иное: «Каждое утро я встаю незадолго до пяти (зимой, может быть, чуть попозже), а в пять уже сажусь за стол и работаю до одиннадцати. Пишу я очень медленно, неимоверно тщательно, постоянно переписываю, пока каждая фраза не примет окончательную форму. В голове я держу сюжеты по крайней мере десяти романов, готовые образы и фабулы, так что, как вы понимаете, материала мне хватает с избытком, и трудностей с доведением числа романов до восьмидесяти у меня не будет. Однако постоянные переделки отнимают много времени. Я никогда не удовлетворяюсь написанным, прежде чем не сделаю семь-восемь правок, всегда что-то правлю и правлю, можно сказать, что в чистовом варианте почти ничего не остается от первоначального. Это ведет к большой потере времени и денег, но я всегда стараюсь добиться лучшего как по форме, так и по стилю, хотя люди никогда в этом отношении не отдают мне должного».

Жюль Верн в 1892 году.

По мнению Евгения Павловича Брандиса, «тоска и одиночество толкали Жюля Верна к еще более интенсивной работе, превратившейся под конец жизни в маниакальную страсть. Полуослепший, глухой, страдающий от подагры и диабета, от мучительных резей в желудке, он почти не ел, почти не спал, но продолжал исступленно писать… В результате накопилось столько готовых рукописей, что издатель, Этцель-младший, выпускавший ежегодно по два новых тома «Необыкновенных путешествий», не мог угнаться за производительностью автора. Многие из поздних романов, как и предвидел писатель, стали посмертными»[7]7
  Толстой А.Н. Аэлита. Гиперболоид инженера Гарина. – М.: «Правда», 1983.


[Закрыть].

Только ли в тоске и одиночестве дело? С тем же успехом можно предположить, что Жюль Верн к концу жизни сделался более продуктивен, чем был раньше. И что писать ему нравилось.

В ноябре 1893 года Жюль Верн закончил одно из своих лучших произведений, двухтомный роман «Плавучий остров». Характерно, что рукопись он послал на просмотр брату, – специалисту в области навигации. Отмеченные Полем неточности в этой «до предела правдоподобной фантазии» писатель исправил за несколько дней. Да! Жюль Верн считал свою фантазию в высшей степени правдоподобной. В письме брату Полю от 9 сентября 1894 года он писал: «Здесь все будет соответствовать современным фактам и нравам, но ведь я прежде всего романист, и мои книги всегда будут казаться выдумкой»[8]8
  Верн Ж. Пятьсот миллионов бегумы. М., 1965.


[Закрыть].

Изображая плавучий остров «Стандарт-Айленд» писатель порой ударяется в откровенную сатиру. Ведь на острове, созданном американскими миллиардерами, созданы луга и парки на искусственной почве, течет искусственная река Серпентайн. К услугам обитателей острова все блага тогдашней цивилизации: искусственный климат, движущиеся тротуары, электрические автомобили, круговая железная дорога, роскошные особняки. Газеты печатаются на съедобной бумаге шоколадной краской – их можно поедать.

«Счастью» мешают сами миллиардеры: они враждуют, разбиваются на партии. Вспыхивает гражданская война партий нефтяного магната Джема Танкердона и банкира Ната Коверли. Могучие электрические моторы пускают в разные стороны, и остров разрывается на две части, разрушается до груды обломков.

Уже из этого произведения видно, что Жюль Верн вовсе не прекратил «выдумывать». Только теперь, к концу жизни он сделался намного большим пессимистом, чем был большую часть своей жизни.

Во-первых, на него обрушилось слишком много семейных и личных несчастий. Много беспокойства доставлял единственный сын Мишель. Циничный и дерзкий, в 1876 он даже провел полгода в «исправительной школе» в городе Метре. Не помогло.

В 1878 17-ти летнего Мишеля после попытки самоубийства отправили в Индию учеником штурмана на торговом судне. Считается, что «Пятнадцатилетний капитан» и был написан в назидание непутевому сыну. Не помогли ни положительные примеры из литературы, ни морская служба.

Вернувшись в 1880 году в Амьен, Мишель Верн многовато пил, слонялся по кабакам и публичным домам, учинял скандалы и драки. Отец был для него в основном источником легких денег и способом делать долги – ведь писатель всегда их оплачивал.

Вскоре Мишель вступил в связь с актрисой местного театра Терезой Дюгазон, и начал «самостоятельную» жизнь. Отец определил ему содержание в 1000 франков в месяц. В те дешевые времена заработок в 200 франков считался «весьма приличным».

Мишель, однако, все время пытался организовывать всевозможные деловые предприятия. Он то изобретал светильник нового типа, то основал горнорудную компанию, то производил велосипеды. Абсолютно все его предприятия заканчивались банкротством. Жюль Верн считал, что в обшей сложности выложил 300 тысяч франков за долги сына.

Есть мнение, что именно из-за него он продал паровую яхту «Сен-Мишель III».

Вот несколько грустных строчек из письма к брату: «Дела мои складываются так плачевно, что меня страшит будущее. Мишель ничего не делает и не может найти себе применения. Я потерял из-за него 200 000 франков и воспитание трех его мальчиков целиком ложится на мои плечи. Что и говорить, конец мой печален»[9]9
  Брандис Е.П. Рядом с Жюлем Верном: Документальные очерки. – Л.: Детлит, 1981.


[Закрыть].

В конце концов Жюль Верн выставил сына из дома. Только около 1888 года с помощью второй невестки писателю удалось наладить отношения с сыном. Вроде, Мишель «взялся за ум». Он пытался писать научно-фантастические очерки, которые публиковались в Англии и США: «Курьерский поезд будущего» – очень смелый по тем временам проект Трансатлантического тоннеля, «Один день журналиста в 2889 году». Все рассказы выходили под именем Жюля Верна и до сих пор спорят, кто их писал – отец или сын. Впрочем, вскоре Мишель опять вернулся к предпринимательской деятельности. Мало какое предприятие вообще приносило хоть какую-то прибыль.

Мишель Верн около 1891 года.

Уже примирившись с отцом, сынок приехал в Амьен в новом шикарном пальто. Видимо, хотел предупредить упреки, и радостно заявил:

– Мне удивительно повезло! Купив эту вещь за тысячу франков, я сделал хорошее дело. Пальто прослужит мне десять лет и обойдется всего-навсего по сто франков в год.

– Да, тебе повезло, – ответил отец. – Ты сделал хорошее дело. А я шью себе пальто раз в десять лет за сто франков и потом отдаю в перелицовку.

Не радовали и другие родственники. Падчерицы, дочери Онорины от первого брака, ревновали к Мишелю: непутевый, но родной сын. Скорее всего, львиная доля наследства достанется именно ему. Атмосфера в доме становилась все тяжелее.

Трудно сказать, в какой степени прав Евгений Брандис, полагавший: «в конце концов этот мнимо благополучный буржуазный дом превратился в «клубок змей». Кабинет писателя, куда никто не имел права входить, был для него не только убежищем, но и крепостью»[10]10
  Там же


[Закрыть]. Возможно, все же преувеличение… А может быть, и не такое большое.

9 марта 1886 года в Жюля Верна дважды выстрелил из револьвера его племянник, Гастон Верн – сын Поля. Первая пуля не попала, а вторая угодила в лодыжку писателя. Пулю так и не извлекли… Жюль Верн до конца жизни хромал. Есть мнение, что именно потому Жюль Верн перестал путешествовать.

Ненормальный объяснил, что таким способом он наказывает дядю за то, что он недостаточно знаменит, и не принят во Французскую академию. Никто не преследовал психически больного 26-ти летнего Гастона, но до конца своих дней он находился в психиатрической больнице.

Всего спустя неделю после стрельбы Гастона пришла весть о смерти издателя Этцеля. Недавно умерла Эстель Дюшен.

Кроме семейных неурядиц, смерти друзей мучали и болезни – сахарный диабет, который в те времена почти не умели лечить. Жюль Верн даже не смог приехать на похороны умершей 15 февраля 1887 года матери, Софи Верн: она мирно скончалась во сне. Позже он, полубольной, приехал в Нант, но только для того, чтобы вступить в права наследства и продать дом родителей.

27 августа 1897 года от сердечного приступа умер брат и соратник Поль Верн.

Уже мало причин для оптимизма.

К тому же наука, которую так любил писатель, в великие возможности которой он так верил, оборачивалась какой-то жуткой стороной: все больше использовалась для производства оружия. Он то был убежден: «Наука должна служить только добру! Нельзя допускать, чтобы она опережала уровень нравственности!».

А на его глазах наука создавала пулеметы, громадные артиллерийские орудия, отравляющие вещества и колючую проволоку.

Жюль Верн на смертном одре.

Оптимизм Верна, вера в «неизбежный» прогресс сменилась тревожным ожиданием чего-то не слишком приятного.

В 1896 году Жюль Верн опубликовал «Флаг родины». Герой этого небольшого романа Том Рок – озлобленный человек, в душе которого «патриотическое чувство… угасло бесследно». Он изобрел «фульгуратор» – орудие такой мощности, что «государство, обладающее им, стало бы неограниченным властелином всех континентов и морей».

По силе действия этот снаряд приближается к атомному оружию… А ведь радиоактивность уже открыта! Опять «гениальное предвидение»? Но тогда предвидение не только атомной бомбы, но и частных армий, засилья уголовных шаек, смыкающихся с политическими радикалами. Ведь Том Рок продает свой чудовищный «фульгуратор» главарю шайки пиратов.

Никаких иллюзий у Жюля Верна нет: Том Рок становится пленником сборища интернациональных негодяев. Но его ждет духовное перерождение!

Над одним из кораблей, осадивших остров пиратов, развевается французский флаг… И тогда Том Рок взрывает собственный сверхснаряд, гибнет вместе с островом и всей бандой.

Еще одной из причин пессимизма писателя стало, как ему казалось, недостаточно высокое положение в литературе. «Больше всего в жизни я сожалею о том, что так и не занял достойного места во французской литературе» – заявлял он.

Это писал человек, которого принимал Папа Римский, о творчестве которого восторженно отзывались королева Британии и император Германской империи. Жаль, что мнение окололитературных снобов из Французской академии была для него важнее, чем мнение миллионов читателей.

Писатель скончался 24 марта 1905 года в своем амьенском доме по адресу Бульвар Лонжери, 44 (сегодня бульвар Жюля Верна), от сахарного диабета. Было ему всего 78 лет. На похороны пришли более пяти тысяч человек, в том числе посол Второй германской империи. Он передал официальные соболезнования семье от императора Вильгельма II. Ни один делегат французского правительства не приехал. Представителей от Французской академии тоже не было.

Погребальная процессия которую возглавляют сын и внук писателя. 1905.

Жюль Верн похоронен на кладбище Мадлен в Амьене. В 1907 году на его могиле возведен памятник работы Альбера Роза. Скульптор изготовил памятник с посмертной маски писателя. Жюль Верн поднимается из могилы, отталкивая плечами мраморную плиту. «К бессмертию и вечной юности» – гласит надпись, выгравированная на плите.