Текст книги "Малыш"

Глава VIII
Ферма Керван

Хотя нам достоверно не известно, как именно прошли первые годы жизни Малыша в провинции Ольстер, нетрудно догадаться, что там ему жилось не слишком счастливо. Коннахтская провинция также была не особо милостива к нашему герою, если вспомнить его пребывание сначала у владельца марионеток, а затем в школе оборванцев. Когда же он оказался в Манстерской провинции на попечении знаменитой актрисы, можно было, кажется, надеяться, что беды его остались в прошлом… но ничуть не бывало! И теперь судьба забросила Малыша в глубь графства Керри, на юго-западной оконечности Ирландии. Быть может, хоть на этот раз ему посчастливится не расставаться с приютившими его добрыми людьми?..

Ферма Керван, его новое пристанище, находилась на северо-востоке графства Керри, в верховьях реки Кэшн, в пяти милях от прихода Силтон. Милях в двенадцати располагался город Трали, центр графства, а в тридцати милях к западу простиралось глубоко изрезанное атлантическое побережье.

Здесь важно пояснить, что земли в этом графстве, как и девять десятых всего острова, принадлежат вовсе не ирландцам, а иностранным лордам-землевладельцам. Одним из них в ту пору был герцог Рокингем, шотландский лорд. Его владение в графстве Керри составляло сто пятьдесят тысяч акров[9]9
  Акр – земельная мера в Англии и Америке, равная 4047 м².


[Закрыть] и включало пахотные земли, луга, леса, озера и полторы тысячи ферм. Но, как и многие другие лендлорды, герцог ни разу не удосужился посетить свои владения. Он передал их в ведение своим управляющим с условием получать ежегодно оговоренную сумму дохода, а те, в свою очередь, частями сдавали землю фермерам в аренду.

Одной из таких ферм и была ферма Керван, арендуемая семьей Мак-Карти у некоего Джона Элдона, доверенного лица герцога Рокингема. Ферма эта, надо сказать, была не из крупных, всего-то в сотню акров. Вдобавок почвы в этих краях были малоплодородны и потому требовали от фермера усиленного труда, чтобы он мог выручить сумму, необходимую для уплаты аренды – а это ни много ни мало по фунту за каждый акр в год.

Однако Мартин Мак-Карти недаром слыл одним из лучших фермеров в округе. Пятидесятидвухлетний, но все еще полный сил, трудолюбивый, опытный в земледелии и научивший этому своих детей, которые, повзрослев, стали его помощниками, он умудрялся порой даже накопить небольшую сумму, несмотря на все платежи и поборы, обременяющие ирландского крестьянина.

Жену Мартина, как мы уже знаем, звали Мартиной. Она была примерной хозяйкой и в свои пятьдесят трудилась, как двадцатилетняя. Зимой, в свободное от хозяйства время, она усердно пряла, сидя у пылающего очага.

Главой же семьи считалась мать Мартина, всеми любимая и уважаемая семидесятилетняя женщина, муж которой управлял прежде этой фермой. Бабушка – так ее все величали – помогала, насколько могла, своей невестке по хозяйству и тоже пряла пряжу. Старший сын Мак-Карти, Мёрдок, двадцати семи лет от роду, здоровенный малый, мрачного, необщительного нрава, был более образован, чем отец, и до того интересовался политическими вопросами, волновавшими тогда ирландцев[10]10
  Ирландия в составе Соединенного Королевства находилась под управлением короля, его наместника и британского парламента. В 1870-х гг. возникло политическое движение, а затем и партия, боровшаяся за создание собственного ирландского парламента и местных органов власти; это движение за самоуправление называлось «home rule». В начале XX в. оно переросло в борьбу за создание независимой Ирландской республики.


[Закрыть], что родные опасались, как бы он не попал из-за своих взглядов в какую-нибудь скверную историю.

Не так давно Мёрдок женился на Китти, дочери соседа. Эта прелестная молодая женщина, любимая всей семьей Мак-Карти, обладала спокойной, гордой красотой и изысканными манерами, нередко свойственными в Ирландии и простым людям. Лицо ее оживлялось большими голубыми глазами, белокурые волосы красиво вились под украшенным лентами чепчиком. Китти очень любила мужа, и Мёрдок, никогда не смеявшийся, порой все же улыбался, глядя на нее. Он чувствовал к жене глубокую привязанность, и только она могла сдержать его порывы, когда в округе объявлялся очередной пропагандист, убеждавший фермеров не подчиняться угнетателям-лендлордам.

И все же Мёрдок частенько ездил в Трали или в какую-нибудь соседнюю деревню на митинги, где высказывался со свойственным ирландцам красноречием. Как сжималось сердце Китти, когда он уезжал! Когда же он возвращался, она сразу угадывала по лицу мужа обуревавшие его чувства. Слыша вырывавшиеся у него порой призывы к восстанию, Китти, по знаку Мартины, пыталась успокоить Мёрдока.

– Милый, – говорила она, – надо запастись терпением… смирением…

– Терпеть, – восклицал он, – когда годы идут, а ничего не меняется? Смиряться, видя таких честных тружениц, как наша бабушка, которые остаются бедняками, всю жизнь проработав, не разгибая спины? Оставаясь вечно терпеливым и смиренным, моя бедная Китти, доходишь до того, что перестаешь сознавать свои права и покорно впрягаешься в ярмо, чего я не сделаю никогда… никогда! – повторял он, гордо подняв голову.

Помимо Мёрдока, у Мартина было еще двое сыновей: Пат, или Патрик, и Сим, или Симус, один двадцати пяти лет, другой – девятнадцати. Пат на тот момент служил матросом на одном из судов торговой фирмы почтенного господина Маркьюрда из Ливерпуля. Что же касается Сима, то он был незаменимым помощником отцу в полевых работах и в уходе за скотом. Он также беспрекословно слушался старшего брата и относился к нему с таким уважением, как если бы тот был главой семейства. Однако нравом Сим резко отличался от серьезного, уравновешенного Мёрдока. Бойкий, склонный к веселости, таящейся всегда в характере ирландца, Сим любил пошутить и посмеяться, чем, несомненно, оживлял довольно строгий уклад жизни этого семейства.

Как уже говорилось, ферма Керван была невелика. Помимо земли, в распоряжении Мак-Карти имелось всего несколько строений.

Главный жилой дом, построенный наполовину из камня, наполовину из соломы, смешанной с навозом, состоял из одного этажа, в котором умещались комнаты бабушки, Мартина с Мартиной и Мёрдока с женой, а также общий зал с большим очагом, служивший одновременно и столовой. На чердаке была небольшая комната, в которой жил Сим, а также Пат во время своих кратких приездов домой между плаваниями.

По одну сторону от главного дома располагались амбары, где хранилось зерно и инструменты, по другую – загоны для коров, овец, свиней, птичник и маслобойня.

Стоит признать, что все постройки фермы, давно нуждавшиеся в ремонте, имели довольно неприглядный вид. Прибитые то тут, то там разнородные доски, створки старых дверей и ставней, куски корабельной обшивки, обломки балок и пластины цинка тщетно пытались прикрыть дыры в стенах. На соломенные крыши были водружены булыжники, чтобы сильные порывы ветра не сорвали их.

Между зданиями лежал широкий двор с воротами, висевшими на двух столбах, и все вместе было обнесено живой изгородью с пестревшими в ней фуксиями. По двору, заросшему сорняками, разгуливали домашние птицы, выискивая себе корм, а посредине блестел пруд в окружении кустов азалий и золотисто-желтых маргариток.

Крыши построек зеленели не меньше двора. Из соломы пробивались всевозможные растения, в основном те же фуксии, чьи яркие цветки, колеблемые ветром, хоть немного радовали глаз. Что же до стен, напоминавших своими заплатами одежду бедняка, то их покрывал тройной слой плюща, такого густого и могучего, что, кажется, он мог бы с успехом заменить эти стены, когда те окончательно разрушатся.

От пахотных земель дом и двор отделялись огородом, где Мартин выращивал для семьи овощи, прежде всего репу, капусту и, конечно, картофель – главную пищу ирландской деревни. Вокруг огорода росли тисы, которых никогда не касались садовые ножницы, немного поодаль красовался лесок с ясенями, буками, высокими земляничниками и рябиной. К ферме подступали бесплодные болотистые равнины с извечным тростником и вереском, а в трех милях начинался подъем на горную гряду, поросшую темно-зелеными елями.

Ферма Керван, увы, не могла похвастаться высокими доходами от земледелия. Из-за скудости местной почвы пшеница здесь не отличалась ни длиной колосьев, ни весом зерна, поэтому ее Мак-Карти сеяли мало. Муку делали больше из овса, хотя тот тоже вырастал довольно тощим. Гораздо выгоднее было сеять ячмень и рожь. Климат же в этих краях был настолько суров, что жатва наступала лишь в октябре и ноябре. Вдобавок ко всему летом над полями кружили громадные стаи ворон и целые тучи толстоклювых воробьев, выклевывавших посевы и зреющее зерно. Для здешних земледельцев птицы были настоящим бичом.

Фермерское хозяйство немыслимо без скота: одни животные служат для работы в поле, другие дают молоко и мясо, и все вместе – необходимое для почвы удобрение. На ферме Керван было шесть лошадей; но даже запряженные по две и по три, они с трудом тащили плуг, вспахивая каменистую почву. И все же эти животные, не уступавшие своим хозяевам в усердии и терпении, приносили громадную пользу, часто довольствуясь при этом очень скудной пищей. Компанию им составлял осел, питавшийся чертополохом, который, на его счастье, никогда не переведется в Ирландии.

Также из скота Мак-Карти имели полдюжины дойных коров, рыжеватых и весьма недурных, и сотню черноголовых овец с белой шерстью, требовавших большого ухода в длинные зимние месяцы. Куда меньше хлопот доставляли козы в количестве двадцати голов, ведь они могли сами отыскивать себе на обед сухие листья даже в сильнейшие морозы. Держал Мартин и свиней, но разводил их не на продажу, а лишь для собственного стола. Также достаточно у него было и домашней птицы – кур, уток и гусей, яйцами которых фермер снабжал ярмарку в Трали.

Следует упомянуть еще о собаке по кличке Бирк, шотландском грифоне[11]11
  Грифо́н – здесь: тип легавых собак, как правило, средних размеров, крепкого телосложения, с длинной жесткой шерстью.


[Закрыть], выученном стеречь стадо. Полноценных охотничьих собак на ферме не было, несмотря на то что окрестности изобиловали дичью – да какой в этом прок, когда за право на охоту нужно уплатить несусветную пошлину в британскую казну? О нет, охота – это развлечение для лордов…

Такова была ферма Керван и ее обитатели – честная, трудолюбивая семья Мак-Карти, в которой оказался теперь наш Малыш. В этом суровом краю людям жилось непросто, и все же не было никаких сомнений, что после «Рэггид-скул» с ее губительной средой и жизни у мисс Уэстон, лишенной всякой искренности, здоровая атмосфера фермы должна была определенно пойти мальчику на пользу.

Глава IX
Ферма Керван (продолжение)

Двадцатого октября у ворот фермы раздались веселые возгласы:

– Отец идет!

– И мать!

– Вот они оба!

Это кричали Китти и Сим, увидав издали супругов Мак-Карти, возвращавшихся домой.

– Здравствуйте, дети! – приветствовал их Мартин. – Здравствуйте, милые мои! – произнесла, входя, Мартина.

Фермер с женой выехали из Лимерика рано утром. Они совсем продрогли, проехав около тридцати миль в это холодное осеннее время, да еще в экипаже особой местной конструкции. Представьте себе телегу с двойной скамьей посередине и на ней – десять пассажиров, по пять вдоль каждой стороны, упершихся ногами в прибитые по краю доски и прислонившихся к положенному за спину багажу, – и вы получите транспортное средство, употребляемое обычно в Ирландии. Конечно, его не назовешь удобным, ведь сидящий в нем ничем не защищен от ветра и непогоды и может любоваться лишь одной стороной пейзажа, зато это самый быстрый здешний транспорт, и все возницы отличаются ловкостью и проворством.

Неудивительно поэтому, что Мак-Карти с женой, выехавшие около семи часов утра из Лимерика, уже в четвертом часу подъехали к своей ферме. Высадив их, экипаж покатился дальше к центру графства.

Мёрдок, завидев родителей, также поспешил к ним навстречу.

– Благополучно ли вы съездили, отец? – спросила молодая женщина, расцеловавшись с Мартином.

– Отлично, Китти.

– Нашли ли вы капустную рассаду на лимерикском рынке? – спросил Мёрдок.

– Да, сын мой, нам пришлют ее завтра.

– И репу?

– Да, самый лучший сорт.

– Это хорошо, отец.

– И мы нашли еще кое-что, по-моему, тоже очень недурное!..

Мёрдок и Сим с удивлением глядели на ребенка, которого Мартина передала Китти со словами:

– Вот вам мальчуган, пока мы ждем, когда же Китти подарит нам своего.

– Да он совсем замерз! – воскликнула молодая женщина.

– Я укрывала его всем, чем могла, – заверила фермерша.

– Скорей несите его в дом, – распорядился Мартин. – И надо пойти поздороваться с бабушкой – она, небось, уж заждалась нас.

Китти взяла Малыша на руки, и вскоре все семейство собралось в столовой, где бабушка сидела в большом кресле с мягкими подушками. Ей принесли ребенка, которого она, лаская, посадила к себе на колени.

Малыш, ничего не понимая, с удивлением осматривался по сторонам. Опять все вокруг было по-новому, но совсем не так, как вчера. Казалось, это все ему только снится. Сколько его окружало добрых лиц, старых и молодых! Путешествие развлекло ребенка, и он вдоволь надышался чудным воздухом, напоенным благоуханием осенних цветов и листвы. Перед отъездом он поел горячего супа и всю дорогу грыз превкусные лепешки, которые Мартина доставала из своего дорожного мешка. Он рассказал, как умел, о своем прошлом – о пребывании в школе оборванцев, о пожаре, о добром Грипе, которого он не переставал вспоминать; затем о мисс Анне, которая оказалась не его матерью, хотя и назвала его своим сыном, и о сердитом господине, называвшемся герцогом, хотевшем его отнять; наконец, о том, как его все бросили и он очутился на лимерикском кладбище. Фермеры, признаться, немногое поняли из его рассказа, но видели в мальчике брошенное существо, самим Провидением вверенное их заботе.

Растроганная бабушка поцеловала ребенка, остальные последовали ее примеру.

– А как его зовут? – спросила вдруг бабушка.

– Он не упоминает другого имени, кроме Малыша, – ответила Мартина.

– Что ж, будем и мы его так называть, – решила бабушка.

– А когда он станет взрослым, как же тогда? – спросил Сим.

– Все равно пусть остается Малышом! – заключила добрая старушка, снова целуя его.

Затем с мальчика сняли лохмотья, в которых он играл роль Сиба, и заменили детской одеждой Сима, совсем не новой, но чистой и теплой. Заметим, что и здесь ему оставили его шерстяную кофту, перешитую Грипом из фуфайки, – он очень дорожил ею, хоть она уже и становилась ему тесновата.

В тот вечер Малыш ужинал за столом этих славных людей, сидя на высоком стуле и спрашивая себя с тревогой, не исчезнет ли все это вдруг как сон. Нет! Ничто не исчезало – ни вкусный овсяный суп, которого ему досталась полная тарелка, ни кусок сала с капустой, ни пирог из гречневой муки с яйцами, разделенный поровну между всеми и запиваемый вкусным ячменным напитком. Что за роскошный ужин! Да еще все улыбаются кругом – за исключением разве что старшего брата, всегда серьезного и немного грустного.

И вдруг на глазах мальчика выступили слезы и покатились по щекам.

– Что с тобой, Малыш? – с тревогой спросила Китти.

– Не надо плакать, тебя здесь все будут любить, – поспешила заверить бабушка.

– А я наделаю тебе игрушек, – прибавил Сим.

– Я не плачу… – ответил ребенок. – Разве ж это слезы!..

И правда, то были слезы не от грусти, а от избытка чувств.

– Ну, довольно, – сказал Мартин, впрочем, совсем не сердито, – на первый раз я тебя прощаю, но предупреждаю, мальчуган: здесь плакать запрещено!

– Я больше не буду, господин, – ответил мальчик и позволил бабушке вновь заключить себя в объятия. Мартин с Мартиной нуждались в отдыхе с дороги. Впрочем, все на ферме ложились спать рано, так как привыкли вставать с восходом солнца.

– Куда мы его положим, этого мальчугана? – спросил фермер.

– Ко мне в комнату, – ответил Сим. – Я буду спать с ним на одной постели, как будто он мой маленький брат!

– Нет, детки, – ласково ответила бабушка, – пусть он спит у меня. Он меня не стеснит, напротив, это доставит мне удовольствие.

Каждое желание бабушки исполнялось всегда беспрекословно. Поэтому к ней в комнату принесли кроватку, в которую и уложили Малыша.

Чистые простыни, хорошее одеяло – все это уже довелось узнать ему в свое недолгое пребывание у мисс Уэстон. Но никакие ласки актрисы не могли сравниться с добротой этой почтенной семьи. Малыш, вероятно, и сам хорошо чувствовал разницу, особенно когда бабушка крепко поцеловала его, укрывая одеялом.

– О, спасибо… спасибо!.. – прошептал он.

Этим и ограничилась его вечерняя молитва, так как другой он и не знал.

Начиналось холодное время года. Жатва была окончена. В полях почти уже нечего было делать. В этом суровом климате не сеют на зиму пшеницу, овес или ячмень – они не переносят столь долгих и сильных холодов. Мак-Карти, зная это по опыту, сеял зерно только в марте и даже в апреле. Но это вовсе не значило, что сейчас все сидели без дела. Надо было молотить ячмень и овес, да и вообще в длинные зимние месяцы работа не переводилась.

Малыш смог убедиться в этом на следующий же день. Встав на заре, он отправился к хлеву, словно предчувствуя, что там для него найдется дело. Ведь ему, в конце концов, уже почти шесть лет! В этом возрасте вполне можно самому пасти уток, коров и даже овец, если, конечно, имеешь в помощь собаку. Об этом он и сообщил семье, сидя утром за чашкой теплого молока.

– Хорошо, мальчик, – ответил Мартин, – ты хочешь работать – это похвально. Надо уметь жить своим трудом.

– И я буду трудиться, господин Мартин.

– Но он еще так юн! – покачала головой бабушка. – Это ничего, госпожа…

– Зови меня бабушкой.

– Так вот, бабушка, это ничего не значит! Я был бы так счастлив, если бы мог работать.

– Ты будешь работать, – произнес Мёрдок, удивленный твердым и решительным характером ребенка, повидавшего на своем коротком еще веку столько несчастий.

– Спасибо, господин!

– Я научу тебя ходить за лошадьми, – продолжал Мёрдок. – И ездить верхом, если только ты не боишься.

– О, с удовольствием, – ответил Малыш.

– А я выучу тебя ухаживать за коровами, – предложила Мартина, – и доить их, если ты не испугаешься их рогов.

– С удовольствием! – обрадовался Малыш.

– А я, – вскричал Сим, – пасти овец в поле!

– Пожалуйста, я так этого хочу! – сказал Малыш. – А умеешь ли ты, мальчуган, читать?.. – спросил фермер.

– Немного. И еще писать печатными буквами…

– А считать?..

– О да… до ста!

– Хорошо! – улыбнулась Китти. – Я выучу тебя считать до тысячи и писать прописью.

– Буду очень благодарен вам, госпожа.

Малыш соглашался на все, что бы ему ни предложили. Желая, видимо, отблагодарить как-нибудь этих добрых людей, он был готов довольствоваться ролью маленького слуги на ферме. Однако ответы мальчика свидетельствовали о серьезности его ума, особенно когда фермер сказал ему, посмеиваясь:

– Да ты у нас будешь просто сокровищем, Малыш! Лошади, коровы, овцы… Нам и заняться будет нечем, если ты возьмешь все это на себя… А сколько же ты запросишь у меня жалованья?

– Жалованья?..

– Ну да! Не даром же ты хочешь работать, я полагаю…

– О нет, господин Мартин.

– Как?! – вскричала изумленная Мартина. – Мало того, что ему дают кров, пищу и одежду, – он хочет еще, чтобы ему платили?

– Да, госпожа.

Все смотрели на ребенка с таким удивлением, точно он сказал нечто невообразимое.

Мёрдок, также наблюдавший за ним, сказал только:

– Дайте же ему объясниться!

– Да, – прибавила бабушка, – скажи нам, что ты хочешь получать за работу? Деньги?

Малыш покачал головой.

– Ну же! Может, крону в день? – спросила Китти. – О, что вы, госпожа!..

– В месяц?.. – подсказала фермерша.

– О нет…

– В год, может быть? – сказал Сим, разразившись смехом. – Крону в год?..

– Скажи же нам, чего ты хочешь, мальчик! – уже серьезно сказал Мёрдок. – Я понимаю, что тебе хочется зарабатывать, как это делаем все мы. Но как бы мало ты ни получал, все же это приучит тебя считать деньги. Так сколько же ты хочешь? Пенни… Один коппер в день?..

– Нет, господин Мёрдок.

– Так объясни нам наконец!..

– Я бы хотел, господин Мартин, чтобы вы каждый вечер давали мне камешек…

– Камешек?! – воскликнул Сим. – Уж не думаешь ли ты сколотить себе состояние из камешков?

– Нет… Но все же это доставит мне удовольствие. А потом, через несколько лет, когда я буду уже большой и если вы будете довольны мною…

– Решено, Малыш! – подхватил, догадавшись, Мартин. – Тогда мы поменяем твои камешки на пенсы или шиллинги!

Все поздравили Малыша с блестящей идеей, и в этот же вечер Мартин Мак-Карти вручил ему первый камешек – один из тех миллионов голышей, какими усыпаны берега реки Кэшн. Малыш аккуратно опустил его в большой глиняный горшок, который дала ему бабушка вместо копилки.

– Странный ребенок! – сказал Мёрдок отцу.

Выходит, и правда, на его благородную натуру не смогли повлиять ни дурное обращение Торнпипа, ни подстрекательства хулиганов из «Рэггид-скул». Наблюдая за ним изо дня в день, семейство фермеров также убедилось в его хороших задатках. Он не лишен был даже веселости, свойственной национальному характеру ирландца, однако же не был одним из тех мальчишек, которые готовы шалить днями напролет и вечно считают ворон. Нет, Малыш всегда был очень вдумчив, старался вникнуть в суть вещей, расспрашивая обо всем и все желая знать, смотря по сторонам пытливыми глазами. Какую бы вещь он ни нашел, будь то даже просто булавка, мальчик всегда поднимал ее и припрятывал, точно это был шиллинг. Он берег одежду, заботясь, чтобы она оставалась чистой. Все его туалетные принадлежности лежали всегда на своих местах. У него была врожденная любовь к порядку. Ребенок отвечал вежливо, когда с ним разговаривали, но не стеснялся расспрашивать, если чего-нибудь не понимал. В то же время Малыш делал большие успехи в учебе. Особенно легко давалась ему арифметика; он легко соображал в уме то, что другие дети смогли бы посчитать лишь на бумаге. И Мёрдок не без удивления признавал, что всеми поступками Малыша руководил недюжинный ум. Также отметим, что благодаря урокам бабушки он вскоре усвоил учение католической церкви и ежедневно читал с усердием утренние и вечерние молитвы.

Зима подходила к концу – холодная, с сильным ветром, проносившимся, как ураган, по долине реки Кэшн. Сколько раз обитатели фермы боялись, что крытые соломой крыши сорвет и ветхие строения вот-вот рухнут! Просить же управляющего Джона Элдона об их ремонте было тщетно, так что Мартину и его детям приходилось заботиться об этом самим, то есть все время что-нибудь чинить и латать. Иными словами, хлопот хватало.

Женщины тем временем занимались своим делом: бабушка пряла, сидя у очага, Мартина и Китти смотрели за скотом и птицей. Малыш помогал им, чем мог. Будучи еще слишком мал, чтобы ухаживать за лошадьми, он избрал себе в питомцы старого осла, упрямого, но доброго, и заботился о том, чтобы животное всегда было чистым, за что получал похвалы от Мартины. А вот со свиньями подобное не удалось – те ни в какую не желали быть опрятными, и Малышу в конце концов пришлось сдаться. Овец же он всех пересчитал и записал, сколько их было – а именно сто три, – в старой записной книжке, подаренной ему Китти. У мальчика определенно была склонность к подобным подсчетам, и можно было подумать, что это явилось следствием уроков, преподанных ему О’Бодкинсом в школе оборванцев.

Это его влечение развивалось все сильнее и яснее всего проявилось в тот день, когда Мартина пошла за яйцами, отложенными на зиму. Фермерша стала набирать себе дюжину, как вдруг была остановлена криком Малыша:

– Не эти, не эти, госпожа Мартина!

– Не эти?.. Почему же?

– Потому что так будет не по порядку.

– Какой еще тут порядок? Разве яйца не все одинаковы?

– Конечно, нет! Вы вот взяли сорок восьмое, тогда как надо начинать с тридцать седьмого… Посмотрите. И тут Мартина увидела, что на каждом яйце стоял номер, написанный чернилами. А раз ей нужно было двенадцать яиц, то она должна была брать их по порядку, согласно номерам, то есть с тридцать седьмого по сорок восьмое, а не с сорок восьмого по пятьдесят девятое. Похвалив ребенка, фермерша взяла яйца с нужными номерами.

Когда она рассказала об этой истории домашним за завтраком, все присоединились к ее похвалам. А Мёрдок спросил:

– Малыш, а ты сосчитал ли кур и цыплят?

– Конечно, – ответил ребенок и, вынув из кармана книжку, добавил: – У нас сорок три курицы и шестьдесят девять цыплят!

– Тебе остается лишь сосчитать, сколько зерен овса в каждом мешке! – засмеялся Сим.

– Не смейтесь над ним, дети! – заметил Мартин Мак-Карти. – Это доказывает, что он любит порядок, а порядок в мелочах влечет за собой аккуратность и в делах более важных!

Затем, обращаясь к ребенку, он спросил:

– А твои камешки, – камешки, которые я тебе даю каждый вечер?

– Я прячу их в горшок, – ответил Малыш, – и у меня уже набралось пятьдесят семь камешков.

Действительно, прошло уже пятьдесят семь дней, с тех пор как он поселился на ферме.

– Ого! – сказала бабушка. – Да это целых пятьдесят семь пенсов, если считать каждый камешек по пенсу…

– Не смейтесь над ним, дети! – заметил Мартин Мак-Карти. – Это доказывает, что он любит порядок.

– Только подумай, Малыш, сколько бы ты мог купить на эти деньги пирожков!..

– Пирожков?.. О нет, Сим… Я предпочел бы купить красивых тетрадей!

Год близился к концу. После ноябрьских вьюг наступили сильные холода. Толстый слой смерзшегося снега покрывал землю. Наш маленький герой приходил в восторг, глядя на белые деревья с гирляндами сосулек. А причудливые красивые узоры на стеклах окон! А замерзшая река с нагромождением льдин – целыми ледяными горами!

Конечно, картина эта не была для него такой уж новой: он не раз видел ее, бегая по улицам Голуэя. Но в ту печальную пору его жизни он был едва одет, бегал босой по снегу, и холод пронизывал его насквозь. Из его глаз текли ручьями слезы, руки синели и пухли. И когда он возвращался в приют, ему не доставалось места у огня.

Каким же счастливым он себя чувствовал теперь! Какое блаженство жить между любящими людьми! Казалось, их ласка согревала Малыша больше, чем теплая одежда, здоровое питание и яркий огонь в очаге. Его окружали добрые, сердечные люди. У него были теперь и бабушка, и мать, и братья – одним словом, семья. И он думал о том, что никогда уже не покинет их. Он будет работать вместе с ними, будет жить наконец своим трудом, как сказал ему однажды Мёрдок, – и эта мысль уже не покидала мальчика.

О, и как он был счастлив, когда ему впервые довелось принять участие в празднике, пожалуй, самом почитаемом во всей Ирландии!

Было 25 декабря – Рождество. Малыш уже знал, в память какого события чествуется этот день христианами, но он не знал, каким семейным торжеством ознаменовывается Рождество в Соединенном Королевстве. Оно явилось для ребенка полной неожиданностью, хотя он и заметил, что делались какие-то приготовления. Однако бабушка, Мартина и Китти окружали свои хлопоты такой таинственностью, что он не решился их расспрашивать.

К огромному удовольствию Малыша, ему сказали надеть лучшее платье, и так же поступили все члены семьи. С утра они все вместе поехали в церковь в Силтоне, но и вернувшись домой, не снимали праздничной одежды. Когда же они собрались к обеду, поданному в тот день на два часа позже обычного, стол был выдвинут на середину комнаты и уставлен ослепительно сверкавшими свечами. Вдобавок ко всему их трапеза отличалась бо́льшим числом блюд, пенистым пивом в кувшинах и огромным пирогом, который испекли Мартина с Китти по особому рецепту, доставшемуся от прабабки, как говорили, весьма искусной в кулинарном деле.

Нетрудно представить, как весело прошел рождественский обед в семье Мак-Карти. Даже Мёрдок, видя, как все вокруг громко смеются, улыбался – а ведь его улыбка была что солнечный луч в морозный день! Что же до Малыша, то самый большой восторг у него вызвала елка, стоявшая в центре стола, украшенная лентами и звездочками, мерцавшими в ее ветвях.

И вот бабушка сказала ему:

– Поищи-ка под ветвями, дитя мое, не найдется ли там чего-нибудь для тебя!

Малыш не заставил себя упрашивать. И какую же он испытал радость, как зарделся весь от удовольствия, когда нашел под елкой хорошенький ирландский нож в футляре, прикрепленном к кожаному пояску! Это был его первый рождественский подарок, и мальчик был очень горд, когда Сим помог ему надеть пояс поверх курточки.

– Спасибо, бабушка… спасибо всем вам, всем! – повторял Малыш, перебегая от одного члена семьи к другому.