Текст книги "Кловис Дардантор"

– Государство?.. Унаследует мое состояние?.. И тут же проест, как это ему всегда было свойственно?..

– Это не ответ, месье Дардантор. Известно, основное предназначение человека – создавать семью и продолжать себя в своих детях.

– Верно, но ведь можно иметь их и не женившись.

– Как прикажете вас понимать? – спросил доктор.

– Только в самом прямом смысле, и что касается меня лично, я предпочитаю детей, уже появившихся на свет.

– Вы хотите сказать, приемных? – решил уточнить Жан.

– Ну конечно же! Это во сто крат лучше и разве не более разумно? К тому же есть возможность выбора. Например, плохо, что ли, взять детей здоровых и душой и телом, когда они уже перенесли всякие там коклюши, скарлатины, кори. Блондинов или брюнетов, умных или глупых! Кого захотел, того и подарил себе – мальчика или девочку! Не возбраняется заиметь одного ребенка или двоих, троих, четверых, да хоть дюжину! Все зависит от врожденной тяги к усыновлению. Человек волен сотворить хоть целое семейство наследников, причем с заранее гарантированными физическими и моральными достоинствами, не дожидаясь, пока Господь Бог снизойдет благословить брачный союз. Я предпочитаю сам благословить себя – в подходящий час и по собственному желанию.

– Браво, месье Дардантор, браво! – воскликнул Жан. – За здоровье ваших приемышей!

И стаканы звонко чокнулись в который уже раз.

Много потеряли бы сотрапезники, если бы не услышали заключительной фразы из тирады экспансивного и поистине великолепного перпиньянца, неспособного, впрочем, сделать из нее практический вывод.

– Пусть в вашем методе и есть какой-то резон, – счел своим долгом заметить Бюгараш, – но если к нему прибегнут все, в мире останутся одни только приемные отцы. Подумайте сами, спустя какое-то время совершенно исчезнут дети, и тогда просто некого будет усыновлять!

– Ничуть не бывало, капитан, это вовсе не так! – возразил Кловис Дардантор. – Славных людей, жаждущих жениться, всегда будет предостаточно. Их тысячи, их миллионы!

– К счастью, – заключил доктор Брюно. – Ведь в противном случае человечество перестало бы вскоре существовать!

И разговор продолжался еще более оживленно, правда, не представляя никакого интереса ни для месье Эсташа Орьянталя, попивавшего кофе на другом конце стола, ни для Агафокла Дезиранделя, занятого десертом.

Марсель, вспомнив вдруг раздел восьмой гражданского кодекса, задал вопрос из области правоведения:

– Месье Дардантор, когда человек вознамерится кого-то усыновить, ему необходимо соблюсти определенные условия.

– Я это знаю, месье Лориан, и думаю, что уже соблюдаю некоторые из них.

– Да, действительно, – подтвердил Марсель, – поскольку вы и так являетесь французом мужского или женского пола...

– В особенности мужского, если вы соблаговолите поверить мне, господа.

– Мы верим вам на слово, – успокоил его Жан, – и ничуть не удивлены вашей принадлежностью именно к этому полу.

– Более того, – продолжил Марсель, – закон обязывает особу, желающую стать приемным отцом или приемной матерью, не иметь ни детей, ни законных наследников.

– Это как раз мой случай, господин юрист, – заявил перпиньянец, – и добавлю, что у меня нет никаких родственников по восходящей линии.

– Родственники по восходящей линии – не помеха.

– И у меня вообще никаких родственников нет.

– Но существует еще одно условие, которому вы, месье Дардантор, не соответствуете!

– Какое именно?

– Вам еще не исполнилось и пятидесяти! Нужно дожить до этого возраста, чтобы закон позволил усыновить.

– Через пять лет мне будет пятьдесят, если даст Господь, а почему бы ему и не дать?

– Он будет неправ, не сделав этого, – поддержал Жан. – Ему не найти лучшего места для капиталовложения, чем ваша особа.

– И я так думаю. Поэтому дождусь полных пятидесяти, чтобы составить акт усыновления, если, конечно, представится такая возможность, или, как выражаются деловые люди, подходящий случай.

– Но вы сможете сделать это лишь при условии, что тот или та, на ком остановится ваш взгляд, будет не старше тридцати пяти, поскольку закон требует, чтобы усыновитель был старше усыновленного как минимум на пятнадцать лет, – заметил Марсель.

– Неужто вы думаете, – вскричал месье Дардантор, – что я мечтаю осчастливить себя холостяком или старой девой?! Да нет же, черт подери! Ни среди тридцатипяти-, ни среди тридцатилетних я искать не буду. Я поищу человека, стоящего на пороге совершеннолетия, если уж кодекс требует совершеннолетия усыновляемого.

– Все это хорошо, месье Дардантор, – произнес Марсель. – Мы установили, что вы соответствуете этим условиям... Но и тут я испытываю досаду по поводу ваших усыновительских планов, ибо существует еще одно условие, недостающее вам. Готов пойти на пари...

– Как будто я не пользуюсь хорошей репутацией! Может ли кто-нибудь усомниться в порядочности Кловиса Дардантора из Перпиньяна в Восточных Пиренеях, коснись это хоть моей частной, хоть общественной жизни?

– Никто! – воскликнул капитан Бюгараш.

– Никто! – присоединился к нему доктор Брюно.

– Никто! – провозгласил Жан Таконна.

– Наверняка никто, – заключил Марсель Лориан. – А это значит, что не об этом я хотел сказать вам.

– А о чем же? – удивился месье Дардантор.

– Об одном определенном условии, которого требует закон, и им-то вы без сомнения пренебрегли.

– Каким же?

– Тем, чтобы усыновитель заботился об усыновляемом в течение шести лет до его совершеннолетия.

– Так гласит закон?

– Безусловно.

– Какая же тварь включила это в кодекс?

– Дело не в твари.

– А теперь скажите, месье Дардантор, – настойчиво спросил доктор, – заботились ли вы когда-нибудь таким образом о ком-то из ваших юных друзей?

– Насколько припоминаю, нет.

– В таком случае, – сделал вывод Жан, – у вас есть только одна возможность использовать ваше состояние – создать благотворительное заведение, которое будет носить ваше имя.

– Этого тоже требует закон? – решил уточнить перпиньянец.

– Да, – подтвердил Марсель.

Кловис Дардантор нисколько не скрывал разочарования, вызванного подобным предписанием закона. Если бы ему заранее было известно об этом, он легко смог бы выполнить данное требование, заботясь на протяжении шести лет о юноше или девушке! Как же плохо не знать законов! Правда, нельзя быть уверенным в хорошем выборе, когда имеешь дело с чересчур юными существами: ведь в таком случае нет никаких гарантий относительно того, какими они станут в будущем.

Впрочем, говоря откровенно, наш перпиньянец никогда не задумывался всерьез об условиях усыновления. Теперь же встревожился.

Действительно ли необходимо все то, о чем говорил Марсель Лориан? Не ошибся ли этот парень?

– Вы можете меня заверить, что гражданский кодекс?.. – переспросил он.

– Да, могу, – ответил Марсель. – Загляните в раздел об усыновлении, статья триста сорок пятая. Там сформулировано это как необходимое условие... если только...

– Если только – что? – переспросил Кловис Дардантор. И лицо его просветлело. – Говорите! Говорите же! – торопил он. – Не томите меня недомолвками! Если только – что?..

– Если только, – растолковал Марсель, – кандидат в приемыши не спасал жизнь своему вероятному усыновителю, будь то в сражении, во время пожара или в бушующем море... Так гласит закон.

– Но я не тонул и не собираюсь тонуть! – воскликнул разочарованно месье Дардантор.

– И все же это может случиться вами в любое время, как каждым смертным! – заявил Жан.

– Я также очень надеюсь, что и дом мой никогда не загорится.

– Ну и напрасно, дом ваш может сгореть не хуже любого другого. А если не дом, так театр, где в это время вы вдруг будете находиться... И даже наше судно не застраховано от такого...

– Ладно, господа, насчет воды и огня я согласен. Что же касается сражения, то меня сильно бы удивило, если бы я ввязался в него! И еще надеюсь, что, имея пару крепких рук и пару ног, не буду нуждаться в чьей бы то ни было помощи!

– Кто знает! – философски заметил Жан.

Что бы там ни произошло в дальнейшем, но Марсель Лориан четко изложил все требования закона из восьмого раздела гражданского кодекса. Что же касается остальных условий, то он не стал говорить о них, поскольку в том не было нужды. Например, так как Кловис Дардантор был холостяком, юноша не сообщил перпиньянцу, что если усыновитель женат, то усыновление возможно лишь при отсутствии возражений со стороны супруги. Не упомянул он также и о том, что для усыновления несовершеннолетнего, то есть не достигшего двадцатипятилетнего возраста, следует предварительно заручиться согласием его родных.

Вряд ли в ближайшее время месье Дардантор смог бы осуществить свою мечту – создать семью из приемных детей. Но, безусловно, у него было еще время выбрать юношу и заботиться о нем положенные шесть лет, а затем наделить приемыша своим именем вкупе со всеми правами законного наследника. Ну а если перпиньянец все же не решился бы взять на воспитание чужого ребенка, то ему для усыновления более зрелого человека пришлось бы иметь дело с одним из трех случаев, предусмотренных законом. Иначе говоря, необходимо было бы что-то предпринять, чтобы его спасли от нападения или не дали ни сгореть, ни утонуть. Но возможно ли, чтобы такой респектабельный гражданин, как Кловис Дардантор, попал в подобные передряги? В это, представлялось ему, не поверили бы ни он сам, ни кто-либо иной.

Обедавшие обменивались репликами, то и дело подымая бокалы с шампанским. И наш друг не собирался уворачиваться от шуточек и потому первый откликался на них веселым смехом. Но сознание перпиньянца сверлила одна и та же мысль: поскольку он не собирался сделать своим единственным наследником государство и не желал, чтобы его состояние превратилось в выморочное имущество, то ему следовало по совету Жана Таконна использовать свое богатство для учреждения благотворительного заведения. Или же назначить своим наследником первого встречного! Но нет, месье Дардантор был стоек в своих убеждениях!

Наконец этот достопамятный обед, затянувшийся сверх всякой меры до семи часов, был завершен, и сотрапезники поднялись на ют.

Чудный вечер предвещал прекрасную ночь. Тент был убран. Люди вдыхали свежий воздух, волнуемый бризом. Берег, погружаясь в сумерки, проступал на западном горизонте как расплывчатая акварель.

Месье Дардантор и его спутники, продолжая беседовать, прогуливались по палубе, окутанные дымом первоклассных сигар, которыми перпиньянец угощал всех с трогательной щедростью. И когда они разошлись, условившись о завтрашней встрече, было уже около половины десятого.

Кловис Дардантор помог месье Дезиранделю добраться до каюты супруги, а затем направился к своей, где ни шум, ни пароходная суета не могли потревожить его сон.

Что же касается юных парижан, то Жан обратился к кузену:

– У меня возникла замечательная идея.

– Какая?

– А что, если мы заставим этого добряка усыновить нас?

– Нас?!

– Тебя и меня... Или либо тебя, либо меня!

– Жан, ты в здравом уме?

– Утро вечера мудренее. И потому завтра сообщу тебе о совете, что нашепчет мне ночь.

ГЛАВА V,
в которой Патрик по-прежнему считает, что его хозяин лишен утонченности.

К восьми утра на юте еще не появилось ни одного пассажира. Между тем море не было настолько беспокойным, чтобы вынудить их сидеть по каютам. Невысокие средиземноморские волны мягко покачивали «Аржелес». Мирную ночь сменял солнечный день. И только из-за лени путешественники остались на своих койках, вместо того чтобы встретить восход светила. Одни не могли стряхнуть с себя остатки сна, другие предавались неясным мечтаниям. И всех их зыбь укачивала, словно младенцев в колыбели.

Речь здесь, конечно, идет только о тех счастливчиках, что даже в шторм не страдают от морской болезни, а не о бедолагах, чувствующих себя всегда плохо, даже в хорошую погоду. К последним относились супруги Дезирандель и некоторые другие, кто смог бы восстановить свое физическое и душевное равновесие лишь по прибытии судна в порт.

На редкость прозрачный чистый воздух прогревался сияющими лучами. Подрагивала блестками мелкая морская рябь. «Аржелес» шел на скорости десять миль в час, держа курс на юго-юго-восток, по направлению к Балеарским островам. Мимо корабля проплыло несколько судов, украшенных султанами дыма или сверкавших на фоне чуть затуманенного горизонта белизной своих парусов.

Поглощенный своим делом, месье Бюгараш расхаживал по капитанскому мостику. Когда же у входа на ют показались Марсель и Жан, капитан спустился к ним пожать руки:

– Надеюсь, ночь прошла спокойно, господа?

– Да, вполне, – ответил Марсель, – лучше не может быть. Не знаю ни одного гостиничного номера уютнее каюты на «Аржелесе».

– Я того же мнения, месье Лориан, – заявил Бюгараш, – и не могу себе представить, что можно жить где-то, кроме как на борту парохода.

– Скажите об этом месье Дезиранделю, – посоветовал молодой человек, – и если он разделяет ваш вкус...

– Нет, такое я не скажу ни этой рептилии, ни остальным, подобным ему, поскольку сия публика совершенно неспособна оценить радость морского плавания! – воскликнул капитан. – Это же настоящие сундуки, и место им – в трюме! Такие пассажиры просто срам для судов! Впрочем, если платят за проезд...

– Да-да! – смеясь подтвердил Марсель.

Жан, обычно разговорчивый и экспансивный, выглядел чем-то озабоченным и на этот раз ограничился тем, что пожал морскому волку руку, участвовать же в разговоре не стал.

Но Марсель не отставал от капитана.

– Как вы считаете, когда покажется Мальорка?

– Мальорка? Около часу дня. Вскоре мы увидим самые высокие из гор на Балеарских островах.

– А мы сделаем остановку в Пальме?

– Да, где-то до восьми вечера, на то время, какое нам потребуется на погрузку товаров для доставки в Оран.

– Надеюсь, мы успеем осмотреть остров?

– Остров – нет, но город Пальму, который, как говорят, того заслуживает, вероятно.

– Что значит «как говорят»? А вы сами разве не бывали на Мальорке?

– Бывал. Раз тридцать, если не сорок.

– И вы никогда не осматривали остров?

– А время, месье Лориан, время? Разве оно у меня есть?

– Ни времени... и, быть может, ни охоты?

– И правда, нет охоты! Есть люди, которые скверно чувствуют себя на море. А вот мне не по себе на суше!

И тут Бюгараш расстался с собеседником и вернулся на капитанский мостик.

Марсель повернулся к двоюродному брату:

– Жан, что это ты сегодня с утра молчалив, как Гарпократ[41]41
  Гарпократ – греко-римское имя египетского бога Гора.


[Закрыть]?

– Потому что думаю, Марсель.

– О чем?

– О том, что я тебе сказал вчера.

– А что ты мне сказал?

– Что у нас появилась единственная в своем роде возможность сделать так, чтобы этот господин из Перпиньяна усыновил нас.

– И ты все еще размышляешь об этом?

– Да, признаться, всю ночь я ломал над этим голову.

– Жан, ты это серьезно?..

– Вполне. Ведь ему хочется иметь приемных детей, так пусть возьмет нас! Лучших ему, я уверен, не найти.

– Ну и фантазер же ты, Жан!

– Видишь ли, Марсель, быть солдатом – это очень даже неплохо! Вступить в Седьмой африканский стрелковый полк – дело вполне почетное. Однако я боюсь, что армейская карьера сегодня совсем не то, что раньше. В доброе старое время люди воевали по три, а то и по четыре года. Продвижение по службе, повышение в чинах, награды – все это было обеспечено. Но нынче война – я имею в виду европейскую – стала почти что невозможной, если учесть огромную численность армий, которые нуждаются в управлении и прокормлении. Для наших молодых офицеров, во всяком случае, для большинства из них, реальна лишь одна перспектива – выйти в отставку в чине капитана. Военное ремесло, даже в случае большой удачи, теперь уже никогда не даст того, что давало лет тридцать тому назад. Большие войны сменились большими маневрами. С социальной точки зрения это, безусловно, прогресс, но...

– Жан, – прервал его кузен, – нужно было думать об этом раньше, до поездки в Алжир...

– Объяснимся, Марсель. Как и ты, я всегда готов поступить на военную службу. Однако, если бы богиня, чьи руки полны даров, вздумала бы теперь осыпать нас ими...

– Ты что, спятил?

– Как можно!

– Ты что, уже видишь в этом месье Дарданторе...

– Отца...

– Но при этом забываешь одно условие: чтобы усыновить, ему необходимо было бы опекать тебя в течение шести лет до совершеннолетия. Разве он этим занимался?

– Насколько мне известно, нет, – ответил Жан, – или, во всяком случае, я этого не заметил.

– Вижу, к тебе возвращается здравый смысл, дорогой Жан, поскольку ты снова шутишь...

– Шучу и вместе с тем не шучу.

– И ты ведь хорош: не спас этого достойнейшего человека ни в бушующем море, ни в огне пожара, ни в сражении!

– Да, не спас... Но спасу... или, скорее, мы с тобой спасем его...

– Каким образом?

– Не знаю, но в том, что так будет, ни капельки не сомневаюсь.

– И где это произойдет – на суше, на море или в воздухе?

– В зависимости от обстоятельств, и не исключено, что в ближайшее время нам представится возможность проявить себя.

– Уж не ты ли сам создашь такую возможность?

– А почему бы и нет! Мы сейчас находимся на борту «Аржелеса», и, если предположить, что месье Дардантор упадет в море...

– Что, что? Надеюсь, ты не намерен выбросить его за борт?..

– Нет, конечно, но все же... Допустим, он падает в море... Ты и я, мы оба бросимся за ним, словно ньюфаундленды[42]42
  Ньюфаундленды, или водолазы, – порода собак, использовавшаяся спасения утопающих.


[Закрыть]. И вышеозначенные ньюфаундленды, после того как спасут месье Дардантора, становятся приемными собаками... то есть приемными сыновьями.

– Говори лишь о себе, Жан! Ты-то умеешь плавать! А я нет, и если мне представится только такой способ принудить этого замечательного человека усыновить меня...

– Хорошо, Марсель! Я буду действовать на море, а ты – на суше! Но давай договоримся: если ты станешь Марселем Дардантором, я не буду тебе завидовать, а если мне предстоит носить сие блистательное имя, то... Но лучше бы, чтобы он усыновил нас обоих...

– Я не хочу даже отвечать тебе, мой бедный Жан!

– Избавляю тебя от этого... при условии, что ты позволишь мне действовать, как я сочту нужным.

– Вот это-то и беспокоит меня, – возразил Марсель. – Ты ведь высказываешь мысли одна другой безумней, притом с серьезностью, которая за тобой никогда не водилась...

– Потому что над этим стоит задуматься. А вообще не волнуйся: я буду все воспринимать с веселой стороны, и если даже моя затея не выгорит, пулю в лоб не пущу.

– Да осталось ли еще что-нибудь в твоей голове?

– Кое-что еще есть.

– Повторяю, ты просто спятил!

– Оставь!

На этом и прервался их разговор, которому, впрочем, Марсель не придавал никакого значения. Затем, покуривая, друзья стали прогуливаться по юту. Подходя к поручням, молодые люди не раз замечали слугу Кловиса Дардантора, неподвижно стоявшего у корпуса машины в безукоризненной дорожной ливрее.

Что он здесь делал, чего ждал, не выказывая при этом нетерпения? Оказывается, караулил, когда проснется его господин. Такой вот человек состоял на службе у месье Дардантора – оригинал ничуть не меньший, чем хозяин. Правда, между ними существовали и большие различия.

Патрик – так звали слугу, хотя он и не был шотландцем – вполне заслуживал свое имя, унаследованное от патрициев Древнего Рима: изысканные манеры этого сорокалетнего мужчины, отменно воспитанного и столь же приличного, контрастировали с бесцеремонными ухватками перпиньянца, которому он служил по воле одновременно доброго и злого случая. Гладкое, всегда чисто выбритое лицо, несколько скошенный лоб, не лишенный гордости взгляд, полуоткрытые губы, за которыми поблескивали отличные зубы, тщательно причесанные белокурые волосы, хорошо поставленный голос, благородная осанка – далеко не полная и чисто внешняя характеристика Патрика, державшегося с таким видом, будто он член английской палаты лордов. Находясь в услужении у богатого перпиньянца пятнадцать лет, он не раз испытывал желание расстаться с ним. Точно так же и у месье Дардантора не раз возникала мысль указать слуге на дверь. В действительности же они не могли обойтись друг без друга, хотя трудно было вообразить натуры более противоположные. Не жалованье, впрочем довольно большое, привлекало Патрика, а убежденность, что хозяин доверяет ему абсолютно, что было вполне оправданно и заслуженно. Но его самолюбие очень страдало от фамильярности, болтливости и чрезмерной экспансивности южанина, отличавших господина. На взгляд слуги, месье Дардантору недоставало хороших манер, и он к тому же и не хотел вести себя с тем достоинством, какого требовало его социальное положение. Например, то, как хозяин здоровался, знакомился или выражался, сразу же выдавало в нем бывшего бочара. Ясно, месье Дардантору не хватало соответствующего воспитания, да и как он мог его получить, изготовляя, стягивая обручами и выкатывая из своих магазинов тысячи винных бочек?! Но с подобными вещами мириться нельзя, считал Патрик и не раз пытался втолковать это своему работодателю.

Иногда Кловис Дардантор, у которого, как уже отмечалось, была страсть разглагольствовать, выслушивал замечания слуги. Он хохотал, насмехался над ментором[43]43
  Ментор – наставник (греч.).


[Закрыть] в ливрее и находил удовольствие в том, чтобы дразнить его своими выходками. А бывало и такое, когда по причине плохого настроения перпиньянец посылал подальше непрошеного советника и давал ему восемь традиционных дней перед увольнением, но этот восьмой день так никогда и не наступал. По сути же, если слугу тяготило служение такому антиджентльмену, то хозяину, наоборот, лестно было иметь в услужении столь благовоспитанного человека.

В это утро Патрик не видел оснований считать себя довольным. Он узнал от метрдотеля, что во время вчерашнего обеда месье Дардантор опять предавался непозволительным речевым излишествам, наговорил Бог знает чего и оставил у обедавших самое нелестное впечатление об уроженце Восточных Пиренеев.

Да, Патрик не был доволен и не собирался это скрывать. И поэтому он довольно рано постучал в дверь каюты под номером тринадцать, хотя его и не звали.

Поскольку первый стук остался безответным, он постучал второй раз, уже более настойчиво.

– Кто там? – проворчал сонный голос.

– Патрик.

– Иди ты к черту!

Слуга удалился, – хотя и не туда, куда его послали, – очень уязвленный таким непарламентским ответом, к которому он, казалось бы, должен был привыкнуть.

– Никогда ничего хорошего не сделаешь из такого человека! – прошептал он и, как всегда, полный чувства собственного достоинства, неизменно благородный и похожий на английского лорда, возвратился на палубу, чтобы там терпеливо дожидаться своего господина.

Ожидание продлилось добрый час, поскольку месье Дардантор вовсе не торопился покинуть каюту. Но вот дверь все же скрипнула, открылась, и в ней появился герой нашей истории.

Жан и Марсель, которые стояли, облокотившись на поручни, сразу же заметили своего нового знакомого.

– Внимание! Наш папаша, – прошептал Жан.

Услышав такое определение, столь же забавное, сколь и преждевременное, Марсель, не удержавшись, громко расхохотался.

Патрик размеренным шагом, с недовольным выражением лица и мало расположенный принимать хозяйские распоряжения, направился к месье Дардантору.

– А, это ты разбудил меня среди глубокого сна, когда меня убаюкивали золотые грезы?..

– Сударь согласится, что мой долг...

– Твой долг – ждать, когда я позову тебя звонком.

– Сударь, наверное, полагает, что он сейчас находится в своем доме на площади Лож...

– Я знаю, где нахожусь, – отрезал перпиньянец, – и если бы в тебе нуждался, то послал бы за тобой... Ты плохо отремонтированный будильник!

Патрик слегка нахмурился и произнес серьезным тоном:

– Я предпочитаю не слышать сударя, когда он выражает свои оскорбительные мысли и к тому же в столь неподобающей форме. Замечу также, пассажиру первого класса не приличествует носит такой берет, что на вас.

И действительно, головной убор, сдвинутый на затылок месье Дардантора, к первоклассным не относился.

– Выходит, Патрик, тебе не по вкусу мой берет?

– Так же, как и тельняшка, которую напялил на себя сударь под предлогом, что во время плавания ему надо выглядеть настоящим моряком!

– Что правда, то правда!

– Если бы я помогал вам одеваться, то наверняка помешал бы вырядиться подобным образом.

– Ты помешал бы – мне?

– Да, у меня есть обыкновение не скрывать от сударя свое мнение, даже когда оно может его раздражать, и то, что я делал в Перпиньяне, в вашем доме, я, естественно, продолжаю делать и на борту этого судна.

– Когда вам будет угодно замолчать, Патрик?

– Хотя эта фраза прозвучала отменно вежливо, – продолжал слуга, – я должен признать, что сказал отнюдь не все из того, что хотел. Прежде всего, мне придется заметить, что вчера во время обеда сударю надлежало бы получше следить за собой...

– Следить за собой... Это ты о еде?

– И о возлияниях, которые несколько превысили меру... Наконец, если верить тому, что сообщил метрдотель, человек весьма благовоспитанный...

– И что же вам сообщил весьма благовоспитанный человек? – спросил Кловис Дардантор, который больше не обращался к Патрику на «ты», что свидетельствовало о его предельном раздражении.

– О том, что сударь говорил... говорил о вещах, о которых лучше бы, по-моему, умолчать, не зная толком людей, слушающих его... И дело не только в осторожности, но и в достоинстве...

– Господин Патрик...

– Что, сударь?

– Пошли ли вы туда, куда я послал вас сегодня утром, когда вы столь бесцеремонно постучали в дверь моей каюты?

– А куда вы послали меня? Я что-то не припомню...

– В таком случае освежу сейчас вашу память! К черту, именно к черту я послал вас со всем должным почтением! А теперь я позволю себе послать вас к нему еще раз, и оставайтесь у него, пока я не вызову вас звонком!

Патрик чуть прикрыл глаза и сжал губы, затем, повернувшись на каблуках, направился на бак, откуда в это время спускался месье Дезирандель, рискнувший все-таки выйти на палубу, чтобы вдохнуть более чистого кислорода, чем в каютах.

– О, бесценный мой друг! – вскричал, заметив его, месье Дардантор. – Как чувствуете себя со вчерашнего дня?

– Неважно.

– Мужайтесь, мой друг, мужайтесь! Да, лицо у вас все еще бледное как полотно, глаза стеклянные, губы бескровные... Но это пройдет, и наше странствие закончится...

– Плохо, – завершил фразу месье Дезирандель.

– Ну и пессимист же вы! Будьте бодрее! Sursum corda[44]44
  Возвысимся духом (лат.) – библейское выражение.


[Закрыть], как поют на праздниках с колокольным перезвоном!

Выражение вполне подходящее для человека, которого тошнит!

– Впрочем, – продолжал Кловис Дардантор, – через несколько часов вы сможете ступить на твердую землю. «Аржелес» бросит якорь в Пальме...

– Где он простоит не более полусуток, – вздохнул месье Дезирандель, – а вечером опять придется возвратиться на эту жуткую качалку!.. Ах, если бы только не шла речь о будущем Агафокла!..

– Бесспорно. Дезирандель, ради этого можно и пренебречь мелкими неприятностями. О, мой старый друг, мне кажется, я уже вижу там, на алжирском берегу, эту очаровательную девушку с лампой в руках, словно Геро[45]45
  По древнегреческим сказаниям, Геро – жрица Афродиты, отличавшаяся своей красотой, Леандр – ее возлюбленный, который, плывя к ней на свидание, утонул в море.


[Закрыть], ожидающую Леандра, то бишь Агафокла. Впрочем, нет, мое сравнение гроша ломаного не стоит. Ведь по легенде этот несчастный Леандр вроде бы утонул на пути к возлюбленной... Сегодня вы выйдете к завтраку?

– О Дардантор!.. В моем-то ужасном состоянии!..

– Жаль, очень жаль! Вчерашний обед был на редкость веселым, а меню – превосходным! И блюда вполне достойны клиентов! Ну а доктор Брюно! Я по-провансальски поставил на место этого бравого лекаря! А эти два молодых человека... какие приятные товарищи по путешествию! И знаете, как отменно действовал за столом ваш удивительный Агафокл! Правда, рот его открывался не для беседы, а для еды. Но зато он сумел заполнить себя пищей аж до подбородка...

– И правильно сделал.

– Конечно! А как там мадам Дезирандель? Мы увидим ее сегодня утром?

– Не думаю... Ни сегодня... ни завтра...

– Как! И в Пальме?..

– Она не в силах даже приподняться.

– Бедная женщина! Как мне ее жаль! Я искренне восхищаюсь ею! Столько претерпеть – и все ради Агафокла! Да, действительно у нее материнская натура... А уж сердце... Но не будем говорить о ее сердце! Вы подниметесь на ют?

– Нет, не могу, Дардантор, предпочитаю остаться в салоне! Это надежнее! И когда же создадут пароходы, не танцующие на волнах?! И почему до сих пор так упорно отправляют в плавание посудины вроде нашей?

– Будьте уверены, Дезирандель, на суше эти пароходы плевать хотели бы и на кормовую, и на бортовую качку! Но мы еще не на суше... Всему свое время! Всему свое время!

В ожидании прогресса в судостроении месье Дезирандель вынужден был простереться на одном из диванов салона. И покинуть его намеревался только по прибытии на Балеарские острова. Проводив друга, месье Дардантор на прощание пожал ему руку и по лестнице поднялся на ют с видом старого морского волка. Берет его был лихо сдвинут назад, лицо сияло, а полы куртки, развернутые под бризом, развевались словно адмиральский парус.

И тут к нему подошли кузены. Обменявшись дружескими рукопожатиями и расспросив о здоровье, они осведомились, хорошо ли спалось месье Дардантору после нескольких веселых часов застолья.

– Великолепно! – незамедлительно ответил тот. – Беспробудный целебный сон в объятиях Морфея[46]46
  Морфей – в древнегреческой мифологии бог сновидений.


[Закрыть]... То, что называется «спал без задних ног»! – Каково было бы Патрику слышать подобные речи из уст своего хозяина! – Надеюсь, и вы, господа, отлично выспались?

– Спали как сурки! – заявил Жан, подделываясь под стиль собеседника.

К счастью, Патрика здесь не было: слуга в это время щеголял изысканными фразами перед метрдотелем, своим новым приятелем.

Но если бы он присутствовал здесь, то непременно составил бы себе не очень лестное представление о молодом парижанине, выражавшемся столь вульгарным образом.

Беседа на юте носила непринужденный дружеский характер. И месье Дардантор мог с полным основанием поздравить себя с этим новым знакомством. Что же касается молодых людей, то им оставалось только благодарить счастливый случай, сведший их с таким симпатичным спутником, как Кловис Дардантор. И можно было надеяться, что все трое подружатся!

– Побыстрей бы оказаться в Оране!.. Ну а вы как, молодые люди, намерены ли побыть там подольше? – поинтересовался месье Дардантор.

– Безусловно, – ответил Марсель, – поскольку мы собираемся поступить там...

– В театр, наверное?

– Нет, месье Дардантор, в Седьмой африканский стрелковый полк.

– Хороший полк, господа! Да, хороший полк, и: вы обязательно сумеете там пробиться... И это твердое решение?

– Разве что, – счел нужным слукавить Жан, – разве что этому помешает что-нибудь непредвиденное...

– Господа, – провозгласил Кловис Дардантор, – я убежден, какую бы карьеру вы ни выбрали для себя, вы окажете ей честь!

О, если бы эта выспренняя фраза дошла до ушей Патрика! Но, увы, в эти минуты он вместе с метрдотелем спустился в камбуз, где в больших чашках для них уже дымился кофе с молоком.