Текст книги "Двадцать тысяч лье под водой"

Глава шестнадцатая
Прогулка по равнине

Эта каюта служила «Наутилусу» одновременно арсеналом и гардеробной. На стенах висело около дюжины водолазных аппаратов, готовых к использованию.

При виде скафандров Нед Ленд выказал явное нежелание их надевать.

– Мой дорогой Нед, – обратился я к нему, – леса острова Креспо – подводные леса!

– Вон оно что! – разочарованно протянул гарпунер, мысленно прощаясь с мечтами о свежем мясе. – А сами-то вы, господин Аронакс, неужто натяните на себя эту штуковину?

– Придется, Нед!

– Воля ваша, профессор, – ответил канадец, пожав плечами. – Лично я ни за что в нее не влезу – разве что меня заставят силой.

– Никто вас не неволит, господин Ленд, – сказал капитан Немо.

– А Консель рискнет прогуляться? – спросил Нед.

– Куда мой господин, туда и я, – заявил Консель.

По зову капитана явились два матроса, чтобы помочь нам надеть тяжелые непромокаемые скафандры, скроенные из каучука без единого шва и способные выдерживать огромное давление. Они были похожи на гибкую, но прочную броню. Костюм состоял из штанов и куртки. Штаны оканчивались толстыми ботинками с тяжелой свинцовой подошвой. Ткань куртки была укреплена на груди медными пластинами, которые защищали от напора воды и в то же время позволяли свободно дышать; на концах рукавов имелись мягкие перчатки, ничуть не стеснявшие движений кисти руки.

Эти водолазные костюмы выгодно отличались от уродливых пробковых лат, жилетов из коровьей кожи, особых морских одеяний, «бочек», изобретенных в XVIII веке и некогда столь превозносимых.

Вскоре капитан Немо, один из матросов – с виду настоящий Геракл, явно наделенный огромной физической силой, – Консель и я облачились в скафандры. Оставалось лишь надеть на голову металлический шлем. Но прежде чем приступить к этой операции, я попросил у капитана разрешения осмотреть приготовленные для нас ружья.

Мне подали обычное ружье с полым стальным прикладом довольно внушительных размеров. Приклад служил резервуаром для сжатого воздуха – при нажатии на курок он выходил через клапан в металлическую трубку. Скрытый внутри приклада патронташ вмещал около двадцати электрических пуль, которые автоматически вставлялись в дуло с помощью пружинного устройства. После каждого выстрела ружье само собой перезаряжалось.

– Какое превосходное и простое в обращении оружие! – сказал я капитану. – Мне не терпится его испытать. Но как мы опустимся на дно океана?

– Господин профессор, «Наутилус» уже стоит на мели в десяти метрах под поверхностью воды, – нам осталось только выйти наружу.

– Как же мы выйдем?

– Сейчас увидите.

Капитан Немо сунул голову в сферический шлем. Мы с Конселем последовали его примеру под ироничное напутствие канадца, пожелавшего нам «удачной охоты». Сделанный из металла шлем привинчивался к медному воротнику с резьбой, которым оканчивалась верхняя часть водолазного костюма. Три отверстия, защищенные толстыми стеклами, позволяли видеть в трех направлениях – стоило лишь повернуть голову внутри металлической сферы. Как только шлемы были надеты, заработали аппараты Рукейроля, закрепленные у каждого из нас на спине, – во всяком случае, я дышал совершенно свободно.

Прицепив к поясу лампу Румкорфа и взяв в руку ружье, я был полностью готов отправляться в путь. Хотя, по правде говоря, в этом тяжелом облачении, пригвожденный свинцовыми подошвами к полу, я и шагу не мог ступить.

Однако, по-видимому, так и было предусмотрено, поскольку я вдруг почувствовал, что меня заталкивают в маленькую комнатку, примыкающую к гардеробной. Следом за мной таким же манером буксировали моих спутников. Герметичная дверь захлопнулась у нас за спиной, и мы оказались в кромешной темноте.

Через несколько минут я услышал громкое шипение, а затем ощутил, как от ног к груди поднимается холод. Судя по всему, кто-то открутил кран и впустил снаружи воду, которая быстро заполнила всю комнату. После чего открылась вторая дверь, которая была прорезана в борту «Наутилуса», и нас озарил полусвет. А в следующее мгновение мы уже шагали по морскому дну.

Как описать впечатления от той подводной прогулки? Слова не в силах воссоздать увиденные там чудеса! Если даже кисть художника неспособна передать на холсте все краски морской стихии, разве это подвластно перу?

Капитан Немо шел впереди, а его спутник – позади нас. Мы с Конселем шагали бок о бок, как будто металлические шлемы позволяли вести беседу! Я больше не ощущал тяжести одежды, ботинок, резервуара с воздухом, – как и массивной сферы, внутри которой, словно орех в скорлупе, болталась моя голова. Погрузившись в воду, все предметы потеряли часть своего веса, равную объему вытесненной жидкости, так что благодаря этому закону физики, открытому Архимедом, я чувствовал себя прекрасно. Я больше не был инертной массой и обрел относительную свободу движений.

Я был готов отправляться в путь.

Меня поразило, насколько хорошо освещалось дно в тридцати футах под поверхностью океана. Солнечные лучи легко проникали сквозь толщу воды, озаряя ее мягким рассеянным светом. Я отчетливо различал предметы на расстоянии ста метров. Далее морские глубины постепенно окрашивались во все более насыщенные оттенки ультрамарина, затем становились темно-синими, а потом краски растворялись в туманном полумраке. Вместо воздуха меня здесь окружала вода, которая была плотнее земной атмосферы, но такая же прозрачная. Высоко над головой спокойно колыхалось море.

Мы ступали по мелкому, плотному песку – удивительно гладкому, в отличие от ребристого рельефа взморий, хранящего отпечаток приливов и отливов. Ослепительный песчаный ковер служил рефлектором для солнечных лучей. Они отражались от его зеркальной поверхности, не теряя своей интенсивности, отчего каждая молекула воды казалась пронизанной светом. Поверят ли мне, если скажу, что на глубине тридцати футов было светло, как на земле ясным днем?

Примерно четверть часа я шагал по сверкающему полю, усыпанному неосязаемой пылью морских раковин. Оставшийся позади «Наутилус», чьи очертания напоминали длинный подводный риф, постепенно исчезал во мраке; его прожектор должен был облегчить нам обратный путь на судно после наступления темноты, распространяя идеально яркие лучи. Подобный эффект удивил бы тех, кто видел эти беловатые подсвеченные полосы только на земле. Рассеянная в воздухе пыль делает их похожими на светящийся туман; однако на море, как и в его глубинах, электрический свет передается с небывалой четкостью.

Подводный пейзаж острова Креспо.

Тем временем мы шли и шли по бескрайней песчаной равнине. Я раздвигал море руками, словно жидкие занавески, которые тут же смыкались у меня за спиной, а мои следы исчезали на глазах под давлением воды.

Вскоре вдали возникли размытые очертания каких-то предметов. Я разглядел величественные силуэты подводных скал, густо облепленных разнообразными зоофитами, и я был вмиг очарован красотой этих мест.

Было десять часов утра. Косые лучи солнца скользили по волнам и, пройдя сквозь призму воды, озаряли морские цветы, камни, травы, раковины и полипы, переливаясь на их гранях всеми оттенками солнечного спектра. Это было чудесное зрелище, праздник для глаз! Настоящий калейдоскоп зеленого, желтого, оранжевого, фиолетового, индиго, синего, – словом, вся палитра вдохновенного колориста! Как жаль, что я не мог тотчас же делиться впечатлениями с Конселем, состязаясь с ним в восторженных эпитетах! Как жаль, что мы не договорились заранее об условных знаках, чтобы обмениваться мыслями по примеру капитана Немо и его товарища! За неимением лучшего я говорил с самим собой, я кричал от восторга внутри консервной банки, венчавшей мою голову, – быть может, понапрасну растрачивая воздух на никому не нужные слова.

Консель, как и я, в восхищении замер перед дивным спектаклем. Не сомневаюсь, что при виде такого разнообразия зоофитов и моллюсков славный малый сразу принялся распределять их по классам и отрядам. Полипы и иглокожие устилали морское дно прекрасным ковром. Всевозможные изидиды, живущие особняком корнулярии, кустики первобытных окулин, которых прежде называли «белыми кораллами», мохнатые фунгии, напоминающие шляпки грибов, актинии, крепко цепляющиеся за грунт своими мускульными дисками представляли собой чудесный цветник, украшенный многочисленными порпитами в нарядных воротничках из лазурных щупалец и морскими звездами, а бородавчатые астерофитоны, похожие на вышитые наядами тончайшие кружева, слегка колыхались от наших шагов. Как жаль было давить свинцовыми подошвами хрупкие раковины великолепных моллюсков, тысячелетиями устилавших морское дно, – гребешков, морских молотков, донаксов, настоящих прыгающих ракушек, трохусов, красных шлемовидок, «крыльев ангела», стромбусов, аплизий и многих других творений неистощимого на выдумки Океана! Но надо было идти, и мы шли вперед, а над нашими головами проплывали стаи физалий[90]90
  Португальский кораблик, или физалия, – похожая на медузу плавающая колония полипов, образующая единый организм. Его щупальца содержат большое количество стрекательных клеток, которые опасны для человека.


[Закрыть] со шлейфами ультрамариновых щупалец; медузы, чьи опаловые и нежно-розовые купола с волнистыми лазоревыми краями защищали нас от солнечных лучей; и пелагические панопиры, которые могли бы освещать нам путь во мраке своим фосфоресцирующим сиянием!

Все эти чудеса встретились нам в пределах четверти мили от «Наутилуса», однако видел я их только мельком: стоило мне остановиться, капитан Немо жестом приглашал меня следовать за ним. Вскоре характер почвы изменился. За песчаной равниной начался участок вязкого ила (американцы называют его ooze), состоящего исключительно из частиц кремнистых или известковых раковин моллюсков. Далее простирались луга из буйно разросшихся водорослей – море еще не успело вырвать их с корнем из податливого песка. Эти густо засеянные газоны могли соперничать с самыми мягкими коврами, сотканными человеческой рукой. Однако морские растения не только стлались зеленым покровом у нас под ногами, но и парили в воде над головой. У самой поверхности покачивались на волнах разнообразные представители многочисленного семейства водорослей, которых известно более двух тысяч видов. Мимо проплывали длинные пряди фукусов – как пузырчатых, так и трубчатых, – осмундеи, кладостефы с тончайшими листьями, родимении дланевидные, похожие на веера кактусов-опунций. Я заметил, что зеленые растения держались ближе к поверхности моря, красные оккупировали средние глубины, а гидрофиты черного или бурого цвета занимали нижние ярусы океана, образуя там клумбы и сады.

Водоросли – настоящая жемчужина творения, одно из чудес мировой флоры. К этому семейству принадлежат как самые маленькие, так и самые большие растения планеты: к примеру, на пяти квадратных миллиметрах может насчитываться до сорока тысяч микроскопических росточков, и в то же время встречаются фукусы длиной более пятисот метров.

Прошло часа полтора, с тех пор как мы покинули «Наутилус». Близился полдень. Я понял это по солнечным лучам, которые больше не преломлялись под косым углом, а падали отвесно. Магия красок постепенно рассеивалась, изумрудные и сапфировые оттенки исчезали с нашего «небосвода». Мы шли вперед размеренными шагами, которые звучали на удивление гулко. Малейшие шумы достигали уха с немыслимой на земле скоростью. В жидкой среде звук распространяется в четыре раза быстрее, чем в воздухе, – вода для него куда лучший проводник.

Дно заметно опустилось, и дорога пошла под уклон. Свет приобрел однородный оттенок. Мы достигли глубины ста метров и испытывали теперь давление в десять атмосфер. Но я его совсем не ощущал благодаря особой конструкции скафандра. Появилась лишь некоторая скованность в суставах пальцев, которая, впрочем, скоро прошло. Усталости после двухчасовой прогулки в тяжелом непривычном снаряжении не было и в помине. Вода помогала идти, и я двигался с поразительной легкостью.

На глубине трехсот футов я уже смутно различал солнечные лучи. Яркий свет сменился красноватыми сумерками, переходным состоянием между днем и ночью. Однако даже такого скудного освещения хватало, чтобы обходиться без аппаратов Румкорфа.

Вдруг капитан Немо остановился. Он подождал, пока я его нагоню, а затем вытянул руку в направлении темной массы, которая явственно вырисовывалась во мраке на некотором удалении от нас.

«А вот и лес острова Креспо», – подумал я.

Глава семнадцатая
Подводный лес

Наконец мы дошли до опушки леса – несомненно, самого прекрасного из необъятных владений капитана Немо. Он считал этот лес своим, заявляя на него такие же права, какие были у первых людей в первые дни после сотворения мира. Да и мог ли кто другой претендовать на эту подводную собственность? Какой еще первопроходец осмелился бы явиться сюда с топором в руке и прорубить дорогу сквозь темные подводные чащи?

Лес состоял из гигантских древовидных растений, и, едва мы вошли под его просторные своды, меня сразу же поразила необычная форма ветвей – никогда прежде не доводилось мне встречать ничего подобного.

Ни одна травинка не стлалась по дну, ни одна веточка на деревцах и кустарниках не плелась, не изгибалась, не росла в горизонтальном направлении. Все они устремлялись к поверхности океана. Даже самые тонкие волоконца и стебельки держались прямо, словно стальные прутья. Фукусы и ламинарии тянулись вверх строго перпендикулярно, уступая плотности окружающей среды. Они были неподвижны, а когда я отодвигал их рукой, тут же возвращались в исходное положение. Настоящее вертикальное царство!

Вскоре я привык к этому необычному явлению, а также к окутавшему нас полумраку. Почва была усеяна острыми каменными глыбами, которые приходилось с трудом обходить. Подводная флора была довольно разнообразной – богатством видов она превзошла бы даже флору арктических или тропических морей. Однако поначалу я невольно путался в представленных здесь царствах, принимая зоофитов за гидрофитов, а животных за растения. Да и кто бы не ошибся на моем месте? В этом подводном мире флора и фауна соприкасались так тесно!

Я заметил, что здешние растения почти не держатся за почву. Лишенные корней, они могли крепиться к любой твердой поверхности – будь то песок, раковина моллюска, панцирь черепахи или галька. Им требовалась лишь точка опоры, а не источник жизненной силы. Подобные растения привыкли рассчитывать только на себя, получая всю необходимую поддержку и питание из воды. У большинства из них вместо листьев были пластинчатые слоевища причудливых форм и ограниченной цветовой палитры, которая включала розовый, карминный, зеленый, оливковый, рыжеватый и коричневый цвета. Здесь мне снова встретились – на этот раз не высушенными, как в гербариях «Наутилуса», а живыми – падины павлиньи, чьи раскрытые веера колыхались, будто взывая о дуновении ветерка; алые церамии; ламинарии, вытянувшие вверх свои молодые съедобные побеги; пятнадцатиметровые нереоцистисы на длинных гладких стеблях с пузырем на конце; зеленые букеты ацетабулярий с расширяющимися в форме гриба стебельками, и целый ряд других пелагических[91]91
  Обитающих в пелагиали, то есть в толще или на поверхности воды.


[Закрыть] растений, причем все они не имели цветов. «Какая любопытная аномалия! Какая причудливая стихия, где животное царство цветет, а растительное – нет!» – заметил один остроумный натуралист.

Во влажной тени древовидных растений, высотой не уступающих деревьям умеренных зон, виднелись колонии кораллов – настоящие цветущие кустарники! Живые изгороди из зоофитов, на которых распускались полосатые меандрины с извилистыми бороздками, желтоватые кариофиллы с прозрачными щупальцами, густые пучки зоантарий. Для полноты иллюзии маленькие разноцветные рыбки порхали с ветки на ветку, словно рой колибри, а желтые леписаканты с покрытой шипами челюстью и колючей чешуей, крылоперы и моноцентры выпархивали у нас из-под ног, словно стаи бекасов.

Около часа дня капитан Немо решил сделать привал, чему я весьма обрадовался. Мы расположились под сенью аларий, чьи длинные тонкие слоевища стрелами вздымались к поверхности.

Минуты отдыха показались мне блаженством. Не хватало только приятной беседы. Но говорить было невозможно. Я лишь приблизил свою огромную медную голову к шлему Конселя. Славный малый просиял от радости и уморительно завертел головой внутри своего колпака.

Как ни странно, после четырехчасовой прогулки я не испытывал зверского голода. Трудно сказать, чем объяснялось такое поведение желудка. Зато меня неудержимо клонило ко сну, что происходит со всеми ныряльщиками. Вскоре мои глаза, спрятанные за толстым стеклом, сомкнулись, и я провалился в дремоту, которую мне до сих пор удавалось преодолевать только благодаря ходьбе. Капитан Немо и его могучий спутник подали нам пример и быстро заснули, растянувшись среди водорослей в кристально прозрачной воде.

Не знаю, сколько времени провел я в забытьи; но когда проснулся, солнце, очевидно, клонилось к горизонту. Капитан Немо уже не спал, и я принялся разминать затекшие конечности, когда возникло обстоятельство, мгновенно поднявшее меня на ноги.

В нескольких шагах притаился чудовищный морской паук в метр высотой; он уставился на меня своими косыми глазами, явно готовясь к атаке. И хотя толстая оболочка скафандра служила мне надежной защитой от укусов этого существа, я невольно отшатнулся. Тут как раз проснулись Консель и матрос «Наутилуса». Капитан Немо показал паука товарищу, прежде чем свалить жуткое ракообразное ударом приклада. Гигантские ноги животного задергались в страшных конвульсиях.

Мне вдруг пришло в голову, что в этих мрачных глубинах наверняка водятся и другие, куда более опасные создания, от которых не защитит и скафандр. Почему-то эта мысль посетила меня только сейчас, и я решил впредь держаться настороже. Впрочем, я был уверен, что после привала наша прогулка завершится. Но я ошибался: вместо того, чтобы повернуть назад к «Наутилусу», капитан Немо продолжил рискованную вылазку.

Между тем дно постепенно опускалось; уклон становился заметнее, увлекая нас все дальше от поверхности моря. Было уже около трех часов, когда мы наконец достигли узкой долины, зажатой меж высоких круч, на глубине ста пятидесяти метров под уровнем моря. Благодаря совершенству скафандров нам удалось погрузиться на девяносто метров ниже предела, казалось бы, установленного природой для подводных экскурсий человека.

Чудовищный морской паук.

Как я без каких-либо приборов определил, на какой глубине мы находимся? Очень просто: я знал, что солнечные лучи не могут проникнуть ниже ста пятидесяти метров – даже в самой прозрачной морской воде. Вскоре совсем стемнело – на расстоянии десяти шагов ничего не было видно. Я шел почти вслепую, как вдруг впереди блеснул яркий луч света. Капитан Немо зажег свой электрический фонарь. Его спутник сделал то же самое. Мы с Конселем последовали их примеру. Повернув винт, я соединил электрическую катушку со стеклянным змеевиком; море, подсвеченное нашими четырьмя фонарями, озарилось на двадцать пять метров вокруг.

Капитан Немо все дальше продвигался в глубь темного леса, начинавшего понемногу редеть. Я обратил внимание, что растительная жизнь исчезала быстрее животной. Пелагические растения уже не попадались, хотя под ногами у нас все еще кишело великое множество удивительных зоофитов, членистоногих, моллюсков и рыб.

Продолжая шагать, я думал о том, что свет от аппаратов Румкорфа неизбежно привлечет кого-нибудь из обитателей этой мрачной долины. Но если они нас и заметили, то предпочитали держаться на досадном для охотников удалении. Несколько раз капитан Немо останавливался и вскидывал ружье, однако через некоторое время, осмотревшись, вновь пускался в путь.

Наконец, примерно в четыре часа, наша чудесная прогулка подошла к концу. Перед нами выросла гигантская стена, нагромождение скалистых круч, неприступный гранитный утес, испещренный мрачными гротами. Это было подножие острова Креспо. Это была земля!

Внезапно замедлив шаг, капитан Немо жестом приказал нам остановиться. И, как бы мне ни хотелось взобраться на эту стену, пришлось повиноваться. Здесь заканчивались владения капитана Немо. Далее начинался мир, в который он больше не желал ступать ни ногой.

Мы двинулись в обратный путь. Капитан Немо снова встал во главе нашего маленького отряда и все так же уверенно повел нас вперед. Я заметил, что мы идем другой дорогой. Новая дорога – более крутая и потому более утомительная – быстро вывела нас к поверхности океана. Впрочем, возвращение в верхние слои океана происходило постепенно – слишком резкий подъем мог бы нанести серьезный вред организму и вызвать внутренние повреждения, которые часто оказываются роковыми для неопытных ныряльщиков. С каждым шагом становилось светлее. Солнце уже клонилось к закату, и его косые лучи, преломляясь в воде, обрамляли все предметы восхитительными оттенками радужного спектра.

Теперь мы шли на глубине десяти метров в окружении бесчисленного роя всевозможных рыб, более юрких, чем птицы в небе; однако нам пока не встретилось крупной морской дичи, достойной выстрела.

И вдруг капитан вскинул ружье, целясь в мелькавший среди зарослей предмет. Когда он спустил курок, послышался слабый свист, и какое-то животное упало замертво в нескольких шагах от нас.

Это была великолепная морская выдра, или калан, – единственное четвероногое, обитающее исключительно в морях. Нам попался полутораметровый экземпляр – такие ценились очень высоко. Шкура калана, темно-коричневая сверху и серебристая снизу, пользовалась огромным спросом на русских и китайских рынках; благодаря красивому блестящему меху за нее можно было выручить не менее двух тысяч франков. Я искренне любовался этим необычным млекопитающим с округлой головой, короткими ушами, маленькими круглыми глазками и белыми усами, похожими на кошачьи, а также когтистыми лапами и толстым хвостом. Теперь этот ценнейший хищник, нещадно истребляемый рыбаками, встречается крайне редко – как правило, в северных морях Тихого океана; и, вероятно, скоро вовсе исчезнет с лица земли.

Капитан Немо жестом приказал нам остановиться.

Спутник капитана Немо взвалил убитого зверя на плечи, и мы отправились дальше.

Целый час мы брели по песчаной равнине. Порой она поднималась до уровня менее двух метров от поверхности моря. И тогда я видел наше перевернутое отражение: такой же отряд шагал над нами, повторяя все наши движения и жесты с удивительной точностью – правда, шел он вверх ногами и вниз головой.

Было и еще одно интересное явление: над нами проносились загадочные пышные облака, которые внезапно появлялись и так же быстро исчезали. Немного поразмыслив, я понял, что возникновение этих мнимых облаков объясняется изменением толщины волн; приглядевшись, я даже заметил на их гребнях пенные «барашки». А по поверхности океана скользили тени пролетавших в небе крупных птиц.

И тут я стал свидетелем одного из самых виртуозных выстрелов, какие только доводилось наблюдать охотнику. Над нами парила большая птица с огромным размахом крыла. И когда она снизилась на расстояние нескольких метров от волн, спутник капитана Немо прицелился и выстрелил. Птица камнем упала вниз почти в самые руки меткого стрелка, который ее мигом подхватил. Это был великолепный альбатрос, восхитительный представитель одного из видов морских птиц.

Происшествие не замедлило наш поход. В течение двух часов мы брели то по песчаным равнинам, то по густым лугам из бурых водорослей. Должен признаться, мои силы почти иссякли, когда впереди забрезжил слабый свет, рассеивающий темноту вод примерно на полмили. Это был прожектор «Наутилуса». Еще каких-нибудь двадцать минут, и мы окажемся на борту! Наконец-то я вздохну полной грудью! В поступающем из резервуара воздухе оставалось все меньше кислорода. Но я не предполагал, что еще одна случайная встреча отсрочит наше возвращение.

Я плелся в двадцати шагах позади капитана Немо, как вдруг он резко обернулся и бросился ко мне. Затем сильной рукой прижал меня к земле, а его помощник поступил так же с Конселем. Поначалу я не знал, что и думать, но тут же успокоился, когда капитан неподвижно распростерся на песке рядом со мной.

Я взглянул вверх и увидел огромные фосфоресцирующее силуэты, которые с шумом проплывали над нами.

Кровь застыла у меня в жилах! Я узнал смертельно опасных хищников. Это была пара акул-людоедов – грозных белых акул с гигантским хвостом, мутными, будто стеклянными глазами и особыми отверстиями вокруг морды, из которых выделяется фосфоресцирующее вещество. Чудовищные светлячки, способные целиком перемолоть человека своими железными челюстями! Не знаю, размышлял ли Консель в тот момент об их видовой принадлежности; что до меня, то я разглядывал их серебристое брюхо и жуткую, ощеренную пасть с научной точки зрения, правда, скорее, как потенциальная жертва, а не как натуралист.

К счастью, у этих прожорливых хищников очень слабое зрение. Они не заметили нас и проплыли мимо, лишь слегка задев скафандры коричневатыми плавниками. Мы чудом избежали куда большей опасности, чем встреча с тигром в лесу.

Над нами парила большая птица.

Спустя полчаса, идя на свет электрического луча, мы добрались до «Наутилуса». Люк был открыт, и как только мы оказались внутри первой камеры, капитан Немо закрыл внешнюю дверь. Затем он нажал на кнопку. Я услышал, как в чреве судна заработали насосы, и почувствовал, как уровень воды понижается. Через несколько секунд камера была сухой. После чего открылась внутренняя дверь, и мы прошли в гардеробную.

Там мы, хотя и не без труда, сняли скафандры, и я, изможденный, едва держась на ногах от голода и сонливости, вернулся в свою каюту – совершенно очарованный удивительной прогулкой по морскому дну.