Текст книги "Капитан Немо"

В первый день плавания «Дункана» море было довольно неспокойно, и к вечеру ветер засвежел. «Дункан» сильно качало. Поэтому женщины не выходили на палубу. Они лежали в каютах на койках.

На следующий день ветер несколько изменил направление. Капитан Джон Манглс приказал поднять паруса: фок, контр-бизань и малый марсель. Благодаря этому «Дункан» стал устойчивее – меньше чувствовалась боковая и килевая качка. Элен и Мэри Грант смогли рано утром подняться на палубу, где уже находились Гленарван, майор и капитан.

Восход солнца был великолепен. Дневное светило, напоминавшее позолоченный металлический диск, поднималось из океана, словно из колоссальной гальванической ванны. «Дункан» скользил в потоках света, и казалось, что не ветер, а солнечные лучи надувают его паруса.

Пассажиры яхты молча созерцали появление сияющего светила.

– Что за чудное зрелище! – проговорила наконец Элен. – Такой восход солнца предвещает прекрасный день. Только бы ветер не переменился и продолжал быть попутным!

– Трудно желать более благоприятного ветра, дорогая Элен, – отозвался, Гленарван, – и нам не приходится жаловаться на такое начало нашего путешествия.

– А скажите, дорогой Эдуард, сколько времени может продлиться наш переход?

– На это нам может ответить только капитан Джон… – сказал Гленарван. – Как идем мы, Джон? Довольны ли вы своим судном?

– Чрезвычайно доволен, сэр. Это чудесное судно – моряку приятно чувствовать его под ногами. И машина и корпус как нельзя лучше соответствуют друг другу. Вот почему яхта, как видите, оставляет за собой такой ровный след и так легко уходит от волны. Идем мы со скоростью семнадцати морских миль в час, и если скорость эта не понизится, то мы дней через десять пересечем экватор, а меньше чем через пять недель обогнем мыс Горн.

– Слышите, Мэри? Меньше чем через пять недель! – обратилась к молодой девушке Элен.

– Слышу, сударыня, – ответила Мэри. – Мое сердце забилось при этих словах капитана.

– Как вы переносите плавание, мисс Мэри? – спросил Гленарван.

– Не очень уж плохо, сэр. А скоро я и совсем освоюсь с морем.

– А наш юный Роберт?

– О, Роберт!.. – вмешался Джон Манглс. – Если его нет в машинном отделении, это значит, что он уже взобрался на мачту. Этот мальчуган просто насмехается над морской болезнью… Да вот сами полюбуйтесь. Видите, где он?

Взоры всех устремились туда, куда указывал капитан, – на фок-мачту: там, футах в ста от палубы, на канатах брам-стеньги висел Роберт. Мэри невольно вздрогнула.

– О, успокойтесь, мисс! – сказал Джон Манглс. – Я ручаюсь за него. Обещаю вам, что в недалеком будущем представлю капитану Гранту лихого молодца, – ведь я нисколько не сомневаюсь в том, что мы разыщем этого достойного капитана.

– О, если бы это было так! – ответила девушка.

– Милая мисс Мэри, будем надеяться, – заговорил Гленарван. – Все предвещает нам удачу. Взгляните на этих славных малых, взявшихся за осуществление нашей высокой цели. С ними мы не только добьемся успеха, но добьемся его без особенного труда. Я обещал Элен увеселительную прогулку и верю, что сдержу свое слово.

– Эдуард, вы лучший из людей! – воскликнула Элен Гленарван.

– Отнюдь нет, но у меня лучшая команда на лучшем судне… Разве вы не восхищаетесь нашим «Дунканом», мисс Мэри?

– Конечно, сэр, я восхищаюсь им, – ответила девушка, – и восхищаюсь как настоящий знаток.

– Вот как!

– Я еще ребенком играла на кораблях отца. Он должен был бы сделать из меня моряка. Но и теперь, если бы понадобилось, я, пожалуй, смогла бы взять на рифы парус.

– Что вы говорите, мисс! – воскликнул Джон Манглс.

– Если так, – сказал Гленарван, – то в лице капитана Джона вы несомненно будете иметь большого друга, ибо профессию моряка он ставит выше всякой другой на свете. Даже для женщины он не представляет себе ничего лучшего. Не правда ли, Джон?

– Совершенно верно, сэр, – ответил молодой капитан, – но я все же должен признаться, что, по-моему, мисс Грант более пристало находиться в рубке, чем ставить брамсель. Тем не менее мне было очень приятно слышать то, что она сказала.

– А особенно когда она так восхищалась «Дунканом»… – добавил Гленарван.

– …который этого вполне заслуживает, – заявил Джон Манглс.

– Право, вы так гордитесь вашей яхтой, – сказала Элен, – что мне захотелось осмотреть ее всю до самого трюма, а также поглядеть, как наши славные матросы устроились в кубрике.

– Они превосходно устроились там, – ответил Джои Манглс – совсем как дома.

– И они действительно дома, дорогая Элен, – сказал Гленарван. – Ведь эта яхта – часть нашей земли, так сказать уголок графства Думбартон, плывущий по волнам океана. И мы вовсе не покинули нашей родины! «Дункан»– это Малькольм-Кэстль.

– Ну, тогда, дорогой Эдуард, покажите же нам ваш замок, – шутливо промолвила Элен.

– К вашим услугам! – ответил Гленарван. – Но раньше позвольте мне сказать несколько слов Олбинету.

Стюард «Дункана» Олбинет был превосходный метрдотель, усердно и умно исполнявший свои обязанности. Он немедленно явился на зов своего хозяина.

– Олбинет, мы хотим прогуляться перед завтраком, – сказал Гленарван таким тоном, словно вопрос шел о прогулке в окрестностях замка. – Надеюсь, что к нашему возвращению завтрак будет на столе.

Олбинет с важностью отвесил поклон.

– Идете вы с нами, майор? – спросила Мак-Наббса Элен.

– Если прикажете, – ответил он.

– О, майор поглощен дымом своей сигары, – вмешался Гленарван, – не будем же отрывать его от этого занятия. Знаете, мисс Мэри, он у нас неутомимый курильщик – даже и во сне не выпускает изо рта сигару.

Майор кивнул головой в знак согласия. Остальные спустились в кубрик.

Оставшись один на палубе, Мак-Наббс, по своей всегдашней привычке, стал мирно беседовать сам с собой, окружая себя еще более густыми облаками дыма. Он стоял неподвижно и глядел на пенистый след за кормой яхты. После нескольких минут молчаливого созерцания он обернулся и увидел перед собой новое лицо. Если вообще что-нибудь могло удивить майора, то эта встреча, пожалуй, должна была удивить его, ибо появившееся лицо, было ему совершенно незнакомо.

Этому высокому, сухощавому человеку могло быть лет сорок. Он напоминал длинный гвоздь с большой шляпкой. Голова у него была круглая и большая, лоб высокий, нос длинный, рот большой, подбородок острый. Глаза его скрывались за огромными круглыми очками, и неопределенный взгляд их, казалось, говорил о никталопии.[53]53
  Никталопия – особенное свойство глаз видеть предметы в темноте. (Примеч. автора.)


[Закрыть] Лицо у него было умное и веселое. В нем не было неприветливости тех важных личностей, которые из принципа никогда не смеются, скрывая под личиной серьезности свое ничтожество. Напротив, непринужденность и милая бесцеремонность этого незнакомца ясно говорили о том, что он склонен видеть в людях и вещах их хорошие стороны. Хоть он еще не открывал рта, чувствовалось, что он любит поговорить. Он производил впечатление одного из тех рассеянных людей, которые не видят того, на что они смотрят, и не слышат того, что им говорят. Незнакомец был в дорожной фуражке, обут в грубые желтые ботинки и кожаные гетры. На нем были бархатные коричневые панталоны и такая же куртка с бесчисленными туго набитыми карманами, откуда торчали всевозможные записные книжки, блокноты, бумажники, вообще масса столь же ненужных, как и обременительных предметов. Через плечо у него висела на ремне подзорная труба.

Возбужденное состояние незнакомца составляло любопытную противоположность невозмутимому спокойствию майора. Он вертелся вокруг Мак-Наббса, рассматривал его, кидал на него вопросительные взгляды, а тот, видимо, совсем не интересовался тем, откуда взялся этот господин, куда он направляется и почему он на борту «Дункана».

Когда загадочный незнакомец увидел, что все его попытки разбиваются о равнодушие майора, он схватил свою подзорную трубу – раздвинутая во всю длину, она достигала четырех футов – и, расставив ноги, неподвижный, как дорожный столб, направил ее на линию горизонта, где вода сливалась с небом. Понаблюдав так минут пять, он поставил свою подзорную трубу на палубу и оперся на нее, как на трость; но тут труба сложилась, части ее вошли одна в другую, и новый пассажир, внезапно потеряв точку опоры, едва не растянулся у грот-мачты.

Всякий другой на месте майора хотя бы улыбнулся, но он даже бровью не повел. Тогда незнакомец решил действовать.

– Стюард! – крикнул он с иностранным акцентом и стал ждать.

Никто не появлялся.

– Стюард! – позвал он уже громче.

Мистер Олбинет проходил в эту минуту в камбуз, находившийся под шканцами.[54]54
  Шканцы – часть верхней палубы.


[Закрыть] Каково же было его удивление, когда он услышал, что его так бесцеремонно окликает какой-то долговязый незнакомец!

«Откуда он взялся? – спрашивал себя Олбинет. – Какой-нибудь друг мистера Гленарвана? Невозможно!» Он подошел к незнакомцу.

– Вы стюард этого судна? – спросил тот.

– Да, сэр, но я не имею чести…

– Я пассажир каюты номер шесть, – не дал ему договорить незнакомец.

– Каюты номер шесть? – повторил Олбинет.

– Ну да. А как ваше имя?

– Олбинет.

– Ну так вот, друг мой Олбинет, – сказал незнакомец из каюты номер шесть, – нужно подумать о завтраке, да не откладывая. Уже тридцать шесть часов, как я ничего не брал в рот, вернее сказать – я проспал тридцать шесть часов, что вполне простительно человеку, который, нигде не останавливаясь, примчался из Парижа в Глазго. Скажите, пожалуйста, в котором часу здесь завтрак?

– В девять, – машинально ответил Олбинет.

Незнакомец пожелал взглянуть на часы, но это заняло немало времени, так как часы он нашел только в девятом кармане.

– Пусть так. Но ведь еще нет и восьми часов! Ну тогда, Олбинет, в ожидании завтрака дайте-ка мне бисквитов и стакан черри: я падаю от истощения.

Олбинет слушал, ничего не понимая, а незнакомец говорил без умолку, с необыкновенной быстротой перескакивая с предмета на предмет.

– Ну, а где же капитан? Еще не встал? А его помощник? Он что, тоже спит? – трещал незнакомец. – К счастью, погода хорошая, ветер попутный, судно идет само собой.

Как раз в ту минуту, когда он это говорил, на лестнице юта показался Джон Манглс.

– Вот и капитан, – объявил Олбинет.

– Ах, я очень рад! – воскликнул незнакомец. – Очень рад познакомиться с вами, капитан Бертон!

Удивление Джона Манглса не имело границ, и не только потому, что его назвали капитаном Бертоном, a еще и потому, что он увидел незнакомца на борту своего судна.

Тот продолжал рассыпаться в любезностях.

– Позвольте пожать вам руку, – сказал он. – Если я этого не сделал третьего дня вечером, то только потому что в момент отплытия не следует никого беспокоить. Но сегодня, капитан, я прямо-таки счастлив познакомиться с вами.

Джон Манглс, широко открыв глаза, с удивлением смотрел то на Олбинета, то на незнакомца.

– Теперь мы познакомились с вами, дорогой капитан, – продолжал незнакомец, – и стали старыми друзьями. Ну, давайте поболтаем. Скажите, довольны вы своей «Шотландией»?

– О какой «Шотландии» вы говорите? – наконец спросил Джон Мангле.

– Да о пароходе «Шотландия», на котором мы с вами находимся. Это прекрасное судно. Мне расхвалили его и за внешние его качества и за нравственные достоинства его командира, славного капитана «Бертона. А кстати, не родственник ли вы великого африканского путешественника Бертона, этого отважного человека? Если да, то примите мои горячие поздравления.

– Сэр, я не только не родственник путешественника Бертона, но я даже и не капитан Бертон, – ответил Джон Манглс.

– А-а… – протянул незнакомец. – Значит, я говорю с помощником капитана Бертона, мистером Берднессом?!

– Мистер Берднесс? – переспросил Джон Манглся Он уже начал догадываться, в чем тут дело, только еще не мог разобрать, кто перед ним: сумасшедший или чудак. Молодой капитан уже собирался без дальнейших околичностей это выяснить, но на палубе появились Гленарван, его жена и мисс Грант.

Увидев их, незнакомец закричал:

– А, пассажиры! Пассажиры! Чудесно! Надеюсь, мистер Берднесс, вы будете так добры представить меня…

Но тут же, не ожидая посредничества Джона Манглса, он непринужденно выступил вперед.

– Миссис… – сказал он мисс Грант. – Мисс… – сказал он Элен. – Сэр… – прибавил он, обращаясь к Гленарвану.

– Мистер Гленарван, – пояснил Джон Мангле.

– Сэр, – продолжал незнакомец, – я прошу извинить меня за то, что сам представляюсь вам, но в море, мне кажется, можно несколько отступить от светского этикета. Надеюсь, мы быстро познакомимся, и в обществе этих дам путешествие на пароходе «Шотландия» покажется нам и коротким и приятным.

Ни Элен, ни мисс Грант не нашлись, что на это ответить. Они никак не могли объяснить себе, каким образом этот посторонний человек мог очутиться на палубе «Дункана».

– Сэр, – обратился к нему Гленарван, – с кем я имею честь говорить?

– С Жаком-Элиасеном-Франсуа-Мари Паганелем, секретарем Парижского географического общества, членом-корреспондентом географических обществ Берлина, Бомбея, Дармштадта, Лейпцига, Лондона, Петербурга, Вены, Нью-Йорка, а также почетным членом Королевского географического и этнографического института Восточной Индии. Вы видите перед собой человека, который, проработав над географией двадцать лет в качестве кабинетного ученого, наконец решил заняться ею практически и теперь направляется в Индию, чтобы связать там в одно целое труды великих путешественников.

Очевидно, секретарь Географического общества был приятным человеком, так как все это было сказано им чрезвычайно мило. Впрочем, теперь Гленарван прекрасно знал, с кем имеет дело: ему было хорошо известно уважаемое имя Жака Паганеля. Труды его по географии, доклады его о новейших открытиях, печатаемые в бюллетенях общества, переписка его чуть ли не со всем светом – все это сделало Паганеля одним из самых видных ученых Франции. Поэтому Гленарван сердечно протянул руку своему нежданному гостю.

– А теперь, когда мы представились друг другу, – сказал он, – вы позволите мне, господин Паганель, задать вам один вопрос?

– Хоть двадцать, сэр, – ответил Жак Паганель: – разговор с вами всегда будет для меня удовольствием.

– Вы явились на борт этого судна третьего дня вечером?

– Да, сэр, третьего дня, в восемь часов вечера. Прямо из вагона я бросился в кэб, а из кэба– на «Шотландию», где я еще из Парижа заказал каюту номер шесть. Ночь была темная. Я никого не заметил на палубе. А так как я был утомлен тридцатичасовой дорогой и к тому же знал, что во избежание морской болезни полезно немедленно по прибытии на судно улечься на койку и не вставать с нее в первые дни плавания, то я сейчас же лег и самым добросовестным образом, смею вас уверить, проспал целых тридцать шесть часов!

Теперь для слушателей Жака Паганеля стало ясно, каким образом он очутился на борту их яхты. Французский путешественник, перепутав суда, сел на «Дункан» в то время, когда на нем почти никого не было. Все объяснялось очень просто. Но что скажет ученый-географ, узнав название и место назначения судна, на которое он попал?

– Итак, господин Паганель, вы избрали Калькутту исходным пунктом ваших сухопутных путешествий? – спросил Гленарван.

– Да, сэр. Всю свою жизнь я лелеял мечту увидеть Индию. И вот наконец-то эта заветная мечта осуществится!

– Значит, господин Паганель, для вас было бы не безразлично, если бы вам пришлось посетить не эту, а какую-нибудь другую страну?

– Мне было бы это, сэр не только не безразлично, а даже очень неприятно, так как у меня имеются рекомендательные письма к лорду Соммерсету, генерал-губернатору Индии, да к тому же мне дано Географическим обществом поручение, которое я должен выполнить.

– А! Вам дано поручение?

– Да, мне поручено осуществить одно полезное и любопытное путешествие, план которого был разработан моим ученым другом и коллегой, господином Вивьеном де Сен-Мартеном. По этому плану, мне надлежит направиться по следам братьев Шлагинвайт, полковника Bo Вебба, Ходжона, миссионеров Хука и Габэ, Муркрофта, Жюля Реми и многих других известных путешественников. Я хочу добиться того, что, к несчастью, не удалось осуществить в 1846 году миссионеру Крику, то есть обследовать течение реки Яру-Дзангбо-Чу, которая, огибая с севера Гималайские горы, на протяжении тысячи пятисот километров орошает Тибет. Мне хотелось бы наконец выяснить, не сливается ли эта река на северо-востоке Ассамы с рекой Брамапутрой. А уж тому путешественнику, которому удастся осветить этот важнейший для географии Индии вопрос, будет, конечно, обеспечена золотая медаль.

Паганель был восхитителен. Он говорил с неподражаемым воодушевлением, он так и несся на быстрых крыльях фантазии. Остановить его было бы так же невозможно, как воды водопада на Рейне.

– Господин Жак Паганель, – начал Гленарван, когда знаменитый ученый сделал минутную передышку, – конечно, то путешествие, о котором вы сообщили нам, – прекрасное путешествие, и наука будет вам за него признательна. Но я не хочу держать вас дольше в заблуждении и потому должен сказать, что, по крайней мере, на ближайшее время вам придется отказаться от удовольствия побывать в Индии.

– Отказаться? Почему?

– Да потому, что вы плывете в сторону, противоположную Индийскому полуострову.

– Как! Капитан Бертон…

– Я не капитан Бертон, – отозвался Джон Мангле.

– Но «Шотландия»…

– Это судно – не «Шотландия»!

Удивление Паганеля не поддается описанию. Он посмотрел по очереди на Гленарвана, сохранявшего совершенную серьезность, на Элен и Мэри Грант, лица которых выражали огорчение и сочувствие, на улыбавшегося Джона Манглса, на невозмутимого майора, а затем, пожав плечами, опустив очки со лба на нос, воскликнул;

– Что за шутка!

Но в этот момент глаза его остановились на штурвале, и он прочел надпись: «Дункан. Глазго».

– «Дункан»! «Дункан»! – крикнул Паганель в отчаянии, а затем, стремглав сбежав с лестницы, устремился в свою каюту.

Как только злосчастный ученый исчез, никто на яхте, кроме майора, не в силах был удержаться от смеха; хохотали и матросы. Ошибиться, когда едешь по железной дороге, ну хотя бы сесть в поезд, идущий в Эдинбург, когда надо ехать в Думбартон, – еще куда ни шло, но перепутать судно и плыть в Чили, когда нужно отправиться в Индию, – это уже верх рассеянности!

– Впрочем, такой случай с Жаком Паганелем меня не удивляет, – заметил Гленарван. – Он ведь известен подобными злоключениями. Однажды он издал прекрасную карту Америки, куда умудрился втиснуть Японию. Но все это не мешает ему быть выдающимся ученым и одним из лучших географов Франции.

– Что же мы будем делать с этим беднягой? – проговорила Элен. – Не можем же мы увезти его с собой в Патагонию!

– А почему нет? – веско сказал Мак-Наббс. – Разве мы ответственны за его рассеянность? Предположите, что он попал не в тот поезд, который был ему нужен, – разве он мог бы его остановить?

– Не мог бы, но он сошел бы на ближайшей станции, – возразила Элен.

– Ну, так это он сможет сделать, если пожелает, в первой же гавани, где мы остановимся, – заметил Гленарван.

В это время Паганель, убедившись, что багаж его находится на том же судне, снова поднялся на палубу. Удрученный и пристыженный, он твердил одно и то же злополучное слово: «Дункан», «Дункан», будто не находя других слов в своем лексиконе. Он ходил взад и вперед, рассматривая мачты яхты, вопрошая безмолвный горизонт открытого моря. Наконец он снова подошел к Гленарвану.

– А куда идет этот «Дункан»? – спросил он.

– В Америку, господин Паганель.

– Куда именно?

– В Консепсион.

– В Чили! В Чили! – закричал злополучный ученый. – А моя экспедиция – в Индию! Что скажет господин Катрфаж, президент Центральной комиссии! А господин Кортамбер! А господин Вивьен де Сен-Мартен! Как смогу я теперь показаться на заседании Географического общества!

– Не отчаивайтесь, господин Паганель, – стал успокаивать его Гленарван, – все это может кончиться для вас сравнительно небольшой потерей времени. А река Яру-Дзангбо-Чу пока подождет вас в горах Тибета. Скоро мы зайдем на остров Мадейра, и там вы сядете на судно, которое доставит вас обратно в Европу.

– Благодарю вас, сэр. Видно, уж придется примириться с этим. Но, надо сказать, приключение удивительное! Только со мной подобная вещь и могла случиться. А моя каюта, заказанная на «Шотландии»!..

– Ну, о «Шотландии» вам лучше пока забыть.

– Но мне кажется, – снова начал Паганель, еще раз оглядывая судно, – «Дункан» – увеселительная яхта?

– Да, сэр, – отозвался Джон Мангле, – и принадлежит она мистеру Гленарвану…

– …который просит вас широко пользоваться его гостеприимством, – докончил Гленарван.

– Бесконечно благодарен вам, сэр, – ответил Паганель. – Глубоко тронут вашей любезностью. Но позвольте мне высказать вам такое простое соображение: Индия – чудесная страна, неисчерпаемый источник самых удивительных сюрпризов для путешественников. Наверно, ваши дамы не бывали там… И стоит рулевому повернуть руль, как «Дункан» так же свободно направится к Калькутте, как и к Консепсиону, а раз это увеселительное путешествие…

Но тут, видя, что Гленарван отрицательно покачивает головой, Паганель, не докончив своей фразы, умолк.

– Господин Паганель, – сказала Элен, – если бы это было увеселительное путешествие, то я, не задумываясь, ответила бы вам: «Давайте все вместе отправимся в Индию», и сэр Гленарван, я уверена, не был бы против этого. Но дело в том, что «Дункан» плывет в Америку, чтобы привезти оттуда на родину людей, потерпевших крушение у патагонских берегов, и потому он не может отказаться от такой гуманной цели.

Через несколько минут французский путешественник был уже в курсе дела. Не без волнения услыхал он о чудесном нахождении документа, об истории капитана Гранта и о великодушном предложении Элен.

– Сударыня, – обратился он к ней, – позвольте мне выразить вам безграничное восхищение, которое внушает мне ваш поступок. Пусть ваша яхта продолжает свой путь! Я чувствовал бы угрызения совести, если бы задержал ее хоть на один день.

– Так вы хотите присоединиться к нашей экспедиции? – спросила Элен.

– Это для меня невозможно: я должен выполнит» данное мне поручение. Я высажусь на первой же вашей стоянке.

– Тогда, значит, на острове Мадейра, – заметил Джон Мангле.

– Пусть на острове Мадейра. Я буду там всего в ста восьмидесяти милях от Лиссабона и стану ждать какого-нибудь судна.

– Ну что ж, господин Паганель, – сказал Гленарван, – так и будет сделано. Что касается меня, я счастлив, что могу на эти несколько дней предложить вам быть моим гостем на этой яхте. Будем надеяться, что вы не слишком соскучитесь в нашем обществе!

– О, – воскликнул ученый, – это еще счастье, сэр, что я ошибся судном так удачно! Тем не менее нельзя не признаться, что человек, направлявшийся в Индию и плывущий в Америку, попал в довольно-таки смешное положение.

Как ни печально это было, Паганелю пришлось примириться с задержкой, которую он не был в силах предотвратить. Он оказался человеком очень милым, веселым, конечно рассеянным и очаровал дам своим неизменно хорошим настроением. В течение первого же дня Паганель со всеми подружился. Он попросил, чтобы ему показали знаменитый документ, и долго, внимательно изучал его, вникая во все мелочи. Иное истолкование документа казалось ему невозможным. Он отнесся с живым участием к Мэри Грант и ее брату и старался внушить им твердую надежду на встречу с отцом. Он так уверовал в успех экспедиции «Дункана», так радужно смотрел на все, что, слушая его, молодая девушка не могла не улыбаться. Конечно, не будь у него поручения, он, несомненно, бросился бы на поиски капитана Гранта.

Когда же Паганель узнал, что Элен – дочь известного путешественника Вильяма Туффнеля, он разразился восторженными восклицаниями. Он знал ее отца. Какой это был отважный ученый! Сколькими письмами обменялись они, когда Вильям Туффнель был членом-корреспондентом Парижского географического общества! И это он, он, Паганель, вместе с господином Мальт-Брюном предложил Туффнеля в члены общества! Какая встреча! Какое удовольствие путешествовать с дочерью Вильяма Туффнеля!

В заключение географ попросил у Элен разрешения поцеловать ее. Поцелуй был разрешен, хотя это и было немного «неприлично».