Текст книги "Чашка чаю"

Зинаида Гиппиус
Чашка чаю

Пророчества понимаются лишь тогда, когда исполняются или начинают исполняться. Это известно. Но даже исполняясь, они требуют истолкования. Пророк поневоле неясен: он говорит образами, уподоблениями.

Тот, о ком будет речь, и не претендовал никогда на звание пророка. Это просто один из прекраснейших старых русских поэтов. У него много серьезных вещей, совершенно бессмертных. Но есть у него одна коротенькая шутливая «Баллада» – о Деларю и нечестивом убийце, которую не вспомнить сегодня никак нельзя. Такая она пророческая, хотя поэт, конечно, и не подозревал, что предсказывает действительные события. Он шутил, – это его право; ведь он, счастливый, до исполнения своих пророчеств не дожил. Нам, дожившим, не до шуток… И все-таки мы не можем на минуту не остановиться в восхищении перед точностью пророческих образов, которые дает нам поэт.

Вот, взглянем.

Кто такой «убийца нечестивый» – мы довольно давно знаем. Именно «убийца нечестивый». С первых же строк баллады нам становится ясно, кого называет поэт именем камергера Деларю: конечно, нашу бедную, милую, старую Европу. Отношения между ними рисуются с поразительной точностью. Действие происходит в наши дни.

Проследим события:

 
Вонзил кинжал Убийца Нечестивый
    В грудь Деларю.
Тот, шляпу сняв, сказал ему учтиво:
    «Благодарю».
Тут в левый бок ему кинжал ужасный
    Злодей вогнал.
А Деларю сказал: «Какой прекрасный
    У вас кинжал!»
Тогда злодей к нему зашедши справа,
    Его пронзил,
А Деларю, с улыбкою лукавой,
    Лишь погрозил…
 

Эта милая, шаловливая угроза, в связи с характером «злодея», заячьи-трусливым, а также в связи с крайне тугими внутренними обстоятельствами (прямо стал подыхать с голоду!), эта угроза, говорю я, этот нежно поднятый пальчик – произвел действие для Деларю неожиданное. Но злодей понял, что ему без «передышки» не вывернуться, что очень хорошо и выгодно поразыграть некоторое раскаянье:

 
Злодей пал ниц и, слез проливши много,
    Дрожал, как лист.
А Деларю: «Ах, встаньте, ради Бога!
    Здесь пол нечист».
 

Ободренный убийца решил еще чуть-чуть продолжать свою тактику. Займы, концессии, или, как в старину говорили, «аренда», ему обязательно нужны были. Да и не только займы одни… Мы увидим сейчас, с какой полнотой и как быстро оправдал Деларю возлагавшиеся на него надежды.

 
И все у ног его в сердечной муке
    Злодей рыдал.
А Деларю сказал, расставив руки:
    «Не ожидал!
Возможно ль? Как? Рыдать с такою силой
    По пустякам?
Я вам аренду выхлопочу, милый,
    Аренду вам!
 

Злодей ждал дальнейшего и дождался.

 
– Хотите дочь мою просватать, Дуню? –
 

продолжал поспешно Деларю. Тщательный истолкователь пророчеств отметит, вероятно, что под несчастной Дуней следует разуметь отечески опекаемый правительствами – Деларю европейский пролетариат или, может быть, вообще европейский народ. Хитрый убийца не скрывал и раньше своих вожделений и видов на Дуню. А тут Деларю сам предлагает „просватать Дуню“, да еще мало:

 
…………..
    А я за то
Кредитными билетами отслюню
    Вам тысяч сто.
 

(Тут необходимо перевести слово „тысяча“ на язык современности и читать „миллиардов сто“. Это ничего не отнимает у ясности пророчества, конечно.)

 
„А вот пока вам мой портрет на память,
 

не унимается Деларю:

 
    Приязни в знак.
Я не успел его еще обрамить,
    Примите так!“
 

Очень может быть, что такой полноты успеха злодей сам не ожидал и в первую минуту остолбенел. Но мы знаем, что он тотчас же оправился, принял все, как должное. И уже без стеснения, без риска, смело принялся за прежнее. Опять принялся за Деларю.

 
Истыкал тут злодей ему, пронзая,
    Все телеса.
А Деларю: „Прошу на чашку чая
    К нам в три часа“.
 

Это приглашение было единственное и последнее, чего еще мог пожелать в данную секунду „убийца“ от Деларю. Желание исполнилось, заветное приглашение получено. Наш момент – как раз момент, когда Деларю варит чай, готовит чашку, ждет визита. В три ли часа или в четыре сядут они за стол – такой точности нельзя требовать от пророчества. Тем более, что еще неизвестно, может быть и в три…

Баллада тут не кончается. Кончается только уже исполнившаяся часть ее пророчеств. И я не знаю, стоит ли писать о том, чем это все завершилось, – ведь мы глухи, как бревна, ко всем предреканиям будущего, пока оно не сделалось настоящим.

Впрочем, может быть, все-таки стоит бросить беглый взгляд на конец баллады. Уж слишком вплотную следили мы за отношениями предупредительного Деларю и „нечестивого убийцы“. Слишком мы, если можно так выразиться, – проосязали их, до момента „чашки чаю“ хотя бы, но и это много. Авось, кто-нибудь задумается и над концом, – а вдруг и он пророческий?

Собственно о „чашке чаю“ в балладе больше не упоминается, и мы не знаем, была ли она и как именно повлияла на дальнейшее течение истории. Неизвестно даже, после нее или до нее.

 
Так едок стал и даже горьче перца
    Злодея вид.
Добра за зло испорченное сердце
    Ах! не простит.
 

Мы склоняемся к тому, что это было до чашки, и даже почти-почти исполнилось, находится, так сказать, в процессе исполнения: не стал ли уже „вид злодея едок и горьче перца?“…

Но вот, однако, заключительная катастрофа. Злодей верен себе. От Деларю получено все, что он мог дать, в полноте и даже через край. Деларю больше не нужен. А так как предварительные тыканья кинжалом имели целью лишь возбудить угодливость Деларю, а теперь цель изменилась, то злодей предпринял шаги порешительнее:

 
Он окунул со злобою безбожной
    Кинжал свой в яд
И, к Деларю подкравшись осторожно,
    Хвать друга в зад!
 

Нет, очевидно, это было после „чашки чаю“… Наверно, не во время самого визита, – злодей расчетливее. Где нам, впрочем, разбирать времена и сроки пророчеств? Будет видно потом.

Дружеский удар отравленного кинжала пронял-таки Деларю:

 
Он на пол лег, не в силах в страшных болях
    На кресло сесть.
Меж тем злодей, отняв на антресолях
    У Дуни честь –
 

(и с Дуни сорвал свое, не забыл) процвел, расцвел окончательно повсюду, на самых разнообразных местах, где будто бы был всеми чтим, весьма любим» и т. д.

Взгляните, наконец, каким прямым предупреждением заключается баллада, и даже в словах вся точность, – какую только допускает образность предсказаний:

 
В Москве он членом сделался совета,
    В короткий срок.
Какой пример для нас являет это,
    Какой урок!
 

Я не знаю, что еще можно прибавить к сказанному. Не обманываюсь: никогда слова отдельных пророков, а равно и трезвые, разумные слова отдельных личностей не исцеляли коллективного умопомешательства. Волна его продолжала катиться, вперед, неостановимо, – до какого-то своего предела. Мы этим не должны, однако, смущаться. И помешанные – люди. И среди них есть отдельные, могущие исцелиться. Для кого-нибудь, – хотя бы одного! – склонного к пророческим образам, к поэтической интуиции, я и привожу замечательную балладу Алексея Констан. Толстого, этого прекрасного русского поэта. Над ней нельзя не задуматься.

А для какого-нибудь другого помешанного, с иным складом души, знать не знающего о пророчествах, слушающего только реальность, – я с удовольствием повернусь к реальности. Укажу ему на сегодняшние («Матэн», 22 января 22) слова сегодняшнего, реального человека, – не русского поэта, а президента американской торговой палаты М. Вальтера Берри.

Такой оборот меня нисколько не затрудняет, ибо и давно умерший русский поэт, и благополучно здравствующий американский президент говорят совершенно то же самое о том же самом: о «нечестивом убийце!» и о «чашке чаю».

Вот как говорит о них американец:

«…Генуэзская конференция – осиное гнездо, ловушка, приготовленная не без Германии. Если кровавые убийцы России сядут за этот стол – я страстно желал бы, чтобы Америка отказалась от приглашения.

Ленин эволюционирует? Ленин не может эволюционировать. На нем слишком много крови (подч. в подлиннике). Человек, который расстреливал, взрывал, убивал своих соотечественников сотнями, тысячами, и обрек миллионы других на смерть от голода, который поверг свою страну в пучину еще неслыханного на земле отчаяния, – такой человек не может сказать: „Я ошибся; мои теории неверны; надо вернуться“. Ему нет возврата. Он вынужден продолжать свой путь. И он будет его продолжать. Генуя? Это он только забегает вперед, чтобы дальше отскочить назад. А приглашение „советов“ в Геную – уже одно приглашение – удлинит на год, по крайней мере, жизнь этого губительного режима. Советский принцип – разрушение всех правительств на земле. И приглашать такое „правительство“ сесть рядом с другими цивилизованными правительствами, этим приглашением признать его – значит волка пригласить в овчарню. Это поступок совершенно непостижимый».

И однако –

 
Хотите вы истыкать мне, пронзая,
    Все телеса?
Ах, Боже мой! Прошу на чашку чая
    К нам в три часа, –
 

говорит Ллойд Джордж, шепча своим – утешительно: ничего, я потребую гарантий. На это европейскому безумцу вот что отвечает твердый и трезвый американец:

«Ну конечно, „советы“ дадут вам все вообразимые и невообразимые гарантии: много это им стоит! Ну конечно, они вам признают все царские долги: это им еще меньше стоит!»

Мы уже видели, что пророческий «злодей» в балладе на все соглашался, «дрожал, как лист», что ему стоит? Будем теперь ждать, что обрадованный Ллойд Джордж кинется:

 
Хотите дочь мою посватать, Дуню?
    А я за то
Кредитными билетами отслюню
    Миллиардов сто.
Через плечо дадут вам Станислава
    Другим в пример.
Я дать совет властям имею право,
    Я – камергер…
 

И уж, конечно, мы, внимательные читатели старой баллады, вместе с достойным американцем, так ясно видящим самую реальную реальность, не удивимся, когда произойдет дальнейшее, не закричим от неожиданности, увидав, что убийца «окунул со злобою безбожной кинжал свой в яд» (как ему свойственно), и что

 
К Ллойд Джорджу он, подкравшись осторожно,
    Хвать друга в зад…
 

Да сбудется пророчество! скажут одни. Это только логика вещей! скажут другие.

И может быть, лишь тогда, – слишком поздно! скажут и многие, ныне слепые и глухие:

 
Какой пример для нас являет это,
    Какой урок!