Текст книги "Повелитель эллов"

6

Когда я рассказал неживым о развалинах с летучими мышами, которые я нашел в самом начале своей одиссеи, они решили, что сумеют добраться до подземелья без помощи корров.

– Так будет лучше, – сказал Третий.

– Почему?

– Неужели ты не понимаешь? Нас могут увидеть эллы. Они ненавидят корров.

– Хорошо, что эллы не знают нас.

– Почему вы так в этом уверены? – спросил я. – Многие эллы побывали у вас…

– Все равно нам спокойнее отправиться без корров, – сказал Шестой. – И будем торопиться, пока мы полны энергии после утреннего омовения в источнике.

Это была странная процессия, и не раз я жалел, что нет у меня никакой аппаратуры, чтобы запечатлеть ее, все осталось в моем кубике с зеркальными стенами.

Впереди шел я, за мной катилось четверо неживых. Все роботы рвались в эту экспедицию, но решено было, что со мной отправятся только четверо: Пятый и Шестой, которые рвались на свидание с духами своих создателей, Третий и Одиннадцатый. Остальные оставались с коррами.

Когда дорога была более ровной, неживые полностью надували шары и катились быстрее, на неровностях они снижали в них давление и замедляли ход.

– Юуран, – сказал Третий после нескольких часов движения, – скоро будут развалины, о которых ты говорил. Мы начинаем чувствовать слабость.

– Скоро, по-моему, скоро.

Мы шли, наверное, еще с час, но развалин с летучими мышами все еще не было видно.

– Я больше не могу двигаться, – сказал Третий.

– Мне кажется, – пробормотал Одиннадцатый, – пришелец обманул нас.

– Молчи! – крикнул Пятый. – Он ведет нас к эбрам!

– Не к эбрам он ведет нас, а к гибели. Еще немножко – и мы навсегда останемся здесь. Остатки энергии вытекут из нас, глаза засыплет пыль…

– Хватит! – прошипел Пятый.

– Не трать зря энергию, – сказал Шестой. – Пусть остаются, если хотят. Пусть ждут, пока за ними придут корры и потащат их на себе к источнику.

– Ты прав.

Они полностью надули шары, которые стали жесткими и подпрыгивали на камешках, а не обтекали их, как обычно. Катиться так было, очевидно, неудобно, но потери энергии меньше.

– Стойте, – сказал Одиннадцатый, – я больше не могу катиться.

– Я тоже с трудом вращаю шар, – подтвердил Третий. – Нам надо остановиться и решить, что делать.

– Останавливайтесь, если хотите, – сказал Шестой.

– Нам некогда, – добавил Пятый. – Нас ждут.

– Но у вас ведь тоже кончается запас энергии.

– Мы будем катиться, пока в силах хоть раз повернуть шар.

Не знаю, одинаково ли они умели запасать энергию, или любовь к создателям добавляла Пятому и Шестому сил, но они оставили двух других неживых далеко позади. Еще через полчаса Шестой дернулся, остановился, и шар его начал медленно расплющиваться.

Пятый мельком взглянул на него и продолжал движение. Я остановился около неподвижного робота и сказал:

– Осталось совсем немного. Развалины вон за тем поворотом.

– Я не могу катиться.

– Если Пятый докатится до источника, он вернется, чтобы поделиться с тобой энергией.

– Нет, – прошептал Шестой. – Он не вернется, он будет торопиться к своему господину.

Я вспомнил читанную когда-то восточную притчу. Два человека бредут по пустыне. У одного из них прохудился мех с водой, и она вся незаметно вытекла. Оставшейся воды не хватит, чтобы оба добрались до ближайшего колодца, и оба знают это. Что должны они делать? – спрашивает притча и отвечает: если они оба простые смертные, человек с полным мехом оставит товарища и пойдет вперед. Если человек с водой святой, он разделит воду пополам. Пусть они и не дойдут, но не дойдут вместе. Но если человек с водой ангел, он отдаст ее товарищу, чтобы дошел тот.

Мои роботы были не святыми и не ангелами, в этом я уже успел убедиться. Сейчас они лишний раз подтвердили, что подлость не остается в одной лишь части уравнения, она обязательно выплывает в решении его.

Я догнал Пятого и почти сразу же увидел развалины. Как и в прошлый раз "при нашем появлении откуда-то выпорхнули тучи крылатых тварей. С шорохом, со свистом они заметались над нашими головами, и писк их сверлил уши:

– Опасность! Опасность! – пищали они.

– Это стражи развалин, – зачем-то сказал я и сделал шаг вперед. Как и в прошлый раз, я плавно взлетел вверх. – Смелее, робот. Если вы способны воспринимать эту энергию, здесь ты сможешь вволю запастись ею.

Пятый с трудом перевалился через торчащий край обрушившейся стены и замер. У неживых нет черт лица, у них, строго говоря, нет и лица, но я физически чувствовал облегчение и наслаждение, которые испытывал Пятый. Он покачивался, то напрягая шар, то снижая в нем давление.

– С самого рождения, – сказал он, – мы знали, что энергию можно пить только маленькими глотками, особенно когда испытываешь жажду. Сразу глотать ее опасно. Почему так – я объяснить не умею, но мы все знаем это. Но сейчас я не сдерживаю поток, что вливается в меня. Я тороплюсь.

Через несколько минут он объявил, что готов двигаться дальше, и мы вернулись на дорогу.

– Куда ты? – спросил я, видя, что он двинулся вперед.

– Как куда? К Зеркальным стенам.

– Надо вернуться и поделиться энергией с Шестым.

– Зачем?

– Чтобы и он мог докатиться.

– Но я здесь при чем?

– Помоги ему.

– Мне некогда.

– Вернись, он же твой товарищ.

– Но он остановился. Он не может катиться, – упрямо сказал Пятый.

– Значит, нужно помочь ему. До Зеркальных стен недалеко, и даже если ты поделишься энергией, вам обоим хватит добраться до места.

– Я понимаю твои слова, Юуран, но я никак не могу понять их смысла. Я тороплюсь, я полон энергии, источник налил меня до краев, я трепещу при мысли о встрече со своим создателем, а ты задерживаешь меня разговорами о Шестом. Почему? Разве ты не вызвался сам довести нас до подземелья?

– Вот-вот. Ты сказал «нас». Вы вышли вместе. Шестой разрядился. Он не может вращать шар. У вас ведь сильные умы. Разве ты не можешь представить, что сейчас творится в сердце твоего товарища?

– Что такое сердце?

– Неважно. Пусть не сердце. Пусть мозг. Пусть логические схемы. Пусть что угодно.

– Я понимаю. Я знаю, что он страдает. Мысль его тянется туда, где ждет господин, а шар больше не может повернуться ни разу.

– А он не ждет, что ты поделишься с ним энергией?

– Странная мысль. Нет, конечно. Как он может ожидать столь нелепого поступка? Энергию можно пытаться отнять, но как можно делиться ею, когда она нужна мне самому?

– Ладно, не будем обсуждать нравственные проблемы. Я прошу тебя вернуться и поделиться энергией. Мы не можем бросить Шестого.

– Ты не логичен, Юуран. Мы же оставили позади еще двух неживых. Почему ты не требуешь, чтобы я возвратился и к ним?

Я вздохнул. Универсальная софистика себялюбов. Если я не могу помочь всем, то зачем помогать этому или тому.

– Возвратись и поделись энергией с товарищем, – твердо приказал я. – Иначе мы не двинемся с места, а без меня ты никогда не найдешь вход в подземелье Больших развалин.

– Но я…

– Твой господин будет недоволен, если по твоей вине Арроба останется без своего слуги.

Пятый повернул обратно. Шестой стоял на обочине дороги и походил на странный гриб. Шар его полностью расплющился, и он медленно поднял голову, глядя на нас.

– Мы вернулись, чтобы помочь тебе, – сказал я.

– Я обессилен. Я не могу двигаться, мысли мои текут медленно и путаются.

– Пятый полон энергии, он поделится с тобой.

– Что значит понятие «поделиться»? Я не понимаю, что ты хочешь сказать.

– Он отдаст тебе часть своей энергии.

– Почему? – недоуменно спросил Шестой.

– Ты недоволен? Может быть, ты не торопишься к своему господину? Может быть, я скажу Арробе, что его слуга не хотел прикатиться к нему?

Робот низко опустил голову и издал звук, похожий на стон.

– За работу, Пятый. Ты должен как-то подсоединиться к нему?

– Нет, это делается проще. Я просто отдаю ему часть энергии.

Он стоял недвижимо, оборотясь к товарищу, а тот оживал на глазах: шар его начал округляться, голова поднялась с груди.

– Спасибо, – прошептал он, глядя на меня.

Я хотел сказать ему, что он вовсе не похож сейчас на того робота, который совсем недавно предвкушал удовольствие от пыток, уготованных мне, но услышал какой-то звук и обернулся. К нам бежали с десяток корров. Впереди несся рыжий Хиал, тот самый, что чуть было не размозжил мне голову. А рядом с ним бежал Варда.

– Юуран! – крикнул он и бросился ко мне. Дыхание его было прерывисто, бока ходили, и коричневый мех почернел от пота. Но в глазах светилась радость. Он осторожно коснулся рукой моего лица. – Юуран, – повторил он.

Остальные корры окружили нас кольцом. Хиал несколько раз глубоко вздохнул и сказал:

– Юуран, ты должен простить меня. Теперь мы поняли, что Варда говорил правду. Ты говорил правду. Неживые лгали нам. Лгали? – крикнул он, подступая к роботам.

– Мы научили вас добру, – сказал Шестой.

– Мы помогли вам выйти из леса. Вы перестали быть животными, – добавил Пятый.

– Какому добру? Убивать эллов? Когда Варда пытался открыть нам глаза, мы гневались, потому что мы привыкли жить с закрытыми глазами. Нам не нужны были свои глаза, мы все видели вашими. Мы не верили Варде, не хотели его слушать. Мы чувствовали, что поверить ему значило понять, кто мы на самом деле. Увидеть, что мы не благородные корры, несущие добро трехглазым и гордые найденным смыслом существования, а глупые, обманутые твари. Творящие зло. Истинное зло, которое мы в своей глупой слепоте принимаем за добро. И в самодовольстве своем не желающие ничего видеть и слышать.

– Это ложь, – твердо сказал Шестой. – Вы прекрасно знаете, что мы ваши учителя.

– Вы заставляли нас служить вам, – сказал Курха, выступая вперед.

– Мы никогда никого не заставляли ничего делать насильно, – сказал Пятый. – Ответь, Курха, так? Хоть раз мы прибегали к насилию? Почему ты молчишь?

– Да, не прибегали. Вам не нужно было насилие. Вы пользовались обманом. Вы знаете, что он порабощает сильнее, чем насилие.

– Какой обман? – крикнул Шестой. – В чем обман? Почему вы слушаете безумного Варду, который предал ваше дело, ушел к трехглазым? В чем обман? О чем вы толкуете? Разве неправду мы говорили вам, когда рассказывали о Семье эллов, в которой у них не было даже имен, в которой они не могли ни радоваться, ни печалиться? Разве получил бы какой-нибудь элл без нас имя? Вы говорите, что мы обманывали вас, а на самом деле это Варда сбивает вас с толку, потому что он хочет предводительствовать вами.

– Послушайте, корры, – пробормотал невысокий корр, – может, мы поторопились? Все-таки неживые действительно многому научили нас.

– Лгать они нас научили, – печально сказал Курха. – И убивать. И ты это знаешь, Раху.

– Вы убивали не для удовольствия, – сказал Шестой. – Вы поставили перед собой благородную цель освободить эллов от рабства Семьи и стремились к ней. Но не всем доступно бескорыстное благородство. И те, кому оно непонятно, пытаются объявить его злом. Плохо, плохо вы еще усвоили принципы любви, если вас так легко сбить с тропы мудрости.

– Слова, – угрюмо сказал Хиал, сжимая и разжимая огромные кулаки. – Вы ими ловко швыряетесь, лучше, чем камнями. Вы нас одурманили словами. Не успевали облака налиться дневным оранжевым светом, как вы уже начинали опутывать нас словами: долг, любовь, мудрость, добро. Вы затыкали ими наши глотки, вы залепляли ими наши глаза, набивали ими наши головы. А сами строили планы, как превратить нас в покорных слуг…

– Ложь! – крикнул Пятый. – Вы добровольно слушали нас, потому что вы видели в наших словах правду.

– Мы встретили на пути двух неживых. Почему вы бросили их, если вы учите нас добру? – спросил тихо Курха.

– Вы ничего не сказали нам, – сказал Хиал, – когда отправились к Зеркальным стенам. Да, мы не хотели верить Варде, когда он пытался открыть нам глаза на ваши истинные планы, но когда вы бросили все и помчались к Зеркальным стенам, мы поняли, что он говорит правду. И мы кинулись за вами. Варда объяснил нам, что вам нужна энергия, новые источники.

– Ложь! – взвизгнул Пятый. – Уничтожьте Варду, он предатель! – Он дернулся вперед и поднял щупальца, но Варда увернулся.

– Уничтожить – хорошее слово, – пробормотал Хиал. – Это как раз то, что нужно сделать с вами. – Он нагнулся и поднял с дороги увесистый камень. – Вот ответ на ваши слова.

– Хиал, – пробормотал Курха. – Обожди, нельзя так…

– Мы слишком долго ждали.

– Хиал прав, – вздохнул Варда.

– Но ведь уничтожить неживых – тоже зло, – задумчиво сказал Курха. – Мы бежим от одного зла к другому.

– Зло надо уничтожать, так вы нас учили, учителя? – насмешливо спросил Хиал, перебрасывая камень из руки в руку.

Я не знал, что делать и что сказать. Варда был прав, и я чувствовал невольную симпатию к простодушному Хиалу. Для него ощущение правоты означало действие. Сначала оно было направлено на мою голову, а теперь увесистый с острыми краями аргумент в его руках адресовался неживым.

И сомнения бедного Курхи я мог понять. И я думал так же, как он. Но в отличие от них я видел еще мысленным взором и мерцающие всполохи света за прозрачными стенами в подземелье. Я знал, как страстно ждут два бесплотных духа, обреченных на вековое ожидание, освобождения. Знал и все еще испытывал постыдную, навязанную мне любовь к ним. Я должен бы привести неживых в подземелье.

– Ты молчишь, Юуран? – недоуменно спросил Варда. – Ты ничего не хочешь сказать нам?

Я хотел крикнуть коррам, что убивать нельзя, но мои голосовые связки были парализованы. Не мог я защищать неживых, и не мог я благословлять их уничтожение.

– Видишь, Варда, он с ними, – угрожающе сказал Хиал.

– Юуран никогда не сделал никому ничего плохого! – пылко крикнул Варда. – Если он с ними, значит, у него есть какой-то план.

– Хватит! – взревел Хиал. – Хватит слов, планов, объяснений! Вот мой план! – Неуловимым движением он швырнул камень, и тот со звоном ударил в голову Пятого. Что-то брызнуло, какие-то светлые осколки разлетелись в стороны.

– Стойте! – застонал Курха.

– Бей! – крикнул Раху, нагибаясь за камнем.

– Бей, бей! – скандировали корры.

– Не трогайте Юурана! – кричал Варда.

– Плевать нам на твоего пришельца, раз он с неживыми! – кричал Хиал.

– Не прикасайтесь к нему!

– Он с ними!

– Бей!

– Топчи, топчи неживых!

Я не думал о себе. В голове билась лишь мысль об эбрах, замурованных в подземелье. Я должен был их освободить. С пронзительной ясностью я понял: если я не смогу привести к ним роботов, мне придется отдать им свое тело, свой мозг. Я не смогу поступить иначе. Иначе мина замедленного действия все равно взорвется во мне. Не соображая, что делаю, я схватил Шестого за щупальца и бросился вперед.

– Держите их!

– Нет!

– Я тебе дам нет!

– Смотрите, он встает!

– Ты попал в меня!

– Ты что делаешь? О-о-о…

– Держите их…

– Варда, ты что…

– Да я…

– А-а-а…

Крики затихали позади. Я не мог обернуться, у меня для этого не было мгновения. Мелькали в голове обрывки мыслей. Варда… без него бы… Не успеем… Надо…

Я никогда не мчался с такой скоростью. Дыхание перехватывало, ноги с каждым шагом делались все тяжелее и неповоротливее. Воздух загустел, и мне никак не удавалось наполнить им легкие. «Остановись! – вопили все мышцы тела. – Мы больше не можем». Мысль об остановке была сладостна, ей было трудно сопротивляться. Сердце колотилось короткими ударами: стой, стой, стой.

В спину что-то больно толкнуло, и я инстинктивно обернулся. На меня мчался Хиал. Руки его были пусты, он уже швырнул в меня камень.

– Шестой! – крикнул я.

– Теперь ты не уйдешь! – крикнул корр. Он опустил голову и бросился на меня. Он хотел сбить меня на землю. В последнюю долю секунды я отскочил в сторону и успел подставить ему ногу. По ноге ударил молот, и я упал. Падая, я видел, как упал и Хиал. Он тут же вскочил на ноги, чтобы снова броситься на меня, на этот раз уже в последнюю атаку, но Шестой схватил его щупальцами, поднял в воздух – я даже представить себе не мог, что неживые так сильны – и с силой швырнул наземь. Корр шмякнулся с глухим стуком, с каким падают тяжелые и мягкие вещи.

– Бежим, – прохрипел я, вскочил на ноги, но тут же снова упал. Боль в ноге была невыносимой. Сломал я ее, что ли… Неважно. Ничего больше не было важно. Все потеряло смысл. Я знал, что не смогу бежать, даже если бы все корры Элинии гнались за мною с пудовыми каменьями в руках.

Только что робот никак не мог взять в толк, почему нужно с кем-то чем-то делиться – не слишком они большие альтруисты, это уж точно, – но когда что-то касалось их самих… Шестой легко подхватил меня. Болела спина, правую ногу простреливали вспышки острой боли, я все еще никак не мог изловчиться и набрать полную грудь воздуха. Я вдруг почему-то увидел со стороны, как нелепый робот прижимает к холодному телу циркового артиста Юрия Александровича Шухмина и катит с ним по узкой дороге на своем шаре.

– Еще чуть-чуть. Скоро уже развалины, – прокаркал я хрипло. – Вот сейчас мы должны повернуть.

Еще через несколько минут мы были уже у той роковой плиты, с которой начались все мои злоключения. Труба была на месте, такая же ровная, как и тогда, когда я первый раз уподобился лемуру и пополз по ней, жмурясь от ярких облаков. И вдруг я понял, что робот никогда не сможет взобраться на плиту. Как бы он ни манипулировал своим шаром, ему не преодолеть препятствие. У шара просто слишком малый диаметр, чтобы вкатиться на метровой высоты кусок стены, на котором лежала плита.

– Ты не сможешь залезть на эту плиту, – сказал я, и Шестой поднял меня и опустил на плиту. – Один я не поползу.

– Почему один? – пробормотал неживой, и я увидел, как шар на моих глазах раздвоился, каждая половинка вытянулась, превращаясь в ноги.

Еще через минуту мы были внизу, в темноте колодца.

– Сейчас я нащупаю руками проход в коридор, – сказал я.

– Не надо, – прошептал Шестой. – Не надо ничего нащупывать. Я знаю, куда идти. Я слышу голос. О, я слышу голос! Иду, мой господин, иду, мой повелитель.

Он ринулся вперед, и я остался один. Я не мог идти за ним, я не мог опереться на ногу. Я опустился на пол. Я испытывал полную отрешенность. Эмоции мои не успевали за событиями. Я был пуст, легок. И боль пульсировала не во мне, а где-то в стороне, в плотном мраке.

Сердце постепенно замедляло галоп. Я уже не хватал судорожно воздух. Ощущение легкости и пустоты все усиливалось. Я был воздушным шаром – еще мгновение, и порыв ветра унесет его. Но вот пустота начала подниматься вверх, словно я находился в свободном падении, и взорвалась в голове фейерверком. Я не сразу понял, что произошло. Я лишь знал, что что-то случилось. И вдруг понял, почувствовал: противоестественная и рабская моя любовь к эбру, которую он, не спрашивая моего согласия, всунув в меня, ушла. Я был свободен. Мне было легко. Пусть я сижу в темноте со сломанной ногой и не знаю, что делать, все равно я больше не марионетка. И неважно, что не я сам оборвал нитки, за которые дергал бесплотный кукловод, а он, потому что занялся очередной марионеткой. Важно, что я обрел самый ценный на свете дар – духовную свободу. Никто больше не управлял моим сердцем и моим сознанием.

И раньше сквозь навязанную рабскую покорность я видел, чего стоят повелители неживых. Теперь, свободный, я испытывал огромное облегчение от мысли, что не должен больше служить им.

Я услышал шаги в темноте. По коридору кто-то шел к колодцу, на дне которого я сидел. Стены коридора засветились, и я в их зыбком свете успел увидеть элла. Он вошел в темь колодца, стены коридора погасли. Зато засветилось все вокруг меня. Да, это был элл. В нем было что-то странное, но что именно, я не понимал. Он прошел мимо меня и посмотрел вверх, где виднелся кусочек неба.

– Элл, – пробормотал я, – как ты попал сюда?

Он не ответил. Свечение стен усилилось. Труба, которая доставила нас вниз, плавно и бесшумно скользнула вверх.

– Как ты сюда попал? – повторил я. – И как ты думаешь выбраться?

– Я выйду, – сказал элл. – Но я не элл. Я эбр. Я Арроба, и я начинаю новую главу. Я не элл. Я не трехглазый.

– А я… Ты опустишь для меня трубу? – по-детски спросил я. Сейчас он исчезнет, а я останусь один. В темноте. Я уже знал, что свет, сочившийся из стен, погаснет, когда он уйдет.

– Нет.

– Почему?

– Ты больше не нужен, пришелец.

– Я привел тебе твоего слугу, Арроба. Я ничего не прошу, помоги мне только выйти.

– Нет.

– Почему?

– Я могу помочь тому, кто существует. Тебя нет, ты фикция. Ты позади. Впереди я не вижу тебя, стало быть, тебя нет.

Он не сделал видимого усилия, он просто начал медленно подниматься вверх, тем самым воздушным шаром, каким я только что чувствовал себя. Он подымался, и стены гасли за ним.

Вот он мелькнул на фоне неба и исчез. Я сидел на жестком дне колодца со сломанной ногой, не зная, сумею ли я вообще когда-нибудь выбраться отсюда, сидел в плотной, физически ощутимой темноте, вымотанный, выжатый, опустошенный и глупо улыбался. Я понимал, что с такой улыбкой в таких обстоятельствах я готов был для психокорректора, но ближайший психиатр был довольно далеко.

Мне было хорошо. Мне было противоестественно хорошо. В этой западне я был свободен. Выберусь я отсюда или нет – это было уже другое дело. А сейчас я ни о чем не хотел думать. Сейчас я был скупцом, наслаждавшимся своими сокровищами. Только сокровищами были не деньги, не золото, не драгоценные камни, а чувство освобождения от тягостного бремени постыдной любви. Я снова и снова раскладывал свое эмоциональное богатство: вот блестела теплым, нежным блеском любовь к Ивонне, вот ровно светилась глубочайшая привязанность к маме и брату, прыгали веселые искорки заботливой нежности к моим животным, сияла преданность родной Земле. Все свое, все вольно родившееся во мне, а не втиснутое в сознание чужой враждебной волей.

– Юу-ра-ан, – услышал я зов и поднял голову. Я не зря улыбался во тьме. Это был голос Варды.

– Я здесь! – заорал я во все горло. – Здесь, Варда, внизу.

– Как тебе помочь?

– Найди веревку.

– Хорошо, Юуран, я пойду к Верткому.

К тому времени, когда около меня зазмеилась веревка, я уже знал, что ногу я все-таки не сломал. Это был очень сильный ушиб.

Объединенные силы корра и элла не шли ни в какое сравнение с таинственной мощью неведомых машин, которые плавно меняли силу тяжести в колодце. Они тянули меня долго, рывками. Несколько раз мне даже казалось, что вот-вот веревка лопнет, но какой-то фильтр не пропускал в меня ни страх, ни дурные предчувствия. Я так и перевалился через край провала с глупой улыбкой, которая стала еще шире при виде Барды, Верткого и Первенца.