Текст книги "Кровные узы"

Когда-то, еще при старом профессоре, домработница привезла из деревни дочь, чтобы пристроить ее к делу. Девушка приглянулась профессорскому сыну Николеньке… После всего что произошло – тут рассказчица неизменно поджимала губы, многозначительно глядя на собеседника – он был просто обязан на ней жениться. Для полуграмотной Степаниды муж стал настоящим божеством, служению которому она и посвятила свою жизнь. Когда родилась дочка, от нее потребовали того же преклонения перед папиным авторитетом, но она постоянно проявляла непослушание, а на последнем курсе института устроила форменный бунт. Она – тут старушки возводили глаза к небу, а голос понижали до трагического шепота – родила ребенка без мужа и вообще непонятно от кого. В описании дальнейших событий рассказчицы никак не могли придти к единому мнению. То ли отец девочки, которую назвали Женей (разве это имя для ребенка из приличной семьи!) так и не появился, то ли пришел делать предложение, по всем правилам и был с позором изгнан.

Так или иначе, доцент Еланин с возмущением обнаружил, что больше не является центром мира, существующего в пределах этой квартиры. Став постарше, девочка упорно не желала соответствовать идеалу, твердо усвоенному старшим поколением. Вместо подаренных бабушкой платьев с оборками и рюшечками она не вылезала из джинсов и кроссовок, а вместо традиционных девчачьих игр предпочитала гонять с мальчишками в футбол. Даже после того как пошла в первый класс, девочка не изменилась и продолжала доставлять массу проблем бабушке с дедушкой, к которым теперь присоединилась и мама. За последнее время молодая женщина растеряла боевой пыл и стала вполне соответствовать требованиям своих родителей.

Но от этого мало что изменилось, разве что "центр сопротивления" звали теперь не Мария, а Евгения. "Холодная война" в бывшей профессорской квартире продолжалась. Именно этот накал страстей и привлек существо, которое те, кто привел ее в наш мир, назвали собакой Баскервиллей или просто Собакой.

Недалекое прошлое

Особняк на окраине города

– Тетя Элеонора, у нас в школе дискотека, можно я возьму твою тушь и тени? А еще духи, они у тебя такие классные!

– А твои родители не будут против?

– Если честно, мама считает, что в четырнадцать лет пользоваться косметикой еще рано, но у нас все девчонки в классе давно уже красятся, одна я как самая отсталая! А можно я возьму что-нибудь из одежды; Мама будет опять навязывать эту отстойную блузку с кружевами. Ну и подумаешь, что ее купили во французском бутике, никто из девчонок такого не носит! Я попросила у Аньки ее футболку с монстрами, а она, вредина такая, не дала. Ну хоть совсем не ходи, уж лучше чем так позориться.

– Хитрюшка ты. Ладно, пошли уж, в шкафу тети Элеоноры найдется что-нибудь подходящее.

– Ой вот это кайф! Можно, я примерю это… и это. А где у вас зеркало?

– Зеркало?.. Разбилось случайно, а новое вставить все не соберусь… Посмотри, а это платье тебе не нравится?

– Платье? Что я, маленькая, на дискотеку в платье? Вот это суперкласс, крутая готика, все будут в полном отпаде! А косметика?

– Давай, я сама тебя подкрашу – сначала тени, вот эти, багровые, подойдут, и стразы на виске самое то, теперь тушь. В завершение немного румян и блеск для губ; нет, этот для тебя слишком яркий, лучше бесцветный, тоже с блестками. Вот и готово, повеселись как следует.

…Девушка-подросток в черном платье из искусственной кожи и со старательно сделанным макияжем в стиле "вамп" выбегает из дома к ждущей у ворот машине. Стройная рыжеволосая женщина, которая кажется ненамного старше ее, смотрит ей вслед, грустно улыбаясь. В ее возрасте она так мечтала о чем-то похожем…

* * *

Собака неторопливо обследовала комнату за комнатой. Здесь ей нравилось даже больше, чем в других квартирах: таких сильных чувств и накала страстей она не находила еще нигде. Казалось, ими пропитаны здесь сами стены.

Комната, предназначенная для одного-единственного человека. Собака уже знала, что она называется кабинетом. Большая часть ее была занята письменным столом, на котором были расставлены разные предметы; им явно придавалось особое значение. Старинный прибор с чернильницами и другими приспособлениями, назначение которых уже неизвестно современным людям, несколько стопок пожелтевшей бумаги, исписанной перьевой ручкой, печатная машинка, к которой много лет никто не притрагивался. У стола старинное кожаное кресло; сидя в нем, хозяин кабинета упивается мыслями о былом величии. Точно так же как его предшественник… В этом кресле Собака провела несколько часов, с удовольствием поглощая оставленные ими эмоции.

А вот и сам этот человек, смотрит множеством пар глаз с каждой стены. Здесь нет свободного места, повсюду его фотографии, заботливо вставленные в рамочки. Молодой мужчина в костюме повернул голову, гордо демонстрируя профиль. Тот же человек среди сотрудников, на прогулке, в лыжном походе. Хозяин кабинета в детстве, везет за веревочку игрушечную лошадку, он же вместе с родителями…. Остальное пространство на стенах занимают красивые бумаги, имеющие отношение к тому же человеку; люди называют их "грамотами" и "поздравительными адресами". Еще в сознании потустороннего существа неожиданно возникают слова "алтарь" и "иконостас", произнесенные когда-то здесь женским, звенящим от возмущения голосом. Сколько пищи… По телу Собаки, которое в этот момент стало почти материальным, прошла дрожь от предвкушения удовольствия. Но надо посмотреть, что там еще; сюда всегда можно вернуться.

Громадная комната, самая лучшая в квартире, ее называют "залой". Запах безошибочно подсказал Собаке, что этим помещением давно не пользуются, во всяком случае, не проводят здесь много времени.

В центре круглый стол, застеленный скатертью, вокруг него – жесткие неудобные стулья из темного дерева. С потолка низко свисает люстра из мутного голубоватого стекла – полусфера, от которой отходит пять изогнутых железок с такими же стеклянными шишками. Кому-то из сидящих за этим столом все время казалось, что люстра похожа на паука, который затаился и выбирает, кого бы схватить. "Не говори глупости, это антикварная люстра, она принадлежала еще твоему дедушке. Еланиным всегда было присуще почтение к семейным традициям"! На стене портрет в золоченой раме. Человек, изображенный на нем, очень похож на нынешнего хозяина кабинета. Кажется, что от глаз нарисованного мужчины не укроется ничего из происходящего в комнате. Беспричинное чувство неловкости и даже какой-то вины, которое неизбежно охватывало всех оказавшихся под этим взглядом, слабые попытки сопротивляться этому, гнев на самого себя… Да, она не ошиблась в выборе очередной жертвы. А что там дальше?

Следующая комната, по размерам немногим уступающая зале, оказалась спальней стариков. Тщеславие, сосредоточенность на своей драгоценной персоне, желание стереть в порошок тех, кто думает хоть немного иначе… Ничего нового. Кажется, где-то в глубине квартиры была еще одна дверь…

Здесь было ощутимо теснее и прохладнее. Впрочем, Собака чувствовала не холод, а те неудобства, которые причиняет он людям. В "десятиметровке" окнами на северную сторону среди громоздкой старой мебели каким-то образом поместились женщина неопределенного возраста и девочка, которая еще не доросла до возраста тинейджера.

Спрятавшись в тени вытертой бархатной шторы, Собака наблюдала за утренними занятиями обитательниц комнаты.

Женщина встает и, натянув старенький ситцевый халатик, отправляется на кухню. Через некоторое время она возвращается, неся поднос с завтраком. Вслед ей доносятся фразы, произнесенные громким ядовитым шепотом: "Я категорически запрещаю брать мою кофемолку. Сколько раз нужно объяснять! Потрудись немедленно ее найти и вернуть на место"! Тень, похожая на длинный язык, касается головы женщины, скользит по плечу и исчезает в темном углу. Женщине на мгновение становится немного зябко. Эти ужасные сквозняки…

Тем временем с дивана вскакивает ее дочка – коротко стриженая девочка лет десяти. Встав босыми ногами на половичок, она принимается за утреннюю зарядку. Наклоны, повороты, приседания – не меньше десяти раз, теперь упражнения с экспандером, чтобы руки стали сильными. Чего-то не хватает… Повинуясь внезапно возникшему желанию, девочка подходит к стоящему на пианино старенькому магнитофону, берет из стопки кассету. Комнату заполняет хрипловатый мужской голос: "вдох глубокий, руки шире, не спешите, три-четыре"! Женщина в ужасе подбегает и выключает музыку:

– Что ты, дедушка еще спит! Он рассердится, если мы его разбудим.

– Ну и подумаешь, он до обеда спать будет.

– Он старенький и больной!

– Жадина вот он кто! Бабушка ему сливочное полено из кулинарии принесла, а он один все стрескал и ни с кем не поделился. Жадина-говядина!

– Что за выражение, надо говорит "съел"… И, пожалуйста, поторопись. Ты опоздаешь в школу и мне опять будет за тебя неловко.

– Ага, помню, бабушка каждый день повторяет: никто из нашей семьи никогда не опаздывал в школу, так я и поверила! Все, мам, я побежала!

– Надень шарф и не задерживайся после уроков. Когда ты, наконец, поймешь, что футбол – это неподходящее занятие для девочки из хорошей семьи.

Необычная тень скользит по стене, на мгновение прячется в темном углу за шкафом, потом совершает гигантский прыжок и устраивается на смешной старомодной люстре. Около полувека назад они были в большой моде и назывались «китайскими зонтиками» или «тарелками»… Женщина торопливо собирается на работу и не замечает нового «жильца», который сверху наблюдает за ней. Страшная собачья морда расплывается в довольной улыбке: здесь стоит задержаться подольше. Во всяком случае, пока не закончится пища…

* * *

В тот день Женя вернулась из школы сразу после уроков, несмотря на то, что последней в расписании любимая физкультура и можно было, даже не переодеваясь, погонять мяч с мальчишками перед школой. Сегодня за дедушкой и бабушкой на машине должен приехать дядя Слава и увезти их в гости. Какой-то он ненастоящий: улыбается, а лицо при этом становится похоже на пластиковую маску, из тех, которые везде продаются перед Новым годом. А бабушка все время твердит, что он родственник и его нужно уважать… Пока никого из старших нет, она сделает кое-что очень важное.

Они с мамой живут вдвоем в самой маленькой и самой холодной комнате, а у бабушки с дедушкой есть спальня, кабинет и еще зала, куда тоже нельзя заходить. Это же несправедливо! С мамой об этом говорить бесполезно: опять заведет что-то о родственных чувствах и семейных традициях, а глаза у нее при этом будут грустные-грустные как у бездомной собаки, которая постоянно крутится возле продуктовых ларьков. Ничего, она уже все придумала: зала общая, значит, половина ее по справедливости принадлежит им с мамой. В программе новостей это называется государственный переворот…

Девочка бегом поднимается по лестнице, снимает ключ, висящий у нее на шее на розовой "подарочной" ленточке, открывает дверь и, даже не надев тапочки, устремляется в комнату.

Вывалив содержимое ящика письменного стола, она торопливо роется в куче и извлекает толстый черный маркер. То, что надо! Прямо в куртке и уличных ботинках она вбегает в парадную комнату… Через некоторое время зала оказывается разделена жирной пунктирной линией, которая проходит по полу, по скатерти на столе – он ведь общий! – и по обоям, так высоко, насколько можно дотянуться, стоя на стуле. Государственная граница по всем правилам!

Удобно устроившись за портретом прадедушки, Собака наблюдает за "освоением отвоеванной территории", изо всех сил поддерживая у маленькой революционерки нужное настроение. И девочка, ощутив небывалый порыв вдохновения, как метеор носится из их с мамой комнаты и обратно. Наконец-то она развесит на стены свои рисунки из художественного кружка, а на столе будет так удобно разложить паяльник и кучу деталей. Она давно собиралась осуществить грандиозную идею – вставить "потроха" от телефонного аппарата внутрь большой пластмассовой лошади, специально для этого принесенной с помойки. В ее глаза она вставит лампочки; одновременно с телефонным звонком они будут загораться и мигать. В старой комнате не расположиться, а мама почему-то тогда рассердилась, и долго объясняла, что паять на крышке пианино не следует. Но теперь все будет по-другому; она, Женя, восстановит справедливость в этом доме!

Вроде бы, рисунков была целая стопка, но на стенах, куда можно было дотянуться, все равно осталось свободное место – как раз для фотографий; хватит им лежать в альбоме, где никто их не видит. И почему это на стенах только дедушкины фотографии и еще каких-то родственников, которые жили давным-давно, а фотографий, где они с мамой – ни одной… Надо прикрепить кнопками, нет, клеем будет надежнее; где-то в комнате был почти целый тюбик "Спрута".

Тумбочка у окна прекрасно подойдет для клетки с хомячками. Сама клетка уже есть. Когда-то давно, когда Женя еще не родилась, там жили мамины волнистые попугайчики, но они улетели. Вазы и фарфоровый бюст мужчины с бородой аккуратно переставляются с тумбочки на подоконник. Они же не живые, а хомячкам требуется солнце и свежий воздух. Женя уже несколько раз ходила в зоомагазин рядом со школой, чтобы посмотреть на них – чудные зверюшки, светло-бежевые с розовыми носиками и лапками, похожими на маленькие человеческие ручки. Какие они веселые, ни минуты не посидят спокойно! А пока их не купили, в клетке может пожить игрушечный заяц…

Из своего убежища потустороннее существо прекрасно видит все, что происходит вслед за этим. Пожилая пара в изумлении застывает на пороге комнаты… Девочка отрывается от своего занятия и начинает с жаром что-то объяснять… Дедушка стучит палкой об пол, срывает с головы клетчатый берет и начинает с яростью топтать его. Потом, неожиданно проворно подбежав к столу, принимается сбрасывать на пол игрушки, какие-то железки, детали из детского конструктора. Винтики разлетаются по всему полу. Как будто не видя, старик наступает прямо на красивую коробочку из-под духов. Девочка с яростным криком бросается к нему, толкает, поднимает растоптанную бумажную лепешку, бросает ему в лицо. Тем временем бабушка, которая до сих пор суетилась вокруг мужа, ласково уговаривая его, хватает девочку за шиворот и отшвыривает ее в сторону. На шум вбегает мать Жени. Она бросается к бабушке с криком: "Мама, ты что"?! Дедушка, подобравшись сзади, молотит ее по спине довольно крепкими кулачками. Женя, в ужасе убежав из комнаты, возвращается с баллоном освежителя воздуха и поливает им дерущихся. Никакой реакции.

– Тебе позволили оставить этого ребенка, развратница, а ты даже не смогла воспитать его как следует!

– Не смей обижать маму, ты, мерзкий старик! От тебя воняет!

– Женя, как ты можешь такое говорить?! Немедленно извинись перед дедушкой!

– Вон!!! Сию же минуту вон из моего дома! Посмела спутаться с каким-то плебеем, опозорила семью Еланиных. В то время, как нам всегда было присуще…

– Ханжество и лицемерие, вот что! Какая я была дура, что не ушла с ребенком куда глаза глядят! И если бы не ваше вмешательство, я была бы не Еланина, а Курникова…

– Нечего сказать, прекрасная партия. Его предки торговали пирогами на улице! Ты еще благодарить нас должна.

– Да как вы смеете?!..

Но тут трое взрослых прерывают выяснение отношений и испускают на удивление дружный вопль: "Что ты делаешь"?! Это Женя, на которую перестали обращать внимание, решила не терять времени даром. С трудом пододвинув стол к противоположной стене, взгромоздив прямо на скатерть какую-то скамеечку, она смогла дотянуться до портрета прадедушки и кухонным ножом перепилила веревку, на которой тот держался. Портрет в тяжелой резной раме с грохотом падает на пол. Девочка, которую никто не успел остановить, с воинственным криком прыгает со стола прямо в центр портрета.

Объединившись, трое взрослых начинают с тем же пылом кричать на девочку, обвиняя ее во всех смертных грехах. Та сначала в растерянности смотрит на маму, а затем стремительно выбегает из комнаты.

Скандал продолжается. Никто из его участников не замечает тени, которая скользит по потолку, движется вверх и вниз по стенам. Временами она становится похожа на силуэт какого-то существа, исполняющего танец, полный бесконечного восторга, временами – на лицо, а скорее, морду непонятного животного, на котором одна жуткая гримаса сменяется другой. Тень крутился вокруг спорящих, описывает круги, став еще одним участником семейной разборки.

К вечеру, немного успокоившись и более-менее помирившись, все с удивлением замечают, что Жени дома нет, а входная дверь не заперта. Подождав около часа, они обходят соседей, обзванивают жениных школьных подружек и живущих неподалеку родственников. Жени нигде нет.

Тем же вечером

Не вернусь домой, ни за что не вернусь. Мама настоящая предательница: я ее защищала, а она тоже против меня заодно с этими. Им можно обзываться всякими словами: "байстрючка, дитя порока", а мне даже ответить нельзя, так нечестно!

Девочка хлюпает носом, повторяет слышанную от кого-то из взрослых фразу: "ноги моей больше не будет в этом доме" и решительно направляется вверх по лестнице.

Площадка первого этажа, решетчатая дверь, которая ведет в мансарду. Там живет настоящий художник. Вот бы посмотреть, как он рисует свои картины! Наверно, это очень интересно – быть художником…

Дверь заперта на кодовый замок. Но это для тех, кто не знает одного маленького секрета. Надо просунуть руку между прутьями и вынуть маленький незаметный стерженек. Об этом Жене рассказали большие мальчишки из соседней квартиры. В возрасте Жени они часто пробирались на чердак чтобы там курить и играть в какие-то особенные секретные карты.

Получилось! Дверь гостеприимно распахивается, вися на одной петле. А кто-то еще говорил, что техника – это не для девчонок! Узкая вертикальная лестница ведет наверх к чердачному люку. Как высоко! Вцепившись одной рукой в верхнюю ступеньку, Женя с трудом отодвигает задвижку, потом изо всех сил толкает крышку вверх.

Наконец-то она на чердаке, столько времени об этом мечтала. Как жаль, что нет Миши и Лешки, они наверняка обидятся, что она их не взяла с собой, но кто знал, что случай представится именно сегодня. Если бы у нее был сотовый телефон как почти у всех в классе, она бы им обязательно позвонила. Купят ей, как же: "в таком возрасте слишком рано заводить предметы роскоши, это приводит к неправильному мировоззрению"… И почему мама все время их слушается?! Ничего, завтра в школе она перескажет друзьям все, что здесь видела.

Громадное помещение, кое-как освещенное тусклыми лампочками и крохотными окошками, за которыми дневной свет уже совсем померк. Над головой темные деревянные балки, с которых свисают лоскуты паутины, покрытой пылью, почти как декорации в театре, куда они всем классом ходили на какую-то сказку. Женя останавливается, вынимает из рюкзачка старый фонарик и, включив его, идет дальше вглубь чердака. Луч света выхватывает кусок закопченной кирпичной стены, кучу оставленного неизвестно кем мусора. Под ногами пружинят дорожки из хлипких досочек, все остальное пространство пола засыпано песком и мелкими камушками.

Сколько здесь пыли! Наверно, на этом чердаке много лет не ступала нога человека. Она путешественник-первопроходец как в передаче "Клуб кинопутешествий". Ой, а что это? Громадные собачьи следы, прямо посреди чердака. Интересно, откуда здесь собака? Наверно это милицейский пес и он вместе со своими хозяевами искал здесь преступников. Но как он смог забраться по лесенке или, может быть, милиционеры подняли его в рюкзаке? Надо проследить, куда ведут следы; может быть, с чердака есть и другой выход. Раз уж она здесь, надо все разведать.

Но, пройдя вдоль цепочки следов от начала и до конца, девочка останавливается в полнейшем недоумении. Следы начинаются прямо у глухой кирпичной стенки, где нет ни потайного входа, ни самого крохотного лаза. Заканчиваются они в глухом тупике без малейшего намека на выход. Но не могла же собака спуститься по стене и, пробежав по полу, опять влезть наверх? Внезапно девочке становится страшно. В темноте, царящей на чердаке, притаилось что-то ужасное, что-то такое, чему даже нет названия. Девочка изо всех сил старается не трусить; первые несколько шагов она отступает как полицейский из фильма – пробираясь по стенке и светя фонариком вокруг себя, но в конце концов страх оказывается сильнее. Маленькая путешественница бежит, едва не спотыкается о крышку люка и кубарем скатывается по лестнице. Она снова на площадке. Здесь светло и совсем не страшно. Фонарик остался на чердаке, но возвращаться за ним очень не хочется. Женя совершенно без сил присаживается на корточки возле двери художника, прислоняется к ней. Вдруг дверь под ее весом распахивается и девочка, слабо ойкнув, проваливается внутрь. Вскочив на ноги, она с интересом оглядывается вокруг.

Узкий коридор, на самодельных антресолях под потолком рамы для картин, какие-то деревяшки. По стенам на множестве гвоздиков висят самые неожиданные предметы – половинка старинных ножниц, настоящая кроличья лапка, малышовский ботинок, из которого торчит засохшая роза. Хозяин мансарды – высокий мужчина со светлой бородой и в джинсах, покрытых разноцветными пятнами – выглядывает и с не меньшим удивлением смотрит на неожиданную гостью.

– Откуда ты, прелестное дитя?

– Извините, у вас дверь была открыта… А вы художник?

– Ну, да, художник… Постой, а ты кто? Не Женя Еланина? Тебя же родители с собаками ищут! Где ты была?

– На чердаке.

– Разве это место для прогулок? Эй, да ты вся трясешься. Пошли-ка, угощу тебя чаем, а заодно расскажешь, что тебя так перепугало.

Большая комната, вся завешенная картинами. Это наш дом, а вот кусочек соседнего двора. А на этой картине соседка Жанна Германовна, только она не совсем такая как в жизни, гораздо красивее. На ней синее сари, расшитое какими-то странными узорами, а сама она стоит на большой кувшинке посреди озера как царевна-лягушка, про которую Жене читали в детстве. Еще одну кувшинку, поменьше, Жанна Германовна протягивает вперед, как будто хочет кому-то подарить. Еще одна Жанна Германовна, на этот раз в виде сказочной принцессы. Она полулежит на ветке цветущего дерева, вокруг летают яркие бабочки, а крохотная обезьянка предлагает ей апельсин. На следующей картине видно только ее лицо, едва проступающее из странных цветных загогулин…

– Нравится?

– Да, очень красиво! Скажите, пожалуйста, а на художника трудно учиться?

– Не очень легко, это точно… Давай-ка лучше чай пить.

На большом старинном сундуке уже приготовлен голубой пластмассовый поднос, там стоят чашки из молочно-белого стекла с ароматным фруктовым чаем. Рядом горка овсяного печенья в смешной плетеной корзинке. Женя пьет чай, таскает одно печенье за другим, с любопытством вертя головой по сторонам. Валерий разглядывает свою маленькую гостью. Наконец чай выпит, а в корзинке остались одни крошки.

– И что такого страшного ты увидела на чердаке?

– Там живет волк-оборотень! Он лазит по стенкам, правда, честное слово, я сама видела его следы.

– Оборотней не существует, они бывают только в кино. Наверно, это была бездомная кошка. Знаешь пословицу: у страха глаза велики…

– Нет, следы большие как у овчарки, даже больше.

– Тебе показалось. Знаешь что, давай вместе поднимемся туда и ты увидишь, что все вовсе не так страшно.

– Не надо, вдруг он набросится на нас и съест.

– Думаю, ты права; твои, должно быть, уже с ума сходят…

Валерий провожает Женю до самой квартиры; мало ли, что у девочки на уме, вдруг, ей опять захочется куда-нибудь сбежать.

– Принимайте вашу путешественницу, отважную исследовательницу чердаков.

Женщина в старомодном платье с оборками и войлочных тапочках хватает девочку и пытается поднять ее на руки, что оказывается не такой уж легкой задачей:

– Господи, Женя, где ты была? Мы так беспокоились!

Из глубины квартиры появляется бабушка.

– Ну, разве так можно, у меня чуть инфаркт со страху не случился!

Вежливо отказавшись от чая, Валерий снова поднимается к себе. Ну и фантазерка: волк-оборотень, который лазит по стенам, придумала тоже! Он пытается продолжить работу, но почему-то мысль о таинственных следах на чердаке не дает ему покоя. Вдруг это каким-то образом связано с его собственными страхами? Ведь он тоже не так давно не мог отделаться от мыслей о гигантской собаке. Спасибо Жанне, с ее появлением в его мастерской, да и, что скрывать, в его жизни, наваждение пропало, а эмоциональный фон приобрел совсем другие краски…

Нет, так дело не пойдет, нужно самому посмотреть и убедиться, что все это – не более чем разыгравшееся воображение.

Снова в мансарде

Ну, удружила: мне картину дописывать, а она тут со своими выдумками. Хотя, ребенок был совершенно искренне напуган; с таким бирюзовым эмоциональным фоном врать просто невозможно. Кстати, об эмоциях: что-то в той квартире неладно, атмосфера накалена так, что и войти страшно, что-то черно-багровое как символ затаенной угрозы. И темно как в пещере; на электричестве они; что ли; экономят? Лампочка еле светит, тени какие-то по углам… Да, обстановочка; неудивительно, что ребенку захотелось убежать отсюда; сам пару минут побыл и творческого состояния как ни бывало.

Раз так, тем более надо подняться на этот чердак, все равно Жанна должна придти только завтра; сегодня она на семинаре какого-то зарубежного йоговского светила.

Неужели вскрытая дверь – это дело рук этой девчушки? Шустрая нынче молодежь, ничего не скажешь. Хотя, чему я удивляюсь, в газете недавно было: студенты-хакеры Пентагон опускают по полной программе…

И как ей удалось поднять такую крышку, мне и то было бы трудновато. Да, колоритный чердак, и правда, есть в нем что-то зловещее, я бы даже сказал, угнетающее. Фонарик, наверно она его и потеряла, когда в страхе убегала отсюда. Итак, посмотрим, что девочка могла здесь увидеть; следы в пыли четкие как на снегу. Мусор, пустые бутылки… а это еще что? И в самом деле, следы. Собачьи! Овчарка, а может даже и водолаз. Интересно, каким ветром псину могло занести на чердак? Где-то здесь должен быть потайной ход. Хм, стенка, все камни держатся на своих местах, ни один не шевелится, не поворачивается… Как будто животное спустилось сверху на парашюте. И куда она, интересно, направилась? вон там, в тупичке, наверно, есть лаз, а следы… ну, может, у бездомной шавки крыша съехала и она пятилась задом наперед, мало ли чего не бывает.

Опять глухая стена! Чертовщина какая-то. Надо подумать; всему есть свое логическое объяснение. Нет, ничего не придумывается, полная фигня. Собака… а про какую собаку орал тот сбрендивший гопник, которого снимали с дерева, не про эту ли? Так и самому спятить недолго. Посоветуюсь лучше с Жанной, она специалист по всему иррациональному. Хотя еще раз на этот чердак меня не затащишь, даже за персональную выставку в Манеже. Хотя за выставку я, может, и пошел бы… Нет, пора валить отсюда подобру-поздорову.

Мужчина торопливо спускается с лестницы, тщательно закрыв за собой люк. Мало ли, вдруг непонятное существо, поселившееся на чердаке, захочет выбраться наружу. В том, что "этажом выше" поселилось нечто иррациональное и явно недоброе, художник уже не сомневается. Вернувшись в мастерскую, он снова погружается в работу, но некоторое время спустя с недоумением разглядывает то, что вышло из-под его кисти. Вместо сияющего лотоса на холсте появилась мощная собачья лапа, готовая опуститься в мягкую чердачную пыль.

На стене неподалеку от двери, ведущей в жилище художника, сам собой возникает темный силуэт. Большая собака смотрит на дверь, застыв в классической охотничьей стойке. Эта дичь угрожает ее спокойному существованию. Что же, она займется ей, не откладывая на потом. А затем вернется в облюбованную ей квартиру.

Дней десять спустя

– Димон, как жизнь? Все вкалываешь в сфере недвижимости? Как успехи?

– Да последнее время что-то не очень. Есть одна перспективная сделка. Выгорит – можно неплохо навариться. Квартира там супер – четырехкомнатная, а видел бы ты этот дом – начало века, потолки с лепниной, на лестнице хоть парадные приемы устраивай – витражи, полы все в мозаике…

– Погоди, а это не тот дом, откуда жильцы бегут? Какая-то там темная история – не то грохнули кого-то, не то бешеная собака кого-то покусала…

– Никто не бежит, просто народ улучшает жилищные условия. Ты только никому: из-за этого объекта наша контора схлестнулась с "Недвижимостью для всех". "Дом милый дом" тоже лапы протягивал, только у нашего директора сам знаешь кто в друзьях. Одним словом, у нас теперь монополия на расселение всех оставшихся квартир. Жильцов бы только уговорить… Был проект: квартиры поодиночке продавать, да как-то все тормозится, поэтому наверху решили сделать капремонт и реализовывать всю парадную целиком как элитный жилищный комплекс. Только бы из-за меня все не сорвалось, а то не видать мне должности супервайзера как своих ушей…

– А что не так?

– Короче, в той квартире полный дурдом: заправляет всем один реликт ходячий, доцент, блин. Самому под восемьдесят, трясется весь, а гонору! Я к нему вежливо: не желаете ли перебраться в новый район, воздух чище и так далее, а этот беретик с лысой головы сорвал и ну на нем топтаться, да еще при этом верещит как резаный. "Подите прочь, как вы смеете обращаться ко мне с подобными предложениями"! Девчонку жалко, крутилась там мелкая, внучка, что ли; в такой обстановке, точно, психом сделается. Они там все время орут друг на друга, даже на лестнице слышно… Слушай, ты, вроде, в психологии шаришь, может, посоветуешь чего?

– Да я не так, чтобы уж очень крутой, так, иногда книжки почитываю… Единственно, что могу сказать, не сдавайся и все у тебя получится.

– Да куда они денутся с подводной лодки, там половина квартир уже пустует. Останутся последними, сами как миленькие позвонят. А мне туда в лом как-то соваться лишний раз. Черт его знает, неприятно как-то…

Опять в мансарде

Жанна Германовна устроилась медитировать прямо посреди мастерской. Ведь, если представить себе, что этот дом – живой организм, то именно здесь будет располагаться одна из самых важных чакр. Валерий присел на сундуке в углу, стараясь не мешать ей и по возможности не дышать. И с чего она решил, что она нелепая и навязчивая, и сари ей очень даже к лицу, да и вообще, она просто красивая женщина… Вдруг по телу Жанны пробежала дрожь, женщина в ужасе отрыла глаза.

– Что с тобой?

– Сюда проникла негативная инфернальная сущность – ответила ему та слабым чуть дрожащим голосом. – Это все, что я могу сказать. Никогда ни с чем подобным не сталкивалась, но все очень серьезно. Эта сущность разрушает энергетическую оболочку всех живущих на нашей лестнице.