Текст книги "Девушка Online. В турне"

Глава пятая

Когда мы наконец выбираемся из машины, менеджер Ноя, Дин, уже ждет нас, нервно постукивая ногой и то и дело глядя на часы. Прилизанный, волосок к волоску, одетый в строгий костюм, он тем не менее оставил верхние пуговицы рубашки расстегнутыми – видимо, чтобы выглядеть не так официально. Ной говорит, что так Дин пытается «быть своим». Я тут же вспоминаю препода по актерскому мастерству – мы звали его «Просто Джеф». Он хотел, чтобы студенты считали его крутым, но получалось, честно говоря, не очень. У Дина, по крайней мере, хоть работа зашибись.

– Привет, Дин, – здороваюсь я. Приятно видеть знакомое лицо. Я познакомилась с ним на каникулах – как раз когда Ной впервые заговорил о гастролях.

– Пенни! Рад тебя видеть. – Он расцеловывает меня в обе щеки, и я едва не падаю с ног от аромата его лосьона после бритья. – Пойдемте, голубки. До сих пор не верится, что ты шлялся рядом со входом. Всем охранникам теперь кошмары по ночам сниться будут…

Извиняться Ной не собирается, только пожимает плечами.

– Ты вообще заметил, что там льет как из ведра? Хотел поздороваться с теми, кому приходится торчать под дождем и ждать.

Я ног под собой не чую от счастья после встречи с фанатами. Ной, уверена, ощущает то же самое. Неважно, что я смотрелась там как промокшая оборванка – парень-то мой уж точно выглядел на все сто.

Дин закатывает глаза. Он не удивлен – знает, что это часть очарования Ноя. Собственно, именно Дин и отыскал его на Ютьюбе и предложил заключить контракт с «Сони». С тех самых пор он практически заменил Ною отца, помогал справляться с уймой проблем, которые неизбежно возникают, если ты за одну ночь стал звездой Интернета. Именно Дин отправил его на гастроли с The Sketch, убедив всех и каждого, что Ной готов к таким выступлениям – даже если сам Ной вовсе не был в этом уверен.

Дин также стал ключевой фигурой плана под названием «Уговори родителей Пенни, что с ней все будет в порядке, если она поедет на гастроли с Ноем». Он полдня проторчал у нас дома, снова и снова заверяя маму с папой, что рок-гастроли с Ноем и The Sketch – вовсе не то, что показывают в телешоу и в голливудских фильмах. Никакого алкоголя, никаких наркотиков, никаких случайных связей.

– В наши дни, со всеми этими смартфонами, социальными сетями и папарацци, мы просто не можем допустить никаких рисков, не можем позволить, чтобы пострадали наши исполнители, – сказал Дин. Странно было слышать, как он называет Ноя «исполнителем». – Стоит им только выйти за рамки приличий, как сразу же кто-нибудь снимет это на видео, и оно пойдет гулять по Интернету. Так вот, моя работа – чтобы этого никогда не случилось.

Встреча Дина с родителями была не так уж давно, а сегодня то, о чем они говорили, происходит наяву. Гастроли начинаются, и я едва ли в силах в это поверить.

Дин возвращает меня к реальности.

– Ной, ты должен быть на сцене через час. Нет времени заниматься ерундой!

– Да я и так весь день репетировал. Можно мне перерыв устроить или нет?

– А можно было предупредить меня, куда ты намылился, чтобы не пришлось метаться вокруг, как безголовая курица?!

Ной подмигивает мне. Как это похоже на него – смыться, не сказав никому ни слова. Я стараюсь не хихикать, но получается плохо.

За кулисами вовсе не так классно, как я воображала. Думала, там кожаная мебель и огромные зеркала в рамах из ярких лампочек или хотя бы индустриальная обстановка – голые трубы под потолком и динамики на каждом углу. А нас провели по узким коридорам к неприметной двери с прикнопленным листочком: «НОЙ ФЛИНН».

За дверью – крошечная, отделанная бежевым комната. Пара серых диванов рядом с журнальным столиком. Сама по себе обстановка – скучнее некуда, если бы не полный беспорядок вокруг. В углу сложены музыкальные инструменты; чемоданы открыты, вещи валяются на полу; несколько кожаных курток небрежно брошены на спинку дивана. По стенам развешены фотографии знаменитостей, которые выступали в «Брайтон-Центре»: от Бинга Кросби (которого я теперь знаю, спасибо Эллиоту) до современных групп – The Vamps, The Wanted и даже One Direction. Интересно, появится ли среди них когда-нибудь фотка Ноя?

Я любопытствую:

– А у The Sketch такая же комната?

Ной мотает головой.

– Не, у них гримерки куда круче.

– Что ж, логично. А я с ними познакомлюсь?

Он смеется.

– Черт побери, Пенни, я сам с ними еще не виделся ни разу! Я всего лишь на разогреве, не забыла? Их менеджеры держат ребят в ежовых рукавицах – Дину и не снилось. Удивлюсь, если мы увидимся с ними на гастролях. Хотя вдруг тебе повезет? Подожди-ка. Надеюсь, ты не собираешься обновлять своего бойфренда-рок-звезду? Или как?

Толкаю его кулаком в плечо и показываю язык. Я разочарована, что не смогу познакомиться с The Sketch, но огорчение быстро улетучивается – когда я замечаю массу вкусных вещей на журнальном столике. ОГРОМНАЯ ваза с арахисовыми чашечками и жевательным мармеладом, бутылки неоново-желтого «Ликозейда»… и шоколадные мини-яйца «Кэдбери».

– Постой-ка. Ной, как тебе удалось все это раздобыть?

– Ты о чем?

– Сейчас лето, а мини-яйца бывают только на Пасху! – Я ухмыляюсь. – Они что, входят теперь в твой звездный райдер?

– Придется довериться в этом вопросе твоему экспертному мнению, – отвечает Ной.

Наклонившись, он хватает яйцо и закидывает его в рот. Потом вытягивает из-под стола коробку, открывает ее – и комнату наполняет аромат шоколадного печенья.

– Но поскольку Сейди Ли заставила меня пообещать, что я передам это ее любимой жительнице туманного Альбиона и не стану лопать все сам, мини-яйца – следующие по списку!

– Да ладно, с кексами Сейди Ли ничто не сравнится!

Я беру из коробки печеньку. Внутри она все еще мягкая. Мне жутко хочется слопать все кексики самой, но я сдерживаюсь и предлагаю их Ною, а потом и Дину, заглянувшему в гримерку.

– Эй, кто-нибудь хочет пива?

Поднимаю взгляд от коробки и вижу в дверях незнакомого парня. Длинная сальная челка закрывает ему почти весь лоб. Как и на Ное, на нем черная футболка, но, в отличие от моего парня, предплечья незнакомца украшены татуировками. В одной руке у него – пара бутылок пива. Я смотрю на него, и по спине у меня бегут мурашки, сама не знаю отчего.

– Я пас, – заявляет Ной. – Блейк, познакомься с моей девушкой, Пенни. Пенни, это Блейк, один из лучших моих друзей и ударник в группе.

Блейк едва удостаивает меня взглядом. Хотя… может, он и посмотрел в мою сторону, просто волосы так низко свисают ему на глаза, что невозможно ничего увидеть. По крайней мере, кажется, я слышу негромкое утвердительное мычание.

– Привет, – пищу я от волнения. Вот теперь заметно, как выражение лица Блейка меняется – рот чуть насмешливо кривится.

У меня падает сердце. Я так хотела произвести хорошее впечатление на друзей Ноя, а теперь чувствую себя неуклюжей и жалкой. Не в своей тарелке, в общем.

Остальные члены группы Ноя выглядывают из-за спины Блейка. У них тоже пиво в руках, но эти парни явно дружелюбнее и улыбчивее своего товарища. Ной знакомит нас, когда они заваливаются в гримерку: басист Марк и клавишник по имени Райан. Оба плюхаются в кресла напротив.

Блейк широкими шагами пересекает комнату и втискивается на диван рядом с Ноем. Теперь я зажата между этим мрачным парнем и подлокотником.

Блейк протягивает Ною бутылку. Тот берет, но вместо того чтобы отхлебнуть, ставит на журнальный столик. Блейк шумно пьет пиво и заявляет:

– Мы в Англии, братан. Здесь тебе можно.

Ной пожимает плечами.

– Сказал же, не хочу.

Блейк, набычившись, глядит на него. Ситуацию спасает Дин: он хлопает в ладоши, и вся группа поднимает глаза.

– Ребят, это ваше первое большое выступление. На репетиции вы играли неплохо. Так что просто повторите все точно так же, и вы, считай, справились. Думаю, не нужно объяснять важность этого выступления для Ноя, да и для вас всех? Если справимся – это будет прорыв. А под лежачий камень вода не течет. Дальше. Осталось десять минут до того, как дадут свет и вы все пойдете на сцену. Это ваш звездный час.

Я шепчу Ною на ухо:

– Он всегда такой?

– Ты про напутственные клише перед концертом? О да, в этом весь Дин.

Он смотрит на менеджера.

– Можно мне минутку побыть одному?

– Если только одну, – Дин угрожающе сужает глаза, чтобы мы, не дай бог, не подумали, что он шутит. – Так, все вон.

– Кроме Пенни.

Он кивает. Блейк недовольно ворчит. С жуткой неохотой, еле волоча ноги, он все-таки выползает в коридор вслед за Дином.

Мы остаемся одни. Ной поворачивается ко мне. Я вижу, что его переполняет нервное возбуждение.

В следующую секунду понимаю: это не от радости. Он реально чем-то взволнован.

– Пенни, я не знаю, смогу ли выйти на сцену.

Глава шестая

Вот этого я от Ноя точно не ожидала услышать. Фирменные ямочки его исчезают, челюсть напрягается. Лицо сравнивается по цвету с бумагой, и он – подумать только! – грызет ногти.

Никогда Ноя таким не видела. Он встает и начинает мерить шагами гримерку, отчаянно ероша свои каштановые лохмы.

Встаю, подбегаю к нему. Чтобы остановить Ноя, приходится схватить его за руки. Он замирает, но я чувствую, что его бьет дрожь. Наши лбы соприкасаются, и несколько секунд мы дышим вместе, в унисон. Я беру его лицо в ладони.

– Ты неповторимый. Конечно, ты сможешь это сделать. Ты же Ной Флинн. Тебе под силу все на свете.

Ной наклоняется и целует меня – по-другому, не так, как в машине. Вжимается губами в мои, наполняя их отчаянной энергией, хлещущей из него. Он будто надеется, что этот поцелуй перенесет нас в другой мир. В мир, где не нужно выступать перед толпой из четырех с половиной тысяч визжащих поклонников.

Когда мы наконец отрываемся друг от друга, Ной произносит:

– Пенни, я правда-правда не знаю, смогу ли.

Я едва его слышу – так тихо он говорит.

Кто-то барабанит по двери.

– Минута вышла, Ной! – в голосе Дина проскакивают нотки паники, но, слава богу, не такие жуткие, как у Ноя.

Ной падает на диван и сжимает руками голову. Смотрю на него, и сердце пронзает боль. Хочется дотянуться и укутать его во что-нибудь теплое и мягкое, типа старой маминой кофты. Жаль, что Ной не может выйти на сцену, завернувшись в одеяло (кстати, а почему нет? Завел бы новую моду).

И тут меня осеняет. Может, именно это ему и нужно?

Шарю глазами по гримерке. Взгляд цепляется за единственную вещь, с которой, точно знаю, Ной всегда чувствовал себя как дома, – его старую гитару. Ту самую, еще из Бруклина, с вырезанным на задней деке посланием от родителей:

Оставайся самим собой. М и П х

Поднимаю гитару и подхожу к Ною.

– Вот, возьми.

– Гитару? И как она мне поможет?

– Просто возьми ее, – тверже повторяю я.

Он вздыхает. Забирает у меня инструмент, перекидывает через голову ремень. Прикасается пальцами к струнам. Берет аккорд. Комната заполняется звуками, и я чувствую, что мы словно вернулись в Нью-Йорк, в подвал дома Сейди Ли. Только он и я – и больше никого в целом мире. Почти сразу же вижу, как расслабляются его плечи, как уходит из них напряженность.

– Возьми ее с собой на сцену, – говорю я.

Ной не сводит взгляда с гитары.

– Зачем?

– Это ведь та самая гитара, на которой ты сочинял все свои песни, так? Возьми ее с собой и сыграй на ней. Хотя бы несколько аккордов. Легче будет переключиться на сценическую.

На несколько секунд повисает тишина. Я уже начинаю волноваться, что опять сморозила какую-нибудь глупость. Но в следующее мгновение его лицо озаряется радостью.

– Пенни, ты гений.

Он вскакивает на ноги и снова целует меня.

– Осторожнее с гитарой! – смеюсь я.

– Пошли. А то как бы Дина кондрашка не хватила.

Ной вешает гитару на плечо и берет меня за руку. Другой рукой открывает дверь.

Дин ждет, прислонившись к стене коридора и спрятав лицо в ладонях. Поднимает глаза, смотрит на нас так, словно мы восстали из мертвых.

– Фух, слава богу. Ты готов?

– Угу. Видишь, уже иду.

– Хорошо. Ну и напугал же ты меня.

Дин пробирается через закулисье. Мы с Ноем спешим за ним, обходя провода, прикрепленные к полу толстой черной изолентой, и шарахаясь от лихорадочно мечущихся вокруг техников с наушниками на головах. Я вытягиваю шею, стараясь разглядеть как можно больше. Над нами монтируют декорации для The Sketch. Ребята используют гигантские экраны, которые принесут и установят на сцене во время первого акта. Ной рассказывал, что они даже наняли художников, которые будут рисовать прямо на сцене, во время выступления, а потом их картины покажут на экранах. Я все-таки цепляюсь за один из проводов и чувствую, как Ной сразу же крепче меня обнимает, помогает восстановить равновесие.

Дин косится через плечо.

– Что это у тебя? – наконец не выдерживает он.

– Гитара. Сыграю на ней первый куплет песни, спою а капелла. Потом пусть включается Блейк со вступлением, а я поменяю гитару на сценическую.

Дин останавливается, мы тоже. Он поворачивается лицом к Ною, чуть наклоняет набок голову. Некоторое время думает и наконец кивает.

– Звучит отлично. Не так, как мы репетировали, но, знаешь, это будет как бы напоминание о прошлом, о том, как твои песни звучали на Ютьюбе. Пойду скажу остальным, что у нас поменялись планы. Ты совсем не стараешься облегчить мне жизнь, Ной.

– Что есть, то есть, – ухмыляется он.

Мы даже не успеваем понять, как так быстро умудрились дойти до сцены. Но вот же она, совсем рядом. Я даже чувствую огромную толпу в зале. Все затаили дыхание и ждут, когда появится Ной.

Он поворачивается ко мне. В темных глазах вспыхивают огоньки. Он больше не волнуется. Паника ушла, уступив место адреналину и возбуждению.

– Спасибо, Пенни. Не знаю, как бы я без тебя справился.

Я улыбаюсь. Шепчу:

– Увидимся после концерта.

В следующее мгновение сцена погружается во мрак. Зрительный зал замирает – наверное, даже можно услышать, как падает булавка. Предвкушение появления Ноя такое осязаемое, что я не понимаю, как он может это выдерживать.

Ной глубоко вздыхает и выходит на сцену почти в полной темноте. Отсюда, из кулис, я едва различаю его силуэт. Он настраивает микрофон, удобно устраивается на стуле посреди сцены. Потом кладет руки на гитару и берет первую ноту. Звук резонирует под сводами «Брайтон-Центра».

Вспыхивает прожектор. Ной поет первые строки Elements, а в зале зарождается, растет и несется на сцену слитный вопль четырех с половиной тысяч людей – как раскат грома.

И я понимаю, что плачу.

Глава седьмая

Из-за спины доносится голос Дина:

– Пенни, ты можешь пойти в зал, посмотреть выступление оттуда.

– Что?

Слова менеджера вырывают меня из грез; я заворожена пением Ноя. Скрепя сердце отворачиваюсь.

– А, да, наверное. И как мне туда попасть?

Предполагается, что остальное я должна буду смотреть из вип-ложи, вместе с Эллиотом и Алексом.

– Просто иди по этому коридору, он приведет к лестнице. Спускаешься, проходишь в дверь – это партер. Оттуда ты уже, думаю, сама найдешь путь к вип-ложам. Они на следующем ярусе.

На голове у него наушники. Секунду спустя Дин теряет ко мне интерес – видимо, кто-то что-то сказал в микрофон, и, похоже, не очень приятное: лицо менеджера стремительно бледнеет, а вид у него становится таким взвинченным, будто это не человек, а заводная игрушка.

– Спасибо, думаю, разберусь.

Голос мой звучит намного увереннее, чем я на самом деле себя чувствую. Дин уносится прочь, а я бегу по коридору, пытаясь следовать его инструкциям, пока они окончательно не выветрились из головы. Ной выступает не так уж долго, и я не хочу упустить ни одного момента.

Перехожу на трусцу, аккуратно пробираясь через лабиринт закулисья, практически влетаю в дверь, ведущую к партеру, – и тут же оказываюсь в толпе. Здесь, внизу, куда шумнее, чем за сценой. Бухают колонки, и девушки (а толпа в основном состоит из них) верещат и перевешиваются через барьер, отделяющий их от Ноя. Рвутся вперед, отчаянно машут руками в надежде, что им перепадет хоть кусочек его внимания. Кажется, передо мной не люди, не отдельные личности – а единый организм, беснующийся от возбуждения. Перед концертом специально объявляли, чтобы зрители не бросали на сцену никаких подарков, но к ногам Ноя уже летят плюшевые мишки, цветы – и даже лифчики.

Адреналин гудящей волной проносится по моему телу, но стихает, наткнувшись на натянутые, как гитарные струны, нервы. Охранники толкают меня вперед, не давая задерживаться у входа за кулисы, и я оказываюсь в самой толпе. Смотрю наверх, на балкон, ищу Эллиота. Мне везет: они с Алексом стоят прямо у перил ложи. Обнявшись за плечи, слушают Elements, не сводя глаз друг с друга. Невыразимо романтичный момент, даже сердце рвется из груди.

Они тянутся навстречу друг другу. Хватаю телефон и щелкаю их, дико жалея, что оставила камеру в гримерке Ноя. В зале темно, но фотка все равно получается жутко красивая. Не могу дождаться, когда покажу ее Эллиоту. Ему понравится – он уже целую вечность мечтает о снимке вместе с Алексом.

Но сколько ни пытаюсь сфотать парней еще раз, Алекс все время стыдливо отворачивается. Он не очень-то открытый человек, поэтому сильно смущается публичных проявлений своих привязанностей. Эллиоту с ним действительно понадобится все терпение, да мой друг и так знает, что нельзя торопить события. Но с этим им так или иначе придется справляться вместе.

Кто-то врезается в меня. Телефон летит на пол. Я оборачиваюсь.

– Эй!

Девушка, похоже, даже не видела, что толкнула меня. Неудивительно – она чрезвычайно занята подпеванием Ною и увлеченно прыгает на месте. Ищу телефон и нахожу его у нее под ногами.

Набравшись духу, ныряю в толпу. В следующее мгновение телефон от меткого пинка улетает по липкому полу еще дальше.

– Ой, прости! – кричит девушка. Слава богу, на этот раз она меня замечает.

– Без проблем, – отвечаю я, но слова застревают в горле. Мне нужен мой телефон. Наклоняюсь и пытаюсь отследить, куда он отлетел. Но каждый раз, когда кажется, что я его вижу, бедную трубку отбрасывают еще дальше.

Кто-то наступает мне на пальцы. Вздрагиваю, отшатываюсь – но хватает и одной секунды: телефона я больше не вижу. Сердце на мгновение замирает, а в следующий момент я замечаю трубку на маленьком пятачке, на котором не видно, слава богу, ничьих ног. Падаю на пол, тянусь за ней – но телефон снова выбивают практически у меня из рук. Всматриваюсь в море ног и вижу, как кто-то поднимает его с пола.

– Эй, это мой! – в отчаянии кричу я и ползу на четвереньках, проталкиваюсь через толпу. Меня каждую секунду могут растоптать, но мне плевать.

– Что ты творишь?!

– Какого черта?!

Не обращаю внимания на гневные вопли, пробираюсь через лес голых ног и рваных джинсов. Бесполезно. С телефоном можно попрощаться.

Я встаю, пока меня не затоптали окончательно, лихорадочно высматриваю в толпе воришку. У всех вокруг – совершенно одинаковые лица: восторженно распахнутые глаза и взгляды, прикованные к сцене, к моему парню. Я единственная, кто не пялится на Ноя. Меня снова толкают в плечо, так что я практически падаю на девушку позади меня. Она злобно верещит. Слава богу, толпа заглушает ее слова, но я-то знаю, что дружелюбием в них даже не пахнет. Пытаюсь извиниться, но понимаю, что зажата со всех сторон. Ни пошевелиться, ни вздохнуть.

Впереди над головами я вижу яркие красные буквы «ВЫХОД» и пытаюсь к ним пробраться. Словно попала в сильное течение, и теперь этот поток грозит похоронить меня под собой. Отсюда слышно, как Ной разговаривает с поклонницами между песнями, – но такое ощущение, что до него на самом деле миллионы миль.

Кто-то стучит меня по плечу.

– Эй, это не ты та блогерша? Девушка Ноя? – любопытствует яркая блондинка. Волосы ее заплетены на одну сторону в шикарный «колосок».

– Эм-м…

– Господи ты боже мой, ребята, это девушка Ноя!

Вокруг Блондинистого Колоска собирается толпа.

– Кто, та блогерша?

– Где?

– А можешь передать это Ною от меня?

Прежде чем я успеваю сказать хоть слово, девушка и ее друзья окружают меня плотным кольцом. В толпе вокруг поднимается волнение – то ли я попалась на глаза еще кому-то, то ли народ просто пытается пробраться ближе к сцене. Ближе к Ною.

– Мне нужно отсюда выбраться, – говорю я, но сил едва хватает на шепот. Худший мой ночной кошмар внезапно становится реальностью. Словно на грудь давит миллион рук, разрывая меня на кусочки. Дыхание замирает где-то в груди и отказывается выбираться наружу. Я не вижу, куда иду. Все пути через толпу сейчас одинаковы – коридор из лиц, неотрывно пялящихся на меня. Через визг в голове не может пробиться даже голос Ноя.

– Пенни? Это ты?

Понятия не имею, кто это, и ответить могу только стоном. Девушка хватает меня за руку и тянет за собой сквозь толпу.

– Давай за мной. Сюда.

Вижу перед собой только каскад длинных темно-каштановых волос. Какая глупость – доверяться кому попало.

Но мы все-таки пробираемся к выходу, и это чувство быстро уступает место благодарности.