Текст книги "Скажи моей лошади. Вуду в обычной жизни на Гаити и Ямайке."

III
На секача!

Если вы оказались на Ямайке, непременно посетите Акомпонг, где живут маруны [25]25
  Маруны – потомки беглых рабов, веками жившие в укреплённых военных поселениях в колониях Вест-Индии. Хёрстон касается ряда тем, затрагиваемых в книге «Змей и радуга» Уэйда Дэвиса, русскоязычное издание которой было подготовлено издательством в 2022 г., но мы будем стараться избегать буквального повторения примечаний.^*


[Закрыть] под предводительством Полковника Роу – человека и смышлёного и с задорным нравом. Предупреждаю заранее – поосторожней с косоглазой и пузатой мулицей (прислали её, чтобы мне легче было подниматься в гору).

Полковник Роу добр, и я ценю его гостеприимство. Увы, мулица не разделяет такого радушия. Она не сбросила меня лишь потому, что я свалилась сама. А укусить меня, лягнуть или растоптать копытами я не дала ей, бросившись потом наутёк. Явно собралась гнаться за мной по горной тропе, но на моё счастье её обуздали люди полковника. Завидя моё бегство, мулица встала на дыбы, и вся сбруя, кроме уздечки, оказалась на земле. Что ей во мне так не приглянулось? Скорее всего, щегольский галстук канареечного цвета. Боюсь даже думать, что я просто рожей не вышла. Сразу стала на меня таращиться. Одно могу признать – мулица с самого начала не скрывала враждебности. Я почувствовала, как только залезла на неё.

Похоже, в то, что мы можем стать с мулицей подругами, из нас двоих верила лишь я. Проскакав верхом около полумили, остаток пути в горный Акомпонг я проделала пешком.

Прежде всего, меня поразила обстановка непроходимой старины, царящая тут. Стоя на парадном плацу, переоснащённом в крикетное поле, я ощущала, как плотно обступают меня поколения усопших предков нынешних жителей. Нет сомнений, в Аккомпонге возникло старейшее в Вест-Индии вольное поселение, основанное теми, кого избавила от пут рабства собственная отвага и находчивость. Мужество и дерзость марунов проходят красной нитью через всю историю Ямайки. И всё же, вглядываясь в океан за Чёрной рекой с высоких гор Святой Катрины, я не могла не вспоминать, как далеко шагнул вперёд на здешних землях самый сильный народ на свете, насколько выросла эта страна с тех пор, как первый беглый раб нашёл приют в этих ямайских горах. А ведь они пришли сюда задолго до высадки пилигримов на блеклые берега Массачусетса. Ныне эти берега омывают два океана. Они растянулись на тысячи миль, лишь Акомпонг чем был, тем и остался.

Резиденция Полковника Роу на время стала моим приютом. Цель и причина моего визита, что было заметно, вызывали недоумение. Он рассказывал, как однажды у него ночевал доктор Херсковиц [26]26
  Мелвилл Херсковиц (1895–1963) – американский антрополог, один из основателей африканистики в США.^*


[Закрыть], а кто‐то ещё провёл три недели, изучая местные танцы (попутно высчитав, во сколько такое обходится). День за днём я не решалась называть цель своего визита. Полковник предложил устроить народные празднества лично для меня. Я его поблагодарила, дав понять, что постановочные действа мало интересуют исследователя с моим стажем полевой работы. Мне ли не знать, насколько далека вся эта экзотика от чего‐то неподдельного. Кто‐то из местных сообщил мне дату большой мистерии марунов – шестое января. За день до начала они уходят в горные леса и спускаются оттуда в костюмах и масках на звуки Абенга – ритуального горна из морской раковины. Далее следует день Афро-Караманте – праздник танцев и песнопений, завершаемый поеданием вяленой свинины – главного деликатеса на острове Ямайка.

На первых порах я делала общие наблюдения. Мне хотелось увидеть, каковы они на самом деле, эти маруны. Как у них – самоуправленцев, обстоят дела с образованием, транспортом, медициной и демократией. Хотелось увидеть местную культуру и художественное самовыражение марунов. Узнать о старинных методах врачевания, о которых раньше слышала. О растительных ядах и противоядиях. Поэтому я просто сидела и ждала, сознавая, что если попрошу показать что‐нибудь конкретное, будет показано нечто вне своего естественного обрамления.

Акомпонг не единственное поселение марунов, но только с ним заключили договор англичане [27]27
  К середине XVIII в. благодаря Первой войне с марунами Акомпонг на северо-западе Ямайки стал укрёплённым городом марунов, признанным колониальными властями.^*


[Закрыть]. Сейчас в нём обитает около тысячи граждан, которыми, по марунским обычаям и законам, управляет Полковник Роу. Система в целом примитивная, но, как мне было сказано, градоначальник жаждет её модернизации. Чему мешают вялость местных марунов и их игнорирование реалий внешнего мира.

Простой пример – во всём Акомпонге не сыщешь ни одной печи. Здесь варят, жарят и греют утюги на открытом огне. И кухарничают со всем женщины, вдыхая дым костра, покуда сидят на корточках. На моё предложение первым показать своим землякам, как живут цивилизованные люди, Полковник ответил, что такая роскошь ему не по карману. Импортная техника украшает хорошие дома богатых горожан. Согласившись с этим, я предложила иной вариант: давайте соберём печку своими руками! Изобразив некое устройство, я показала чертёж хозяину, который тотчас же велел раздобыть цемент и камень, отправив в город ходока для покупки листовой жести для дымохода и горелок. Отверстия были проделаны строго по диаметрам кастрюль, кои в хозяйстве Полковника имелись в количестве трёх штук. Центральный паз – для самой большой железной кастрюли, а по бокам – для двух поменьше. Раздобыв немного извести, он послал внуков во главе с будущим зятем на сбор камней. Почти зять смешал глину с известью, и через день подобие печи было готово. Пола в кухонном помещении вообще не было, и мы поставили печку под стеной, соорудив и полку для незанятой посуды. Отверстия в печи покрыли жестью, чтобы кастрюли не царапали известку. Когда цемент засох, мы провели испытание, с радостью убедившись, что всё работает. Поглазеть на это чудо сбежались соседи. Воздух в комнате был без чада, в кастрюлях булькали бобы, а обильный дым валил в трубу, выведенную наружу.

На строительстве объекта я подружилась с хозяйским внуком по имени Том. Симпатичный и трогательный юнец. Не по возрасту развитый крепыш, он вынужден жить у деда, потому что матери у него нет, а папаше самому жить не на что. Безвольный и неблагодарный лодырь, тот обошёлся Полковнику в уйму денег, и всё коту под хвост. Том – не самый любимый среди внуков, и живётся ему среди баловней деда, скажем прямо, несладко. Беднягу могут безнаказанно пнуть, прибить и даже, сама видела, обжечь. Трое кузенов – дети младшей дочери Полковника, его фаворитки, им прощается всё. Ребёнок был так тронут крупицей моей доброты, что его хотелось усыновить. На мой вопрос, как можно так жестоко третировать малыша, я услышала отговорку всех извергов, иначе, мол, из него вырастет бандит. Дурные наклонности. Стало быть, над ним издевались ради его же светлого будущего.

Мимо наших ворот по горной дороге то и дело проходили с виду не местные.

– Хворый люд, – пояснил мне Полковник.

Акомпонг – известная здравница и лечебница, славится своими целителями. С одним из главных меня вскоре познакомили.

– Этот тип метит во власть, и он прохвост, но своё дело знает, – предостерёг меня Полковник Роу.

Позднее я смогла удостовериться в точности такой характеристики. Этот изумительный доктор действительно метил в вожди. Однажды он уже пробовал провозгласить себя верховным, ссылаясь на старый договор с англичанами. Из этого ничего не вышло, но он продолжает темнить с Полковником, несмотря на внешне дружеские отношения. Благодаря которым, собственно, мы и познакомились.

Вначале разговор касался привычных для Ямайки тем. Брата Ананси, он же Паук, грандиозной личности для западноафриканской культуры, который известен на Гаити под именем Ти Малис, а в Штатах как Братец Кролик [28]28
  Братец Кролик стал героем выходивших с начала 1880‐х гг. сборников «сказок дядюшки Римуса», записанных на основе преданий рабов американского Юга (восходящих к западноафриканским) американским писателем Джозефом Харрисом (1845–1908).^*


[Закрыть]. Ещё говорили о полчищах злых духов-даппи[29]29
  Наряду с «покоманией» (искажённое пакумина), понятие родом из Африки (сравнивают со словом дупе со значением «призрак, [злой] дух» на западноафриканском языке бубе). Далее Хёрстон описывает различные виды злых духов в фольклоре Ямайки.^*


[Закрыть] и как их выявить. В основном они обитают в кронах миндальных и хлопковых деревьев. По этой причине обе породы нежелательно высаживать вблизи от дома, чтобы не вздумали духи по дому бродить. Даппи излучает тепло, и если у тебя от жары пухнет голова, значит демон где‐то рядом. Жуть как из-за них голова распухает. Но если ты пьёшь чай на змееголовнике, они тебя не тронут. Тьма тьмущая даппи витает в комнате – выпил чай, и заходи. Будешь целёхонький.

Всплыл и Ухающий мальчик или Пастух-сова (говорят, что он дух со своим коровьим стадом). Увидеть и услышать его можно не раньше августа. Далеко слыхать его уханье под щелчки кнута, когда он пасёт своих коров на том свете, повергая в ужас и живую скотину.

Конь-тренога появляется перед самым Рождеством. Как сказала мне одна из местных, «при жизни коняшечка ентот дрожки с покойничками возил», а теперь его смена с часу ночи до четырёх утра. В такую рань он прочёсывает дороги и может, чего доброго, напасть. А спрятаться можно, только нырнув под забор. Если ты перелезешь, он его тоже перемахнёт и продолжит погоню.

На последних словах мужчины переглянулись с улыбкой. «Тренога сроду никого не обидел», – заверили меня они. Девушки боятся, но встреча с ним абсолютно безопасна. Просто ему тоже хочется повеселиться на Рождество. Когда крестьяне маршируют, нацепив маски лошадей и коров, Конь-тренога, прикрыв копыта саваном, шагает среди них, так сказать, инкогнито. Правда, ежели приглядеться, его можно вычислить по количеству ног – две спереди, а сзади всего одна. И ходит, подскакивая: ти-кум-тум! Ти-кум-тум! В других частях Ямайки эту сущность кличут «Аурелия-треножница», поджидая коня с того света для участия в ночном карнавале. Ведут обряд его встречи двое танцоров и двое певцов, и проходит всё довольно мирно.

В итоге, на основе услышанного я убеждена, что «конь о трёх ногах» – символ эротический, и почитание его было частью западноафриканских обрядов инициации для мальчиков (при наступлении половой зрелости). Всем женщинам это существо внушало страх. Им просто полагалось его бояться. Чего не скажешь о мужчинах. Кто знает, возможно под маской разгула таится культурная традиция, достойная изучения. Однако мне определённо дали понять, что моя половая принадлежность закрывает доступ к деталям этой культуры. Мне положено знать не больше, чем остальным женщинам. На Гаити мне также не удалось выяснить ничего определённого о тамошней разновидности «Сосьете де труа-жам» (Общества «Три ноги»).

Однако наибольшее почтение островитянам внушает Гремучий Телец. Он вездесущ, молниеносен, и в огромных глазах горят огни. Избавиться от него невозможно, поскольку это кара, ниспосланная жителям Ямайки свыше. Водится он в основном в сельской местности, парализуя страхом ночных прохожих, на которых он бросается с вершины холма. Но сильнее всего он калечит не людей, а собак (не кобелей, а сучек).

Стоит ей заскулить, хозяин выбегает на двор и видит только огненный шар, исчезающий вдали. А утробу собаке он уже изувечил. Щенят не будет. Чудовище хорошо видать в лунном свете на пажитях, посещаемых им беспрепятственно.

После двух ночных собеседований знахарь-травник перешёл к тайнам своего ремесла, и очень скоро мне довелось стать очевидицей применения его талантов на практике. Я узнала об ужасных и целебных свойствах мясистых листьев винограда «опоссум» и могуществе растения «госпожа удача». Как оказалось, он прекрасно разбирался в свойствах этого вредоносного сорняка. Я увидела, как он работает с фасолью кассада, конской баней, усни-проснись и горькой маржо. Завари пять листочков «конской бани», добавь щепотку соли, выпей, и твои почки как по мановению ока очистятся. Завари шесть, и тебе конец. Горькая маржо – вид плюща, растущий на скалах, но тот, что длиной с локоть, даёт целебный чай. А прутик длиною с ладонь вызывает жесточайшее отравление. В качестве слабительного знахарь использует хорошо настоенный отвар коры дерева Джессами. Выпей стакан, и начнётся пятидневное очищение организма без спазмов и потери сил. Первые позывы ровно через двенадцать минут после первого приёма.

Он водил меня к «божьему древу». Так здесь называют мексиканскую лаванду. При сотворении мира именно оно стало первым деревом на земле, гласит придание. Древо познания добра и зла. Место общения знахаря с божьим древом находилось с подсолнечной стороны. Мы приходили туда не раз. Целью одного из визитов было противодействие козням врагов моего гида. Он вынул крупный гвоздь и загнал его по самую головку в древесину. Сделав это, он бросил орудие наземь и поспешно отошёл, не оглядываясь. Затем велел мне принести оставленный молоток.

Чтобы жертва чудовищно распухла от яда этой самой лаванды достаточно прикоснуться щепкой этого дерева к её влажной коже. Я имела возможность удостовериться в этом воочию. Невидаль какая‐то.

Мы отправились проведать больную девушку. Мать хворой девицы не жаловала колдуна, но другой врачебной помощи в обособленном Акомпонге нет. Тяжёлый случай, – сказало местное светило, бегло осмотрев пациентку, и тут же пообещало её исцелить. Для этого потребуется срубить папайю, что росла прямо под окном спальни. Матери идея не понравилось, оно кормило её плодами, а других фруктовых деревьев поблизости не было.

– Руби! – приказал знахарь. – Так надо. Во-первых, произрастая рядом с домом, растение высасывает у его жителей соки. Во-вторых, посмотри, какое оно высокое. Когда дерево становится выше, чем дом, это к покойнику.

– Хорош заливать, – отмахивалась мамаша. – Причём тут дерево? Не можете вылечить, так и скажите, мы другого лекаря пригласим. А если знаете, что делать, оставьте нашу несчастную папайю в покое, и давайте-ка лечите.

А между тем больная слабела день ото дня, несмотря на лечение.

– Мама, спили это дерево ради меня, пожалуйста! – взмолилась она, наконец.

– Ради тебя я готова на всё, но дерево трогать не стану. Суеверия дремучего люда, только и всего. С какой стати мне пилить дерево? Сколько фруктов с него!

Но бедная девушка просила её без умолку, умоляюще глядя на неё и хныкая: «Будь я здорова, взяла бы мачете и срубила его сама!»

– Мама, мне хуже, чем вчера. Мама, умоляю, сруби. Я с детства знаю, это дерево приносит несчастье.

– И фрукты, которые ты тоже любишь с детства, – парировала мать. – Я и так трачу каждый грошик, чтобы тебе полегчало, а ты хочешь убить моё дерево! Глупости это. Не выйдет!

– Мама, убери его. Выбирай – оно или я!

Спасти эту девушку не удалось. Убитая горем мать срубила папайю собственноручно, но было поздно – в доме лежала покойница, чьё тело вскоре пронесли мимо поверженного зелёного друга. Впрочем, матери покойной случившееся по-прежнему казалось трагическим совпадением. Однажды я проходила мимо её дома по пути к племяннице Полковника. Мамаша слушала меня, глядя на груду загнивающих плодов. Она не просила денег прямо, но по её виду было ясно, что они ей не помешают. Я с радостью отдала ей три шиллинга.

– Спасибо вам, – сказала она, всхлипывая. – Моей девочки больше нет, а я… я сама не пойму, могла я её спасти, или нет. А хотелось бы знать… Замечали, как хочется поесть на другой день после похорон? Не уверена, что вам это знакомо.

Сидя на крыльце, мы любовались окрестностью и беседовали. Тем ямайским вечером было нас трое – я, Полковник и Колдун. Из-за нехватки средств крыльцо ещё не доделали. Мы вели беседу под противную беседу древесных лягушек на склоне горы. Полковник заметил, что это к дождю. Надеюсь, нет, сказала я, иначе весь Акомпонг превратится в болото. И добавила: хорошо бы, чтоб лягушки заткнулись. Для колдуна это плёвое дело, спокойно пояснил Полковник, только их молчание никак не повлияет на прогноз погоды.

– То есть лягушки его послушаются? – изумилась я.

– Как миленькие. Он проделывал это при мне много раз. Усилием воли.

– Вы это и правда можете? – обратилась я к колдуну.

– Запросто.

– Вот бы посмотреть!

Он поднялся и, устремив взор на вершину горы, махнул рукой, сопроводив жест глубоким вдохом. Застыв на миг, он расслабился. Мириады невидимых тварей онемели мгновенно, словно сверкнула молния.

Сделав этот фокус, Колдун занял прежнее место, и как ни в чём не бывало продолжил делиться подробностями воздействия сока папайи (или «по-по») на потенцию. Это было жутко любопытно, но я просила его сделать паузу, дабы запечатлеть в памяти магию молчания лягушачьего племени.

– Они не запоют, пока я им не разрешу – заверил «дирижёр» лягушачьего хора с волшебной палочкой. – На обратном пути я буду проходить мимо дома, где живёт Эсо, вот тогда и запоют. Как только дойду, я вам свистну, и вы сами убедитесь.

Мы успели обсудить ядовитые свойства диффенбахии, именуемой также «немой тростник», поскольку сок этого растения вызывает ожог горла, лишая жертву дара речи. О противоядии бисси, и о том, как погубить человека смесью конского волоса с толчёным бамбуком. Всё это было чрезвычайно интересно, но я была рада уходу Колдуна.

– Не сомневайтесь, – сказал мне Полковник, – он своё дело знает.

Выйдя за покосившиеся ворота в хозяйстве Полковника, Колдун полез в гору с лёгкостью, присущей марунам, вынужденным осваивать скалолазание с детства. Вскоре его силуэт растаял в темноте.

Несколько минут спустя до нас донёсся свист, и лягушиный концерт возобновился, словно по взмаху дирижёрской палочки. Они так и квакали, пока меня, наконец, не одолел сон.

Я постоянно досаждала Полковнику, напоминая про обещанный свиной окорок, который мечтала отведать. В заморских краях об этом деликатесе марунов слагают легенды. Для его приготовления, пояснили мне, домашняя свинина не годится. Здесь нужен дикий кабан с особыми приправами. Так давайте, говорю, его убьём и закоптим, что нам мешает?

– Матушка, сделать это намного сложнее, чем ты думаешь. Дикий кабан – чрезвычайно чуткое создание. И он не позволит расправиться с собою запросто. К тому же они водятся в районе, труднодоступном даже для местных, которые с горами и скалами «на ты». Да секачей и не так много осталось, как в былые времена. Кого‐то убили мы, а кого‐то – мангусты.

– Чтобы мангуст одолел дикую свинью? Не верю!

– Вы просто не знаете, что такое мангуст, – возразил Колдун. – Такая вредная тварь! Взрослую особь ему одолеть, разумеется, не под силу. Кабаниха его в клочья раздерёт. Но мангуст ошивается около кабанихи, когда та на сносях. Он крадёт новорожденных крохотных поросят прямо во время её родов и сжирает. Что в свою очередь снижает численность поголовья диких кабанов.

Но я продолжала ныть и канючить, пока не была организована охотничья экспедиция. Обычно в неё входят четверо стрелков, собаки и мальчик-носильщик. На сей раз нас было больше, в виду временного отсутствия мужской работы в посёлке. Впрочем, женщины Акомпонга (в моём лице) тоже принимают участие в кабаньей охоте. Знала бы я, что меня ждёт, я бы осталась дома. Век живи – век учись. В команду вошли Полковник, его брат Эсо, Том, Колли с двумя зятьями нынешними, плюс зять грядущий в роли носильщика, и ваша покорная слуга.

За день до охоты лезвия старых мачете были остро-наостро заточены и насажены на копья как наконечники. Заточку следует делать заранее, в противном случае вепрь убьёт собак.

В назначенный день мы проснулись до зари и, проверив снаряжение: запас провианта, посуду, оружие, украдкой направились в сторону кладбища, где, как и было условлено, нас поджидал Колдун. Нам надлежало заручиться поддержкой покойных охотников. По какой‐то причине в Акомпонге не принято метить могилы, и тот, кому не известно точное место захоронения, никак не может узнать, где лежит его родня. Проведя несколько лет на Кубе, один из местных жителей не смог отыскать могилу отца, умершего, пока он гостил на чужбине. У этой анонимности имеются и свои плюсы. Из страха пробудить чужого демона-даппи никто не рискует вызывать духи мёртвых.

Сразу по завершении ритуала нам надо было скорее убраться из посёлка, пока никто с нами не успел заговорить [30]30
  Из суеверного представления, что можно «спугнуть удачу».^*


[Закрыть]. Иначе ловить точно нечего. Если это произойдёт, лучше сразу вернуться. В противном случае, для кого‐то из нас авантюра с кабаном может закончиться трагически.

Провизия, которую нёс мальчик, весила немного, поскольку организм маруна – не машина, а чудо природы. В округе вы не найдёте ни одного толстяка. Думаю, что дело тут в том, что они лазают по горам и не жрут что попадя. Эти поджарые, суровые и выносливые парни способны сражаться, работать и шагать часами, подкрепляя себя минимальным количеством пищи. На охоте мы пробавлялись лепёшками из кукурузной и маниоковой муки, неспелыми бананами, острым перцем и иными приправами, запасёнными для поимки кабана, если таковая состоится. Запивали мы всё это добро походным кофе. Кофейник и сковородка находились в багаже у мальчика. Ножи и ружья в руках у охотников. Мою же амуницию составляли камера, блокнот, плюс несколько предметов дамского туалета: гребешок, зубная щётка и полотенце.

Стартовав на задворках кладбища, к полудню мы добрались до Петушиных нор. Бесполезно пытаться описать, что это такое. Поверхность острова тут на многие мили покрыта зияющими кратерами. Большинство этих жутких воронок так и не было исследовано. Кратеры – горные образования? Как‐то слабо верится. Мистер Астли Клерк ратует за превращение этой зоны в туристический аттракцион. Но мало у кого из туристов хватит выносливости дойти до этих кратеров и заглянуть, а тем более спуститься в эти глубокие расщелины земли, излучающие ужас.

Когда мы дошли до первого кратера, я уже устала, но не подавала виду перед моими спутниками, в надежде, что отдых вскоре понадобится всем. Не тут‐то было. Собаки рыскали всюду, тщетно выманивая кабана. Под ногами то и дело попадались рытвины, валуны. Камешки кололи мои ножки. Всё чаще тосковала я по Акомпонгу и его удобствам «цивилизации». Тянуло «домой».

В районе полудня мы сделали передышку, затем продолжили путь. Я дала понять Полковнику, что не буду в обиде, если мы вернёмся, не убив кабана, поскольку все истреблены до нас, а мы понапрасну тратим время и силы. Мол, постарались, и так молодцы. Полковника мои слова рассмешили.

– Так мало времени ещё прошло, – заверил он меня, – бывало, кабана и по четверо суток не встречали. Если нам удастся напасть на след уже завтра, и то, считай, сильно повезёт.

А до заката оставалось ещё четыре часа. Пришлось тащиться дальше.

Никаких кабанов в тот день мы так и не увидели, зато обнаружили гнездо диких пчёл на дереве, растущем прямо из кратера. Мои спутники были в восторге от находки. Я спросила, как они до мёда доберутся. Пробовали пару раз, но стенка кратера была крутая, а дерево было кривое, так что вниз не заберёшься. Сам вызвался Колли – пусть привяжут за ноги и спустят вниз головой почти над самым кратером. Когда Колли, с которого капал мёд, вытаскивали назад, я отвела глаза, но у аборигенов подобная акробатика страха не вызывала.

Я черт знает где выронила (а может, выбросила) по дороге свой «кодак» и страшно натёрла ноги. Сил больше не было. Пока остальные лакомились диким мёдом, я пластом лежала на каменной глыбе, прогретой солнцем. Заметив моё состояние, полковник велел мужчинам заняться сооружением хижины. В любом случае, дело было к вечеру. С помощью мачете мужчины нарубили достаточно веток, чтобы соорудить лачугу за час.

Никаких кабанов мы не узрели и на второй день охоты.

Неунывающие маруны держались бодро, пританцовывая и распевая песенки на диалекте кроманти [31]31
  Название ямайского диалекта происходит от Крепости Кормантин (Форта Амстердам), рабовладельческого центра в центральной Гане. Крепость Кормантин была возведена англичанами в середине XVII в. и позднее захвачена у них голландцами.^*


[Закрыть]. Любимая у них была: «Мы близко, ребзя». Там были такие слова:

 
Вот они уже!
Вот Синие горы!
Они уже видны,
Пришпоривай коня! [32]32
  «Синие горы» (также часто встречающийся перевод: «голубые горы») – труднодоступная и протяжённая горная гряда на востоке Ямайки, место убежища беглых рабов. Ныне более всего известна как место произрастания ямайского кофе «Голубая гора». Смысл песни: «бежим скорее, близко убежище, где нас не достанут белые рабовладельцы».


[Закрыть]
 

Ближе к вечеру третьего дня собаки напали на след. Кабана не было видно, а они учуяли запах и заметались, напоминая поведением кровожадного хорька. Но охотиться было в тот день уже поздно. Маруны возвели хижину прямо на кабаньей тропе (сделали так специально, объяснил мне Эсо). Дикий кабан – зверюга заговорённая, как поведал Эсо. У него устоявшиеся повадки и ряд укрытий по одному маршруту, которые он меняет. Изгнанный из одного, он перебегает в другое, возвращаясь назад. Может долго обходиться без еды, но не переносит жажду. Измотанный неотступной погоней собак, он не успевает напиться. Когда дождик не идёт, и высыхают дождевые лужи, он взбегает на скалы и получает воду от дикой сосны (разновидность орхидеи). Но нужно время, а собаки не дают ему отыскать орхидею. Охотникам нельзя громко храпеть. Секач просто обойдёт их и вернётся назад, а они и не поймут, как. Хитрюга страшный. Определив засаду по запаху костра, обойдёт её поверху, и к утру поймать его будет уже невозможно.

Да мы и так почти не спали ту ночь. Причём, в основном, по моей вине. Всё из-за ужасов, которыми меня потчевали охотники. Затравленный собаками кабан чрезвычайно опасен. Он возвращается и атакует по прямой. Либо пропусти его мимо, либо убей. Пробить его прочную шкуру может только прямое попадание, иначе пуля проскользнёт, не причинив ему вреда. Затем наступает черед ножей и копий охотников, и тут тоже исход не предрешён. Я боялась, что мужчины заснут, а кабан, застав нас врасплох, расправится со всеми нами. Вот почему намеренно не давала им спать расспросами, пока вдалеке яростно лаяли собаки. Так и прошла та ночь.

На другой день погоня разгорелась по-настоящему. Преследователи разделились. Полковник и ещё трое выдвинулись вперёд на смычку со сворой, проверить местонахождение кабана. Эсо, Колли и Том остались со мной, чтобы достойно встретить зверя, если тот, заметая следы, вернётся назад прежней дорогой. Издалека долетали неясные звуки, но выстрелов не слышалось. К трём часам, когда шум стал громче и ближе, мужчины взялись за оружие. Долго слышались звуки жуткой схватки, а потом собачий лай затих.

– По ходу, он собак порвал, – констатировал Эсо.

– Как – один пятерых?

– Если он крупный, то легко. Отчаянный кабан истребляет всё на своём пути. Собак он не трогает, только если может разобраться прямо с охотником. Он знает, что тот его настоящий враг. Атакуя свору, он может резко свернуть и расправиться с человеком, застав его врасплох.

Вскоре послышалось тяжёлое дыхание. Вернее, пыхтели так громко, что это казалось совсем рядом, хотя в непосредственной близи пока ещё никого не было. Заметив каменную глыбу справа, я отошла за неё на случай внезапного появления кабана. Теперь мы слышали его топот и шорох щебёнки, летящей из-под копыт. Мужчины изготовились атаковать навстречу. Зверь налетел, ощерив свои большущие искривлённые клыки, весь в собачьей крови. Твари крупнее, злее и напористее одновременно я в жизни не видела. Все отбежали. Эсо не успел прицелиться как следует.

Подлетев к большому камню, зверь завертелся, молниеносно описав два круга, и отступил в узкую расщелину. Он был исполнен решимости бороться за свою жизнь. Нам была видна одна его морда. Эсо выстрелил наугад. Пуля рассекла ему пятачок, и кабан упал на копыта. Мужчины ринулись в надежде прикончить добычу ножами. Но тут кабан внезапно выскочил им навстречу. Я отбежала к скале и быстро взобралась, не ведая, что происходит за моей спиной, пока не оглядела поле боя сверху. Том успел спрятаться. Колли не совсем. Кабан порвал ему икроножную мышцу. Он лежал. Эсо подскочил и выстрелил в кабанью голову почти в упор. Описав кривую, кабан упал оземь. После второго, контрольного выстрела он затих и едва заметно подрагивал.

Пока мы оказывали первую помощь Колли, на шум выстрелов прибежали остальные. Поддерживая раненого, мы уселись вокруг кабаньей туши. Поздравив друг друга рукопожатием, охотники хранили торжественное молчание, пока его не нарушил Полковник:

– Ну что, он наш. Повезло.

Все мужчины, как по сигналу, стали собирать дрова для большого костра. Появилась и зелень с кустарника неизвестной мне породы. Ею накрыли тушу, чтобы легче было удалять щетину. Хорошенько ощипали оба бока, а затем, отдраив так, что кабан стал белоснежный, вскрыли ему брюхо. Теперь уже дело шло с шутками и прибаутками. Требуху решили выбросить, и так было, что нести. А вот все кости из туши извлекли, приправили, прокоптили над костром и взяли с собой. Поместили над костром мясо, приправленное солью, перцем и специями, и жарили почти до самого утра, такой здоровый попался кабан. Над огнём тушу время от времени вертели двое мужчин. Пока мясо жарилось, издавая чудесный аромат, парни распевали песни и делились историями о героях ямайского прошлого. Кто‐то рассказал историю Пола Богла, который славно громил англичан в 1797 году [33]33
  По недоразумению Хёрстон увязывает с событиями Второй войны с мару-нами (1795–1796) национального героя Ямайки, Пола Богла (1822–1865) – ямайского темнокожего баптистского проповедника, одного из предводителей восстания в Морант Бэй в октябре 1865 г., подавленного колониальными войсками.^*


[Закрыть]. Тем нужен был Богл, чтобы победить, и они обратились к марунам. Те его, по некоторым данным, и выдали в английские руки, указав угнетателям пещеру, где прячется лидер повстанцев [34]34
  В исключительных случаях британские колониальные власти обращались за помощью к марунам (за их услуги по поимке людей объявляя перемирие и платя звонкой монетой).^*


[Закрыть]. Его повесили вместе со всей семьёй, и война закончилась.

Мы объедались жареной свининой до самого утра. Она показалась мне намного вкуснее нашего барбекю. Маруны готовят её по-особому. Покончив с пиршеством, мы отправились в обратный путь. Всё портили набившиеся у меня на ногах мозоли, но мы всё-таки дошли.

Остатки мяса раздали родным и близким бесплатно. Здесь не принято брать денег за охотничьи трофеи. Но лучшим подарком для меня стала песенка:

 
Вот они уже!
Вот Синие горы!
Они уже видны,
Пришпоривай коня!