Текст книги "Их глаза видели Бога. Роман о любви и надежде"

– Я ничего не знаю, кроме того, что мне велено делать, потому что всего лишь ниггер и рабыня.

Она не успокоилась, но сил избивать меня у нее больше не было. Она подошла к изножью постели и вытерла руки платком.

– Не собираюсь больше мараться об тебя. Утром надсмотрщик привяжет тебя к столбу, поставит на колени и спустит шкуру с твоей бледной спины. Сотня плетей по голой спине! Тебя будут лупить, пока кровь не покроет твои пятки! Я сама буду считать удары! И если это убьет тебя, такую потерю я переживу. А когда этому ублюдку исполнится месяц, я продам его куда подальше.

Она выскочила из хижины, унося ледяной холод с собой.

Я знала, что еще слаба, но не думала об этом. В полной темноте я закутала малышку, как только смогла, и побежала к болотам.

Я знала, что здесь полно гадюк и других ядовитых змей, но они пугали меня меньше, чем то, что ждало на плантации. Я пряталась здесь день и ночь, а когда малышка начинала плакать, кормила ее грудью, чтобы никто нас не услышал и не нашел.

Никто не знал, где мы прячемся, и Господь милосердный сделал так, что меня не поймали.

Не знаю, как мое молоко не убило ребенка, – ведь я была так напугана и несчастна. Меня пугало уханье сов, треск и движение кипарисовых веток после темноты. Раза три я слышала, как мимо меня крались пантеры. Но со мной ничего не случилось, потому что Господь присматривал за мной.

А потом среди ночи я услышала гром пушек.

Это продолжалось всю ночь. Наутро я увидела вдали большой корабль и много лодок. Я укутала Лифи мхом, устроила ее в развилке ветвей на дереве и отправилась на берег. Там я увидела солдат в синей форме [14]14
  В войне между Севером и Югом форма северян была темно-синего цвета, а форма солдат южной конфедерации – серого.


[Закрыть] и вспомнила, как до этого люди говорили, что Шерман придет на кораблях в Саванну и освободит всех рабов. Я вернулась к болотам, взяла ребенка и пошла искать место, где можно было устроиться.

Но до Большой капитуляции Ричмонда было еще далеко. В тот день большой колокол звонил в Атланте. Все солдаты в серой форме должны были прийти к Молтри и закопать свои сабли в знак того, что они никогда больше не будут сражаться в защиту рабства. И тогда мы поняли, что стали свободными.

Я никогда не была замужем, хотя могла бы выйти много раз. Но я не хотела, чтобы кто-то обижал мою девочку. Я нашла добрых белых людей и с ними приехала в Западную Флориду, чтобы работать и заботиться о Лифи. Мне хотелось, чтобы солнце светило ей со всех сторон.

Хозяйка помогала мне с твоей мамой так же, как потом и с тобой. Когда пришло время, я отдала ее в школу. Я хотела, чтобы потом она сама стала учительницей.

Но однажды Лифи не вернулась домой в обычное время. Я ждала, ждала, ждала, но она так и не пришла. Мне пришлось взять фонарь и пойти искать ее. У кого бы я ни спрашивала, никто не видел мою девочку. Но на следующее утро она сама приползла на четвереньках. Это было жуткое зрелище. Оказалось, что учитель затащил ее в лес, всю ночь насиловал, а утром сбежал.

Лифи было всего семнадцать. Как такое могло случиться?! Господь всемогущий! Она долго не могла оправиться, и вскоре мы узнали, что ты на подходе. Когда ты родилась, твоя мать начала пить и все вечера проводила неизвестно где. Я не могла заставить ее остаться. И только Богу известно, где она сейчас. Она не умерла, потому что я непременно почувствовала бы это. Но порой мне хочется, чтобы она обрела покой.

Джени, может быть, я смогла и немного, но я делала для тебя все, что было в моих силах. Работала день и ночь, чтобы купить этот клочок земли, чтобы тебе не пришлось жить на задворках у белых и стыдиться этого перед другими детьми в школе. Когда ты была маленькой, это еще можно было. Но когда ты выросла и стала все понимать, я захотела, чтобы ты гордилась собой. Я не хочу, чтобы люди оскорбляли и гоняли тебя. Я не смогу умереть с легким сердцем, зная, что кто-то из мужчин, белых или черных, унижал тебя. Пожалей и отпусти меня с миром, Джени.

Глава 3

Есть годы, которые задают вопросы, и есть годы,  у которых есть ответы. Джени не могла всего  знать, и поэтому ей пришлось задавать вопросы. Кладет ли брак конец космическому одиночеству незамужних? Означает ли брак любовь так же, как солнце означает день?

За несколько дней до брака с Логаном Килликсом, владельцем шестидесяти акров земли, о которых так часто говорили, Джени измучила себя вопросами. Она снова и снова возвращалась к грушевому дереву, чтобы подумать. Наконец слова Нэнни и собственные раздумья принесли ей какое‑то утешение. Да, она полюбит Логана, когда они поженятся. Правда, она не представляла, как именно это случится, но раз Нэнни и все старухи говорили об этом, значит, так тому и быть. Мужья и жены всегда любят друг друга – это и есть брак. Так бывает всегда. Эта мысль радовала Джени, потому что не казалась тоскливой и губительной. Она больше не будет одинокой.

Джени и Логан поженились в гостиной Нэнни в субботу вечером. Гостям подали три пирога и большие блюда с жареными кроликами и курами. Нэнни и миссис Уошберн постарались. Все наелись от души. Но никто ничего не положил в повозку Логана, чтобы молодожены радостно доехали до его дома. Это было одинокое место, подобное старому пню посреди леса, где никто не бывает. Дом поразил Джени своим неуютом. Но в глубине души она продолжала ждать зарождения любви. Новая луна народилась трижды, прежде чем она начала волноваться. А потом она отправилась к Нэнни – в тот день бабушка пекла печенье на кухне миссис Уошберн,

Нэнни просияла от радости, усадила внучку за стол и расцеловала.

– Господь всемогущий! Я так рада, что вижу мою детку! Входи же поскорее в дом, пусть миссис Уошберн на тебя посмотрит! Уф! Уф! Уф! Как дела у твоего мужа?

Но Джени не пошла к миссис Уошберн. Она не произнесла ни единого радостного слова, лишь молча присела к столу. Нэнни ничего не замечала – она была занята печеньем, и ее распирала гордость за внучку. Но через какое‑то время она почувствовала, что Джени отмалчивается, и внимательно посмотрела на нее.

– Что случилось, сладкая? Что‑то ты невесела поутру…

– Ничего страшного… Я пришла кое о чем спросить тебя.

Нэнни очень удивилась, а потом расхохоталась.

– Только не говори, что ты уже понесла – в эту субботу исполняется два месяца и две недели с вашей свадьбы…

– Нет, не думаю, – покраснела Джени.

– Тут нечего стыдиться, детка, ты же замужняя женщина. У тебя есть законный супруг, как у миз Уошберн и у других!

– Я пришла не за этим. Я знаю, что ничего нет.

– Вы с Логаном поругались? Господи, не побил ли тебя этот чертов ниггер?! Тогда я возьму палку и задам ему!!!

– Нет, ему и в голову бы это не пришло. Он говорит, что никогда не поднимет на меня руку. Когда мне нужны дрова, он рубит лес и приносит дрова на кухню. И обе бочки с водой у нас всегда полные.

– Уф! Но не жди, что так будет всегда. Он не целует тебя в губы, когда ложится на тебя. Он целует твои ноги, а мужчины недолго целуют женщинам ноги. Поцелуи в губы – это нормально, но когда мужчины склоняются, чтобы любить, они слишком быстро выпрямляются.

– Он так делает, бабушка.

– Ну, если он делает все это, то почему ты пришла сюда с таким грустным лицом?

– Потому что ты говорила, что я должна любить его, а я не люблю. Может быть, если кто‑то научит меня, как это сделать, я смогу полюбить его?

– Ты пришла с такими глупостями в рабочий день?! Ты вышла замуж, получила дом, защиту, все уважают тебя и называют миссис Килликс. А теперь ты донимаешь меня разговорами о любви!

– Но, Нэнни, я хочу хоть иногда желать его. А я не хочу, чтобы он делал все это.

– Ты должна хотеть его! Ты заполучила себе лучший орган в городе среди цветных. Он купил дом и шестьдесят акров земли вдоль большой дороги, и… Господь всемогущий! Это‑то и мучает нас, цветных женщин, и сводит с ума. Любви ей захотелось! Ты наверняка хочешь какого‑то разодетого парня, который только и думает о том, как он выглядит. Такого можно купить и продать ни за грош. А потом выбросить без жалости.

– Я ничего о таких парнях не знаю. Но и эта старая земля мне не нужна. Я могу каждый день перекидывать десять акров через ограду и даже не посмотрю, куда она упала. И к мистеру Килликсу я чувствую то же самое. Некоторые люди не созданы, чтобы быть любимыми, и он из них.

– Почему ты так решила?

– Потому что я ненавижу его голову – такую вытянутую с одной стороны и такую плоскую по бокам! И ненавижу жирную складку у него на шее.

– Он же не виноват, что у него такая голова. Ты говоришь глупости.

– Мне нет дела, кто виноват. Мне она просто не нравится! И у него слишком большой живот, а ногти на ногах похожи на копыта мула. И неважно, что он каждый вечер, прежде чем лечь в постель, моет ноги! Этого не скрыть, потому что я приношу ему воду. И я предпочла бы, чтобы меня застрелили, только чтобы не лежать с ним в постели, не отворачиваться и не хватать ртом воздух, пока он рядом. Он даже ни о чем приятном никогда не говорит!

Джени заплакала.

– Я так хотела, чтобы все было хорошо, – сидела под грушей и мечтала… А теперь…

– Нет смысла плакать, Джени. Бабушка сама прошла долгий путь. Люди всегда плачут из-за одного или другого. Поверь, лучше оставить все как есть. Ты еще молода, вся жизнь у тебя впереди. И никто не знает, что может случиться с тобой. Наберись терпения, детка. Ты скоро будешь думать по-другому.

Сурово отчитав Джени, Нэнни отправила ее домой. Но на сердце у нее было тяжело. Весь день за работой она думала о внучке и, придя в свой маленький домик, простояла на коленях так долго, что полностью позабыла о себе. Разум Нэнни превратился в большой бассейн, где плавали слова, воспоминания, мысли и чувства. Стоя на своих старых коленях, Нэнни проникла в эту бесконечность сознательной боли. Ближе к утру она пробормотала:

– Господи, Тебе известно, что у меня на сердце! Я сделала все, что только смогла. Остальное за Тобой…

Она поднялась с колен и рухнула на постель. Через месяц Нэнни умерла.

А Джени ждала времени цветения, потом времени зелени, а потом оранжевого времени. Но когда пыльца вновь позолотила солнце и окутала мир, Джени стала выходить к калитке и ждать чего‑то. Чего? Она и сама не знала. Она дышала глубоко и прерывисто. Она знала то, о чем ей никто не говорил. Она понимала речь деревьев и ветра. Часто разговаривала с падающими семенами: «Надеюсь, ты упадешь в мягкую землю». Джени слышала, как семена, падая, разговаривали друг с другом. Она знала, что мир – это жеребец, пасущийся на голубых пастбищах эфира. Она знала, что Бог каждый вечер разрушает старый мир и до рассвета строит новый. Как чудесно было видеть, как этот мир с первыми лучами солнца обретает форму и восстает из серой пыли творения. Знакомые люди и вещи ее не интересовали, поэтому она стояла у калитки и смотрела на дорогу. Теперь она знала, что брак – это не любовь. Первая ее мечта умерла, и она стала женщиной.

Глава 4

И года не прошло со дня свадьбы, как Джени заметила, что муж перестал говорить с ней стихами.   Он больше не любовался ее длинными черными волосами и не перебирал их пальцами. Однажды он сказал ей:

– Я могу принести дрова и наколоть их для тебя, но уж будь добра, носи их на кухню сама. Моя первая жена никогда не требовала, чтобы я колол дрова. Она хватала топор и делала это сама, как мужчина. Ты слишком избаловалась!

А Джени ему ответила:

– Я тоже могу настоять на своем. Если ты не можешь рубить и колоть дрова, то обходись без ужина. Уж простите мою вольность, мистер Килликс, но я не собираюсь колоть дрова.

– Ты знаешь, что я могу наколоть для тебя дров. Даже если ты будешь такой же ядовитой, как сейчас. Мы с твоей бабушкой избаловали тебя, и теперь мне приходится это расхлебывать.

Как‑то утром он позвал Джени из кухни в амбар. У калитки стоял запряженный мул.

– Иди-ка сюда, малышка, помоги мне. Я должен уехать, а ты нарежь семенной картофель.

– Куда ты едешь?

– В Лейк-Сити, поговорить с одним человеком о муле.

– А зачем тебе два мула? Нам и одного достаточно.

– Нет, на этот раз мне нужна пара. Осенью картошки будет мало, и цены вырастут. Мне понадобится два плуга, а тот человек, о котором я говорю, продает мула такого спокойного, что с ним сможет управиться даже женщина.

Логан перестал жевать табак и пристально смотрел на Джени, ожидая ее ответа.

– В общем, я подумал, что нужно поехать и посмотреть.

Он снова посмотрел на Джени и сглотнул. Но Джени сказала только:

– Я порежу для тебя картошку. Когда ты вернешься?

– Не знаю точно. Наверное, на закате. Дорога долгая – особенно если на обратном пути мне придется вести мула.

Закончив домашние дела, Джени пошла в амбар заняться картошкой. Но потом она перетащила все во двор, откуда была видна дорога. Полуденное солнце пробивалось сквозь листву дуба, под которым она сидела, и на земле появились кружевные узоры. Джени просидела за работой довольно долго – и тут с дороги донесся свист.

Она увидела городского, хорошо одетого мужчину в шляпе набекрень – в здешних местах так не носили. Пальто было небрежно перекинуто через руку, а рубашка с шелковыми рукавами могла изумить весь мир. Мужчина насвистывал, утирал лицо и шел так, словно точно знал, куда направляется. У него была темная кожа, но, на взгляд Джени, он вел себя так, как мистер Уошберн или кто‑то в этом роде. Откуда он взялся? Куда идет? Он не смотрел в ее сторону – только перед собой. Поэтому Джени кинулась к колонке и принялась с шумом качать воду. Мужчина остановился, посмотрел на нее, а потом попросил напиться.

Пока он пил, Джени как следует его рассмотрела. Они познакомились.

Его звали Джо Старкс, он был родом из Джорджии. Всю жизнь он работал на белых и скопил около трехсот долларов. Он услышал, что здесь, во Флориде, будет новый штат, и решил посмотреть. А узнав про город, который цветные построили для себя, точно понял, что хочет жить здесь. Ведь если человек что‑то строит, то становится хозяином.

Джону всегда хотелось заняться чем‑то важным, но белые не давали. Он прожил на земле почти тридцать лет, прежде чем подвернулся такой шанс. И здесь он точно станет важным человеком.

– А где твои папа и мама, Джени?

– Они умерли, наверное… Я ничего не знаю про них, меня воспитывала бабушка. Но она тоже умерла.

– Умерла?! А кто же присматривает за такой малышкой, как ты?

– Муж.

– Ты замужем?! Да тебя, наверное, только что от груди отняли! Уверен, ты до сих пор любишь леденцы, верно?

– Точно! Я делаю леденцы и сосу их, чтобы отвлечься. И сладкую воду тоже люблю.

– Представь – я тоже. Никогда не стану слишком взрослым, чтобы разлюбить сладкую воду – холодную и вкусную.

– У нас есть тростниковый сироп в амбаре. Если хотите…

– А где же твой муж, миз Э-Э?

– Меня зовут Джени Мэй Килликс. А раньше звали Джени Мэй Кроуфорд. А муж мой поехал купить мула, чтобы я пахала вместе с ним. А меня оставил нарезать семенную картошку.

– Ты будешь пахать?! Ты за плугом – это все равно что кабан на свадьбе! Да и картошку резать тебе не пристало. Такая хорошенькая девушка, как ты, создана, чтобы сидеть на веранде в кресле-качалке с веером и есть картошку, которую специально для тебя вырастили другие.

Джени рассмеялась. Потом она налила из бочонка две кварты сиропа, а Джо Старкс накачал ведро холодной воды. Они уселись под деревом и принялись болтать. Джо направлялся в новую часть Флориды, но подумал, почему бы не сделать остановку и не перекинуться парой слов с хорошенькой девушкой. Ему все равно нужно отдохнуть – и отдохнуть он решил недельку-другую.

После этого они каждый день встречались в дубовой роще, что была напротив дома, и разговаривали о том времени, когда он станет важным человеком, а она сможет воспользоваться их знакомством. Джо говорил о переменах, которые могут наступиь в их жизни, о новых возможностях.

Но Джени долго дичилась – память о Нэнни была все еще очень сильна.

– Джени, если думаешь, что я хочу соблазнить и бросить тебя, ты ошибаешься. Я хочу жениться на тебе.

– Правда, Джо?

– Когда ты отдашь мне свою руку, я не позволю солнцу закатиться над нами. Я – человек принципов. Ты никогда не знала, каково это, когда к тебе относятся как к леди. Я хочу показать тебе это. И знаешь что, называй меня Джоди.

– Джоди, – улыбнулась Джени, – но ведь я замужем…

– Предоставь мужа и все остальное мне. Завтра на рассвете я буду ждать тебя на этой дороге. Пойдем со мной, и твоя жизнь дальше будет такой, как она должна быть. Поцелуй меня и тряхни головой. Когда ты так делаешь, твои роскошные волосы сверкают как солнце.

Той ночью Джени решила серьезно поговорить с мужем.

– Логан, ты спишь?

– Спал, пока ты меня не разбудила…

– Я долго думала о нас: о тебе и обо мне.

– Нашла время! Твои дурацкие мысли порой заставляют меня задуматься.

– Задуматься о чем, к примеру?

– О том, что ты родилась в повозке без крыши. И что ты и твоя мама росли на заднем дворе у белых…

– Ты ничего не говорил об этом, когда упрашивал Нэнни выдать меня замуж…

– Я думал, ты оценишь доброе отношение. Надеялся, что смогу из тебя что‑то сделать. А ты думаешь и ведешь себя как белые…

– А я знаешь что думаю? Что когда‑нибудь сбегу от тебя.

Наконец‑то Джени решилась произнести вслух то, о чем давно думала. Конечно, она может сбежать. Мысль об этом была мучительна для Логана, но он решил скрыть свой страх под презрением.

– Не думай, что найдется много мужчин, готовых связаться с тобой, зная, что ты за птица.

– Я найду того, кто поверит мне. И тогда я уйду от тебя.

– Глупости! Такого дурака, как я, еще поискать. Мужчины будут улыбаться тебе, но не станут работать и кормить тебя. Тебе некуда будет деваться. Захочешь есть и будешь счастлива вернуться.

– Да нет у тебя ничего, кроме бекона да кукурузного хлеба!

– Я хочу спать и больше не желаю выслушивать твои глупости.

Логан отвернулся от Джени, скрывая свою обиду, и притворился спящим. Он надеялся, что причинил ей такую же боль, как и она ему.

На следующее утро Джени поднялась вместе с ним. Она почти приготовила завтрак, когда он вышел из амбара.

– Джени! – хрипло позвал он. – Иди, помоги мне перекидать этот навоз, пока солнце не слишком палит. Ты совершенно не занимаешься хозяйством – только на кухне крутишься целый день.

Джени вышла из кухни, держа в руках кастрюлю с кукурузным тестом, и посмотрела на амбар. Солнце поднялось над горизонтом и пронзало мир алыми кинжалами, но тени вокруг амбара были серыми и плотными. Логан с лопатой напоминал черного медведя, неуклюже пляшущего на задних лапах.

– Тебе не нужна моя помощь, Логан. Ты делаешь свое дело, а я свое.

– У тебя нет никакого своего дела. Ты делаешь то, что нужно мне. Иди сюда кидать навоз – и побыстрее!

– Моя мама не говорила, что я рождена для спешки. Так ради чего мне спешить сейчас? Уж точно не ради того, из-за чего ты бесишься. Ты бесишься, потому что я не падаю на колени и не перепахиваю эти шестьдесят акров твоей земли. Женившись на мне, ты вовсе не облагодетельствовал меня. А если тебе так кажется, то я не поблагодарю тебя за это. Ты бесишься, потому что я сказала то, что ты и так уже знал.

Логан отбросил лопату и сделал два-три неуклюжих шага к дому, но потом резко остановился.

– Не зли меня, Джени, иначе я выйду из себя! Я по доброте душевной забрал тебя с кухни белых людей, посадил тебя здесь на твой королевский зад, а ты еще и унижаешь меня! Да я сейчас топор возьму и убью тебя! Лучше подхватись и иди сюда! Я слишком честен и работящ – в твоей семье таких не было! Потому‑то ты меня и не хочешь! – Последние слова прозвучали со слезой. – А теперь ты мечтаешь, чтобы какой‑нибудь никудышный ниггер усмехался тебе в лицо и врал тебе. Черт с тобой, Джени!

Джени, не говоря ни слова, повернулась и ушла на кухню. Она продолжила готовить завтрак и все время думала над словами Логана. Она выложила тесто в форму и разровняла его. Поставила на плиту сковороду с беконом. Добавила холодной воды в кофейник, чтобы тот не кипел слишком сильно. Накрыла кукурузную лепешку тарелкой – и рассмеялась. Зачем она потеряла столько времени, зачем терпела? Ее охватило предчувствие перемен и чего‑то нового. Джени выскочила из калитки и пошла на юг. Даже если Джо ее не ждет, перемены пойдут ей на пользу.

Свежий утренний воздух на дороге напомнил ей новое платье. Она почувствовала, что на талии все еще повязан фартук. Джени развязала завязки, кинула фартук в кустарник у дороги и пошла дальше, собирая небольшой букетик полевых цветов. А потом она увидела, что Джо Старкс ждет ее в наемной повозке. Выглядел он очень торжественно. Джо помог ей подняться и сесть рядом с ним. Ей показалось, что рядом с ним она сидит на высоком троне. И теперь до самой смерти ее будет окутывать цветочная пыльца, а в душе будет вечно царить весна. И пчелы будут слетаться к ее цветам. Прежние мысли вернулись вновь, но теперь для них нужно было найти и произнести совершенно новые слова.

– В Грин-Коув-Спрингс, – сказал Джо кучеру.

Они поженились еще до заката, в точности как сказал Джо. В новых шелковых и шерстяных нарядах.

Они сидели на веранде пансиона и смотрели, как солнце опускается в ту же самую земную расщелину, откуда появляется ночь.