Текст книги "Мама Нади Рушевой"

Молодой художник

Во время Великой Отечественной войны артистов, работников культуры направляли на сельскохозяйственные работы в разные районы Тувы.

9 мая 1945 года остался одним из самых ярких и запоминающихся дней в моей жизни. Правда, дул северный ветер, но мы холода не чувствовали.

Люди вышли на улицу, на лицах у всех улыбки и слезы радости, все поздравляли друг друга, обнимались. Звучала музыка, люди пели и танцевали, всюду были видны красные транспаранты.

Закончилась война, отгремел салют Победы. У всех появилась новая забота – восстанавливать хозяйство, восстанавливать города и села. А в 1946 году я и ещё одна девушка из балетной группы – моя подруга Екатерина Кыдай – получили медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». Вручала эти медали за труд (нам тогда было в неполные двадцать лет) Хертек Амирбитовна Анчимаа-Тока. Мы очень гордились этой наградой, с удовольствием носили.

– Как вы познакомились с Николаем Константиновичем?

Она счастливо улыбнулась и дала мне почитать книгу Екатерины Тановой. «Судьба матери» на тувинском языке.

Осенью 1945 года нас отправили в Барун-Хемчикский район на уборку урожая. В колхозе сортировали пшеницу девушки из балетной группы: я, Галина Севилбаа, Катя Кыдай. Мы таскали снопы и вязали их. Вернувшийся из Кызыла наш бригадир Николай Олзей-оол, белозубый с черными кудрявыми волосами, радостно сообщил:

– Из Москвы приехали специалисты: режиссер и театральный художник-декоратор. Ой, совсем не узнать наших обветренных танцовщиц, как они будут танцевать на сцене в таком виде? Эх, парни, парни, куда вы смотрите, совсем распустились, за нашими дамами не ухаживаете.

– Они молодые? – интересовался Алексей Чыргал-оол.

– Совсем молодые, примерно нашего возраста. К тому же очень симпатичные, особенно художник. Он очень красивый, с большими круглыми глазами, высокий. Если наша Ажыкмаа рядом с ним встанет, то дотянется только до его талии. Смотрите, коллеги, не упустите наших танцовщиц, – пошутил Олзей-оол, улыбаясь.

– Да, у нас ещё одна работа сейчас нашлась – сторожить их от кавалеров, Алёш, – подмигнул Кысыгбай другу Алеше.

– Кому они нужны с такими обветренными, неухоженными лицами и руками? – полушутя ответил Алеша Чыргал-оол.

После уборки урожая все вернулись в Кызыл. В театре кипела работа. Слова Николая Олзей-оола подтвердились: занимался декорациями в театре высокий, статный, красивый, молодой художник Николай Рушев. Он часто приходил во время репетиций «Звенящей нежности», чтобы узнать, о чем этот танец, о характере каждой танцовщицы. Он делал эскизы. Когда он приходил, то обязательно в своем альбоме рисовал юных балерин. Николай создавал и мои портреты в разных позах и в различных костюмах.

– Новый художник рисует только нашу Ажык. Смотрите, вот здесь он изобразил танец Галины Улановой, а лицо танцовщицы – нашей Ажыкмыы. Это что-то значит. Неужели он влюбился в нее? Ажыкмаа, то есть Наташа, скоро ты будешь танцевать, как Уланова! – шутили Сагды и Кысыгбай.

Все артисты стали замечать, что Николай Рушев действительно влюбился в меня. Но мы тогда между собой ни разу даже не общались.

– Ты с Наташей разговаривал, Коля? – спрашивали друзья.

– Я очень стесняюсь с ней общаться, просто теряюсь. А может быть, у неё уже есть молодой человек-тувинец. Я чувствую, что её коллеги-артисты посмеиваются надо мной. Ревнуют что ли? – виновато ответил Николай.

– Мужчина должен быть смелым! Если разговаривать боишься, то хотя бы пригласи ее на танец.

После окончания балетной группы в 1945 году я начала работать в музыкально-драматическом тетре в качестве солистки тувинской балетной группы.

В канун ноябрьского праздника состоялся вечер. Николай наконец-то осмелился пригласить меня на танец. И весь вечер мы танцевали. А потом стали встречаться. Нас тянуло друг к другу. Стали вместе ходить в кино. Тогда демонстрировались фильмы «Большой вальс», «Сестра его Дворецкого». По вечерам стали танцевать под знаменитый оркестр Николая Хочукпеновича Красного. Мы счастливые кружились и кружились под волшебную музыку. Тогда я плохо знала русский язык, и стеснялась говорить по-русски, а Коля – по-тувински. Но мы друг друга понимали по глазам, по жестам. А если вдруг потребовалась бы помощь, то у меня была подруга Галина Сайзуу, хорошо говорящая по-русски. Скромная Галя и я – неразлучные подруги.

Наталья Дойдаловна рассказала мне забавный случай. Меня эта история тоже растрогала до слёз, и вместе с Натальей Дойдаловной я долго смеялась. От её озорного смеха на душе стало очень хорошо.

Помню один смешной случай. Как-то Коля меня и Галю пригласил в кино. Когда мы подошли к кинотеатру, то не увидели нашего Николая. Лишь рядом прогуливался и прищуривался какой-то старик в шапке-ушанке из тарбагана, в поношенном армейском полушубке, в старых подшитых валенках. Мы не обратили внимания на него. И вдруг этот «старик» окликнул нас: «Девчонки, это же я Николай. Вы что, не узнаете меня?». Мы опешили и расхохотались. Ведь он приехал в Туву летом, не готов был к суровым осенним ноябрьским холодам, а зарплату не давали месяцами, вот и пришлось ему надеть на себя то, что подарили ему знакомые. Николай только через месяц по лимиту купил пальто, обувь, шапку.

Во время гастролей Николай с альбомом и карандашом не отставал от артистов театра. Летом артисты со спектаклями и концертами выступали под открытым небом. Николай рисовал зрителей, когда они смотрели выступления артистов. Старался запечатлеть на бумаге особенности местного быта, и, конечно же, природу – прекрасные пейзажи Тувы. Первая наша поездка с Николаем была в Тес-Хемский и Эрзинский районы. Мы были на золотодобывающем прииске, в котором работники жили и работали в очень трудных условиях. Купались в озере Тере-Холь. Добрались туда и обратно верхом на лошадях. Однажды конь Николая споткнулся, наступив на нору суслика. Николай легко ушибся, падая на колени, а шляпа его покатилась вниз на землю. Все рассмеялись, а я очень переживала за него. Но Коля сразу встал, и потом даже не хромал.

Вскоре дружба между мной и Николаем переросла в настоящую любовь. Он всем нравился своей простотой, общительностью, жизнерадостностью. Работал с удовольствием, при этом всегда прислушивался к советам опытных артистов Максима Мунзука, Николая Олзей-оола. Николай помогал молодым тувинским художникам, следил за их ростом, радовался их успехам, сожалел, если что-то не получалось, подсказывал, советовал. Позже сблизился он с художником Иваном Салчаком.

Ближе к весне Николай мне предложил: «Давай отметим наше знакомство со всеми нашими друзьями, это по-русски называется помолвкой». И 21 мая 1946 года мы пригласили артистов, писателей на свою помолвку. После этого я чувствовала себя увереннее. О нашей связи узнали не только коллеги в театре, но и мои родственники.

– Наташ, говорят, у тебя есть русский жених, надо с ним познакомиться, – однажды сказала сестра Рая.

В одно из воскресений очень стесняясь, я привела своего Колю с друзьями в дом Раисы и Олега Сагаан-оолов. Олег Карламович с радостью побежал звать соседа – писателя Степана Агбаановича Сарыг-оола.

– Как увижу молодёжь, у меня сразу голова начинает кружиться. Не дай бог, упаду. До головокружения надо успеть познакомиться со всеми как следует, – с порога начал шутить известный писатель Тувы, упрекая сестру, – Рая, а почему не предупредила, что у них свадьба, я же с пустыми руками пришёл. А то хотя бы пиалы для подарка взял.

– Нет, нет, Степан Агбаанович, это не свадьба. Мы собрались, чтобы познакомиться. Присаживайтесь, пожалуйста, друзья, приглашаю всех, к столу, – сказала Раиса.

За столом все начали знакомиться и общаться…

– Вот и состоялось наше сватовство-знакомство. Надо сейчас готовиться к свадьбе. Жених – парень завидный, такой высокий, что из хараача (обруча дымового отверстия) юрты, видна его голова. Николая силу я сравниваю с мощью марала во время гона: «казыра дег боттуг, калчаа далай ыыттыг эр-дир бо – сам как двухгодовалый бычок-казыра, как бешеное море шумящий». Надо найти хотя бы малюсенький чум-шатер для них, – Степан Агбаанович всё время шутил.

Со стороны невесты из всех присутствующих по-русски эмоционально говорил с шутками-прибаутками только Степан Сарыг-оол.

Осенью 1946 года в Туву приехал новый балетмейстер Иван Алексеевич Карелин. Он поставил отрывки из знаменитых опер, балетные дивертисменты (они шли в Больших театрах СССР): «Вальпургиева ночь», «Щелкунчик», «Цыганская рапсодия», «Князь Игорь» из оперы «Бородина» (мы были невольницами хана, нас пригнали танцевать), восточный танец… В этих прекрасных танцах изящными пластичными движениями танцевали Севилбаа, Кыдай, Харлыг, Сай-Хоо, Клара Намчак и я. Больше всех я запомнила нашу умницу, красавицу Клару Намчак, она была маленькая ростом, с большими глазами, задорная, ей примерно сейчас больше 80 лет, её мама работала медсестрой в больнице.

Очень дорога мне книга Юрия Промптова «В центре Азиатского материка» (сам автор её подарил нашей семье), где написано:

«В августе 1946 года мы – группа альпинистов из Москвы 8 человек купили билеты на эстрадный концерт в Зеленом театре в парке г. Кызыла перед первым восхождением на Монгун-Тайгу. В тувинских песнях и плясках мы каждый раз находили новое очарование. В особенности любили мы выступления исполнительницы народных песен Кара-кыс Мунзук и несравненной исполнительницы национальных танцев – Ажикмаа.

Лучшими номерами этой танцовщицы, неизменно имевшими шумный успех у зрителей, были танцы «Звенящая нежность» и «Юность». Под мелодичный звук струн Ажикмаа создавала пластические поэмы, полные радости жизни и юности. Музыка и движения этого танца обращены к красивой природе Тувы. В её танцах ключом била молодость возрожденного к творческой жизни маленького народа, забывшего уже о тех временах, когда будущее представлялось ему лишь в печальном образе засыхающего и обреченного на забвение ручья…».

После концерта в Зеленом театре из парка впереди медленными легкими шагами шли мы: стройные, молодые Севилбаа, Кыдай, Харлыг, Сай-Хоо, Клара Намчак и я. Проходящие мимо нас молодые люди любуются, восхищаются нами. Сзади нас идущие артисты театра Кысыгбай, Сагды, Октябрь, Кан-оол им улыбаются: «Ну как наши девушки?».

Как вчера звучат в моих ушах наши задорные песни:

 
Баян тырткан Чорбаа,
Баштап унер Дугур-оол
ассистент Кыссыгбай,
артык тевер Ажыкмаа.
На баяне – Чорбаа,
Заводила Дугур-оол,
Ассистент Кысыгбай,
Танцовщица Ажыкмаа.
Айлан куш дег Хургулек
Амыр соглээр Намдараа,
Опан-чипен Монгалбии
Онза чараш Оюмаа
Соловей наш Хургулек,
Оратор наш Намдараа,
Шустрый клоун Монгалбии,
Красавица Оюмаа…
 

Русский жених и муж

Каждый раз, беседуя с Натальей Дойдаловной – ровесницей века XX, записывая её воспоминания – ценнейшие документальные свидетельства эпохи, уникальные рассказы о жизни тувинского народа, я горжусь ею и понимаю, что меня всё сильнее тянет к ней. Итак, снова пишу её воспоминания.

Отец Нади Рушевой – Николай Константинович Рушев, родом из Тамбова – приехал в Туву в 1945 году из Москвы. Работал в Кызыле в музыкально-драматическом театре главным художником-постановщиком. Молодой художник Николай Рушев не мог не заметить юную, красивую, стройную артистку из балетной труппы Наталью Ажыкмаа. В 1946 году в Кызыле они сыграют свадьбу, где было много друзей, поздравлений и веселья.

Однажды при луне Николай стал читать мне стихи Пушкина, а потом предложил руку и сердце. В конце августа 1946 года мы сыграли грандиозную, самую первую интернациональную свадьбу в Кызыле, где было много гостей, цветов, благопожеланий.

Из-за дефицита автотранспорта с трудом привезли барана из Биче-Баян-Кола. Тогда было не принято дарить подарки, а вот Николай нарушил традицию и преподнес мне коралловые бусы. Семья Саган-оолов уступили нам маленькую комнату в доме писателей на ул. Красноармейской 74, где жили известные писатели Тувы Сергей Пюрбю, Бай-Кара Ховенмей, Степан Сарыг-оол, Олег Сагаан-оол, ученый, языковед Александр Пальмбах.

После отъезда нескольких русских специалистов Николаю дали комнату на 2-ом этаже в доме Печати, где на первом этаже находились редакции: «Тувинская Правда», «Шын – Правда», «Тыванын аныяктары – Молодежь Тувы», «Сылдысчыгаш» – «Звездочка». В эту же осень срок командировки-контракта Николая заканчивался, и ему предстояло ехать в Москву.

Николаю было трудно расставаться с Тувой, потому что он здесь нашел себя как художник, полюбил и красивую природу нашего края, и трудолюбивый народ Тувы, и меня. Друзья тоже не хотели отпускать Николая. До сих пор его слова нежно звучат: «Представляешь, Натали, как мне жалко уезжать из Тувы, от её красоты, от тувинских друзей, коллег, особенно от тебя…». Но был приказ Министерства Культуры СССР о направлении его в Таджикистан. Приказы не обсуждаются, а выполняются. Театру пришлось сначала распрощаться с уже опытным художником-декоратором, затем – со мной.

В конце войны из города Кызыла постепенно все специалисты стали уезжать в Москву, одним из последних – Анатолий Васильевич Шатин. Он уезжал, мне кажется в феврале 1946 года. Сначала его жена с дочерью уехала, а за неделю до отъезда Анатолий Васильевич принес в класс книги и каждой из нас подарил на память – с теплыми пожеланиями. Мне достался томик Пришвина.

Помню последнюю нашу встречу: в маленькой холодной комнате нашего театра он сидит уже с вещами. Я чайник вскипятила и его чаем пою. Он корочку чёрного хлеба макает и пьёт. Грустный такой, задумчивый. На другой день он уехал. Мы так грустили о нём. Сникли, пали духом. Словно осиротели с отъездом своего учителя.

Уехали и другие московские специалисты, к сожалению, к 1948 году оркестр, хор сократили, а в 1949 году и балета не стало, оставили в театре только драматическую труппу. Те, кто попал под сокращение, разошлись и избрали каждый свою дорогу в жизни.

– Наталья Дойдаловна, я вас тогда видела в Туве. Это было 15 мая 2004 года на вечере-концерте, посвященном столетию со дня рождения балетмейстера Анатолия Шатина. Там были и его дочери – Евгения и Елена. Об этом расскажите, пожалуйста.

– Для младшей – Елены Анатольевны Шатиной – это была первая встреча с республикой. А для старшей – Евгении Анатольевны Венгеровской-Шатиной – уже вторая. Первая была в годы Великой Отечественной войны. Маленькую Женю родители постоянно брали на репетиции, спектакли, целыми днями она была между актерами, пока кто-то не вспоминал, что ребенка надо бы покормить… Я тоже хорошо помню 15 мая, на этом вечере главным героем был танец « Звенящая нежность». Его исполняли несколько раз: и профессиональные, и самодеятельные коллективы, и взрослые, и совсем маленькие девочки. Каждый танец зрители воспринимали очень тепло, радостно, хотя и до этого видели его не раз. И это так растрогало нас с Евгенией, Еленой. Как только звенит музыка «Звенящей нежности», у всех слезы на глазах появляются: значит, жива в Туве память об Аксенове (Алексей Николаевич Аксенов написал музыку) и о Шатине А. В.

– И действительно «Звенящая нежность» Анатолия Шатина и сегодня продолжает звенеть в Туве, Наталья Дойдаловна.

Солнечный Таджикистан

В феврале 1948 года Николая вызвали в Министерство культуры в Москву, чтобы оформить документы для поездки в Таджикистан. В городе Сталинабаде он начал работать в должности художника-постановщика в русском драматическом театре им. Маяковского. Уже там он договорился с режиссёром театра оперы и балета С. Айни, о предоставлении мне места артистки балета. Поэтому я одна отправилась по маршруту Кызыл-Красноярск-Алма-Ата-Ташкент-Сталинабад (с пересадками). Наверное, это было 19 мая 1948 года. Я впервые полетела на самолёте из Кызыла. В иллюминатор я видела Енисей, Саяны, леса, города, облака. Пока летела, думала: «Мои предки никогда за пределы Тувы не ездили, а я после такого продолжительного полёта в незнакомом городе буду трудиться с людьми разных национальностей». Потом мы попали в облака, из-за которых стало ничего не видно. А мне уже не терпелось быстрей увидеть столицу Таджикистана. Казалось, очень много время прошло с тех пор, когда мы вылетели из Алма-Аты.

21 мая самолет приземлился в Ташкенте. Мне пришлось ночевать в аэропорту. На мне было драповое пальто, синяя фетровая шляпа, теплые чулки – я ведь прилетела из Сибири. Я с удивлением смотрела на провожающих и встречающих пассажиров, одетых во всё летнее. Мне показалось, что я попала в страну чудес. Пассажиры в свою очередь, конечно, тоже с удивлением меня разглядывали.

На следующий день я полетела в долгожданный Таджикистан. В салоне самолета сидели одни мужчины-таджики в национальном одеянии. У каждого на голове была чалма. Они все говорили на своем языке, причем не умолкая. Мне, единственной пассажирке-женщине, среди мужчин-таджиков было неспокойно: «Как будем жить и работать в незнакомом, совершенно непохожем на Туву крае? Что за народ – таджики? Какие национальные обычаи у них?» И тут стюардесса чётко и громко объявила:

– Уважаемые товарищи! Наш самолёт приземлился в аэропорту города Сталинабада. Вас приветствует столица солнечного Таджикистана. Температура воздуха +38 градусов…

Как только подали трап и пассажиры стали выходить из самолета, в салон самолета хлынул горячий воздух, и я почувствовала сильную жару. Надо же! Здесь, оказалось, в самом разгаре лето! А в Туве совсем недавно снег сошел, только распустились хек-даваны – цветы-подснежники.

А тут природа радуется теплу и солнцу, всё живое вовсю растёт и развивается, везде были розы и цветы, зелень и зелень. Этот контраст жизни бросался в глаза. Я издалека сразу заметила своего Николая. Загорелый, радостный Николай с букетом цветов давно поджидал меня.

Почти на каждом шагу продавали фрукты и овощи. Красивая разноцветная одежда сталинабадцев, непривычное многоголосье у меня вызывало любопытство и интерес, из-за чего я всё время оглядывалась и отставала от мужа. Ой, какая жара!

На следующий день нас тепло встретили работники искусств. Как во многих городах в послевоенное время, и здесь были проблемы с жильём. Дирекция театра нам выделила маленькую комнату в доме дедушки и бабушки русской национальности. Весь двор был покрыт решетками зелени из виноградной лозы, иначе было не спастись от солнцепека.

Первое время я ходила по городу как в тумане. Было от чего растеряться – из далекого, затерявшегося в бескрайних просторах Сибири села, я внезапно очутилась в столице Таджикистана.

Издалека видны очертания гор. Моё знакомство с городом началось с 500-летнего дерева – чинары. Николай как хороший экскурсовод ознакомил меня с достопримечательностями города. После работы мы с Николаем много гуляли, ходили в музеи, театры.

Зимой здесь сыро. Снег выпадает, но тут же тает. Ветерка никогда не бывает, ничего не дует, даже горящая свеча не гаснет. Пыли нет. В конце февраля, в начале марта цветет вишня, урюк. На рынке часто меня останавливали: «Девушка, красавица, осталась самая последняя, самая вкусная лепёшка, купите, пожалуйста». Каждый день я видела прямо на рынках у палатки национальный суп («суп-шурба») в больших трех казанах на трех каменных ножках. Меня удивило, что глазастые ребятишки 6—7 лет, как взрослые, свободно и умело торговали кусками сахара, щепками, углем. Из-за отсутствия холодильника мясо покупали понемножечку, только на один раз. Например: по 250 граммов баранины. Я варила щи, плов из свежей баранины в казанке над тремя камнями прямо в ограде дедушки и бабушки, поддерживая огонь щепками и угольками, купленными у мальчиков. Арбузы, дыни покупали на рынке каждый день и ели до отвала.

С первого сентября с большим интересом я начала работать в таджикском театре оперы и балета имени С. Айни в должности артистки балета. В первое время очень трудно мне пришлось – и скидок мне не делали.

– Наташа, у тебя очень ответственная и трудная работа, запомни, что на тебя надеется вся наша Тува. Так что постарайся, – сказал Николай.

Работа в таком большом театре оперы и балета с огромной сценой, где шли классические оперы и балеты, была и трудная, и интересная. Время от времени я вспоминала свой маленький, до боли родной коллектив нашего театра в Кызыле, своего любимого учителя Анатолия Васильевича Шатина, который сейчас работает в Москве, в ГИТИСе (прим.: Государственный институт театрального искусства имени Луначарского, сегодня – Российская академия театрального искусства).

В 1946 г. вместе с Ростиславом Владимировичем Захаровым и Леонидом Михайловичем Лавровским А. В. Шатин создал балетмейстерское отделение на режиссерском факультете ГИТИСа, впервые в истории танца формируя основы высшего образования для хореографов-постановщиков. Четверть века он был его деканом, стал профессором, преподавал ведущую дисциплину «Искусство балетмейстера». А. В. Шатина не стало 9 января 1972 года. Ученики Анатолия Васильевича Шатина и ученики учеников живут и работают во всех уголках бывшего СССР, в Болгарии, Греции, Германии, Венгрии, Албании, Индии и других странах. Одна из его учениц Лия Таланкина, впоследствии ставшая профессором ГИТИСа, была учителем тувинского студента Вячеслава Донгака – нынешнего министра культуры Тувы, тоже закончившего ГИТИС в начале восьмидесятых.

После работы дома до поздней ночи я репетировала. В Туве мне знакома была каждая дощечка пола сцены маленького театра. Я знала свой каждый шаг, знала, сколько тактов надо отсчитать, сколько кругов на сцене надо сделать. К тому я была солисткой. А в кордебалете требуется одновременное синхронное движение каждой танцовщицы под музыку. Напрягая музыкальный слух, я танцевала с коллегами очень четко. С большим оркестром мы танцевали варианты классических балетов. Я одновременно занималась русским языком, знакомилась с основами оперы и балета, вникала в то, что для таджикских коллег было естественным как дыхание.

В репертуаре театра были: знаменитое «Лебединое озеро», «Кармен», «Пиковая дама», «Евгений Онегин», «Шахерезада», «Бахчисарайский фонтан» и т. д. Я с коллегой-таджичкой успешно танцевала в балете «Насреддин в Бухаре» в роли шустрых, жизнерадостных юношей – преданных друзей Насреддина. В этой танцующей паре девушек, кроме Николая, никто из зрителей не узнал, что танцуют не парни, а девушки-балерины.

Я очень обрадовалась наличию в репертуаре «Князя Игоря» А. Бородина, так как отрывок из знаменитого танца «Половецкого стана» поставил Иван Алексеевич Карелин ещё в Туве.

И очень ждала, когда начнутся репетиции. Вот, наконец, заиграла знакомая музыка. Я, себя не помня, начала танцевать, вспоминая, что говорил опытный балетмейстер Иван Карелин. Это заметил наш постановщик и все балетмейстеры-репетиторы. Если они раньше знали бы Карелина, то сразу узнали бы его «почерк» в моих движениях.

Я часто сравнивала своих коллег, свою маленькую сцену в Туве, с коллегами и театром Таджикистана. Постепенно втянулась в работу, часто стала заменять солисток балета в случае их болезни, мой неустанный труд имел успех, меня наконец-то заметили и отметили – на работе стали хвалить. Так закалялся мой характер, закреплялись терпение и трудолюбие.

Министерство культуры свое обещание выполнило – нам выделили маленькую комнату в новом доме специалистов культуры. Улучшения условий жизни сразу сказались на нашей работе. У нас появились новые друзья. Мы подружились с семьёй главного художника театра Евгения Чемодурова. Очень вежливая девушка, первая женщина-геолог, кандидат геологических наук Сараджан Юсупова, её младшая сестра, студентка Таджикского государственного университета Тамара стали моими близкими подругами. Они всё время спрашивали у меня о малой родине – о Туве. Однажды Тамара принесла географическую карту СССР со специальными отметками запасов месторождений Тувы и девушки позвали меня к себе:

– Смотри, Наташа, какая твоя Тува богатая – я имею в виду, что это очень интересная местность в геологическом отношении. Открытия, богатое будущее ждёт твою Туву, – показывая на карту, объяснила мне Сараджан.

– В Туве не только красивые камни имеются, но и – красивые девушки, как моя Наталья. Вот её-то я там нашёл, – шутил Николай.

– Ну и ну, значит, твоя Наташа – это твое «полезное ископаемое», да, Коля? Я не согласна с этим. Наталья – прекрасная балерина, прошедшая трудную школу. Она танцует на высоком уровне, хотя и приехала из далёкой провинции. Не то, что некоторые наши балерины. Наташа – неоценимый клад в нашем театре, она сейчас может работать даже в качестве солистки, – сказала коллега, прима-балерина театра Лютфи Захидова. От таких хвалебных слов я вся покраснела.

Я иногда скучала по бабушке, по родной юрте, вспоминала бабушкины наказы: «Не возвышайся, когда хвалят. Остерегайся хвалы, зазнайства». Бабушкины советы, ее слова казались мне очень нужными в любой жизненной ситуации. «У моей седоголовой бабушки доброе сердце, она щедрее, умнее всех. Слышу тебя, бабушка, даже из божьего мира», – про себя думала я.

Балетмейстеры, коллеги в театре оперы и балета оставили неизгладимый след в формировании моего таланта. В течение двух с половиной лет я здесь прошла прекрасную школу.

По истечении срока контракта снова вызвали Николая в Москву, чтобы оформить документы для работы в Монголии, в городе Улан-Батор.

В Москве родители Николая встретили нас с большой радостью.

– Вот и сбылась моя мечта: «Коля из Тувы не один, а с женой приехал!», – с радостью и волнением говорил отец Николая – Константин Николаевич Рушев, оперный певец, учитель по вокалу в консерватории.

Я сначала очень стеснялась родителей Коли, к тому же по-русски ещё плохо говорила, больше улыбалась. В основном молчала, изредка обмениваясь словами «Да», «Нет».

– Артисты – народ общительный, шустрый. Наша невестка из этой же среды. Но Наталья очень скромная, стеснительная, робкая, неразговорчивая. Или это характерно для тувинки, может и положено так у них, то есть я имею в виду национальные традиции Азии, – с удивлением говорила мама Николая – Татьяна Ивановна, бывшая балерина, ныне балетмейстер в кружке автозавода Лихачева. Хотя она была мачехой Николая, всегда относилась к нам, как к родным детям:

– Как хорошо, что она тоже балерина, как я. Это мне по душе и очень радует меня. – Наш Коля молодец!

– Вот увидишь, Татьяна Ивановна, у них дети должны быть красивые, умные, талантливые – говорил с гордостью Константин Николаевич после небольшого раздумья.

– Ну и ну! Не только красивые, но и талантливые дети пойдут, да? Откуда ты узнал об этом? – спросила Татьяна Ивановна.

– Как откуда узнал? Вот подумай сама, ведь метисы, то есть дети из смешанной крови всегда красивые, а насчет таланта, вот что я скажу. В их ребенке уже природой заложен талант: папа – художник, мама – балерина… А, мы, для чего? Мы: я – оперный певец, ты – балерина должны заметить, затем – поддерживать, развивать таланты их детей – пытался объяснить свои намерения Константин Николаевич.