Текст книги "Наследие Рэйны. Все дороги мира"

При помощи огня и заостренных камней им удалось повалить несколько толстых стеблей. Разорвав на лоскуты рубахи и отобрав несколько прочных гибких веток, мужчины связали стебли в подобие плота – с виду не слишком надежное, но долго его использовать и не собирались. Вес всех троих плот выдержать не мог, в лучшем случае одного, поэтому пришлось плыть в воде, придерживаясь за край. Стебли пропитывались водой и постепенно погружались все глубже, пока плот не затонул окончательно – к счастью, до земли оставалось недалеко.

Новый остров оказался побольше первого, но в остальном мало от него отличался, если бы не явные признаки присутствия человека: грубые хижины, рыболовные снасти, старые кострища. По всему выходило, что люди ушли отсюда не больше года назад. Других островов, не считая первого, отсюда видно не было, плыть в неизвестном направлении не хотелось, и товарищи по несчастью решили пожить тут какое-то время, в надежде, что те люди вернутся.

Ждать пришлось до самого Эвлияра[9]9
  Эвлияр – первый сезон в году, названный по имени Эвлии – Воплощения Стихии Воды. Сезон таяния снегов и начала пробуждения природы. Цвет солнца – голубой.


[Закрыть]. Повезло, что Эриотийские острова располагались значительно южнее Виэлии, практически на одном уровне с жарким Хаммаром, так что холодные сезоны Измиер и моряки пережили вполне сносно. Спустя пару дней после смены цвета солнца с желтого на голубой к острову причалило несколько десятков рыбачьих лодок с крепкими, смуглыми и вполне дружелюбными людьми. Мозолистыми руками и обветренными лицами они напоминали моряков, но что-то неуловимое выдавало в них людей, привыкших большую часть времени проводить на суше. Говорили они на арденнском, но так сильно коверкая слова, что понять их можно было лишь с большим трудом.

Рыбаков очень расстроило, что Измиер и моряки убили и съели почти всех птиц на острове, но они понимали, что у тех не было особого выбора. Они рассказали, что жители Илмана издавна старались защитить этих красивых созданий. Когда люди только прибыли на эти острова, птиц было совсем мало и выживали они чудом. Крупных хищников тут не водилось, но мелкие любили полакомиться яйцами. Люди истребили их, позволив птицам жить здесь свободно, стать украшением острова. Назвали их ниссами.

Помет этих птиц оказался отличным удобрением, и со временем растения на острове, и прежде довольно высокие, вымахали еще чуть ли не в полтора раза. Росту овощей он тоже способствовал, потому на Илмане ниссы особенно ценились, ведь на других островах архипелага люди постоянно не жили. Позже хищники появлялись на островах снова, и никто не понимал, откуда они берутся. Это случалось в том числе и после Второго Буйства, когда корабли их сюда точно не привозили, а на водоплавающих эти звери не походили. Хорошо хоть происходило это примерно два раза в столетие. Людям снова приходилось их истреблять, защищая ниссов.

В этот сезон мимо острова, где находился Измиер с моряками, проходили огромные косяки серебристого лосося, потому каждый год мужчины с Илмана приплывали сюда рыбачить. Улова хватало едва ли не на целый год. Рыба – это, конечно, хорошо, но все согласились, что помочь потерпевшим кораблекрушение куда важнее, и двое рыбаков переправили их на Илман.

На самом крупном острове архипелага ниссы бегали повсюду; кроме этого, жители разводили свиней и коз. Крупные ароматные фрукты, виденные путешественниками на других островах, росли и здесь и оказались очень даже съедобны. Людей за сто лет стало больше – уже не одно поселение, а целых три. Жили островитяне в небольших деревянных домах. Измиер сразу обратил внимание, что на Илмане растут настоящие деревья, а не только гигантская трава: это было важно, если он хотел выбраться оттуда.

Дома выглядели довольно просто, даже бедно, и тем страннее смотрелись выставленные прямо на улице золотые статуэтки, чаши и различные украшения. Все ясно: золото здесь добывалось издавна, в основном ради него люди и приезжали на Илман, а после того, как архипелаг отрезало от материков, менять драгоценный металл стало не на что, и золотые изделия превратились в безделушки. Однако, даже понимая это, Измиер не сразу привык к такому зрелищу, а моряки, знавшие историю острова куда хуже, и вовсе не могли отвести глаз. Посуду островитяне также делали в основном из золота, а вот изделий из черной кости что-то не попадалось. За поселком лежали поля: зеленые от картофельной ботвы, желтые от колосьев пшеницы. А еще дальше…

Зря Измиер думал, что после Оссианды и предыдущих островов его уже ничем не удивить. В лесах Илмана бродили кнериты, довольно крупные животные с длинным вислым носом – от них-то в свое время и получали черную кость. Пока жители материков щедро платили за нее, кнеритов не жалели, но отделенные от остального мира островитяне предпочли жить в гармонии с природой и не убивать животных ради красивых безделушек. Но даже кнериты были не столь удивительны в сравнении с ауридами – тоже нелетающими птицами, столь огромными, что ниссы рядом с ними казались не больше курицы. Невероятно, но островитяне запрягали их в повозки вместо лошадей, а дети и вовсе катались на них верхом. Других ездовых животных на острове не водилось.

Нашлись на Илмане и два храма: один – посвященный Создательнице-Кириат, другой – шести Стихиям (правда, с явным преобладанием культа Воды, Земли и Энергии). О Богах Зеленых Равнин здесь даже не слышали. Магия, как ни странно, была разрешена, и даже без ограничений.

Но все это Измиер рассмотрел и узнал уже в последующие дни, а для начала его отвели к старосте ближайшего поселения. Попавшиеся навстречу люди окружили путешественников, засыпав их вопросами. Товин пытался что-то отвечать, но горстка людей невообразимо шумела, перебивая и его, и друг друга. Каждому хотелось, чтобы ответили именно на его вопросы. С учетом того, как изменился их язык за сто лет, разобрать что-то в этом шуме было решительно невозможно. В конце концов моряк плюнул и замолчал, пообещав только, что расскажет обо всем позже.

Дом старосты был побольше прочих, но ненамного: целиком из дерева, с красивой резной мебелью и плетеными травяными коврами на полу и стенах. Староста, еще не старый и вполне крепкий, угостил пришельца козьим мясом и ягодным настоем, попутно расспрашивая о путешествии и жизни на большой земле.

– Скажи, – перешел наконец к делу Измиер, – за все годы после Второго Буйства Стихий хоть кто-то пытался вернуться отсюда на материк? Я слышал о нескольких, утверждавших, что выбрались с Илмана, но не знаю, насколько им можно верить. К тому же сейчас с ними не поговоришь – последний раз слухи ходили несколько поколений назад.

– Да, первое время отсюда пытались выбраться, – сразу уловив, что его речь не всегда понятна гостю, староста неторопливо, тщательно выговаривал слова, – самые отчаянные строили плоты. Но вот сюда никто не приплывал – вы первые. Мы так и не выяснили, добрался ли до цели хоть один. Большинство осталось здесь, боясь рисковать. А потом люди привыкли. Сам понимаешь, все местные, включая меня, родились на этом острове. Мы не знаем другой жизни, о материках нам известно только из старых историй, множество раз изменившихся при пересказе. Мне, да и всем остальным, было бы очень интересно узнать о жизни в большом мире. В ответ я покажу вам остров, здесь есть на что поглядеть.

– Понимаю, но мне хотелось бы отплыть как можно скорее, – вежливо отказался Измиер. – Путешествие и так затянулось. Жители острова помогут мне сделать плот? Заплатить мне особо нечем, да и глупо предлагать вам золото, но мы могли бы сделать в ответ хоть что-то.

Староста искренне огорчился.

– Задержитесь на несколько дней, хоть на декану. Ваши рассказы будут для меня лучшей наградой. Плот вам построят, это столь небольшая услуга, что мне и в голову не пришло бы просить за нее плату. Но подумайте еще раз: отсюда отплывали сотни людей, а вы говорите, что до материков добирались очень немногие. Может, лучше останетесь у нас?

– Благодарю, но я уже твердо решил вернуться к привычной жизни. Сколь бы ни было у вас тут хорошо, я не могу всю жизнь довольствоваться одним островом. Возможно, по моему виду этого и не скажешь, но по натуре я бродяга. Я готов на любой риск.

– Ну что ж, – вздохнул староста. – Тогда мне остается только попросить для вас благословения у Эвлии и Кириат.

Плот получился прочным и большим. На него спокойно поместились припасы и рыболовные снасти, и еще осталось много свободного места. Его оказалось еще больше, когда Товин заявил, что остается.

– Это чудо, что я выжил, – убежденно заявил он. – Чудо, что крушение случилось неподалеку от островов, чудо, что я смог добраться сюда. Не хочу больше пытать судьбу. Люди здесь хорошие, место для жизни подходящее, что еще надо? Не вижу повода снова рисковать жизнью. На материке меня никто не ждет.

Измиер не стал спорить, он прекрасно знал настоящую причину этого решения. Уже несколько дней Товин увивался за одной молоденькой миловидной островитянкой. Моряку не было и тридцати, и Измиер видел, как горят его глаза, да и сама девушка охотно гуляла с ним. Дун пытался отговорить приятеля, но любые слова были бесполезны, Товин их словно и не слышал. Поэтому с острова отплыли только двое.

Путь был долгим и нелегким. Их немало помотало по волнам, дважды они попадали в шторм – на сей раз обычный, а не устроенный жителями моря. Неоднократно казалось, что плот вот-вот рассыплется по бревнышку, но островитяне хорошо потрудились, и он выдержал все передряги. Припасы закончились, когда они не проплыли и половины пути, а улова рыбы могло не быть по нескольку дней. Когда же, уже к концу Фрайкорина[10]10
  Фрайкорин – второй по счету сезон в году, названный по имени Фрайкора – Воплощения Стихии Огня. Достаточно теплый сезон, когда природа окончательно пробуждается. Цвет солнца – оранжевый.


[Закрыть], путешественники добрались до Виэлии, оказалось, что их отнесло обратно на юг, на дальний рубеж Арденны, почти к проливу Ангер-Эль. До Виарена оттуда дорога занимала долгие деканы пути даже верхом, а у Измиера не было ни лошади, ни денег. Дун отправился в ближайший порт в надежде наняться на первый попавшийся корабль, и на этом их пути разошлись.

Измиеру было не привыкать путешествовать одному, но давно не приходилось делать это с почти пустым карманом. В ином случае ему стоило лишь назвать свое имя, как в любом трактире ему приносили все, что бы он ни попросил, но так далеко от столицы главу Светлого Совета не знали в лицо, да и кто бы поверил, что этот оборванный бродяга – сам Верховный маг. Пришлось вновь добывать пищу охотой, не гнушаясь и всем съедобным, что попадалось в лесу. Проходя через города и поселения, он несколько раз прибегал к воровству. И вот наконец почти добрался до цели.

Тропинка окончательно исчезла, затерявшись в траве, и Измиер свернул вбок, туда, где за небольшой рощей скрывался древний храм шести Стихий. Раньше такие можно было встретить повсюду, но после Первого Буйства люди решили, что Стихии обезумели. Тех, кому раньше поклонялись как богам, теперь сочли жестокими демонами. Храмы в городах были уничтожены: хоть их боялись трогать, не желая навлечь на себя беду, но жить рядом с таким проклятым местом было еще страшнее. Впрочем, храмы в основном строили вдали от поселений и крупных трактов – людям не было нужды часто ходить туда. Чтобы обратиться к соответствующему божеству, достаточно находиться рядом с относящейся к нему стихией. Так, изменчивая Альматил лучше услышит тебя там, где течет вода, сияющая Рианет – при свете солнца или луны, для общения с пылающим Шиххаром стоило развести огонь, воздух и земля есть повсюду, да и металл найти нетрудно. В храмы ходили, когда хотели попросить покровителя о помощи в важном большом деле или же, напротив, в особо личном; многим хотелось сделать это в уединении, вот и строились храмы в пустынных местах, подальше от людей. Потому многие и уцелели, но их постепенно разрушало время. Жрецов разогнали, тех, кто продолжал поклоняться Стихиям, обвиняли во всех несчастьях, принуждали отказаться от служения им. Особо упорных нередко казнили, а порой они просто пропадали, возможно, по-тихому убитые соседями.

Отныне почитать можно было лишь Создательницу Кириат. Однако со временем и этот закон изменился. Еще до Первого Буйства на Арафельских островах существовал культ богов Зеленых Равнин. По всему миру он насчитывал жалкие сотни приверженцев и почти не развивался. Но после разрушения старых храмов в представлении людей об устройстве мира появилась брешь, и учение о Зеленых Равнинах успешно могло ее заполнить. Так культ начал быстро захватывать новые территории. Дети Стихий его, конечно, принять не могли. У них не было веры как таковой: каждый нес в себе частичку своей стихии, ощущал ее внутри, сомневаться в ее существовании не приходилось, как и в существовании прародителя у каждого из народов. Ведь эти прародители и воплощали те самые стихии, с которыми их Дети были неразрывно связаны. Вот почему Дети Стихий не поклонялись иным богам, кроме, конечно, Создательницы Кириат – ее они называли Рэйной, да и у разных людских народов она носила разные имена.

Тогда-то между людьми и Детьми Стихий и возник серьезный конфликт: ведь, если все нелюди созданы Стихиями, выходило, что они порождения демонов. И даже то, что они также поклонялись Создательнице, ничего особо не меняло. Некоторое время к ним просто относились с опаской; произошло несколько крупных стычек, но это были единичные случаи, разом разрушить многолетний взаимовыгодный союз с Детьми Стихий никто не желал. Отношения стали натянутыми, но в целом оставались дружескими.

Второе Буйство Стихий положило этому конец. Правда, несмотря на открытую враждебность, до войны и тогда не дошло. Земли хватало на всех, и Дети Стихий скрылись в отдаленных уголках мира.

Измиер же давно полагал, что у Стихий были веские причины устроить те разрушения, ведь желай они людям зла, давно могли бы уничтожить хоть всех их разом. Потому его ненависть к другим народам никогда не была искренней. Показная вражда к ним – ширма, защита от подозрений, что он может иметь дело с кем-то из них. Также полезно укрепить страх народа перед нелюдями – так подданными легче управлять. В любом случае Измиер не стал бы из-за предрассудков отказываться от знакомства с теми, кто мог быть ему полезен. В прошлом он встречал гномов и даже орков, а в компании эльфов однажды провел целый сезон. Это была труппа бродячих артистов, решивших повидать мир. Конечно, нелюдей не пустили бы ни в один город, но эльфы, выступавшие для простого народа, вообще нередко носили маски – это было частью их традиций, и этому театру подобный обычай позволил путешествовать по городам людей, не опасаясь разоблачения. Измиеру оказалось с ними по пути, он смог завоевать их доверие, и те раскрыли, кто они на самом деле. За время совместного путешествия он рассказал новым знакомцам много интересного о жизни людей, в свою очередь немало узнав об истории и культуре эльфов. Впоследствии это оказалось весьма полезно, в том числе при общении с Трианом.

Храм был совсем близко: сложенный на века, в отличие от многих ему подобных. Годы почти не коснулись мрамора стен и крыши. Конечно, кое-где камень потрескался, наружные барельефы заметно осыпались, алтарные столбы внутри превратились в груду обломков. Но все же храм стоял, хоть и был заброшен не одну сотню лет.

Измиер вошел в темноту и тут же шарахнулся назад: он почти ничего не успел увидеть, но ощутил чье-то присутствие. Потянулся было к груди, но остановился на полпути, вспомнив, что все амулеты давно потеряны.

– Не стоит, арен[11]11
  Вежливое обращение к мужчине у амдаров, даже к королю.


[Закрыть] Измиер. Хоть ты и отверг руку дружбы нашего короля, мы все еще не враги, если ты сам того не желаешь.

Из глубины храма на свет вышел высокий воин, следом еще четверо, встав за ним полукругом. Эльфы Триана. Измиер уже мельком видел их при встречах с советником, а говорившего, Мирталя, даже знал лично. Эльфы и в сто лет выглядят очень молодо, но сейчас перед ним стояли юнцы – по глазам видно. Взгляды были нарочито надменными, делано презрительными – так пытаются показать уверенность и силу, когда их не хватает. Опытные воины так не смотрят. На миг Измиер удивился, почему Триан послал на встречу именно их, но вскоре догадался. Достаточно услышать, с каким выражением Мирталь произнес слово «король». Он явно по-собачьи предан своему хозяину. Триан не мог допустить, чтобы кто-то еще завладел компонентами; вот почему в данном деле верность была для него важнее силы и опыта. В случае с Измиером у него не оставалось выбора: наемник всегда верен лишь себе, но поручать задачу, связанную со Сферой, эльфу, которому не мог полностью доверять, он бы не стал, будь тот хоть лучшим воином королевства.

– Уж кем-кем, а другом ваш хозяин мне не был. Он просто нуждался в моих услугах. И с каких это пор Триан стал королем?

При этом Измиер прикидывал, удастся ли одолеть всю пятерку. Без амулетов сложновато, но отнюдь не безнадежно. К тому же, что бы те из себя ни строили, его репутация им известна, так что, может, удастся договориться и без крови.

– Тебя долго не было, многое поменялось. Впрочем, это неважно. Просто отдай последний компонент, и разойдемся мирно.

– А если я откажусь? Вас, конечно, больше, но, дойди у нас дело до драки, я бы еще подумал, на кого поставить. А прикончить тебя, Мирталь, я успею при любом раскладе, не сомневаюсь.

Тот улыбнулся почти по-дружески – в лице ни малейшего страха или напряжения.

– Ты же чувствуешь, что за сила скрыта здесь? – И погладил рукоять ножа на поясе. – Наш король поделился ей с нами. Ты предал его, и тебе она помогать не станет. И твоей магией ее не одолеть. Но дело не только в этом. Мы нашли твой тайник, ты закопал под столбом Шиххара те же компоненты, что приносил повелителю. Две Сферы – слишком много для одного мира, ты и сам это понимаешь, поэтому содержимое тайника я также передал повелителю. Тот компонент, что при тебе, бесполезен без остальных. Неужели ты хочешь начать все сначала? Лучше смирись с тем, что проиграл, и отдай шерсть фейры.

Подобные ножи были у каждого. Теперь Измиер и впрямь почувствовал: Мирталь не блефовал, все пять клинков заряжены Пустотой. Кстати, маг сам их в свое время и зарядил.

– А что насчет оплаты?

– Ты первым нарушил уговор, – пожал плечами Мирталь.

Чуть помедлив, Измиер нехотя снял с пояса мешочек и швырнул его эльфу. Тот проверил содержимое и удовлетворенно кивнул.

– Что ж… – Измиер не спеша приблизился, встав рядом с тем, кто показался ему моложе и неопытнее других. – Вернешься к Триану – передай ему, свидимся еще.

Протянул руку, указывая куда-то вдаль, шевельнул пальцами – и стоящее в сотне шагов деревце охватил огонь. На миг все пять пар глаз устремились туда, правда, в них читалась откровенная скука.

– Вот уж не ожидал от Верховного мага людей столь дешевых трюков и смешных угроз, – покачал головой Мирталь. – Прощай, арен Измиер.

«Трюк был и впрямь дешевый, – размышлял Измиер, шагая по дороге. – А вот угрозы я имею обыкновение выполнять».

На поясе у него висел нож, который он незаметно стащил у самого молодого из воинов, пока те отвлеклись на огонь.

Глава 1. На распутье

 
I tried to walk together
But the night was growing dark,
Thought you were beside me
But I reached and you were gone.
Sometimes I hear you calling
From some lost and distant shore,
I hear you crying softly for the way it was before[12]12
Я пытался идти рядом с тобой,Однако ночь становилась все темнее,Думал, что ты рядом,Я потянулся к тебе, но ты исчез.Я иногда слышу твой зовС далекого затерянного берега,Слышу, как ты тихо оплакиваешь ушедшее (англ.).

[Закрыть].
 

Red. Hymn for the Missing

Ломенар медленно опустился на кровать, чувствуя всепоглощающую усталость. Да, в его жизни давно не было покоя, но все серьезные трудности казались далекими, призрачными. Они относились к Лоэну, а Ломенар жил сегодняшним днем, и это было легко. Да, его жизнь часто подвергалась риску, но в этом он и видел четкую цель – выжить. Куда уж проще и яснее. А вот что делать теперь, он не знал. Не представлял даже примерно. Не знал даже, кто теперь он сам.

Лоэн погиб вместе с Ниледом, вновь стать тем наивным юношей он не мог, но и Ломенаром, хладнокровным убийцей из Ультуны, он тоже себя не ощущал. И не только потому, что больше не служил Альмаро, – просто мир, с которым, казалось, были оборваны все связи, сам протянул к нему руки. Через Эльдалин, через Йорэна. Тот Ломенар мог быть только одиночкой, и, значит, ему снова предстояло меняться.

Эльдалин обнимала его, плакала, уткнувшись ему в шею; рядом лежало бездыханное тело друга – того, кто остался верным до конца, кто не винил его ни в чем. Ломенар не знал, захочет ли тот вообще разговаривать с ним, узнав, кем он стал, что творил. И вот теперь…

Он невидяще смотрел в стену: перед глазами распахнулось огромное белое пространство, в котором не было места ни предметам, ни цветам или формам. Рассеянно гладил Эли по спине. Жизнь словно вернулась к нему не до конца: притупленные чувства, заторможенные мысли…

Дверь открылась, пропуская незнакомого пожилого мужчину, Айнери скользнула следом, но тут же вышла вперед. Эльдалин отпустила Ломенара, обернувшись к ним.

– О! Так ты… – начала было Айнери, но замолчала, подавившись словами. Подбежав к Йорэну, она прямо-таки рухнула рядом, дрожащей рукой провела по его лицу. Любому, кто не знал о кольце, с первого взгляда было бы ясно, что воин мертв.

– Этайн, – начала Эльдалин, обращаясь к мужчине, – Йорэн… он… – Она запнулась, когда Айнери вскочила. Ее взгляд по очереди впился в каждого, и даже Этайн не выдержал, отвернулся.

– Кто?! – Она мелко дрожала от напряжения, слова вырывались сквозь стиснутые зубы. – Кто здесь был? Кто это сделал, Фрах вас сожги?!

Никто не спешил отвечать: никаких сомнений, что, едва услышав ответ, она кинется за мнимым убийцей.

– Ну? – Ломенар не мог представить ее плачущей, но сейчас в ее глазах стояли слезы, хоть она и сдерживалась из последних сил. – Этайн, отвечай, или тебе язык вырвали?!

– Здесь был Альмаро, но…

– Йорэн сам это сделал, – перебил Ломенар. – Так он вернул меня к жизни, это трудно…

Она налетела как ураган. Отточенные Ультуной рефлексы не помогли, как и преимущество в силе и весе. Ярость во плоти, она придавила его к кровати мгновенно, прижав лезвие к горлу так, что выступила кровь. Когда и клинок-то достать успела?

– Почему?! Почему всегда, где ты?.. Прикончить, и всем будет лучше!.. Даже этой дурехе Лине, ей-то в первую очередь! Давно стоило!.. – бессвязно выплевывала Айнери ему в лицо.

«Я сделал все, чтобы он не нашел меня, и я точно не просил этой жертвы».

«Это моя потеря, что вообще с тобой творится, ты же его едва знаешь?»

«В том, что случилось, не только моя вина! Тогда на дороге ультунцы пришли именно за тобой».

«Только у меня есть хотя бы призрачная надежда его спасти».

Ломенару было что ответить ей, но он устал спорить, устал оправдываться, да и не чувствовал больше себя правым.

– Давай, – просто ответил он. – Если тебе так легче, давай. Я заслужил.

– Айнери… – Эльдалин тронула ее за плечо. Девушка бросила на нее один короткий взгляд, и та отшатнулась.

Сперва показалось, что слова Ломенара разозлили Айнери еще больше, лишь укрепив в решимости. Клинок впился в кожу сильнее, из-под лезвия уже бежала тонкая струйка крови. Их лица, ее – искаженное ненавистью, и его – бледное и отрешенное, были совсем рядом. Она сжала губы, словно собираясь еще что-то ему сказать. Сказать напоследок… Но затем вдруг отстранилась, отпустив Ломенара, и, лишь убирая клинок в ножны, процедила:

– Если бы это могло вернуть его, не сомневайся…

Резко повернувшись, она выбежала из комнаты – в коридоре простучали быстрые шаги. Хлопнула входная дверь.

– Прости ее, она не со зла, – снова подала голос Эльдалин. – Она… она, кажется… просто они… он приехал недавно, и… словом, они провели вместе ночь. – Она окончательно смешалась и замолчала.

– Что ж, значит, к списку моих преступлений, помимо убийства лучшего друга, добавилось еще и разбитое женское сердце, – безучастно отозвался Ломенар.

Белизна наваливалась, отрезая его от мира, лишь отдельными яркими вспышками появлялись: заброшенный парк, солнечные лучи в темных волосах, тепло деревянной рукояти в ладони, зимняя стылая улица, внезапная боль узнавания в груди… и вот она-то осталась, не растворилась в лишенном цветов пространстве. И последней вспышкой – Кольцо Полуночи на руке Йорэна.

– Я так понимаю, он не мертв. – Шагнув к постели, Этайн легко поднял Йорэна и вынес вон. Эльдалин помедлила, бросив на Ломенара вопросительный взгляд, ответа не дождалась и тихо вышла, притворив за собой дверь. Юноша лишь стиснул зубы и вцепился пальцами в простыню, издав не то рык, не то стон, полный бессильной злобы на самого себя.

– Что собираешься делать?

Ломенар поднял рассеянный взгляд; ответил он не сразу, крутя в пальцах безнадежно испорченную ориану. Камень казался целым, но изломанная оправа с трудом его удерживала, и амулету явно требовалась помощь ювелира. «Вот и еще одна ниточка из прошлого обрывается», – отстраненно подумал Ломенар. Пальцами другой руки он перебирал густую теплую шерсть огромного пса. Его звали Дан, и он сразу пристроился возле, стоило Ломенару сесть за стол, – словно понимал, кому тут больше других нужна поддержка. Пушистое тепло кое-как еще удерживало юношу в сознании, не давая окончательно провалиться в бесцветную пустоту безразличия.

Ему вообще не хотелось разговаривать, даже из комнаты выходить не тянуло. Однако несмотря на все волнения, аппетита он не потерял, и, когда Эльдалин, осторожно постучавшись, позвала его к столу, он уже испытывал настоящий голод, к которому добавилось смутное чувство стыда. Набрасываться на еду после всего произошедшего казалось неправильным, но голод был силен, к тому же хотелось отвлечься, и он поплелся за принцессой. За столом сидел один Этайн, Эльдалин раскладывала еду по тарелкам. Ароматно пахла овсяная каша с кусочками фруктов, от ягодного настоя поднимался теплый пар. Ломенар сперва хотел забрать свою часть и уйти, но неожиданно для себя остался. Из простой вежливости или из нежелания расстраивать Эли – он и сам не знал.

Вопросом, что делать дальше, он уже задавался, но варианты виделись ему весьма смутными.

– Йорэну я пока помочь все равно не смогу. Откуда начинать поиски Сферы, в общем-то, неважно, – она может оказаться где угодно. Кстати, это не та самая вещь, о которой говорила Айнери? Хотя какая разница, она же ее и сама из виду потеряла. Наверное, вернусь в Виарен. Там теперь безопасней, чем когда-либо: ни Альмаро, ни Измиера. Попробую поймать кого-нибудь из ультунцев, выяснить, правда ли, что Иннер жив, и, если так, на свободе ли он. Не думаю, что Магистр спустил ему нападение так легко. Кроме того, давно пора выполнить данное Ниледу обещание: тейнары должны узнать правду.

– Ты можешь поискать Иннера в зеркале? – спросила Эльдалин Этайна. Дождавшись его кивка, пояснила для Ломенара:

– Это удивительный артефакт, созданный Стихией Воды, скоро сам увидишь.

Эльдалин и впрямь была рада, что Ломенар все же вышел к ним, не замкнулся в себе окончательно. Впрочем, после всех этих дней ей хватало и осознания того, что он жив.

После обеда вернулась Айнери. Эльдалин улыбнулась ей, но та будто и не заметила; от еды она отказалась, на Ломенара смотреть и вовсе избегала. Обратилась к Этайну так, словно он был тут один:

– Я могу помочь с… телом. Когда мы… будем…

В ее глазах снова стояли слезы. Она мало напоминала себя прежнюю – слабая, неуверенная. Кто увидел бы ее сейчас впервые, ни за что бы не поверил, что она не далее чем сегодня угрожала кому-то клинком и едва не привела угрозу в действие.

– Айнери… – Амдари шагнула к ней, протягивая руку – поддержать, успокоить, но та смотрела на нее настороженно, как на чужую, даже чуть отшатнулась, и Эльдалин остановилась на полпути. – Айнери, понимаешь… – Ей было трудно подобрать слова. – Мы сами не знаем, что делать. Йорэн… не мертв. Он почти, как Ломенар недавно, только… – Эльдалин в меру своего понимания объяснила то, что узнала от незваного гостя.

– Альмаро? Это же его кольцо, думаешь, он способен помочь? – встрепенулась Айнери.

– Дело не столько в кольце, сколько в смертельной ране. Но если Магистр и может спасти Йорэна, зачем бы ему это делать? – пожал плечами Этайн.

– Наверняка может, иначе не назначал бы встречу в проклятом городе Хаммара!.. – Эльдалин осеклась, сообразив, что про Сферу пока упоминать не стоит.

– Что-то же можно придумать! Он же еще жив! – В голосе Айнери звучало все больше отчаяния.

– Трудно сказать, жив ли он, ведь нет даже дыхания, – вздохнул Этайн. – Принцесса права, он скорее не мертв. Его жизнь связывают с телом тончайшие нити, а энергия почти полностью собрана в кольце, в теле же ее осталось ровно столько, чтобы оно не начало распадаться, но и та застыла, иначе он истек бы кровью. Вероятно, в таком состоянии он может пробыть долго, если не трогать кольцо, но вот чем ему можно помочь, я не знаю. Но все же не стоит опускать руки, попытаемся все вместе найти выход. Успокойся, поешь, отдохни, может, именно тебе придет в голову дельная мысль.

– Вряд ли. Что я понимаю в магии?

– Тогда просто не теряй надежды. Появление Альмаро могло означать смерть для всех нас, но, как видишь, судьба к нам благосклонна. Может, повезет и тут.

Эльдалин молча обняла Ломенара, когда они вернулись в его комнату. Ей не хотелось говорить ему то, что она собиралась. По крайней мере, теперь. Ломенар еще не пришел в себя после случившегося с Йорэном, а увиденное в зеркале Этайна только добавило ему тревог.

Эаррима долго не желала показывать Иннера. Две мучительно долгих доли Этайн старался найти тейнара, но в мутной воде зеркала лишь плавали неясные тени и появлялись смутные образы. Пару раз можно было разглядеть пейзажи и лица, но ничего похожего на ультунского друга Ломенара. Наконец, когда Этайн уже решил оставить попытки на этот вечер, им явились двое тейнаров – они летели в небе и тащили за собой третьего, явно связанного. Они были достаточно высоко, и даже с отличным зрением Ломенара разглядеть пленника оказалось непросто. Юноша долго всматривался и сказал, что, во всяком случае, тот очень похож.

Изображение было почти ясным, значит, происходило это не так давно. Иннер, без сомнения, в беде, а нести его могли только в страну тейнаров. После таких новостей Ломенар и решил отправиться ему на выручку. Оставлять Йорэна было, конечно, нехорошо, но, как верно заметил Этайн, помочь ему пока было нечем, в отличие от Иннера.

И вот теперь говорить Ломенару про Сферу… Кто знает, что он сделает, услышав об этом. И все же он имел право о ней знать и именно до отъезда. Скажи Эльдалин ему об этом позже, он не простит, сочтет это предательством, и по-своему будет прав.

Собравшись с духом, она осторожно начала:

– Ломенар, присядь, послушай. Только обещай мне, что не станешь действовать необдуманно. Нет, скажи вслух, это и правда важно.