Текст книги "Наследие Рэйны. Все дороги мира"

Глава 4. Бродячие артисты

 
I found you all alone,
I came to warm your bones.
There were twenty million tears in your hands.
You found me in the dark,
You came to heal my scars,
I was slipping, sinking through the sand[16]16
Я нашла тебя в одиночестве,Я пришла согреть тебя.В твоих руках были миллионы слез.Ты нашел меня в темноте,Ты пришел исцелить мои шрамы,Я утекала, ускользала сквозь песок (англ.).

[Закрыть].
 

James Bay. Rescue

Его и в самом деле скоро отпустили – дня через два. Эорни сам пришел к полуэльфу и сообщил, что полностью убедился в его честности и благодарен за правдивые вести. Об Иннере Ломенар спрашивать не осмелился – и так было ясно, что того не освободят, но, глядя в светлые строгие глаза Эорни, мучился от необходимости обмануть принца тейнаров в будущем. Он уже знал, что уйти, не вызволив Иннера – или хотя бы не попытавшись это сделать, – выше его сил.

Его проводили до границы королевства; стражи вернули лошадь и отобранные вещи, а потом следили, чтобы чужак ехал прочь, никуда не сворачивая. Ломенар так и делал – пока не добрался до гномьей дены, где стражи точно не могли его видеть. Там он свернул в лес и поехал обратно.

Насколько Ломенар помнил по картам и старым книгам, Крепостные горы резко обрывались в пропасть к западу от Эннери. Полуэльф без труда добрался до края обрыва и теперь шел вдоль него, постоянно озираясь, чтобы случайно не наткнуться на тейнара, вздумавшего здесь прогуляться. Где-то через долю густой поначалу лес начал постепенно редеть, и вскоре после этого Ломенару показалось, что впереди просвет.

Амдары довольно неплохо видят в темноте, хотя полукровка и в этом несколько им уступал, а вот в дневное время никто не мог похвастать лучшим зрением, чем тейнары. Заметив, что в скором времени лес может закончиться, Ломенар стал вести себя еще осторожней. Он шел теперь медленней, прятался за деревьями, и, оказалось, его опасения были не напрасны.

Осторожно выглянув из-за очередного ствола, он заметил впереди движение. Ломенар спрятался и, переведя дух, снова немного высунул голову из-за поросшего мхом дуба. Примерно в ланах сорока за деревьями виднелась поляна, дальней стороной обрывавшаяся в пропасть, и на ней суетились тейнары: что-то таскали, вкапывали шесты, натягивали навес. Рядом с ними виднелся шатер и что-то еще, напоминавшее с такого расстояния разноцветные пятна. Как видно, подготовка к празднику, о котором говорил Эорни, шла полным ходом.

«Тилаэр, наш отец, вновь возьмет верх над Кергоном» – вот что сказал тогда крылатый принц, и истолковать его слова оказалось не так трудно. Тилаэр – божество, воплощение воздуха; люди Арденны когда-то называли его Талатер, «крылатый ветер». Кергон – воплощение земли, на языке Арденны – Гамард, «великан из земли». В их честь были названы сезоны года, Талатерн и Гамардан соответственно. В нынешнее время в жизни людей для этих богов не осталось места, еще после Первого Буйства Стихий дети Рэйны решили, что ничего хорошего от них ждать не стоит. Со временем старую религию вытеснил культ Зеленых Равнин, и теперь мало кто помнил имена стихийных богов. Возможно, и Ломенар не стал бы исключением, если бы ему так не повезло с учителем. А вот названия сезонов сохранились, хоть их и не связывали уже с прежними временами.

Заканчивается Гамардан, Талатерн начнется через два дня, а значит, послезавтра – последний день сезона Земли, и, если Ломенар все понял верно, тогда и состоится казнь. Значит, до тех пор делать тут нечего; если он хочет спасти Иннера, попадаться на глаза кому-то из местных нельзя. Так же бесшумно и незаметно он скользнул прочь.

Цирк, который так нахваливал трактирщик Вэйдон, приехал в город за два дня до праздника фруктов. «Зеленое солнце» в этот вечер даже закрылось раньше – так всем не терпелось попасть на представление. Пошла и Айнери, ей хотелось радости и веселья после недавних печальных событий.

Мощеная улица вывела на довольно просторную площадь, на которую выходили самые зажиточные дома, а также ратуша и прочие государственные здания. Сейчас многие окна были открыты настежь, и на подоконниках и балконах устроились горожане. Еще больше народу столпилось в центре площади.

В Виарене Айнери часто бывала в театре – ее родители, не самые бедные люди, могли себе это позволить – и видела не только пьесы о жизни древних богов, героев и правителей, но и цирковые представления с канатоходцами, жонглерами и дрессированными животными. В столице для подобных увеселений выстроили отдельное здание с большим залом и сценой, вокруг которой располагались места для зрителей; в Дейрте, ясное дело, о таком и речи не шло, но на площади поставили добротный шатер с резными столбиками, поддерживающими навес, и яркими полотнищами – красными, зелеными, желтыми. Место для выступления огородили блестящими цепочками.

Когда Айнери остановилась на краю площади, разглядывая шатер, из него выбежал парень в пестрой одежде и споро установил по четырем углам площадки стойки с лампами. Толпа заволновалась, оживленно переговариваясь. Не без труда девушка протиснулась в первый ряд. И вовремя.

Пестрый, пристроившись возле входа в шатер, уже вовсю перебирал струны гитары, и над площадью разносилась веселая песня:

 
К нам стихии приходили,
Да на праздник угодили;
Плачет дух огня, рыдает,
Слезы пеплом утирает!
Есть у нас такой артист –
И красавец, и речист,
И с огнем давно он дружит,
Тут и дух огня затужит:
К нам поближе подходите
Да на чудо посмотрите!
 

Струны, только что весело звеневшие, зарокотали тревожно и волнующе, к ним добавились невидимые барабаны, и из шатра легко выбежал высокий парень в ярко-красной одежде – бахрома его куртки и впрямь напоминала языки пламени. Он нес пучок факелов, длинную палку и треножник с чашей. Положив факелы на брусчатку и установив треножник, он, казалось, всего лишь провел рукой над чашей, а в ней уже вспыхнул огонь. Еще движение – и огонь стал зеленым, потом синим, потом фиолетовым… Руки танцевали над чашей, языки пламени послушно изгибались, меняя цвет, и по лицу артиста метались отблески, превращая человека в статую божества, перед которой жрецы разжигают жертвенный огонь. Он и был красив как божество – худое высокоскулое лицо, необычные золотистые глаза, за плечами пожаром вились густые волосы – не рыжие, не медные, а воистину огненные, будто продолжение стихии, с которой так легко играл этот удивительный человек. Еще взмах – и пламя в чаше взмыло чуть не до верхушки шатра, рассыпая белые искры, а парень наклонился за пучком факелов. Зажег, небрежно проведя ими над чашей, и вот они друг за другом взлетели к темнеющему небу, потом завертелись колесом, перевернулись, упали… Наступил черед палки – подожженная с обоих концов, она бешено крутилась в руках у хозяина, и тот стоял будто в кольце из огня, жара и восхищения зрителей, а потом внезапно замерла, упираясь одним концом в мостовую, а другим – в небеса.

Площадь, потрясенно молчавшая все время выступления, ликовала, хлопая так неистово, что шатер, кажется, готов был порвать веревки и улететь огромной диковинной птицей. Повелитель огня раскланивался, его лицо оказалось лицо вполне человеческим, живым, смеющимся: он махал всем рукой, подмигивал девушкам в первых рядах, и те краснели и хихикали.

Айнери хлопала вместе со всеми, чувствуя, как к ней возвращается утраченная было вера в чудо. После представления она найдет Винде, все будет хорошо, он должен быть в городе, он просто обязан быть здесь…

Он и был здесь. Прямо перед ней.

Погруженная в свои мысли, Айнери пропустила и новые куплеты зазывалы, и перемену мелодии; очнулась только тогда, когда в теплом круге света уже стоял новый артист… Винде?! Да нет, не может быть… Или… может?..

Это же он – его лицо, рост, фигура… его черные вьющиеся волосы – сильно отросшие, правда, – забраны в хвост на затылке… Замерев и боясь дышать, Айнери смотрела, как человек с внешностью ее брата танцует с двумя мечами, то перебрасывая их из руки в руку, то раскручивая так, что они сливаются в сверкающее колесо, то поражая невидимого врага, – смотрела и вспоминала уроки брата, приемы, которые он показывал. Но она даже представить не могла, что с оружием можно танцевать – как Винде сейчас, сам похожий на меч в длинной серебристой тунике, отражавшей свет ламп. Что же с ним случилось за год? Она смотрела и понимала, что их разделяют не только цепочки, ограждавшие площадку, но и временна́я пропасть, целая жизнь, если вспомнить все, что произошло с ней самой, – понимала, что ничего не знает о той жизни, которую вел он вдали от дома… и, с каждым его движением узнавая в нем Винде, отчаянно верила и боялась поверить, что поиски закончены.

Он же не замечал ничего вокруг, поглощенный тем волшебством, что творилось между ним и оружием; на смену двум мечам пришли несколько коротких кинжалов, которыми он жонглировал не менее ловко, потом кинжалы один за другим ложились в центр деревянной мишени у входа в шатер, а зазывала, не прекращая играть, шутливо дергался всякий раз, изображая страх…

В конце, выдернув все кинжалы из мишени, Винде вышел вперед, кланяясь восхищенным зрителям, и, выпрямляясь после очередного поклона, встретился взглядом с Айнери.

Кинжалы со звоном посыпались на булыжник.

– Ты жива! Боги, сестренка, ты жива! Я уж и не надеялся… Как же ты здесь оказалась, как нашла меня?..

Он обнимал ее, целовал куда попало – в лоб, в нос, в щеки, и она чувствовала влагу на его лице, и не могла понять, чьи это слезы – его или ее собственные, и радовалась, что их встреча произошла без свидетелей.

Там, в круге света, он невероятным усилием совладал с собой, подобрал кинжалы и бегом вернулся в шатер, – чтобы потом утащить ее назад, в проход между примыкавшими друг к другу домами. И вот теперь брат стискивал ее в объятиях, словно боясь снова потерять, а Айнери прижималась к нему, и ужасное, невыносимое облегчение горячим потоком смывало страх, горечь и одиночество последнего года, и слезы открыто текли по щекам, пока сильные руки обнимали ее, – слишком живой, слишком острой была память о таких же сильных и нежных руках, обнимавших ее совсем недавно, – и слезы все текли, хотя Айнери казалось, что в доме Этайна они высохли навсегда.

– Лин, ау! Вот ты где! – услышала она веселый голос. Отлепившись от брата, заморгала, стряхивая с ресниц соленые капли, – перед глазами маячило ярко-красное пятно, оказавшееся давешним укротителем огня. – Ты идешь?

– Не сейчас, Дин, – отозвался Винде, гладя Айнери по волосам. – Ты подумай, моя сестра нашлась!

– Сестра? – Парень мигом посерьезнел. – Не может быть! Неужели та самая…

– Да. Так что сегодня вы там без меня, хорошо? Ночевать буду у Форвина.

– О чем речь! Поздравляю, брат! Хорошенькая у тебя сестра. – Дин приветливо улыбнулся Айнери, подмигнул и растворился в площадных сумерках.

– Лин? – удивилась девушка. – Ты назвался папиным именем?

– Подумал, что лучше не открывать настоящее имя кому попало. Дин – мой друг, мы как братья, но и он всего не знает. Пойдем, – затормошил Винде сестру, – Форвин будет рад, он друг Этайна, ну, того, кому я Сферу тогда отвозил…

– Я знаю. – Внезапно Айнери ощутила невероятную усталость – оказывается, радость, как и горе, бывает иногда чрезмерной. – Ты даже представить себе не можешь, сколько я теперь всего знаю…

 
Взвейся музыка быстрее ветра,
Наша песня смело вверх лети!
В этот день мы празднуем победу
Над зверями белоперых птиц.
 
 
Тилаэр, отец-крылатый ветер!
Миг, когда твой путеводный свет
Победит Кергона на рассвете –
Станет нами вновь и вновь воспет.
 
 
Наконец сезон Земли уходит!
Наше время радости грядет.
И последний, кто падет сегодня,
Стань последним павшим в этот год!
 

Глава 5. На красной скале

 
Hey brother! There’s an endless road to rediscover.
Hey sister! Do you still believe in love? I wonder.
Oh, if the sky comes falling down, for you,
There’s nothing in this world I wouldn’t do[17]17
Эй, брат! Впереди ты найдешь бесконечную дорогу.Эй, сестра! Интересно, ты все еще веришь в любовь?О, если на вас будет падать небо,Я сделаю все что угодно (англ.).

[Закрыть].
 

Avicii. Hey Brother

Ломенар вернулся ночью накануне казни. Как он и полагал, тейнары ушли, и можно было спокойно осмотреться. Высоких скал в округе хватало, но искомое лобное место отметили двумя шестами, увенчанными пучками разноцветных перьев. К тому же вряд ли нашлась бы еще одна скала такого необычного темно-красного цвета.

Для начала предстояло выбрать удачное дерево: в некотором отдалении от поляны, но достаточно высокое, чтобы с него можно было видеть происходящее, и с густой пышной кроной, которая укроет от посторонних глаз. Ломенар захватил самую темную одежду из той, что у него была, и вымазал лицо серой глиной с берега того же ручья, где оставил лошадь. Он надеялся, что так даже зоркий глаз тейнара не сможет разглядеть его среди ветвей.

Отыскав подходящее дерево, Ломенар вскарабкался наверх, устроился поудобнее, насколько это позволяло тесное сплетение веток, и сквозь листву наконец увидел поляну целиком.

Она была огромной, вполне подходящей для гуляний. Длинный ряд столов разделял ее на две части, по краям тесно стояли лотки и шатры – вероятно, ожидалась праздничная ярмарка. С ветвей окрестных деревьев свисали длинные ленты и полотнища, развевавшиеся на ветру. Ломенар думал, что если этот праздник посвящен божеству тейнаров, то где-то должно быть его изображение в виде картины или фигуры. Было бы интересно взглянуть, как они себе его представляют. Он долго рассматривал поляну, но нигде не заметил ничего похожего. Видимо, тейнары так верят, что Тилаэр незримо наблюдает за ними, так ясно ощущают его присутствие, что им не нужно иного подтверждения. Достаточно того, что они живут и летают, что воздух вокруг наполняет их легкие и их крылья, чтобы не сомневаться, что их божество тут и не покинуло их. Ломенар частично мог сказать то же самое и о себе – ведь он чувствовал стихию Энергии, обращаясь к ней, но его человеческой половине отчаянно не хватало более явного доказательства существования богов, и он в который раз пожалел, что не родился в эпоху Открытий и Чудес, когда Дети Стихий и люди вместе радостно открывали мир и делились знаниями и опытом.

С рассветом первыми прилетели стражи, сразу заняв свои посты, где и стояли, почти не разговаривая друг с другом. Ломенар подивился столь ответственному отношению к службе: праздник еще и не думал начинаться, следить за порядком пока ни к чему, и можно было мирно болтать за столом, хотя бы пока не появятся первые горожане. Но у этих стражей железная дисциплина. Остается лишь надеяться, что до войны с ними дело не дойдет. Несмотря на явный численный перевес, войска Арденны понесли бы немалый урон в бою с такими воинами.

Затем на легких повозках, запряженных низкорослыми мохнатыми лошадками, привезли еду и напитки. На столах появились высокие кувшины, овощи, фрукты, блюда с мясом и рыбой, нечто напоминающее густую кашу, украшенную цветами и листьями (Ломенар вспомнил даже название – рута; Иннер рассказывал, что готовят ее из зерен астелы, горной пшеницы, и едят по праздникам, это кушанье считается священным). Подтянулись и торговцы, лавки начали открываться одна за другой. Потом появились первые гости, и праздник начался.

Сначала несколько тейнаров в легких доспехах устроили поединки на мечах на земле и в воздухе: последние были особенно зрелищны. Затем показали что-то вроде театрального представления, участники в ярких необычных костюмах прыгали, кувыркались и совершали в воздухе головокружительные трюки. Тейнарские девушки исполнили несколько танцев с лентами и покрывалами, которые летали за ними как живые, по воле хозяек то поднимаясь, то опускаясь и складываясь в причудливые картины. Затем начались соревнования лучников, этого Ломенар уже почти не мог разглядеть: мишени были установлены за дальним краем поляны, где начинались деревья.

Все это действо сопровождалось музыкой. В дальних уголках поляны слушатели небольшими группами собрались вокруг музыкантов, но музыки оттуда Ломенару слышно не было, в отличие от тех менестрелей, кто разместился прямо в середине, неподалеку от столов. Менестрели сменяли друг друга, исполнив всего по несколько мелодичных баллад или бодрых боевых гимнов. Из инструментов тейнары предпочитали духовые, поэтому нередко выступали по двое и больше, но также немало было и лютнистов. У некоторых музыкантов Ломенар заметил незнакомые ему инструменты: судя по тому, что удалось разглядеть с такого расстояния, они напоминали полусферы – от маленьких, чуть больше ладони в основании, до больших, помещавшихся на коленях музыкантов. Менестрели проводили над ними рукой, не касаясь, отчего раздавались мелодичные звуки, похожие на те, что издает флейта, но сочнее, гуще, словно играло несколько инструментов сразу. Ломенар далеко не сразу сообразил: странный инструмент, должно быть, пронизан множеством трубочек разной ширины, и тейнары извлекают из него звуки с помощью ветра. Повинуясь крылатым людям, воздух мог обдувать его со всех сторон, создавая более насыщенную мелодию, чем дудочка, в которую воздух входит лишь с одной стороны, да и отверстий не может быть больше, чем пальцев на руках музыканта.

Все это было весьма увлекательно, но день уже перевалил за середину, и от долгого неподвижного сидения на жестких ветках у Ломенара давно ныла спина, да и кожа под слоем глины чесалась нестерпимо, и он жаждал, чтоб праздник побыстрее пришел к завершению. И вдруг все затихли, тейнары стали стекаться к середине поляны, лучники возвращались с дальнего ее конца, охранники, так и не покинувшие своих постов, и те обернулись в ту сторону. Ломенар, решивший, что наконец дождался, начал искать глазами пленников, но никого похожего пока не обнаружил, да и вообще не мог понять, что происходит. На середину поляны не спеша вышел очередной менестрель, и толпа собиралась именно вокруг него. Местная знаменитость? Неужели настолько, что одно его появление заставило замолчать все это шумное сборище? Он вгляделся в музыканта и вдруг узнал его даже с такого расстояния – по белым крыльям и светлым волосам, горевшим на солнце. Это был Эорни.

В руках он держал один из этих полукруглых инструментов. Дождавшись, пока соберутся все, принц протянул над ним ладонь, шевельнул пальцами, будто перебирая невидимые струны, и полилась мелодия, сперва несложная, но удивительно чувственная, затем в нее по очереди вплелось несколько мотивов. Ломенар больше не удивлялся повисшей тишине – по сравнению с Эорни все сегодняшние музыканты показались ему жалкими недоучками. А когда мелодия вошла в полную силу, Эорни запел.

Нельзя сказать, что маг не разбирался в пении: будучи студентом Академии, в театре он бывал, да и в доме Рунара порой собирались интересные гости… однако именно здесь и сейчас он осознал с пугающей ясностью, насколько Дети Стихий – порождения этих самых стихий. Ни один менестрель из людей не смог бы так петь: голос Эорни то заполнял собой всю поляну, как зал королевского театра с особо устроенным куполом, то почти стелился над травой, вкрадчиво и мягко, то звенел тетивой лука, отпуская в небо слова-стрелы. Звуки его чистого голоса обволакивали зачарованных слушателей, и Ломенар, чувствуя трепет в сердце, забыл о своей усталости.

Эорни пел на тейнарском; Ломенар немного знал этот язык – частично благодаря Академии, частично от Иннера, и понял примерно следующее: принц обращался к Тилаэру, благодаря за победу над Кергоном, Хозяином Земли, и выражал надежду, что сегодняшние жертвы будут последними среди крылатого народа.

Но вот музыка смолкла – принц под разочарованный вздох слушателей прижал ладонь к полусфере, закрывая отверстия.

– Ну что ж, – обратился он к присутствующим. – Надеюсь, вы все хорошо повеселились сегодня. Однако нам необходимо исполнить и печальный долг, ведь жизнь состоит не только из радости.

На поляну вышли двое стражников, ведущих пятерых тейнаров со связанными за спиной руками и спутанными веревкой крыльями. В первом из них Ломенар узнал Иннера, и при мысли о предстоящем его пронзила дрожь. Замыкали шествие еще двое воинов.

Со времени их последней встречи в Ультуне Иннер заметно исхудал, когда-то длинные кудри были обрезаны коротко и неровно, от одежды остались лохмотья, однако он шел ровно, хотя и небыстро.

– Кергон, прими эту смерть во имя будущей жизни и не чини зла детям Тэрни Тилаэра! – нараспев произнес Эорни и махнул рукой.

Иннера первого подвели к краю пропасти. Держался он на удивление спокойно, попыток вырваться не делал. Ломенар видел лишь его спину, но, судя по положению головы, взгляд пленника был устремлен вдаль, к бесконечному горизонту.

Ломенар не знал, сможет ли выполнить задуманное. Освободить Ниледа в тронном зале было куда проще: тот стоял заметно ближе, да и хватало времени, чтобы нащупать нужную точку пространства и вызвать пламя с изнанки. Здесь же все придется проделать в тот краткий миг, когда пленник уже сорвется с обрыва, но еще не успеет скрыться с виду, исчезнув за скалой.

– Ты полетишь, – прошептал он. – Я не могу обещать, что спасу тебя, но я сделаю все, чтобы ты не рухнул камнем, чтобы смог расправить крылья хоть на миг, даже если их при этом охватит огонь.

Несмотря на расстояние, Ломенару показалось, что он расслышал негромкий усталый голос друга:

– Пусти, я сам шагну вниз.

Иннер с силой оттолкнулся и прыгнул далеко вперед, видно, до последнего стараясь превратить падение в полет. Ломенар давно уже держал нити и теперь натянул их, изо всех сил стараясь не промахнуться. Его сердце колотилось, но унять дрожь в пальцах удалось. Вспышка пламени цветком распустилась за спиной Иннера, веревки на его руках загорелись, одежда, кажется, тоже… но вот задело ли крылья или веревки на них, Ломенар заметить не успел.

Стоящие у обрыва тейнары засуетились: два стража из тех, кто охранял пленников, неотрывно глядели вниз с края, двое оставшихся поднялись в воздух и кружились над пропастью, также что-то высматривая. Вдруг оба, сложив крылья, ринулись вниз; те, что оставались на краю, прыгнули следом. Зрители показывали вниз, оживленно переговариваясь. Ломенар закрыл глаза. Получилось у него или нет – больше он тут ничего сделать не мог, оставалось лишь ждать и надеяться. Хлопанье множества крыльев заставило его вновь взглянуть на поляну. Часть тейнаров поднялась в воздух. Они пролетели над поляной, разглядывая ее с высоты, и не спеша направились по сторонам, двигаясь кругами.

Они ищут того, кто это сделал, понял Ломенар, а если точнее, ищут именно его, ведь, кто виноват, догадаться нетрудно. Последнему глупцу ясно, что огонь не возьмется из ниоткуда, подобный трюк может проделать только маг, а магами бывают только люди. Ну а много ли людей или тех, кто несет в себе хоть каплю человеческой крови, приходит в Эннери? Вот именно.

Шум крыльев удалялся – тейнары, при всем своем зрении, проглядели чужака. Не станешь же внимательно разглядывать каждое дерево в лесу. Да и смотрели они, скорее всего, на землю. В общем, снова повезло. Остальных пленников казнили успешно, но по-быстрому, ритуал провели больше по необходимости.

И снова гудящая спина, и зудящая кожа, и доли унылого ожидания, уже не скрашенного представлением, и, наконец, ночь. К чему за всю свою недолгую, но насыщенную жизнь Лоэн-Ломенар никогда не менял своего отношения, так это к данному времени суток. Ночь вновь принесла ему покой и свободу. Убедившись, что все ушедшие и улетевшие с поляны тейнары возвращаться не собираются, он не спеша начал спускаться.

Приготовления к празднику шли всю минувшую декану, но за эту ночь город буквально преобразился: не иначе, горожане хотели встретить первый день нового сезона во всеоружии. Над улицами колыхались протянутые на веревках разноцветные полотнища из легких полупрозрачных тканей и длинные яркие ленты; жители укрепляли над входом ветряные трещотки и колокольчики; ребятня носилась, размахивая вертушками из блестящей бумаги, а кто-то влез на крышу и запускал воздушного змея.

Все то время, пока Айнери шла к трактиру, где работала, пока забирала свои вещи и прощалась с хозяином, а потом тихонько сидела в шатре циркачей и наблюдала за подготовкой к вечернему представлению, ее не покидало удивительное чувство легкости. Передалось ли ей праздничное настроение горожан, или же теперь, когда она больше знала о стихиях, невольно искала везде присутствие древнего ветра, которому поклонялись далекие предки, – было трудно понять. Главное, брат нашелся, они снова вместе, все заботы на время отступили, и Айнери, как в детстве, просто наслаждалась радостным днем.

Вечером ей удалось увидеть все представление целиком: кроме Дина и Винде, в нем участвовали наездники, канатоходцы, жонглеры и акробаты, а также укротители змей и птиц, был даже фокусник. Правда, Айнери, насмотревшейся на настоящую магию в исполнении Ломенара и Этайна, да еще и способности Эльдалин, все его трюки казались дешевым обманом; но публика, не избалованная знакомством с магами и Детьми Стихий, осталась довольна. Артистам щедро накидали мелочи в шляпу, которой обносил зрителей давешний зазывала в пестром наряде – Айнери уже знала, что его зовут Арлин и он хороший приятель Винде. Видя вокруг улыбающиеся радостные лица, девушка ненадолго поверила, что все хорошо и она просто выбралась с братом на представление в соседний город. Однако потом, по дороге в дом Форвина, Айнери осознала, что с братом надо поговорить прямо сейчас. Иначе она так и не решится.

Винде выслушал ее рассказ, почти не перебивая, лишь изредка уточняя важные ему подробности. Когда Айнери закончила, он надолго замолчал, глубоко погрузившись в собственные мысли, судя по застывшему, словно невидящему, взгляду.

Айнери хотелось поторопить его: пусть обругает, назовет глупой девчонкой, скажет что угодно, лишь бы не сидеть так, гадая, что Винде думает о ней и обо всем этом. Вообще-то брат никогда не ругал ее, тем более не обзывал, но она только что на полном серьезе спросила его, не отдать ли в руки Альмаро Алую Сферу. Тот самый артефакт, из-за которого они оба рисковали жизнью и за который без колебаний пожертвует собой старый Этайн. Она дважды едва не погибла от рук ультунцев, целый год в одиночестве прожила в лесу, лишь изредка наведываясь к Смалю, и все это время была в полном неведении о судьбе брата, была почти уверена, что он погиб. И Винде также скрывался, колесил по Арденне с бродячим цирком, боясь оставаться надолго на одном месте. Всего этого можно было избежать, если бы с самого начала они оставили Сферу в покое, отказались брать ее у ночного гостя; а теперь она предлагает так запросто отдать ее, будто все это было зря? Разве не дурочка? Так ведь и есть, любой скажет, это по отношению к ней и не оскорбление вовсе – если хоть на смех не поднимет, и то хорошо!

И все же Айнери сдерживалась, молчала, терпеливо ждала.

– Что ж, – наконец заговорил Винде. – Подведем итог. Ты знаешь Йорэна всего пару дней, но при этом считаешь, что никогда не встречала человека лучше него.

Айнери залилась краской, но только кивнула. Ей очень не хотелось выглядеть влюбленной дурочкой, но, пытаясь оправдаться, объяснить свои чувства к Йорэну, она лишь еще больше походила бы на нее. Рассказывая о случившемся, она и так, насколько могла, обрисовала Йорэна верным другом и честным человеком. Проницательный Винде должен был ее понять, как и всегда, а уж если сейчас не поймет, может, будет прав. Объяснять что-либо еще в любом случае бесполезно.

– Ты готова отдать что угодно, чтобы помочь ему, – продолжал брат. – Но не то, что пришлось бы украсть у друзей. А еще, по-твоему, есть смысл отдать Сферу этому Альмаро, чтобы он оставил нас в покое. Он говорит, что лишь хочет покинуть наш мир, и ты ему веришь, хотя понятия не имеешь, кто он такой.

– С чего бы ему врать Ломенару? – возразила Айнери. – Полуэльф понятия не имеет, где Сфера и какой силой она обладает. Попадись она ему в руки, он отдал бы ее за жизнь Йорэна не задумываясь. Так зачем Альмаро лгать о своих целях? В конце концов, он мог потребовать Сферу и без объяснения причин.

– Трудно сказать что-то определенное об абсолютном незнакомце. Некоторые лгут ради лжи, так привыкли и по-другому уже просто не хотят. А возможно, у Альмаро был повод так сказать, но ты его просто не понимаешь. В любом случае непростое положение. Скажи, сестренка, допустим, Сфера сейчас у тебя, но помогать тебе я отказался, ты бы отправилась к Альмаро одна?

– Я не знаю, Винде. Я не столько за помощью к тебе пришла, мне скорее совет нужен. В последнее время мне приходилось самой принимать решения и отвечать за последствия. Пусть не всегда я поступала умно, но я справлялась, и я привыкла. Просто до сих пор я рисковала лишь собой. Дядюшка Смаль, правда, тоже мог пострадать, но он сам вызвался мне помогать. А тут, брат, я совсем-совсем не знаю, что делать. – Слезы катились по ее щекам, она не вытирала их, ощущая себя растерянной и беспомощной, как никогда. – Я не хочу отдавать столь могущественный предмет в столь сомнительные руки, зная, что от этого многие могут пострадать. Я не хочу ссоры с Этайном и не хочу подвергать его риску, а ведь он не отдаст Сферу добром. Но я не хочу и скрываться всю оставшуюся жизнь, тем более теперь, когда я нашла тебя и мы можем снова жить одной семьей. И я не могу бросить Йорэна, зная, что есть возможность ему помочь или хотя бы попытаться. Я не та наивная глупышка, какой ты меня помнишь, я знаю мужчин, мне не так-то легко задурить голову, но его я и правда люблю!

– Сестренка. – Винде всегда был к ней добр, но столько тепла в его голосе она еще не слышала; он обнял Айнери, крепко прижав к себе. – Ты никогда не была наивной глупышкой. Главное, что ты жива и что мы снова вместе, все остальное уж как-нибудь можно решить. Мне надо подумать, а для этого немного побыть одному. Иди на праздник и выкинь все из головы до утра.

– Могу ли я забыть о таком? Я хочу опереться на твое плечо, но не перекладывать на тебя все заботы.

– Знаешь, иногда трудности стоит на время отпустить, не думать о них постоянно. Когда уделяешь внимание чему-то другому, решение порой приходит само. Иди на праздник и веселись. Год назад я был на таком, там и впрямь здорово. Найди Дина, скорее всего, он будет в «Веселой короне», на главной площади. Он не позволит тебе скучать и в обиду не даст в случае чего. А о делах поговорим завтра.

«Веселая корона» оказалась небольшим уютным трактиром, отличительной особенностью которого были короны: вырезанные прямо в стенах деревянные, украшавшие светильники металлические, даже на фартуках хозяина и подавальщиц – вышитые цветными нитками. То ли имелось в виду, что даже королю здесь пировать будет не стыдно, то ли, наоборот, какой-то король здесь когда-то уже пировал – наверное, даже завсегдатаи не знали, но выглядело своеобразно.

Дина Айнери нашла в дальнем углу еще с несколькими артистами: парень сменил красное пламенное одеяние на неприметное темно-коричневое, и, если бы не огненная прядь волос, выбившаяся из-под капюшона, заметить его было бы непросто. «Наверное, он все же устает от публики и внимания, – подумалось Айнери, – вот и отдыхает подальше от поклонников».