Текст книги "Наследие Рэйны. Все дороги мира"

Глава 4. Бродячие артисты

 
I found you all alone,
I came to warm your bones.
There were twenty million tears in your hands.
You found me in the dark,
You came to heal my scars,
I was slipping, sinking through the sand[16]16
Я нашла тебя в одиночестве,Я пришла согреть тебя.В твоих руках были миллионы слез.Ты нашел меня в темноте,Ты пришел исцелить мои шрамы,Я утекала, ускользала сквозь песок (англ.).

[Закрыть].
 

James Bay. Rescue

Его и в самом деле скоро отпустили – дня через два. Эорни сам пришел к полуэльфу и сообщил, что полностью убедился в его честности и благодарен за правдивые вести. Об Иннере Ломенар спрашивать не осмелился – и так было ясно, что того не освободят, но, глядя в светлые строгие глаза Эорни, мучился от необходимости обмануть принца тейнаров в будущем. Он уже знал, что уйти, не вызволив Иннера – или хотя бы не попытавшись это сделать, – выше его сил.

Его проводили до границы королевства; стражи вернули лошадь и отобранные вещи, а потом следили, чтобы чужак ехал прочь, никуда не сворачивая. Ломенар так и делал – пока не добрался до гномьей дены, где стражи точно не могли его видеть. Там он свернул в лес и поехал обратно.

Насколько Ломенар помнил по картам и старым книгам, Крепостные горы резко обрывались в пропасть к западу от Эннери. Полуэльф без труда добрался до края обрыва и теперь шел вдоль него, постоянно озираясь, чтобы случайно не наткнуться на тейнара, вздумавшего здесь прогуляться. Где-то через долю густой поначалу лес начал постепенно редеть, и вскоре после этого Ломенару показалось, что впереди просвет.

Амдары довольно неплохо видят в темноте, хотя полукровка и в этом несколько им уступал, а вот в дневное время никто не мог похвастать лучшим зрением, чем тейнары. Заметив, что в скором времени лес может закончиться, Ломенар стал вести себя еще осторожней. Он шел теперь медленней, прятался за деревьями, и, оказалось, его опасения были не напрасны.

Осторожно выглянув из-за очередного ствола, он заметил впереди движение. Ломенар спрятался и, переведя дух, снова немного высунул голову из-за поросшего мхом дуба. Примерно в ланах сорока за деревьями виднелась поляна, дальней стороной обрывавшаяся в пропасть, и на ней суетились тейнары: что-то таскали, вкапывали шесты, натягивали навес. Рядом с ними виднелся шатер и что-то еще, напоминавшее с такого расстояния разноцветные пятна. Как видно, подготовка к празднику, о котором говорил Эорни, шла полным ходом.

«Тилаэр, наш отец, вновь возьмет верх над Кергоном» – вот что сказал тогда крылатый принц, и истолковать его слова оказалось не так трудно. Тилаэр – божество, воплощение воздуха; люди Арденны когда-то называли его Талатер, «крылатый ветер». Кергон – воплощение земли, на языке Арденны – Гамард, «великан из земли». В их честь были названы сезоны года, Талатерн и Гамардан соответственно. В нынешнее время в жизни людей для этих богов не осталось места, еще после Первого Буйства Стихий дети Рэйны решили, что ничего хорошего от них ждать не стоит. Со временем старую религию вытеснил культ Зеленых Равнин, и теперь мало кто помнил имена стихийных богов. Возможно, и Ломенар не стал бы исключением, если бы ему так не повезло с учителем. А вот названия сезонов сохранились, хоть их и не связывали уже с прежними временами.

Заканчивается Гамардан, Талатерн начнется через два дня, а значит, послезавтра – последний день сезона Земли, и, если Ломенар все понял верно, тогда и состоится казнь. Значит, до тех пор делать тут нечего; если он хочет спасти Иннера, попадаться на глаза кому-то из местных нельзя. Так же бесшумно и незаметно он скользнул прочь.

Цирк, который так нахваливал трактирщик Вэйдон, приехал в город за два дня до праздника фруктов. «Зеленое солнце» в этот вечер даже закрылось раньше – так всем не терпелось попасть на представление. Пошла и Айнери, ей хотелось радости и веселья после недавних печальных событий.

Мощеная улица вывела на довольно просторную площадь, на которую выходили самые зажиточные дома, а также ратуша и прочие государственные здания. Сейчас многие окна были открыты настежь, и на подоконниках и балконах устроились горожане. Еще больше народу столпилось в центре площади.

В Виарене Айнери часто бывала в театре – ее родители, не самые бедные люди, могли себе это позволить – и видела не только пьесы о жизни древних богов, героев и правителей, но и цирковые представления с канатоходцами, жонглерами и дрессированными животными. В столице для подобных увеселений выстроили отдельное здание с большим залом и сценой, вокруг которой располагались места для зрителей; в Дейрте, ясное дело, о таком и речи не шло, но на площади поставили добротный шатер с резными столбиками, поддерживающими навес, и яркими полотнищами – красными, зелеными, желтыми. Место для выступления огородили блестящими цепочками.

Когда Айнери остановилась на краю площади, разглядывая шатер, из него выбежал парень в пестрой одежде и споро установил по четырем углам площадки стойки с лампами. Толпа заволновалась, оживленно переговариваясь. Не без труда девушка протиснулась в первый ряд. И вовремя.

Пестрый, пристроившись возле входа в шатер, уже вовсю перебирал струны гитары, и над площадью разносилась веселая песня:

 
К нам стихии приходили,
Да на праздник угодили;
Плачет дух огня, рыдает,
Слезы пеплом утирает!
Есть у нас такой артист –
И красавец, и речист,
И с огнем давно он дружит,
Тут и дух огня затужит:
К нам поближе подходите
Да на чудо посмотрите!
 

Струны, только что весело звеневшие, зарокотали тревожно и волнующе, к ним добавились невидимые барабаны, и из шатра легко выбежал высокий парень в ярко-красной одежде – бахрома его куртки и впрямь напоминала языки пламени. Он нес пучок факелов, длинную палку и треножник с чашей. Положив факелы на брусчатку и установив треножник, он, казалось, всего лишь провел рукой над чашей, а в ней уже вспыхнул огонь. Еще движение – и огонь стал зеленым, потом синим, потом фиолетовым… Руки танцевали над чашей, языки пламени послушно изгибались, меняя цвет, и по лицу артиста метались отблески, превращая человека в статую божества, перед которой жрецы разжигают жертвенный огонь. Он и был красив как божество – худое высокоскулое лицо, необычные золотистые глаза, за плечами пожаром вились густые волосы – не рыжие, не медные, а воистину огненные, будто продолжение стихии, с которой так легко играл этот удивительный человек. Еще взмах – и пламя в чаше взмыло чуть не до верхушки шатра, рассыпая белые искры, а парень наклонился за пучком факелов. Зажег, небрежно проведя ими над чашей, и вот они друг за другом взлетели к темнеющему небу, потом завертелись колесом, перевернулись, упали… Наступил черед палки – подожженная с обоих концов, она бешено крутилась в руках у хозяина, и тот стоял будто в кольце из огня, жара и восхищения зрителей, а потом внезапно замерла, упираясь одним концом в мостовую, а другим – в небеса.

Площадь, потрясенно молчавшая все время выступления, ликовала, хлопая так неистово, что шатер, кажется, готов был порвать веревки и улететь огромной диковинной птицей. Повелитель огня раскланивался, его лицо оказалось лицо вполне человеческим, живым, смеющимся: он махал всем рукой, подмигивал девушкам в первых рядах, и те краснели и хихикали.

Айнери хлопала вместе со всеми, чувствуя, как к ней возвращается утраченная было вера в чудо. После представления она найдет Винде, все будет хорошо, он должен быть в городе, он просто обязан быть здесь…

Он и был здесь. Прямо перед ней.

Погруженная в свои мысли, Айнери пропустила и новые куплеты зазывалы, и перемену мелодии; очнулась только тогда, когда в теплом круге света уже стоял новый артист… Винде?! Да нет, не может быть… Или… может?..

Это же он – его лицо, рост, фигура… его черные вьющиеся волосы – сильно отросшие, правда, – забраны в хвост на затылке… Замерев и боясь дышать, Айнери смотрела, как человек с внешностью ее брата танцует с двумя мечами, то перебрасывая их из руки в руку, то раскручивая так, что они сливаются в сверкающее колесо, то поражая невидимого врага, – смотрела и вспоминала уроки брата, приемы, которые он показывал. Но она даже представить не могла, что с оружием можно танцевать – как Винде сейчас, сам похожий на меч в длинной серебристой тунике, отражавшей свет ламп. Что же с ним случилось за год? Она смотрела и понимала, что их разделяют не только цепочки, ограждавшие площадку, но и временна́я пропасть, целая жизнь, если вспомнить все, что произошло с ней самой, – понимала, что ничего не знает о той жизни, которую вел он вдали от дома… и, с каждым его движением узнавая в нем Винде, отчаянно верила и боялась поверить, что поиски закончены.

Он же не замечал ничего вокруг, поглощенный тем волшебством, что творилось между ним и оружием; на смену двум мечам пришли несколько коротких кинжалов, которыми он жонглировал не менее ловко, потом кинжалы один за другим ложились в центр деревянной мишени у входа в шатер, а зазывала, не прекращая играть, шутливо дергался всякий раз, изображая страх…

В конце, выдернув все кинжалы из мишени, Винде вышел вперед, кланяясь восхищенным зрителям, и, выпрямляясь после очередного поклона, встретился взглядом с Айнери.

Кинжалы со звоном посыпались на булыжник.

– Ты жива! Боги, сестренка, ты жива! Я уж и не надеялся… Как же ты здесь оказалась, как нашла меня?..

Он обнимал ее, целовал куда попало – в лоб, в нос, в щеки, и она чувствовала влагу на его лице, и не могла понять, чьи это слезы – его или ее собственные, и радовалась, что их встреча произошла без свидетелей.

Там, в круге света, он невероятным усилием совладал с собой, подобрал кинжалы и бегом вернулся в шатер, – чтобы потом утащить ее назад, в проход между примыкавшими друг к другу домами. И вот теперь брат стискивал ее в объятиях, словно боясь снова потерять, а Айнери прижималась к нему, и ужасное, невыносимое облегчение горячим потоком смывало страх, горечь и одиночество последнего года, и слезы открыто текли по щекам, пока сильные руки обнимали ее, – слишком живой, слишком острой была память о таких же сильных и нежных руках, обнимавших ее совсем недавно, – и слезы все текли, хотя Айнери казалось, что в доме Этайна они высохли навсегда.

– Лин, ау! Вот ты где! – услышала она веселый голос. Отлепившись от брата, заморгала, стряхивая с ресниц соленые капли, – перед глазами маячило ярко-красное пятно, оказавшееся давешним укротителем огня. – Ты идешь?

– Не сейчас, Дин, – отозвался Винде, гладя Айнери по волосам. – Ты подумай, моя сестра нашлась!

– Сестра? – Парень мигом посерьезнел. – Не может быть! Неужели та самая…

– Да. Так что сегодня вы там без меня, хорошо? Ночевать буду у Форвина.

– О чем речь! Поздравляю, брат! Хорошенькая у тебя сестра. – Дин приветливо улыбнулся Айнери, подмигнул и растворился в площадных сумерках.

– Лин? – удивилась девушка. – Ты назвался папиным именем?

– Подумал, что лучше не открывать настоящее имя кому попало. Дин – мой друг, мы как братья, но и он всего не знает. Пойдем, – затормошил Винде сестру, – Форвин будет рад, он друг Этайна, ну, того, кому я Сферу тогда отвозил…

– Я знаю. – Внезапно Айнери ощутила невероятную усталость – оказывается, радость, как и горе, бывает иногда чрезмерной. – Ты даже представить себе не можешь, сколько я теперь всего знаю…

 
Взвейся музыка быстрее ветра,
Наша песня смело вверх лети!
В этот день мы празднуем победу
Над зверями белоперых птиц.
 
 
Тилаэр, отец-крылатый ветер!
Миг, когда твой путеводный свет
Победит Кергона на рассвете –
Станет нами вновь и вновь воспет.
 
 
Наконец сезон Земли уходит!
Наше время радости грядет.
И последний, кто падет сегодня,
Стань последним павшим в этот год!
 

Глава 5. На красной скале

 
Hey brother! There’s an endless road to rediscover.
Hey sister! Do you still believe in love? I wonder.
Oh, if the sky comes falling down, for you,
There’s nothing in this world I wouldn’t do[17]17
Эй, брат! Впереди ты найдешь бесконечную дорогу.Эй, сестра! Интересно, ты все еще веришь в любовь?О, если на вас будет падать небо,Я сделаю все что угодно (англ.).

[Закрыть].
 

Avicii. Hey Brother

Ломенар вернулся ночью накануне казни. Как он и полагал, тейнары ушли, и можно было спокойно осмотреться. Высоких скал в округе хватало, но искомое лобное место отметили двумя шестами, увенчанными пучками разноцветных перьев. К тому же вряд ли нашлась бы еще одна скала такого необычного темно-красного цвета.

Для начала предстояло выбрать удачное дерево: в некотором отдалении от поляны, но достаточно высокое, чтобы с него можно было видеть происходящее, и с густой пышной кроной, которая укроет от посторонних глаз. Ломенар захватил самую темную одежду из той, что у него была, и вымазал лицо серой глиной с берега того же ручья, где оставил лошадь. Он надеялся, что так даже зоркий глаз тейнара не сможет разглядеть его среди ветвей.

Отыскав подходящее дерево, Ломенар вскарабкался наверх, устроился поудобнее, насколько это позволяло тесное сплетение веток, и сквозь листву наконец увидел поляну целиком.

Она была огромной, вполне подходящей для гуляний. Длинный ряд столов разделял ее на две части, по краям тесно стояли лотки и шатры – вероятно, ожидалась праздничная ярмарка. С ветвей окрестных деревьев свисали длинные ленты и полотнища, развевавшиеся на ветру. Ломенар думал, что если этот праздник посвящен божеству тейнаров, то где-то должно быть его изображение в виде картины или фигуры. Было бы интересно взглянуть, как они себе его представляют. Он долго рассматривал поляну, но нигде не заметил ничего похожего. Видимо, тейнары так верят, что Тилаэр незримо наблюдает за ними, так ясно ощущают его присутствие, что им не нужно иного подтверждения. Достаточно того, что они живут и летают, что воздух вокруг наполняет их легкие и их крылья, чтобы не сомневаться, что их божество тут и не покинуло их. Ломенар частично мог сказать то же самое и о себе – ведь он чувствовал стихию Энергии, обращаясь к ней, но его человеческой половине отчаянно не хватало более явного доказательства существования богов, и он в который раз пожалел, что не родился в эпоху Открытий и Чудес, когда Дети Стихий и люди вместе радостно открывали мир и делились знаниями и опытом.

С рассветом первыми прилетели стражи, сразу заняв свои посты, где и стояли, почти не разговаривая друг с другом. Ломенар подивился столь ответственному отношению к службе: праздник еще и не думал начинаться, следить за порядком пока ни к чему, и можно было мирно болтать за столом, хотя бы пока не появятся первые горожане. Но у этих стражей железная дисциплина. Остается лишь надеяться, что до войны с ними дело не дойдет. Несмотря на явный численный перевес, войска Арденны понесли бы немалый урон в бою с такими воинами.

Затем на легких повозках, запряженных низкорослыми мохнатыми лошадками, привезли еду и напитки. На столах появились высокие кувшины, овощи, фрукты, блюда с мясом и рыбой, нечто напоминающее густую кашу, украшенную цветами и листьями (Ломенар вспомнил даже название – рута; Иннер рассказывал, что готовят ее из зерен астелы, горной пшеницы, и едят по праздникам, это кушанье считается священным). Подтянулись и торговцы, лавки начали открываться одна за другой. Потом появились первые гости, и праздник начался.

Сначала несколько тейнаров в легких доспехах устроили поединки на мечах на земле и в воздухе: последние были особенно зрелищны. Затем показали что-то вроде театрального представления, участники в ярких необычных костюмах прыгали, кувыркались и совершали в воздухе головокружительные трюки. Тейнарские девушки исполнили несколько танцев с лентами и покрывалами, которые летали за ними как живые, по воле хозяек то поднимаясь, то опускаясь и складываясь в причудливые картины. Затем начались соревнования лучников, этого Ломенар уже почти не мог разглядеть: мишени были установлены за дальним краем поляны, где начинались деревья.

Все это действо сопровождалось музыкой. В дальних уголках поляны слушатели небольшими группами собрались вокруг музыкантов, но музыки оттуда Ломенару слышно не было, в отличие от тех менестрелей, кто разместился прямо в середине, неподалеку от столов. Менестрели сменяли друг друга, исполнив всего по несколько мелодичных баллад или бодрых боевых гимнов. Из инструментов тейнары предпочитали духовые, поэтому нередко выступали по двое и больше, но также немало было и лютнистов. У некоторых музыкантов Ломенар заметил незнакомые ему инструменты: судя по тому, что удалось разглядеть с такого расстояния, они напоминали полусферы – от маленьких, чуть больше ладони в основании, до больших, помещавшихся на коленях музыкантов. Менестрели проводили над ними рукой, не касаясь, отчего раздавались мелодичные звуки, похожие на те, что издает флейта, но сочнее, гуще, словно играло несколько инструментов сразу. Ломенар далеко не сразу сообразил: странный инструмент, должно быть, пронизан множеством трубочек разной ширины, и тейнары извлекают из него звуки с помощью ветра. Повинуясь крылатым людям, воздух мог обдувать его со всех сторон, создавая более насыщенную мелодию, чем дудочка, в которую воздух входит лишь с одной стороны, да и отверстий не может быть больше, чем пальцев на руках музыканта.

Все это было весьма увлекательно, но день уже перевалил за середину, и от долгого неподвижного сидения на жестких ветках у Ломенара давно ныла спина, да и кожа под слоем глины чесалась нестерпимо, и он жаждал, чтоб праздник побыстрее пришел к завершению. И вдруг все затихли, тейнары стали стекаться к середине поляны, лучники возвращались с дальнего ее конца, охранники, так и не покинувшие своих постов, и те обернулись в ту сторону. Ломенар, решивший, что наконец дождался, начал искать глазами пленников, но никого похожего пока не обнаружил, да и вообще не мог понять, что происходит. На середину поляны не спеша вышел очередной менестрель, и толпа собиралась именно вокруг него. Местная знаменитость? Неужели настолько, что одно его появление заставило замолчать все это шумное сборище? Он вгляделся в музыканта и вдруг узнал его даже с такого расстояния – по белым крыльям и светлым волосам, горевшим на солнце. Это был Эорни.