Текст книги "Женский взгляд на мужской характер"

– Но ведь при подобном диалоге ваш мозг перенапряжен. Как вы сбрасываете это внутреннее напряжение?

– Ну я-то обладаю способностью заснуть в любой момент, в любом положении.

– А, скажем, зарядка или какие-то ритуальные действия?

– Нет. Хотя теперь я трачу часа полтора на массаж ног и спины. В свободную минуту мы с женой и собаками уходим в лес за грибами, за ягодами.

– То есть природа для вас – на первом месте?

– Конечно, потому и живем в деревне всю жизнь. Никогда не жил в многоквартирных клетушках.

– И никогда не были в домах отдыха, не лечились на курорте?

– Никогда.

– А где у вас деревня? Под Москвой?

– В Переяславле-Залесском, в Ярославской области, в лесу. Оттуда можно идти на север и не встретить человека до самого Белого моря.

– Вот вы сказали: «Мы с супругой выходим в лес…», и мне показалось, что вы очень счастливы в личной жизни.

– У нас скоро золотая свадьба. 50 лет вместе. Но и ругаемся, как положено.

– Для личностно состоявшегося мужчины семейная жизнь и тот человек, который рядом идет по жизни, очень важны?

– Я не могу настаивать, что есть какой-то общий для всех рецепт. Вот я прожил всю жизнь с одной женщиной, и для меня это абсолютный закон. Для меня это было семейно понятно и полностью отвечало требованиям культурных традиций. Она из такой же семьи, потому мы и прожили всю жизнь вместе. Правда, бывали и сложные ситуации. Но предписывать какие-то правила для всех не могу, хотя, конечно, желательна стабильная семья, в которой и дети чувствуют себя комфортнее.

– А вы считаете себя счастливым человеком, по большому счету?

– Конечно, потому что при иных ситуациях в жизни Бог меня миловал.

– А Чернобыль вы относите к ситуациям этой категории?

– Ну в какой-то степени. К Чернобылю я относился довольно спокойно, у меня нет внутреннего страха, потому что помнил Сталинград.

– Мой отец, фронтовик, после войны говорил, что у него никогда не было мысли, что его убьют…

– Пожалуй, у меня были мысли, что что-нибудь произойдет. В Чернобыле случались ведь довольно критические ситуации, потому что там были очень разные уровни радиации, при которых нужно было быстро принимать решения.

– Так что, чувство страха вам вообще не присуще?

– Не совсем. Осторожность-то мне очень присуща, но страха, который бы меня парализовал, у меня никогда не было.

– Если бы вам предложили составить иерархию жизненных ценностей по Велихову…

– Вообще-то я не очень, так сказать, роюсь в себе. Я слишком нацелен на какое-то действие. И в каждом действии ценю результат, потому и не говорю, что это достоинство. Это всего лишь свойство.

– Вы не задумывались о том, как оценить возраст человечества сегодня – по тому, как мы относимся к планете Земля и живем на ней?

– Сложный вопрос. Глобально мы переживаем как бы переломный момент, потому что, наверное, достигли на Земле демографического пика. Вряд ли население планеты превысит 10 миллиардов человек. Мы полностью израсходуем все, что здесь накоплено, – газ, нефть, если говорить в масштабе столетий. Поэтому нам предстоит перейти на другой образ жизни, и здесь есть некий перелом. Количество информации, которую сегодня получает человек, уже невозможно усвоить и осмыслить. Через компьютер я все время чувствую контакт с людьми на всей планете. И как все это количество информации обрабатывать? Человечество сейчас находится в определенном переходном периоде, после которого оно должно успокоиться и найти какой-то выход к более осмысленной жизни.

– Для нас академик Велихов привычен в рамках научных проблем – и вдруг Общественная палата России.

– Особой неожиданности здесь нет. Скорее это даже семейная традиция. Дедов-то моих расстреляли не за то, что они занимались наукой. Они оба были в партии кадетов: один был членом ЦК, другой – членом Московского комитета, а Ленин решил их всех ликвидировать. Они занимались общественной работой, а их назвали врагами народа и ликвидировали. Жена мне тоже все время говорит, что и я, дескать, дозанимаюсь общественной работой, как оба деда…

– Вы весьма «оптимистично» рисуете перспективы общественной деятельности…

– В России привыкли от сумы да от тюрьмы не зарекаться. Так и с общественной деятельностью. В начале 80-х мне приходилось заниматься вопросами разоружения и предотвращения ядерного апокалипсиса, я много работал с американцами в разных общественных организациях, и кое-что нам удалось сделать. В том, что не произошло ядерной катастрофы, есть и наш вклад. Когда к власти пришел Горбачев, я опять занимался международными проблемами, меня втянули в большую политику, я был депутатом Верховного Совета. Нельзя сказать, что все это было очень продуктивно, но период был интересный.

– А вы не боитесь, что Общественная палата РФ не принесет того результата, на который вы рассчитываете?

– Понимаете, какая интересная вещь: как ни странно, это вообще явление не российское.

Выяснилось, что сейчас примерно в 50 странах возникли такие общественные палаты, потому что парламентская демократия имеет свои пределы, порождает свои проблемы. Все эти выборные кампании с мыслью только о том, как победить в следующий раз, как заработать деньги на будущие выборы и так далее, сильно мешают развитию. Поэтому должен быть какой-то внепартийный орган гражданского общества, и он возник почти во всех странах, за исключением разве что Соединенных Штатов. Там много неправительственных организаций, но они занимаются, в основном, лоббизмом. Есть трудности и в Германии, где прошлый тяжелый политический опыт как-то сдерживает создание подобных структур. А в остальных странах они возникли.

Все зависит от нас самих. Ведь люди-то, что вошли в Общественную палату, – все известные, хуже или лучше, но известные – других нет. Поработаем года два, за это время появятся другие активные люди, выберем новых.

– То есть общество должно контролировать власть на всех уровнях?

– Дело не только в этом. Должна быть организована некая политическая жизнь, а не только большая, высокая политика.

Интервью, судя по всему, получилось. И Евгений Павлович его не сильно черкал, и Ольга Михайловна Саватеева, в свое время работавшая заместителем министра образования РФ, а сейчас – участник команды «Мегапира», сказала, что уж она-то знакома с Евгением Павловичем много лет и думала, что все или почти все знает о нем, но сделала для себя неожиданное открытие – оказывается, его воспитывала бабушка! «Как вам удается, Зоя, разговорить так людей, что появляется возможность под новым углом взглянуть на них и их жизнь?» Приятный, согласитесь, вопрос!

Большая узнаваемая личность, особенно на обложке (а Велихов дал согласие на это) повышает статус и обеспечивает лучшее продвижение журнала. Кстати, редакторский опыт убедил меня в том, что далеко не всегда гигантский тираж является гарантией популярности или, как минимум, узнаваемости издания. Мы ведь никогда не отличались тиражами федеральных СМИ. Больше двенадцати тысяч нам так и не удалось никогда достичь. Но если правильно продвинуть журнал, почти адресно до единого экземпляра, то можно стать узнаваемым в интересующей читательской аудитории. Нас интересовала власть, причем всех уровней. В Северо-Кавказском регионе это были правительства, администрации, законодательные органы субъектов федерации. А т. к. для большинства людей в региональных структурах очень важен момент попадания информации на уровень столичный, то, соответственно, журнал должен был оказаться, как минимум, в Госдуме и Совете Федерации. Еще мы прихватывали Общественную палату РФ, а в последние годы использовали систему курьерской адресной доставки в федеральные министерства и правительство Москвы. То, что в продвижение надо вкладывать деньги, силы и время, я поняла давно. Еще раз меня в этом убедил Аркадий Леонидович Еделев. У нас с ним отношения сотрудничества установились много лет назад, и это заслуживает отдельного рассказа. Но вот в связи с продвижением он, тогда уже в должности заместителя министра МВД России, как-то заметил: «Зоя, вам удается делать умный, интересный журнал, более того, вы обеспечиваете уникальное его продвижение!» Да, я сейчас оцениваю уже через призму прошедших лет, как немало мы в этом направлении сделали. Ведь был период, когда мы, вплоть до депутатов законодательных органов субъектов и Госдумы, адресно и индивидуально, сопроводив письмом, рассылали экземпляры журнала. Мы старались всех наших героев сделать нашими постоянными читателями, чтобы связь не прерывалась, чтобы журнал превратился в своеобразный клуб. Кое-что в этом направлении удалось. И, конечно, мы не могли обойтись без авиакомпании. Жизнь стала динамичнее, печатного слова в ней становится все меньше. А время в полете нужно чем-то заполнить. Интересующая же нас категория – люди во власти, имеющие влияние, финансово прочно стоящие на ногах, – чаще всего летают, и именно в Первопрестольную. На эти рейсы, а также в VIP-залы аэропортов Северного Кавказа, а одно время и Внуково наш журнал и попадал. Мне совершенно не хотелось идти по пути продвижения нашего детища в торговых центрах, ресторанах. Мы другой журнал, не листательный, не из категории «Веселых картинок»! Одно время мы печатались в типографии Ставрополя «Полиграфсервис». Ирина Михайловна, ее директор, однажды сказала: «Многие журналы Юга печатаются у нас. Но, если честно, журнал в прямом смысле слова у нас один – ваш, все остальное – «Веселые картинки»! Может, за последние годы что-то изменилось (уже несколько лет печатаемся в Туле), но по изданиям, которые я вижу, мне сдается, глобальных перемен не произошло.

И все же я уклонилась от темы, ведь мои взаимоотношения с «Мегапиром» на этом далеко не исчерпываются.

Стресс-тесты от Каньшина

Александр Николаевич оказался большим мастером стрессовой терапии по преодолению комплексов. Он как будто проверял меня на возможность держать удар, реагировать в непривычной для меня обстановке.

Как-то я получила приглашение на презентацию издательского дома «Мегапир» и книги воспоминаний Дмитрия Тимофеевича Язова в культурном центре Российской армии в канун дня рождения комсомола. В зале за круглым столом – представители СМИ, цвет ассоциации «Мегапир», чины из Министерства обороны… Все, как всегда, прекрасно организовано, четко, с патриотично расставленными акцентами.

Опять мы сидим рядом с Александром Ткаченко, он тоже приглашен, прибыл из Ростова. Потом Дмитрий Тимофеевич раздаривает свою книгу с автографом, Александр Николаевич дает интервью телеканалам. Страшно рада встрече с любимым Виталием Андреевичем Ульяновым! Он, как всегда, оптимистичен, не стонет и не жалуется на возраст и жизнь. Ткаченко предупреждает, чтобы я не уходила, будет продолжение. Через четверть часа мы перемещаемся в банкетный зал. Я столбенею – человек на сто пятьдесят накрыт стол буквой П. Виталий Андреевич и Александр Ткаченко – со мной рядом. Вижу на другом конце стола еще одно женское лицо. Товарищеский ужин начинается.

Конечно, говорили об ассоциации, выдающихся людях, которые входят в ее состав, много говорили о комсомоле. За столом сидели все воспитанники этой молодежной организации, кроме, конечно, представителей посольства Кореи. Они присутствовали на этом застолье как логичном продолжении презентации книги Дмитрия Тимофеевича Язова, а он – особо почитаемая в Северной Корее фигура, т. к. был связан с созданием системы государственной безопасности и обороны этой страны. Был, по-моему, бывший первый секретарь ЦК ВЛКСМ Борис Пастухов, словом, очень высокий уровень других бывших комсомольских работников, которые в связи с перестройкой не канули в лету. Мы мило общаемся в перерыве между спичами с Виталием Андреевичем Ульяновым и Александром. И тут Ткаченко предупреждает, чтобы не расслаблялась, судя по тем словам, которые начал произносить ведущий стол генерал-полковник Моисеев, сейчас мне нужно будет что-то сказать в этом высоком собрании. Опаньки! Спасибо комсомольской выучке!

В другой раз было еще покруче. Каньшин уже возглавлял в Общественной палате РФ комиссию по делам ветеранов, военнослужащих и членов их семей. Как-то звонит его зам Борис Иванович Волков. Дело было в понедельник, а во вторник надо вылететь в Москву, так как в среду в культурном центре Российской армии – общественные слушания о роли и месте Вооруженных Сил в системе национальной безопасности. Надо выступить. Я в шоке! Борис Иванович вбрасывает мне парочку тезисов, которые уместны в моем выступлении. Уже полегче. Быстро собираюсь, вылетаю. Честно говоря, не очень верю, что слово мне будет предоставлено, но очень рада возможности встретиться с моими уже полюбившимися мегапировцами. Знаете, как здорово, общаясь преимущественно в женском окружении, иногда окунуться в мужскую энергетику. Тем более цвет офицерства – воинские звания не ниже полковника, высшие училища и академии за плечами, многие имеют ученые степени. Даже просто пошутить с умными мужиками приятно. А еще приятно вдвойне, что чаще всего оказываешься единственной женщиной в их окружении. И все предельно корректны, шутливо-внимательны. Да уже за это одно Каньшину памятник поставить можно при жизни! Так что лечу. Дома обдумывать выступление не было возможности в связи с незапланированным срочным отъездом, в самолете такая красота была за окном, да и расслабилась после спешных сборов. В Москве остановилась у подруги-одноклассницы, проговорили до ночи, но не глубокой, т. к. ей рано на работу. И только оставшись одна, перед сном я наконец решила, что какие-то тезисы набросать все же надо. В таких ситуациях я всегда задаю себе логичный вопрос – что я могу сказать по теме, чисто с позиции здравого смысла, как женщина, мать, редактор журнала, работающего в том числе и в теме военно-патриотического воспитания, и что уместно говорить о структуре, которая, собственно, меня и пригласила. Ведь очень часто мы оказываемся нужны, чтобы нашими устами донести до присутствующих тезисы, произнести которые самим неудобно либо нескромно. Как же я себя потом хвалила за то, что не бросилась бездумно в объятия Морфея!

В культурном центре Российской армии от звезд на погонах (а я их научилась отличать, собственно, только подружившись с «Мегапиром») мне становится плохо. А там, где пьют чай особо почетные гости, вижу еще и немалые чины, судя по всему, других армий мира (уж не знаю, каких). Евгений Павлович Велихов, группа других академиков, военных спецов занимают места в президиуме, что обозначает уровень обсуждения. В президиуме одна женщина-генерал, как потом выяснилось, замминистра МВД по работе с личным составом. Есть женщины в числе представителей прессы (в первых рядах), есть несколько дам в военной форме в зале. Как я потом поняла, в основном преподаватели военных училищ и академий. Вы догадались, как мне хотелось выступать? В перерыве захожу в секретариат высокого собрания и говорю, что, т. к. скорее всего всем желающим выступить не удастся, я на своем выступлении настаивать не буду. Это очень быстро становится известно Каньшину. После нервно выкуренной сигареты возвращаюсь в зал, а он как раз попадается навстречу: «Готовься, сейчас тебе будет предоставлено слово!» После нескольких выступающих объявляют меня и, пока я поднимаюсь к трибуне, Каньшин очень хорошо презентует журнал. Выступила. Слушали очень внимательно. Судя по тому, как стали со мной заговаривать соседи по залу, еще и не глупо. А так как Каньшин, возвращаясь на Ленинский проспект в офис, прихватил и меня с собой и пару генералов «на борт» своей машины, я поняла, что его не подвела.

По приглашению «Мегапира» я получила возможность увидеть работу Общественной палаты РФ, приняла участие в выездном заседании комиссии, даже в некотором смысле помогала в его подготовке и проведении. Участвовала в отчетно-выборной конференции ассоциации, которая проходила в Москве в мемориальном комплексе на Поклонной горе. Могла оценить оригинальность идей будущих архитекторов, студентов Московского архитектурного института в видении казармы ХХI века… Да много чего было. Мне импонировало, что к проблемам армии, военнослужащих у Каньшина было по-настоящему заинтересованное отношение. И он не смягчал углов. Часто был одним из немногих, кто открыто с высоких трибун говорил о том, что было очевидно для посвященных, но не очень-то приветствовалось для широкого обсуждения. Кому же хочется портить такую благополучную (для себя!) картину мира? Именно он вместе с членами комиссии Общественной палаты побывал в числе первых в Южной Осетии после войны. И говорил об отвратительной связи, когда офицеры вынуждены были забирать у солдат мобильные телефоны, чтобы иметь возможность взаимодействовать на поле боя. И о том, как военнослужащие ужасно экипированы, как приходилось на рукава надевать белые повязки, чтобы отличить, где свой, где чужой. И еще о многом, что вскрыла эта пятидневная война с точки зрения истинной боеготовности нашей армии. Причем Каньшин всегда разделял мужество бойцов и уровень руководства, а именно центра. Точно так же предельно откровенно он говорил о положении ветеранов вообще и ветеранов-селян в частности, т. к. именно они часто оказывались наиболее уязвимыми в меняющихся реалиях времени. Я видела, что он искренне стремился, чтобы Общественная палата стала истинным рупором гражданского общества, органом, способным эффективно осуществлять общественный контроль и экспертизу власти. Все это он делал, используя потенциал ассоциации – и финансовый, и организационный, и интеллектуальный. И бизнес-структуры «Мегапира» все годы активной работы Каньшина в Общественной палате львиную долю доходов направляли именно на это. Он как-то и у меня спросил, не хочу ли стать членом ОП РФ. Я сказала, что это даже не рассматривается, причем в первую очередь по финансовым соображениям. Знаю, что он со своей комсомольской организационной хваткой и выучкой предпринял гигантские усилия в попытке реального решения проблем на своем направлении. После пары сроков участия в палате он как-то сказал, что подзапустил свой бизнес, полностью погрузившись в общественную работу, за что ему пеняли бизнес-партнеры. Он искренне верил, что можно что-то сдвинуть во благо людей. Что-то удалось. Но я видела, как мне кажется, его нескрываемое разочарование несопоставимостью усилий и результата. Иначе почему он, готовый служить верой и правдой Отечеству, по итогам своей работы пишет книгу «Борьба с ветряными мельницами».

Я всегда говорила: Александр Николаевич, есть в нас нечто общее, если Вы читаете сейчас эти строки. Мне ведь тоже как-то один чиновник (не самого высокого уровня) в Министерстве печати, когда я билась за субсидию, остро необходимую для издания номера журнала, посвященного сорокалетию крупнейшей в России астрофизической обсерватории, на мой тезис: «Это же государственно значимая тема! Мы вообще работаем, проводя линию поддержки государственности!» ответил очень просто: «А государство вас на это не уполномочивало!» Уж он-то точно знал, что нужно, а что нет всему государству. И все эти строки – это попытка осмыслить мой путь с журналом и поблагодарить всех, кто на нем встретился. Стараюсь это сделать предельно честно, вытащив на свет и то, что чаще всего оставалось за кадром.

Жизнь сделала круг, и Александр Николаевич Каньшин на время вернулся исключительно к работе в своем бизнесе и в ассоциации, вывел ее на международный уровень. Он по-прежнему поддерживает молодых офицеров, вручая победителям конкурса профессионального мастерства автомобили, по-прежнему заботится о мегапировских (да и не только!) стариках, помогает детям. Да мало ли кому он не помогал в своей жизни!

Несколько лет назад, когда он еще работал в ОП РФ, его статус буквально спас жизнь одному человеку. А дело было так. Живет в Пятигорске замечательный педагог Людмила Филатова. Так уж сложилось, что знаю я ее почти тридцать лет. Сначала, в бытность мою заведующей отделом культуры, она ненадолго «залетела» под мое руководящее крыло, а потом, поняв, что душа ее принадлежит детям (она тогда училась заочно в педагогическом институте, а до отдела культуры работала воспитателем в детском саду), взмолилась отпустить ее на волю. Об этом не жалею, потому что годы спустя именно она оказалась воспитательницей в группе детского сада моего сына. Как специалист по раннему развитию способностей детей и в моего сына, как и в десятки, а скорее сотни ребятишек, вложила свой профессионализм и душу. И вот в возрасте после сорока выясняется, что у нее врожденный порок сердца. Если не сделать операцию, жить ей недолго. А если оперироваться, то только в одном из трех медицинских учреждений страны, одно из которых, самое ближайшее, – Бакулевский центр. Получение квот – это отдельная, очень непопулярная тема. Почему-то в нашем Отечестве, конституционно социальном, все права нужно отстаивать с боем. Это и здоровому человеку не по силам, а больному и подавно, тем более Людмиле, которая еще до приближения к ней медицинского работника уже знает, как он должен действовать по инструкции, какова технология совершаемой им манипуляции, каковы возможные осложнения… Словом, если человек дотошен в деле, профессионал, ответственнейший педагог, то уж и в своем случае он будет максимально педантичен. Оценив свой финансовый ресурс, Филатова уже решила помирать. Мы годами могли не видеться. Но Люда – родной человек. «Напрягли» моего бывшего первого секретаря горкома комсомола Геннадия Зайцева, работавшего тогда заместителем главы города, получили квоты. Хотя, собственно, почему все должно решаться так? И ведь, уверена, до сих пор все так и обстоит! А впереди – Москва. Даже те суммы, которые нужно помимо квот оплатить за дополнительную диагностику, неподъемны для бюджетника. Прошу Каньшина: Лео Бокерия, руководитель Бакулевского центра, – его коллега по Общественной палате. Пишем письмо. Каньшин – на поклон. Благодаря его ходатайству, первый заход в центр для Людмилы был, что называется, по четвертой дорожке: про учительницу Филатову из Пятигорска знали. Труднейшая операция, причем в два этапа, с перерывом на несколько месяцев. Как сказал Лео Антонович, удивительно, что она с таким сердцем дожила до своих лет, еще и родив дочь.

Но в Бакулевском центре все поставлено на операционный конвейер. Буквально через несколько дней после операции пациент должен освободить место следующему. То, что он из другой части страны, что ему нужно квалифицированное долечивание, что только очень высококвалифицированные кардиологи могут сопроводить таких больных до состояния возможности выживания, это все остается за кадром. Хотя хирурги – золото! Так рассказывала потом Людмила. Но прошла она все круги ада. Каньшина до бесконечности напрягать не могла: он сделал что мог. И во второй приезд Людмила уже не была всем известной учительницей из Пятигорска, а просто больной Филатовой. Шов был непростой – операция полостная, прямо на сердце, добираться домой можно только на поезде, место на конвейере нужно освобождать. А тут еще и проблемы – как-то не удавалось подобрать препараты, чтобы добиться стабильного состояния, чтобы она могла без медицинского сопровождения поездом доехать домой. Словом, из центра выписали, а в гостинице ей стало плохо.

В центр назад не берут, билеты обменяли (она была с сестрой), пришлось вызывать «скорую».

Рядовая московская больница, усталый, безрадостный прием очередной иногородней со швом во всю грудь. Кардиологи уступают честь сопровождения хирургам, а те – наоборот. Бакулевские препараты, разложенные по коробочкам с предписанием употреблять по графику, отобрали «за ненадобностью». Да и кто возьмет на себя ответственность принять пациента, который лечится неизвестными врачу препаратами? Словом, Филатова в реанимации, одна, с приступом, без таблеток и телефона! Врач приемного отделения «наблюдает» за ситуацией, а попросту ничего не делает. Она понимает необходимость обработки шва, требует этого, волнуется, усугубляет свое состояние, словом, на грани. А впереди ночь. Я же, находясь в Пятигорске, даже доктору из «Мегапира» звонить не могу. Словом, «выводили» Филатову утром электрошоком, когда поняли, что может реально умереть. Именно в это время наконец дозвонился доктор из «Мегапира». Так что привет Филатовой из Общественной палаты передавали, когда она с трудом соображала. Но это реально спасло ей жизнь. Шов ее запустили, она потом имела серьезные проблемы, живая добравшись все же в Пятигорск. Это сейчас Людмила со смехом рассказывает о своих операционных приключениях, а тогда спасли ситуацию только понимание, что за этой иногородней больной стоит некто в Общественной палате, да квалификация и доброе сердце одного рядового врача все в той же московской больнице, которая честно сказала: «Вам надо домой добираться, здесь вы погибнете – будут из хирургии перебрасывать в кардиологию…» И потратила часы на изучение ее истории болезни, чтобы по минутам, дозам расписать препараты, благодаря которым можно доехать домой живой.

Почему, чтобы выживать в нашем Отечестве, нужно обязательно иметь кого-то за своими плечами? Почему катастрофически недостаточно быть просто обычным гражданином страны?

И почему при реальном дефиците квалифицированных кадров (в противном случае, почему мы так живем?) такие люди, как Каньшин, – граждански выверенные, уже не бедные, с гигантским опытом работы и квалификации, не находят себе применения на достойном уровне? Во всем мире возраст от пятидесяти – оптимальный для выдвижения мужчины на должность государственного масштаба. Они могут создавать территорию здравого смысла в своем ближайшем социуме, так почему же не расширить границы их ответственности? Это им по силам! И уж они-то точно хотят оставить своим детям и внукам Отечество, пригодное для проживания. И такие люди в стране есть! Но они не в президентском резерве, они не рассматриваются как реальный потенциал, их не видят или не хотят замечать. Как хочется ошибаться!

Но я искренне рада, что Каньшин вновь стал членом Общественной палаты РФ, руководителем сложнейшей комиссии, занимающейся и вопросами национальной безопасности, и военнослужащими, и ветеранами. Хотя, если честно, мне кажется, что он может значительно больше.