Текст книги "Стеклянный ангел"

Ромка начинал злится, у него даже желваки заходили. Надя видела, что он сдерживается, чтобы не нагрубить ей в ответ.

– Ну хватит вам, – сказала Яся, – опять вы ругаетесь. Ну, давайте щей поедим что ли? Кушать уже хочется.

– Нет, – запротестовал Ромка, – каких еще щей? Там уже ребята ждут. Пошли, поедим пиццы, немного выпьем. Когда еще придется?

– Я не пойду, – Надя упрямо сжала губы.

– Ну и оставайся, – усмехнулся Ромка, – а мы пойдем.

– Нет, – сказала Яся, – я без нее тоже не пойду.

– Ну ты чего? Договаривались ведь.

Когда Ромка расстраивался, у него становилось такое забавное лицо – совсем как у маленького. Надя не могла смотреть на него без улыбки. Она опустила голову, чтобы он не заметил, какой у нее взгляд.

– А ты уговори ее, – сказала Яся, – может, получится.

– Пойдем, Надя,– попросил Ромка. – Ну чего дома сидеть?

Надя отрицательно покачала головой.

– Она хочет, чтобы ты ее поцеловал, – неожиданно вставила Яся, – и тогда она пойдет. Она сама мне об этом сказала.

Надя от возмущения даже не нашлась, что ответить, чувствуя, как загорелось лицо и уши.

Ромка усмехнулся и пошел на нее.

Надя испугано смотрела на него и молча отступала к стене.

Он встал перед ней, взял ее за плечи и прижался губами к ее губам. У Нади перехватило дыхание, ей показалось, что она сейчас упадет. Но Ромка очень крепко ее держал и целовал так, словно сейчас наступит конец света.

Наконец она пришла в себя, оттолкнула его. С негодованием взглянула на Ясю и выбежала из комнаты.

* * *

Яся нашла ее в каморке под лестницей. Надя сидела на колченогой табуретке среди веников и тряпок и в который раз прокручивала в голове эти несколько секунд. Ромкины теплые губы, его крепкие руки и это невыносимое чувство любви к нему, любви, которую ни в коем случае нельзя показывать, и о которой все равно знают… И Яся, и Ромка… Знают и смеются…

– Надя, – Яся прикоснулась к ее плечу, и Надя вздрогнула от неожиданности. Она не слышала, как Яся вошла.

– Прости меня, прости, пожалуйста, не знаю, что на меня нашло, – она погладила Надю по волосам. – Пойдем, я твое платье голубое приготовила. Пойдем. Ромка нас на улице ждет.

Глава тринадцатая

В музее стояла тишина, и, проходя один за другим пустые залы, Миша слышал, как звучным гулким эхом отзываются в этой тишине его шаги. Видимо, встревоженная этим гулом, из одной из закрытых дверей выглянула женщина в синем халате.

– Вам чего, молодой человек? У нас сейчас перерыв. Осмотр начнется минут через двадцать.

– Простите, мне нужна Елизавета Иванченко.

– У вас индивидуальная экскурсия?

– Да, да, – кивнул Миша, – точно, индивидуальная экскурсия.

– Посидите вот здесь. Я ее позову.

Миша сел на скамеечку у окна. Прямо напротив него стояла старинная карета – самая настоящая – с позолоченным орнаментом, деревянными, словно отполированными колесами, замшевым потертым сиденьем.

У Миши гудели и побаливали ноги – сколько километров он пробегал за день! – и, закрыв глаза и облокотившись на удобную спинку, он представил себе, как неторопливо, чуть подпрыгивая на неровностях дороги, несет его эта карета куда-то далеко-далеко, туда, где теплый дом, уют и покой. За окном неспешно пробегают поля, пахнет дымком, и так приятно вздремнуть под неторопливый негромкий скрип колес…

– Здравствуйте! Это у вас индивидуальная экскурсия?

Миша вздрогнул и проснулся. На фоне кареты, которая только что везла его куда-то в дальние края, стояла женщина – высокая, темноволосая, лет так под пятьдесят и килограмм этак под сто, – и на бейджике, приколотом к необъятной груди, Миша, щуря заспанные глаза, прочел: «Елизавета Иванченко – экскурсовод».

Полчаса он ходил за ней по залам, и не знал, как приступить к разговору. Ну как сказать человеку, что некто, прикрываясь его именем, совершил преступление? Что некая женщина проникла в квартиру уважаемого антиквара и обокрала его, назвавшись сотрудником музея Елизаветой Иванченко. То есть вот этой тетечкой, так увлечено рассказывающей о гжели и хохломе.

– Скажите, – осторожно спросил Миша, – а стеклянные ангелы у вас есть?

– Есть, – сказала женщина и повела его к огромным шкафам, прятавшимся где-то самом конце этой гулко звучащей анфилады просторных пустых залов с высоченными алебастровыми потолками.

– Вот, взгляните, – начала женщина, – эти экспонаты датируются…

– Извините, – перебил ее Миша, – мне хотелось бы взглянуть на Ангела покаяния.

– Нет, к сожалению, именно Ангела покаяния у нас нет. Надо же, – заметила женщина, – вы уже второй за эту неделю, кто интересуется.

– Правда? – Миша сделал удивленное лицо, – а я думал, что в наш век прогресса это искусство никому не нужно. Вот я коллекционирую стеклянных ангелов много лет и очень редко встречаю единомышленников,– Миша сокрушенно покачал головой. – А вы не расскажете, кто еще интересовался Ангелом покаяния? Может быть, удастся побеседовать о возможностях обмена.

«Боже мой, сколько же приходится врать в последнее время, – подумал Михаил, – у меня скоро нос вырастет как у Буратино!»

Тетечка оказалась просто сущим кладом. Доброжелательно ответила на все интересующие проныру-журналюгу вопросы.

– Девушка интересовалась. Как выглядела? Блондинка, волосы длинные. Как зовут? Ой, сейчас и не вспомню. Оксана, по-моему, или нет – Ксения. Точно Ксения. Но только она не коллекционер. Ей этот ангел не для коллекции нужен был. Она сказала – жених у нее в тюрьме. Она хотела ему ангела отвезти – чтобы он покаялся в содеянном. Сказала – он за убийство сидит.

– Жалко ее, – сказа Миша, – может быть, ей удалось достать все-таки этого ангела. Может быть, она у Всеволода Витальевича смогла купить?

– У Всеволода Витальевича? Вы тоже про него знаете? Этого я и боялась. Похоже, все коллекционеры как только прознали о том, что его уникальное собрание завещано музею, начали свою охоту. Иногда, и нечестную. Простите, если я вас задела. Нет, не думаю, что она смогла купить у него ангела. Очень на это надеюсь. Я ей так сразу и сказала. Не продаст он ей эту фигурку. Хотя, конечно, гарантий нет. Пока Всеволод Витальевич может делать со своей коллекцией все, что ему заблагорассудится. Мы, естественно, заинтересованы в том, чтобы она перешла к нам полностью, и если он сейчас начнет все распродавать…

– Да, действительно. И вы больше не видели эту девушку?

– Нет, не видела.

– Ну что ж, – Миша приложил ладонь к груди, – огромное спасибо за интересную и познавательную экскурсию. Очень рад знакомству с таким замечательным знатоком искусства и просто очаровательной женщиной.

Тетечка заулыбалась, и даже слегка покраснела.

Миша раскланялся и убрался восвояси, дабы не смущать больше служительницу прекрасного своим неотразимым мужским обаянием. Да и лимит вранья, честно говоря, на сегодня у него был исчерпан.

* * *

– Здравствуйте, Мариночка.

– Ах, здравствуйте, Михаил. Вы снова к нам? Как я рада вас видеть! Что-нибудь приглянулось, будете покупать?

– Нет, нет, Мариночка, на этот раз не буду. Я ваши фотографии принес. Вот, пожалуйста, презентую.

– Ох, какая прелесть! Неужели это я! Надо же, я и не знала, что я такая красавица! Вы просто волшебник, Михаил.

– Ну что вы, какой из меня волшебник? Просто вы удивительно фотогеничны, ведь я говорил вам об этом. И потом вы и в жизни такая же красавица, не только на фотографиях.

– Какой вы милый, даже не знаю, как вас благодарить.

– Не надо меня благодарить, Мариночка. Лучше скажите: за ангелом, которого я у вас вчера купил, никто не приходил?

– Вы знаете, приходили. Через полчаса, как вы ушли. Девушка приходила. Ой, так сокрушалась, что не успела. Спрашивала, кто купил. Хотела перекупить. Сказала, двойную цену даст.

– Вот оно что. И что же, вы рассказали ей обо мне?

– Рассказала… Извините меня… Не надо было? Я просто проговорилась, что фигурку купил известный журналист, а потом, кажется, и имя назвала… Простите, ради бога!.. Я не подумала…

– Ничего, ничего, Мариночка. Ничего страшного. Я, может, и на самом деле продам этого ангела. А как она выглядела, эта девушка?

– Такая невысокая, стройная. Симпатичная, пожалуй. Волосы светлые, длинные, до пояса.

– Она не сказала, как ее зовут?

– Сказала. Имя какое-то не наше, не русское. Я сейчас и не вспомню.

– Пожалуйста, Мариночка, вспомните, пожалуйста.

– Сейчас, сейчас. Как же? М-м-м-м… По-моему Милана, или Милена. Как-то так.

– Спасибо, дорогая Марина. Всего вам хорошего. Очень рад был знакомству.

– Заходите почаще. Буду ждать вас.

Конечно, зайду как-нибудь. Как только разберусь с этой девушкой. Невероятно странной, загадочной девушкой… Светловолосой, стройной, симпатичной… Девушкой, которая интересуется стеклянными ангелами и почему-то представляется разными именами.

Глава четырнадцатая

Дверь распахнулась, и он увидел Жанну Александровну. С распущенными волосами, в коротком халатике. «Пожалуй, она моя ровесница, – подумал Миша. – Вот уж никогда не подумал бы…»

– Что вы здесь делаете, Плетнев? Как вы меня нашли? – она смотрела на Мишу хмуро и устало.

Он засмеялся:

– Здравствуйте, Жанна Александровна. А у вас лифт не работает. Пустите передохнуть?

Она покачала головой, и ответила – не сразу, он даже слегка напрягся: неужели прогонит?

– Что с вами поделаешь? Входите.

Маленькая квартирка. Скромно обставленная. Диван, торшер из Икеи. На журнальном столике перед телевизором чашка кофе и тарелочка с печеньем.

– Да, да! – сказала Жанна Александровна, заметив его взгляд. – Собралась отдохнуть после трудовой недели, выдался единственный свободный вечер. Хотела фильм посмотреть. Поэтому буду очень благодарна, если вы управитесь за пару минут. Говорите быстрее, что вам нужно, и уходите. Если я не отдохну, еще одну рабочую неделю не вытяну.

Миша поставил на столик коробку с тортом и бутылку вина.

– Неужели вы меня прогоните? На улице такой холод…

Жанна Александровна снова покачала головой:

– Ладно уж, садитесь, раз пришли. Вам чай или кофе?

– Мне, пожалуйста, кофе. Но только позже. А сейчас может быть вина?

Жанна Александровна ушла на кухню. Принесла штопор, села, устало опустив руки.

Миша открыл бутылку, разлил вино по бокалам.

– Ну что, за знакомство?

– За какое знакомство, Плетнев? Я вас уже два года знаю. Мне кажется, ни один мой выезд без вас не обходится.

– Два года знаете, а имя мое так и не запомнили. Разрешите представиться: Михаил, можно просто Миша.

Она взглянула на него, поджала губы.

– И правда. Что это я вас все время по фамилии? Приятно познакомиться, Михаил.

– Лучше все-таки – Миша.

– Пусть будет Миша, – она вздохнула.

Он подумал, что ему следовало бы убраться, не надоедать измученной женщине, но отступать было поздно. И не хотелось ему уходить. Хотелось обнять ее, прижаться губами к этой нежной щеке, на которую упала каштановая прядь.

– Как вы меня нашли? – снова спросила она.

– Очень просто, Жанна Александровна. Я ведь журналист. Проныра, как вы сказали однажды. Помните?

– Помню, – она, наконец, улыбнулась. – Ну что ж, давайте выпьем, и вы мне расскажете: зачем пришли.

– Я вообще-то не пью, – сказал Миша, – но ради вас…

– Я уже поняла, что вы хороший мальчик. Но на меня это не действует, не старайтесь.

Миша засмеялся. И смутился под ее взглядом. Отпил из бокала. Вино было терпким с горчинкой. Приятно потеплело в груди. А она все смотрела на него, и он мучительно подыскивал слова, не зная с чего начать.

– Меня сегодня с работы уволили, – сказал наконец.

– За что? – спросила она серьезно.

– За то, что совал нос не в свои дела.

– А разве ваша работа не в этом заключается?

– В этом.

– А почему же вас уволили?

– Видимо, я слишком глубоко его засунул.

Она усмехнулась:

– Так вы еще и шутите. Видимо, все не так уж и серьезно.

– Более чем серьезно… Дело в том, что у меня определенные трудности с работой… С хорошей работой… Чтобы зарплата, возможности и все такое… не получается у меня… и уже давно… а тут подвернулся шанс … и мне… – Миша давился словами, не зная, как вырулить. Покраснел, и, чувствуя себя дураком, махнул рукой:

– А ну его! Не хочу вас обременять.

– Говорите уже, раз пришли, – Жанна Александровна смотрела очень внимательно.

– Мне нужна ваша помощь.

– Я слушаю. Говорите.

– Я знаю, что вы расследуете дело о серийных убийствах, – запинаясь, пробормотал Миша. – Тогда в лесопосадке… Этот человек с ангелом в руке… В общем, мне нужна информация, – выдохнул Миша.

– Да вы с ума сошли! – с раздражением в голосе воскликнула Жанна Александровна. – Пришли ко мне в выходной день, притащили это дурацкое вино! – она со звоном поставила бокал на стол. – Наврали с три короба, еще и какую-то информацию вам подавай! Вы отдаете себе отчет, о чем вы меня просите, Плетнев?! Или как вас там – Миша?! Идите-ка подобру-поздорову, Миша, пока я полицию не вызвала!

Она встала.

– Жанна Александровна, – Миша схватил ее за руку, – пожалуйста, прошу вас… Мне очень нужна ваша помощь!

Пытаясь отбросить его руку, она сжала его запястье, но он крепче стиснул пальцы, встал с кресла, и они оказались слишком близко друг к другу.

Она все пыталась разжать его ладонь, он не поддавался, его губы касались ее волос и, когда она подняла к нему свое разгоряченное лицо, ему оставалось лишь слегка наклониться. Он прижался губами к ее губам. От неожиданности она отпустила его руку, и он смог обнять ее так крепко, насколько у него хватило сил.

* * *

Самое лучшее, что есть в этом мире – думал он, глядя на спящую рядом Жанну, – это женщина. Теплая, нежная, слабая. Любящая женщина, ласкающая, целующая. Какое счастье эти руки, эти губы, это гладкая кожа, шелковые волосы, тихое дыхание.

Она проснулась от его взгляда, улыбнулась.

– Ты почему не спишь?

– Любуюсь, – прошептал он.

– Скажешь тоже, – тихо засмеялась она, – чем там любоваться? Целыми днями на работе, времени на себя совсем не хватает.

– Ты все равно самая красивая, – сказал Миша. – Когда я смотрю на тебя на этих выездах, мне не по себе становится. Ты такая нежная, хрупкая, а ходишь там среди всего этого, смотришь, трогаешь. Неужели тебе не страшно, не противно? Неужели не хочется домой – к телевизору, к своему печенью?

– Хочется иногда, – вздыхает Жанна. – Но ведь я училась столько лет и ничего другого не умею. Да и потом: кто-то ведь должен делать и эту работу.

– Ну и пусть кто-то делает, только не ты.

– Ты говоришь как мужчина… – сказала она.

– Расскажи мне о себе, – попросил Миша. – Я совсем ничего о тебе не знаю.

– Что тебе рассказать?

– Ну, например, сколько тебе лет. Откуда ты родом?

– Мне двадцать семь, – она погладила его по щеке. – Я из маленького городка, которого даже нет на карте… Закончила школу, поступила в институт, получила диплом и теперь работаю… Работаю и работаю… Но это ты уже знаешь… Послушай, Миша. Объясни толком, что у тебя случилось?

– Нет, – замотал он головой, – теперь не стану.

– Это почему?

– Потому что получится, что я с тобой из-за этого… А я совсем не из-за этого. Я уже давно…

Она прикрыла его губы ладонью, засмеялась.

– Тихо, тихо… Глупый… Молчи… Не надо об этом. Просто расскажи, что случилось.

И он рассказал. Рассказал обо всем – и о Сениных, и о маме, и об однокомнатной квартире. О бесперспективной работе внештатным корреспондентом, об увольнении, об отчаянии, о Рыжове и, наконец, о стеклянном ангеле, купленном в антикварном магазине. О том, что сенсационный сюжет о серийных преступлениях поможет получить место на Главном новостном канале, и не нужно будет больше крутиться как загнанная белка в колесе, можно будет заняться делом – чем-то большим, чем подвальные бомжи и драки в общежитиях.

Она внимательно слушала, и он не мог прочесть на ее лице ни сочувствия, ни осуждения. Она просто слушала, смотрела поверх его головы и гладила по волосам.

– Я не могу, Миша, – сказала тихо и серьезно. – Ты не представляешь, о чем ты просишь. Информация об этих преступлениях не должна просочиться в прессу. Если станет известно, что сведения исходили от меня, для меня все будет кончено. Меня вышвырнут с позором.

– Я понимаю, – сказал Миша и обнял ее.

Они помолчали, потом Жанна отстранилась, полежала на спине, закинув руки за голову. Встала, даже не взглянув на Мишу.

– Тебе пора. Мне нужно хотя бы немного поспать. Завтра у меня очень тяжелый день. Я вызову такси, одевайся.

Она вышла из комнаты.

Прощаясь, Миша поцеловал ее. Она прижалась лицом к его плечу. Он чувствовал ее теплое дыхание на шее.

– Я пойду, – сказал Миша, – такси ждет.

Он переступил через порог и обернулся, чтобы взглянуть на нее в последний раз.

Она быстрым движением вынула из кармана халата какие-то листочки, сложенные вчетверо.

– Вот, возьми… Но смотри, чтобы ни одна живая душа не узнала, что это от меня.

И прежде, чем он успел сказать слова благодарности, она закрыла перед ним дверь.

Глава пятнадцатая

В клубе орала музыка, свет слепил глаза, людей набилось как селедок в бочке. Наде немедленно захотелось домой, но со спины ее подталкивал Ромка, и она уныло поплелась следом за Ясей, энергично пробивающей дорогу к столикам.

Все столики оказались занятыми, и в Наде затеплилась надежда, что они вернутся в общежитие, но тут Ясю окликнули.

– Привет! – звонко поздоровалась она, стараясь перекричать музыку. – Можно к вам?

Их тоже было трое, но только соотношение было другим – два парня и девушка.

«Теперь все поровну, – подумала Надя, – мне, по всей видимости, этот маленький, веснушчатый».

– Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть, – высокий кудрявый парень не сводил с Яси глаз.

– Здравствуй, Марик, – улыбнулась Яся. – А я всегда появляюсь там, где меня не ждут. Рома, Надя, это Марк, я вам о нем рассказывала. Он в этом году оканчивает наше училище.

Скоро все перезнакомились, выпили шампанского, стало веселее.

Яся разговаривала с Мариком, Ромка заметно нервничал.

– Пойдем, потанцуем, – он решительно потянул Ясю за рукав.

– Ты разве не видишь: я разговариваю, – ласково ответила та, – иди лучше с Надюшей потанцуй, а то она что-то совсем заскучала.

– Пошли, – Ромка выдернул Надю, допивающую шампанское, она едва успела поставить фужер на стол, – и потащил ее в самую гущу танцующих. Крепко прижал к себе. Надя взглянула в его мрачное лицо, почувствовала, как напряжено его тело.

То ли от шампанского, то ли от того, что он держал ее так крепко, так близко, она совсем потеряла голову. Она ощущала его руки на своем теле, ее волосы касались его щеки. Вспомнила, как днем в общежитии он поцеловал ее. Сейчас его губы были совсем близко – можно просто прикоснуться.

Но Ромка был не здесь, не с ней, он был там за столиком, возле Яси.

Надю это разозлило.

– Боишься, что уведут?

– Что? – переспросил он, хотя Надя видела: он прекрасно все слышал и в первый раз.

–Уведу-у-у-т… – коснувшись губами его уха, сказала она.

– Ну и пусть, – ответил он и прижал ее к себе сильнее, – пусть уведут. Тогда я гарантированно с тобой останусь. Ты ведь этого хочешь?

Он вдруг поднял руку с ее талии и погладил ее грудь.

Ей нужно было оттолкнуть его, но она просто оцепенела и продолжала двигаться в такт музыке, чувствуя его жесткие сильные пальцы через тонкую ткань платья.

– Ну, что? – спросил он, и она услышала злость в его голосе, – нравится, когда тебя лапают?

– Нет, – сказала она, глядя ему прямо в глаза, – когда ты лапаешь, не нравится. Так же, как и Ясе, поэтому она сейчас с другим. Теперь он будет ее лапать, а ты ей просто надоел.

– А ты, оказывается, дрянь … – сказал Ромка и так стиснул ее грудь, что она едва удержалась, чтобы не вскрикнуть. Потом оттолкнул ее и ушел, оставив стоять среди этой грохочущей музыки, мелькающих световых пятен, скачущих пьяных лиц.

Какой-то парень преградил ей дорогу и, дурачась, стал просить, чтобы она с ним потанцевала. Она пыталась освободиться, но он хватал ее за руки и умолял остаться. От него пахло алкоголем, и глаза были ненормальные. Наконец она вырвалась, но теперь не могла вспомнить, в какой стороне находится их столик – от шума и шампанского она совсем потеряла ориентацию.

Когда она, наконец, добралась до места, она увидела, что за их столом остался только веснушчатый парень. Он грустно смотрел на танцующих и, похоже, плохо соображал, где находится. Немудрено, подумала Надя: на столе стояли три пустые бутылки из-под шампанского. И когда они только успели?

– А где все? – спросила она.

– Яся и Марик пошли воздухом подышать, – сказал веснушчатый и икнул, – а этому здоровяку не понравилось… пошел разбираться.

Надя побежала к выходу. Неужели подерутся? Еще учебный год не начался, а Ромка с Ясей уже приключения на задницу ищут.

Они стояли у лестницы, ведущей куда-то вниз, и целовались. Не обращая внимания на людей, не обращая внимания на Надю.

Она прошла мимо, стараясь не глядеть на них. Направилась к выходу, обещая себе, что завтра же, без промедления, как только рассветет, уедет из этого города, уедет навсегда…

– Надя, подожди, – услышала она Ясин голос за спиной, – куда же ты?

– Домой, – резко обернулась Надя, – домой! Куда еще я могу идти? – Ромка не сводил с нее насмешливого взгляда. – Поздно уже, завтра занятия.

– Вместе пойдем, – сказала Яся, освобождаясь от Ромкиных объятий, – мне тоже не хочется здесь оставаться. Лучше посидим у нас в комнате.

– И щей диетических похлебаем, – вставил Ромка, – а то я этой пиццей совсем не наелся.

– Ой, – забеспокоилась Яся, – я свою сумочку забыла на столике. Ромочка, сбегай, пожалуйста! У меня там ключи от комнаты!

– Я мигом, – сказал Ромка, – поцеловал Ясю в щеку и убежал.

– Я на улице подожду, – буркнула Надя. Ей почему-то неприятно стало находится рядом с Ясей. Она боялась, что Ромка рассказал, как он тискал ее во время танца. Ей казалось, что подруга смотрит на нее с насмешкой.

– Пойдем вместе, – как ни в чем не бывало, сказала Яся и взяла Надю под руку, – здесь так накурено, голова разболелась.

Они вышли на крыльцо, в лицо пахнуло прохладой, уже отдающей осенними туманами и дождями.

За их спинами распахнулась дверь, с криком и гамом вывалилась пьяная матерящаяся компания.

Один из мужчин остановился возле девушек.

– О, девчонки, привет! А вы что скучаете одни? Поехали с нами?

Надя сделала несколько шагов вперед, потянув за собой Ясю.

Мужчина перегородил им дорогу.

– Поехали, красавицы, – повторил он, – весело будет, обещаю.

– Нет, спасибо, – вежливо ответила Яся, – мы уже домой собираемся.

Он подошел ближе, заглянул ей в лицо.

– Слушай, ты такая красивая… Не видал еще таких… Ты откуда? Приезжая?

– Да, – кивнула Яся, отодвигаясь от него.

– Извини, я выпил, но я сейчас на свежем воздухе протрезвею. Поехали со мной! А? Поехали?

– Нет, – Яся совсем не боялась, смотрела ему в лицо. А Надю почему-то охватило беспокойство. Она все время оборачивалась на дверь, ждала – сейчас выйдет Ромка. Лучше бы он подольше искал эту сумку…

Мужчина схватил Ясю за руку.

– Я от тебя теперь не отстану! Послушай, у тебя такие глаза! Ты просто куколка! Поехали, я для тебя ничего не пожалею… я на машине… хочешь только вдвоем поедем? Ко мне? У меня квартира отличная!

– Но ведь я уже сказала: нет, нет! – Яся пыталась освободиться.

– Я тебя не отпущу, – бормотал мужчина, язык у него совсем заплетался, – не отпущу… Поехали!.. Поехали со мной…

Он потянул Ясю вниз со ступенек. Она, упираясь, воскликнула:

– Я же вам сказала: оставьте меня в покое!

– Ну ладно тебе, поехали! Я тебя сам потом привезу, – он все тянул Ясю вниз, она упиралась, отдирала от себя его руки. На Надю нашло какое-то странное оцепенение, она почему-то не могла даже пошевелиться, не могла заставить себя сделать хотя бы шаг в сторону подруги, помочь ей.

И тут появился Ромка.

Надя почувствовала: сейчас произойдет что-то непоправимое.

Ромка не стал ничего говорить. Просто подошел и врезал со всего размаха. Яся отлетела в сторону, вскрикнула. Мужчина молча повалился назад -головой на ступени.

Словно в замедленной съемке Надя видела искаженные лица людей, расплывающиеся пятна автомобильных фар… На мгновенье ей показалось, что она оглохла, так тихо стало вокруг. Стихла музыка в кафе за спиной, стихли голоса пьяно галдящей компании, рассаживающейся по машинам.

И вдруг среди этой абсолютной оглушающей тишины раздался пронзительный крик Яси:

– Что ты наделал, Ромка?! Ты убил его!

Глава шестнадцатая

«Первое зафиксированное убийство произошло три года назад. В своей квартире обнаружен задушенным мужчина, в руке зажата фигурка стеклянного ангела. Милошин Эдуард Николаевич, директор средней школы, женат. Никаких зацепок в этом преступлении не выявлено. Никаких следов и отпечатков. Убитого обнаружила жена. Она находилась в отъезде, вернулась в квартиру рано утром, сразу позвонила в полицию.

Второе убийство произошло через два года после первого, то есть год назад. Мужчина тридцати пяти лет найден задушенным в своей квартире, в ладони – фигурка стеклянного ангела. Ганищев Петр Владимирович. Годом ранее обвинялся в убийстве жены, вина не доказана. Его жена утонула в реке, будучи мастером спорта по плаванию. В момент гибели рядом с ней в воде находился муж. Следователь, который вел дело о причастности Ганищева к смерти женщины, был уверен, что тот сам утопил свою жену. Были кое-какие косвенные улики – незадолго до смерти их видели ссорящимися, у женщины были синяки на руках и ногах. Но все это не удалось приобщить к делу, и Ганищев вышел сухим из воды. В буквальном смысле. Когда приехала скорая помощь и полиция, он сидел рядом с телом жены в сухой одежде, рядом на кусте висели его мокрые плавки.

В ходе следствия по делу убийства самого Ганищева выяснилось, что в ту ночь в квартиру была вызвана проститутка. Ее нашли, но она утверждала, что не поднималась в этот вечер в квартиру, якобы клиент позвонил ей, когда она уже входила в подъезд, отменил свидание. Вернулась домой на такси, таксист подтвердил, что она села к нему в машину в ноль-ноль пятнадцать. Соседка убитого так же подтвердила, что в ноль-ноль двадцать он был еще жив. Курил на лестничной площадке.

Третье преступление – совершено через полгода после второго. Все по той же схеме. Мужчина тридцати лет найден задушенным в своей квартире, в руке – ангел. Боровиков Вениамин Витольдович. Специализировался на молоденьких выпускницах детских домов, обещал жениться, уговаривал продать квартиры, выделяемые государством. На эти деньги ни в чем себе не отказывал – покупал машины, отдыхал на курортах. Как только деньги заканчивались, находил себе другую жертву. Одна из ограбленных им женщин – девятнадцатилетняя Анна Пороховщикова покончила с собой. Также находился под следствием, но суд вину не установил, все потерпевшие подписывали договор купли-продажи добровольно.

Последнее четвертое убийство. Убитый обнаружен в лесопосадке в нескольких метрах от конечной станции пригородной электрички. Так же, как и прежние жертвы, задушен. По отпечаткам пальцев идентифицирован серийный маньяк, орудующий в данной местности несколько лет. Журналисты дали ему прозвище – «Маньяк с последней электрички». Настоящее имя – Суздальцев Илья Владимирович. На лице убитого были выявлены следы применения перцового аэрозоля – по всей вероятности преступник перед тем, как задушить Суздальцева, брызнул ему в глаза из газового баллончика.

В течение двух дней после убийства пассажирам пригородных электричек показывали фотографии Суздальцева. Две женщины вспомнили, что в тот день, когда его обнаружили убитым, они ехали с ним в одном вагоне, а также описали другую свою попутчицу – девушку, по описанию похожую на тип женщин, на которых нападал Суздальцев. Выяснилось, что девушку с похожими приметами видели и в другие дни в электричках, следующих последними вечерними рейсами. У следователей сложилось впечатление, что неизвестная девушка словно искала Суздальцева, хотела спровоцировать его нападение, ловила его на живца. Возможно, благодаря журналистам, которые подробно освещали преступления в прессе, она знала, как выглядели жертвы «маньяка с последней электрички». Приметы девушки: невысокая, стройная, с длинными светлыми волосами. Была одета: в короткую юбку, черные сетчатые колготки, на лице – яркий вызывающий макияж».

В квартире стояла тишина. Давно уснула за ширмой мама. Мерно тикали часы на стене, утробно урчал холодильник, в черном квадрате кухонного окна, залитого мерзлой темнотой осенней ночи, отражался белый шар люстры, и казалось, что это луна повисла на тонком проводе, свисающем с черного неба.

Миша расправил на столе смятые листы, разгладил их, поднес к лицу. Они пахли духами Жанны. Когда Жанна успела их распечатать? Пока он одевался? Пока торчал в ванной, стараясь оттянуть момент расставания?

Значит, ей не все равно. Значит, он ей не безразличен.

Он закрывал глаза и снова вспоминал ее прикосновения, ее поцелуи.

Она захотела помочь, и рисковала многим ради него. Значит, теперь с удвоенной силой он должен взяться за дело. Не только ради себя, и мамы, но и ради нее. Во что бы то ни стало он должен получить работу на Главном Новостном Канале.

Глава семнадцатая

Саня Втулкин появился в Мишином восьмом «А» в середине учебного года. Вместе с матерью он приехал из какой-то отдаленной деревушки, которую они, как потом выяснилось, в спешке покинули, спасаясь от окончательно свихнувшегося отца-алкоголика. Мать устроилась дворничихой, получила комнатку в полуподвальном помещении, примыкающем к ЖЭКу, и отправила сына-подростка в ближайшую школу.

То, что новенький Втулкин почти сразу стал объектом насмешек и издевательств со стороны не только одноклассников, но и великовозрастных оболтусов из старших классов, Миша поначалу даже не заметил. У него в то время завязывался первый в его жизни роман. С девятиклассницей Диной Синеглазовой. Глаза у Дины, надо сказать, были вовсе не синие, а карие. Но от этого они были ничуть не хуже, а даже лучше. Они были бархатными, как у княжны Мери, – в восьмом классе как раз проходили Лермонтова.

Эти глаза очаровали Мишу, и кроме них он не замечал ничего вокруг.

Но там, где первая любовь, там и первое разочарование. В один из снежных декабрьских дней Миша застал Дину в школьной гардеробной целующейся с Пашкой Строевым из десятого «Б». Пашкина лапа с обгрызенными ногтями по-хозяйски лежала на Динином бедре, обтянутым коротким форменным платьем, отросшие неопрятные патлы закрывали часть нежной девичьей щеки. Этот Пашка был капитаном баскетбольной команды, был старше Миши на два года и во время большой перемены курил на школьном крыльце, нисколько не боясь учителей. Видимо эти обстоятельства и послужили приоритетом в глазах коварной Дины Синеглазовой.

Миша сжал кулаки и молча пошел прочь. Он даже не пытался набить морду Строеву, знал, что, во-первых, получит сам, а во-вторых, Дину этим он не вернет.