Текст книги "ТАСС не уполномочен заявить…"

Как будто чужие

Тихо, вполне «конспиративно» дорабатывали эту трудовую неделю Лариса с Аристархом, иногда пересекаясь за чашечкой кофе в буфете или во время обеденного перерыва в столовой. Когда же журналистка бывала не одна, или он не один, то они просто приветствовали друг друга, как коллеги.

И Аристарху очень нравилось наблюдать за ней незаметно со стороны. Особенно сейчас, когда всё так изменилось. Ведь совсем недавно он только и думал о том, чтобы такое предпринять, чтобы стать к ней чуточку ближе, не всегда, даже, смея подсесть к ней за столик, боясь показаться назойливым. А сейчас, когда они в глазах окружающих продолжали оставаться просто коллегами, внешне абсолютно чужими людьми… Сейчас их связывала такая тайна, от которой у него замирало сердце.

Он не знает, как у них получится всё потом. Он боится об этом даже думать. Но эта тайна грела его душу… И ему так радостно было наблюдать за Ларисой со стороны: вроде бы чужой и отдаленной. Но в действительности – уже не чужой. Потому что узелочек между ними завязался. Пусть не совсем такой. Но – завязался. И у него была надежда: он ее завоюет. Обязательно.

А Ларисе повезло. Кирилл Петрович и в пятницу не вышел, продлив себе больничный до понедельника.

Журналистка всё рассчитала правильно: писать заявление на неделю за свой счет «по состоянию здоровья» надо ближе к концу рабочего дня. Если сделать это раньше, секретарша обязательно настучит Кирюше. Начальник, конечно же, ничего бы изменить не мог в ее решении, но крови и нервов попортил, начав давать наставления по телефону. Поэтому и появилась она в приемной Кирюши всего лишь за час до окончания рабочего дня.

– Вы же понимаете, Лариса Павловна: Кирилл Петрович должен наложить свою резолюцию на ваше заявление, что он «не возражает». А его нет, и я не знаю, как быть, – сказала невинным голоском наглая и самоуверенная девица (впрочем, только такая и могла быть у здешнего руководителя).

– Так в чем проблема? А ты съезди к нему домой, пусть наложит, – были последние слова, которые она произнесла в ненавистной приемной ненавистного начальника, понимая, что, когда она вернется сюда через неделю, всё это уже ее не будет волновать.

Журналистка это знала точно. Потому что Николай Михайлович сегодня ей и Аристарху окончательно подтвердил, что всё «на мази» в их заграничной командировке.

Она даже от своих соседок по кабинету скрыла, что взяла недельный отпуск без содержания. Потому что правду она сейчас сказать не могла, а зачем врать, если через неделю всем всё станет известно…

Аристарх тоже взял недельный отпуск за свой счет. Только такому здоровяку и увальню как-то не с руки было писать заявление «по состоянию здоровья». Он выкрутился иначе, написав, что нужны тренировки для восстановления спортивной формы или что-то в таком духе.

Два заявления были написаны в разных подразделениях агентства в один и тот же день. Ну, и что? Мало ли кому и зачем бывает нужен отпуск без сохранения содержания? Никому и в голову бы не пришло соединить эти два будничных события как-то вместе…

… И ничего нет нового под солнцем

Всё когда-то подходит к своему логическому завершению. И свадьба – тоже. Пришло время расходиться-разъезжаться гостям.

– Я вас очень приглашаю поехать с нами на дачу, – уговаривал родителей молодожена Павел Тихонович. – Мы, хотя бы, лучше познакомимся, пообщаемся. Мы ж теперь родственники, правда, Аристарх? – обратился он за поддержкой к своему зятю.

– Поезжайте, мама, отец, – обратился сын к своим родителям.

– Конечно, поезжайте, Клавдия Ивановна и Ян Аристархович, – сказала Лариса, обращаясь к своим свекрови и свекру.

Все начали прощаться. И в большой прихожей квартиры стало тесно и шумно: старший брат Аристарха Томаш с женой, сестра Магда с мужем, Тетка Катерина с генералом. Родители, свидетели…

Друг Андрей подошел к новоиспеченному мужу и шепнул ему что-то на ухо, хлопнув по плечу. Генеральша пробилась к племяннице.

– Ларочка, – счастья тебе, – тетка Катерина всплакнула, – ты теперь уже не дури. Ты, всё ж, в нашу породу с отцом, а не в учительскую. А нас как заносит, кровь у нас такая … Ой, я ж забыла, – спохватилась она, – я вам английские булавки повтыкала от сглаза: тебе в подол платья, а жениху, теперь то есть мужу, в брючину, вы не забудьте. Чтоб не наколоться…

– Спасибо, что напомнила, – ответила племянница, подставляя щеку для поцелуя тетке и понимая, что от всей этой свадебной круговерти, начиная с Загса, поздравлений, волнений, тостов, фотосессий и киносъемки она едва стоит на ногах и, вообще, на грани нервного истощения.

Прощаясь, отец подошел к Аристарху и спросил тихо и озабоченно: «С невестой твоей всё в порядке? То ли она не совсем здорова, то ли грустна?»

– Да всё в порядке, – браво поспешил заверить отца сын, заступившись за жену. – Просто устала, переволновалась. А она, видишь, какая хрупкая, тоненькая, нежная…

– Тогда, тем более, раз она у тебя какая-то особенная, смотри – дров не наруби. Погоди, – он достал из кармана пальто красивую фигурную баночку с медом, завернутую в целлофановый пакет. – На, держи, фирменный «секрет» Рачинских именно для таких случаев, – усмехнулся отец. – Может, пригодится…

– Спасибо, – улыбнулся сын, незаметно засовывая пакет в карман пиджака.

А про себя подумал: «Если бы всё было так просто, отец».

– Так вы едете с мамой на дачу?

– Поедем, нас так уговаривают, неудобно отказываться.

И снова пожелания. Поздравления. Поцелуи…

– А мы позвоним вам на дачу завтра, – сказала Лариса, не замечая даже, как в этой волнительной сумятице с некоторым удивлением на нее посмотрели ее родители и родители жениха.

– Никогда не думала, что вся эта свадебная канитель может быть такой утомительной, – сказала невеста, бессильно прислонившись к стене прихожей, когда они, наконец, с Аристархом остались одни.

– Ничего, усталость пройдет, ты отдохнешь, – сказал жених, осмелевший после непродолжительных застольных поцелуев, подхватывая невесту на руки. – Теперь куда?

Лариса кивнула на дверь своей комнаты.

Он внес ее и посадил в кресло. И сам сел в кресло напротив и огляделся.

На небольшом столике стоял букет розовых роз, соки, минералка и сладости.

Широкая тахта была накрыта красивым атласным покрывалом бежевого цвета. На ней лежали два новых махровых халата – розовый и голубой. Во всем чувствовалась заботливая женская рука. Лариса сидела в кресле как раз напротив зеркала в гардеробе. Она поправила чуть съехавший свадебный веночек.

– Ты – самая красивая невеста, – сказал Аристарх, садясь перед ней на колени.

– Да, ладно уж, – усмехнулась она, – боковым зрением автоматически подмечая удачный ракурс для фотографии их совместного отражения в зеркале. – Вон сколько было молоденьких и хорошеньких невест в Загсе. Всё надо делать вовремя. Ты бы мог жениться на восемнадцатилетней… А не на женщине, которая старше тебя на два года.

– Ты смотришься лучше всех этих восемнадцатилетних, – сказал Аристарх и поцеловал ее руку с внутренней стороны запястья.

– Не знаю, как я смотрюсь, – сказала Лариса, – но чувствую… что я уже ничего не чувствую, понимаешь? Ничего, кроме усталости и того, что я просто хочу спать… И зачем я ела этот свадебный торт? Он такой сладкий. И меня теперь тошнит. И платье меня сдавило так, что просто нечем дышать. И… извини меня…

– Ну, ну, – моя капризная девочка, – перебил свою невесту Аристарх, испугавшись, что она сейчас еще что-нибудь скажет по адресу «не совсем такого» жениха, – сначала давай выпьем минералочки, и тебя перестанет тошнить.

Он быстро налил ей в бокал воды и заставил выпить.

– А теперь надо бы освободиться от всех этих тесных женских приспособлений, – сказал он, подавляя волнение, и начиная осторожно распутывать волосы, застрявшие в венке, и с замиранием сердца понимая, что ему сейчас надо будет снять с нее платье.

Мужчина судорожно вобрал в себя воздух.

– Я ведь твой психотерапевт, ты мне должна доверять, – и он расстегнул ей «молнию» на спине.

Лариса сразу вздохнула с облегчением, но платье, державшееся на чашечках с «косточками», под которое был абсолютно не нужен бюстгальтер, сразу опало до талии, обнажив грудь.

Аристарх вздрогнул: «Опять эти дизайнерские штучки».

А Лариса заметила: «Опять у него левый глаз косит».

– Сейчас, сейчас, – сказал жених, снимая платье с невесты, стоявшей, как бесчувственный манекен, – я отнесу тебя в постель, – понимая, что с колготками он еще как-то справится, а вот стринги просто снять не в состоянии. Потому что сам уже в ступоре.

Он откинул атласное покрывало с тахты, под которым открылось красивое постельное белье для новобрачных, и поскорее прикрыл невесту пододеяльником.

Сам же налил в бокал себе воды и залпом выпил. Ему еще предстояло избавиться от галстука. Аристарх, конечно, прокручивал в голове ситуацию, когда они останутся наедине. Он поможет снять ей платье, а она ему развязать галстук…

Но выходило как-то не так. Жених и удавку эту надел только из-за того, чтобы потом она помогла ему ее развязать… Выходило, зря он целый день терпел этот удушающий и ненавистный предмет мужского туалета! И мужчина с такой силой рванул галстук, что разорвался не только узел, но еще и резко обозначилась красная полоса на его шее.

– Пожалуйста, выключи яркий свет и включи настольную лампу, – попросила Лариса.

– Конечно, конечно, – с радостью откликнулся мужчина, которому раздеваться в полумраке было гораздо комфортнее.

– Ой, – вскрикнул он, неожиданно уколовшись, снимая брюки, и, закусывая палец, из которого сочилась кровь.

– Тетка, тетка Катерина, – простонала Лариса, – извини, это ее английская булавка. Она воткнула мне в платье, а тебе в брюки. Примета такая есть, чтобы не сглазили жениха и невесту.

– Ну, раз примета, что уж тут поделаешь, – понимающе вздохнул жених. – А вот уколоться до крови, это, может, тоже какая-то примета? Может, как породниться? – предположил мужчина.

– Не знаю, я ничего не знаю…

Аристарх сидел в кресле в плавках, пережидая, когда из пальца перестанет сочиться кровь. Он открыл и налил себе сока, чтобы избавиться от привкуса крови во рту.

– Тебе надо было жениться на восемнадцатилетней, – тихо повторила она фразу, сказанную ранее. – А не такой деревянной и бесчувственной чурке. Я ничего не хочу. Извини. Я ничего не чувствую…

– Всё хорошо, – ринулся он к ней, – ты просто устала, тебе надо отдохнуть, поспи, – и он поцеловал ее в плечо.

– Вот спасибо, – похоже, обрадовалась невеста, – и, вообще, давай завтра утром, хорошо? – попросила она тихо.

Аристарх, вроде, кивнул, но едва слышно еще что-то проговорил по-польски. А потом добавил:

– Ночь такая длинная, и это наша первая ночь, и мы ее должны запомнить…

И ему показалось, что произнес он эти слова не очень уверенно.

А женщине показалось, что он сказал это слишком самоуверенно.

«По-моему, я вышла замуж за изверга. Неужели так трудно оставить меня в покое хотя бы до утра?» – подумала невеста, засыпая.

И буквально через пару минут жених услышал ровное дыхание невесты.

«Ну, вот: за что боролся, на то и напоролся», – подумал мужчина.

Одним словом: «Чего уж там, располагайте, пан Рачинский»…

Ему захотелось в эту минуту подскочить и пробить головой потолок из-за тупиковой ситуации, в которой он оказался. Его, молодого здорового 28-летнего мужчину, одолевали такие страхи и сомнения, что он подумал: если переживет эту ночь, то будет жить долго. Но это при случае, если переживет…

В конце концов, он три года ждал. Неужели нельзя подождать еще до утра? Можно. Но он не уверен, что это правильно. Женщины не любят нерешительных и неуверенных мужчин. Кто знает, как она сама же посмотрит на него завтра утром. Мало ли что она так сказала. А если Этого не произойдет, может, она сама же его и презирать начнет? Так что же ему делать?

Он посмотрел на свою воплощенную мечту, которая была так близко, и вдруг робкая спасительная мысль закралась ему в голову: «А, может, она и спит потому, что ей как-то спокойно и надежно рядом с ним, ведь, она что-то такое говорила про его ауру?»

Аристарх осторожно поднялся, накинул новый халат и тихонько направился в кухню.

Он глянул на «батарею» из алкогольных напитков на любой вкус, стоявших на столе, и невольно усмехнулся. Тяпнуть бы сейчас стакан водки – и никаких тебе сомнений. Может, всё сразу стало бы проще и понятней?

«Даже думать не смей о таком, пан спортсмен, – приказал он себе. – Иначе ты уподобишься этим жалким уродам, которые напиваются в первую ночь и потом еще права начинают качать. А потом удивляются, почему семейная жизнь не заладилась с самого начала».

Жених посмотрел на настенные часы, которые висели в кухне. Они показывали всего лишь десять часов вечера.

«Да еще вся ночь впереди, – с надеждой подумал мужчина. – А вот подкрепиться не помешало бы».

Он съел большой кусок свадебного торта, потом немаленький кусок курицы, несколько бутербродов с ветчиной, запив всё это апельсиновым соком.

Потом направился в ванную. Приняв контрастный душ, снова заглянул на кухню. Опять съел большой кусок торта, запив его соком, и направился к своему сокровищу.

Аристарх взял с пола женскую свадебную туфлю и зачем-то спрятал ее в ногах под матрасом. Затем достал из кармана своего пиджака баночку меда, которую ему незаметно для окружающих передал отец. Мужчина пошел с ней на кухню, там снял крышечку, воткнув в мед чайную ложку, даже не пробуя его. А когда пришел в комнату, поставил банку под кровать у своего изголовья.

Затем тихо прилег на постель, прислушиваясь к такому родному дыханию. Невеста спала уже около двух часов.

«Действительно, день был утомительный. Но так, ведь свадьба! Что ж удивляться. А Ларочка так эмоциональна. По-моему, с ней чуть не случилась истерика, когда я принес ее в спальню.

Ах, еще и эти, известные только им двоим обстоятельства, их свадьбы-женитьбы»…

И что ему делать теперь, если достались «такие вот обстоятельства» и вот такая Снежная Королева? Он-то ее любит. Значит, надо как-то растопить этот лед. А природа ничего нового не изобрела со времен Адама и Евы.

Лариса спала в пол-оборота, чуть повернутая к нему спиной. Он придвинулся к ней поближе и начал очень осторожно целовать ее в спину, так осторожно, чтобы не потревожить сна.

– Королева ты моя неприступная, – тихо зашептал он, – позволь мне тебя любить. Я понимаю, что из двоих всегда кто-то любит сильнее, – и Лариса развернулась во сне к нему лицом. – Моей любви хватит с лихвой… Ты только позволь. Если бы ты могла понять, что это такое, когда я уже три года ни на кого смотреть не мог, кроме тебя. Я бы еще и дальше сох по тебе… Но когда ты рядом, так близко, мне этой пытки не вынести, пойми… Пожалуйста, позволь… Ты спи, спи, моя очаровательная сонечка, а я буду тебе говорить всякие нежные слова, которые так давно мечтал сказать…

Утром Лариса проснулась и посмотрела на Аристарха, который спал на спине (или делал вид, что спит?)

Лицо мужчины выражало такое сияние, что было ясно, что вчерашний жених добился-таки своего, став мужем.

Она прислушалась к своим ощущениям. Не было ни вчерашней усталости, ни раздражения. Лариса чувствовала себя отдохнувшей. Но было еще нечто… Это ощущение, что она то спала, то вдруг просыпалась, снова проваливаясь в дрему под аккомпанемент нескончаемых ласковых слов. Словно, какие-то невозможно нежные волны качали ее всю ночь. И было жаль, что многие слова она не помнит, потому что просто их заспала. И Лариса вдруг поняла, что хочет слышать эти слова еще и еще…

Женщина едва прикоснулась к сильной руке Аристарха выше локтя, боясь потревожить его сон и понимая, что человек, который находится рядом с нею, не только ей не неприятен, а очень, очень даже приятен…

Прислушалась к своим ощущениям снова. И ей показалось, что она с Аристархом, словно, втиснута в некий, невидимый глазу, но весьма осязаемый энергетический обруч или кольцо, по которому к ней от него перетекает такой мощности нежность, что ей, как «принимающему объекту» ничего другого не остается, как просто раствориться в волнах этой нежности и плыть по течению.

Ощущение было так необычно, и так осязаемо…

Возможно, именно оно подтолкнуло ее снова прикоснуться к его руке. И она тихонько позвала: «Арис»…

Он мгновенно открыл глаза, потому что ждал и боялся момента ее пробуждения, конечно же, так до конца не расставшись еще со своими ночными сомнениями. В его глазах читался немой вопрос.

– Арис, – повторила Лариса снова, поглаживая его руку и смущенно отводя при этом глаза, – скажи, что это было?

И он, ободренный уже этим (тройным!) поглаживанием его руки, услышав, с какой нежностью она вдруг сымпровизировала его имя, тихо произнес:

– Это была наша первая ночь… Ну, я подумал, что, даже если мне в жены досталась соня, не стоит отменять такое важное событие? – попытался пошутить он. И тут же спросил с опаской, – я что-то сделал не так?

И женщина поняла, что ей нужно его немедленно успокоить, поддержать, тем более, что ее вчерашнее поведение невесты было, мягко говоря…

– У тебя такое красивое тело эллина-воина, – сказала она, продолжая водить указательным пальцем по руке Аристарха, – ты такой сильный. И я очень сожалею теперь, может, я проспала самое интересное, Арис?

Мужчина ринулся к ней, осыпая ее лицо и шею поцелуями.

– Пожалуйста, зови меня так всегда…

– Хорошо, – сказала Лариса, думая о том, что надо его еще как-то подбодрить и успокоить.

– Ты такой нежный… А что ты иногда говорил по-польски, или мне показалось?

– А-а-а… Ты дала понять, что решила перенести нашу первую ночь завтра на утро… И я тихонько шепнул тогда: «И завтра утром тоже». А потом повторял это не раз ночью, когда тебя целовал…

– Ах, вот оно что, – улыбнулась вчерашняя невеста. – А поляки, значит, все такие хитрые, тихой сапой…

– За всех не скажу, но встречаются среди них хитрецы и сексапилы…

– Вроде тебя. Я уже это поняла, – улыбнулась Лариса. – Значит, пока я спала, взял силком…

– Взял силком, а стал милком, – слышала пословицу?

– Слышала-слышала…

– И неужели «силком»? Я не помню, чтобы ты меня отталкивала… И даже обнимала своими маленькими ручками, – Аристарх шепнул Ларисе что-то на ухо.

– После какого раунда? – она округлила глаза.

– Ну, пусть не после третьего, а после четвертого, но ведь обнимала, я точно помню… Это было уже под утро…

– А я такого не помню, – сказала Лариса, отводя глаза, – я спала.

– Значит, во сне и обнимала. Я тебя не обманываю. Ну, и соня мне досталась в жены! А я всю ночь на кухню бегал, – признался мужчина виновато, – есть так хотелось, ополовинил припасы…

– А я просыпаюсь и думаю, что ж это в комнате так светло. А это лицо твое так сияет, так сияет…

– Как начищенная медная пуговица? – подсказал мужчина.

– Как новый медный таз, – усмехнулась она.

– Значит, есть от чего сиять. Я так счастлив, что ты досталась именно мне. Что ты – моя жена. Жена, жена, – повторил он это слово, и было видно, что ему нравится слышать его звучание. – Он усмехнулся, – и медный тазик – в хозяйстве вещь тоже нужная…

Он поцеловал ее руку выше локтя.

– А ты тоже вся светишься. Правда, правда, у тебя сейчас всё на лице написано.

Лариса прикрыла глаза, ощущая прилив нежности и пребывая внутри пространства, крепко держащего ее с Аристархом обруча. Причем, обруч этот сдавливал всё теснее, и ей от этого становилось трудно дышать. И женщина понимала, что она уже ничего не понимает, сравнивая свои вчерашние ощущения с сегодняшними.

«Пожалуй, самое время перейти к медовой тематике», – мелькнула мысль у Аристарха. – Ты ей просто не давай опомниться».

Зная семейные предания о том, что у его бабушки Гражины с дедом, и у матери с отцом были свои истории, связанные с медом, он вдруг, как продолжатель династии Рачинских осознал, что и ему нужно будет сочинить сейчас свою. Весьма правдоподобную и приближенную к реалиям сегодняшнего времени.

Аристарх протянул руку под кровать, и, как фокусник, извлек оттуда фигурную баночку со сладким и ароматным содержимым, из которого торчала чайная ложка.

– Откуда это? – удивилась Лариса.

Аристарх сел на тахте перед женой и сознательно выдержал интригующую ее паузу.

– Мужчины из рода Рачинских утром, после первой брачной ночи, всегда кормили своих любимых жен медом, чтобы… чтобы они оставались для них всегда такими же сладкими и желанными, как в первую ночь…

(«Хорошо придумал, Аристарх. Молодец!»)

– Как интересно и трогательно, – вздохнула Лариса.

– Так что открывай ротик, моя женушка, – и он зачерпнул маленькой ложечкой пахучий пчелиный продукт.

– А ты?

– И я обязательно, – только попробую этот нектар иначе, – и он поцеловал ее в губы, перепачканные медом, – так вкуснее.

Мужчина зачерпнул еще с верхом ложку и сознательно, (но, вроде, случайно) задержал ее на уровне женской груди, пока туда не упала сладкая капля. Затем донес ложку до ее рта, а сам стал целовать то место, куда «нечаянно» попал пчелиный нектар.

– Ой, как сладко и сразу пить хочется, – проговорила Лариса, не подозревая даже, что слово в слово повторила фразу, сказанную матерью Аристарха на брачном ложе под раскидистой яблоней белого налива много лет тому назад.

– Сейчас водички, – Аристарх подскочил, налил в бокал минералки.

Пока жена пила, он достал из-под матраца ее свадебную туфельку.

– Ой! – изумилась Лариса. – Да ты, прям, колдун-ведун какой-то. То мед под кроватью прячешь, то мою туфлю – под матрасом… Зачем?

– Да ни какой я не колдун, – усмехнулся мужчина. – Просто банку я задвинул немного, чтобы ногой нечаянно ночью не зацепить, а туфельку твою… Может, сама угадаешь?

– Ну, наверное, это что-то, связанное с тем, чтобы муж не стал подкаблучником? – предположила она.

Аристарх засмеялся.

– Вообще-то, очень оригинальная трактовка. Мне никогда бы такое в голову не пришло. Просто у поляков есть такой обычай: в первую ночь жениху и невесте класть под матрас женскую туфлю или кнут.

– Кнут? – изумилась Лариса. – Это, чтоб жена мужа боялась? Уж лучше бы пряник…

– Нет, не для того, чтобы боялась. Ну, как ты не понимаешь: кнут – мужского рода, а туфля – женского?

– Ну, и что из этого?

– Иногда вместо кнута кладут шляпу.

– Шляпа – тоже женского рода, – она недоуменно повела плечиком.

– Я ж не сказал – шляпку. Имеется в виду мужская шляпа…

– Ты меня совсем запутал…

– Но у меня не было ни шляпы, ни кнута, поэтому я и выбрал твою туфельку. – Ты подумай, Ларушка. Неужели такая трудная загадка?

– Кнут – мужского рода, туфля – женского рода… Женского, мужского, – повторяла Лариса.

Наконец, испуганная догадка мелькнула на ее лице.

– Ой, – схватилась она за голову, – ой, – какая же я шляпа. Что ж я расселась, как росомаха!

У нее чуть не слетело с языка: «Меня же мама предупреждала». И она, соскочив, быстро натянула на себя халат и со словами «я пропала» понеслась в ванную.

Аристарх счастливо вздохнул, воздев голову к потолку. Сейчас у него тоже было желание подскочить и прошибить своей головой потолок. Только от радости, а не от отчаянья, как вчера вечером.

«Не было бы у тебя других печалей, моя женушка, как «пропадать» за любящим мужем, – подумал он.

Лариса вскочила в ванную, посмотрела на себя в зеркало, отмечая, что косметика хорошо сохранилась, но тушь чуть осыпалась и вызывала раздражение в глазах. И почему-то захотелось смыть намученные за сутки краской глазки. И еще, становясь под душ, женщина подумала о том, что Арису, пожалуй, нет никакого дела до ее косметики, потому что, если он ее любит, то ему должно быть всё равно – накрашены у нее глаза или нет. И она смело подставила свое лицо под струю воды.

Когда Лариса выпорхнула в розовом махровом халатике из ванной, то явственно почувствовала запах кофе и какое-то шевеление на кухне. Она юркнула в постель в ожидании завтрака.

Вскоре возник и Аристарх – весь в голубой махре и с подносом в руках.

– Моя королева, наверное, проголодалась, – сказал он, ставя поднос на стол с дымящимся кофе и бутербродами с красной икрой.

– Немножко…

– Какое у нас умытое юное личико, просто прелесть, – сказал он, целуя ее во влажноватые волосы у виска и протягивая чашку с бодрящим напитком.

Они выпили кофе, съели по паре бутербродов с красной икрой. Заели всё это бананами.

– Я так понимаю, что это был завтрак для меня, – улыбнулась Лариса. – Ты остался голодным.

Аристарх виновато улыбнулся: «Что правда, то правда».

– А теперь я тебя покормлю, – а ты отдыхай, сказала она. – Как ты отнесешься к яичнице с беконом?

– Очень даже замечательно отнесусь. Тем более, что теперь это будет мое самое любимое блюдо. Я точно знаю.

– Вот и прекрасно, отдыхай, – и новоиспеченная жена упорхнула на кухню.

И минут через пятнадцать Лариса появилась с большим блюдом, на котором была яичница из десяти яиц с беконом, украшенная зеленью, маринованными огурцами и помидорами.

– Какой царский завтрак, и как всё красиво оформлено, – радостно сказал Аристарх. – Только боюсь, с моим аппетитом никаких продуктов не хватит.

– Не волнуйся, улыбнулась Лариса, – у нас два холодильника. И о нас хорошо позаботились, чтобы в эту неделю мы не остались голодными…

Она посмотрела, с каким удовольствием он поглощает еду, приготовленную ее руками. Лицо его по-прежнему продолжало излучать сияние.

– Помоги мне немножко, – попросил он, – что ж я один ем.

– Ты меня уже накормил, а это – персональное блюдо для тебя.

– Спасибо. Не волнуйся, я сам отнесу посуду на кухню, – сказал он, запивая сытный завтрак апельсиновым соком.

После кухни он заглянул в ванную комнату. Провел рукой перед зеркалом по лицу, замечая чуть подросшую щетину.

– А ты, и правда, сияешь весь, «воин Эллады», – мужчина прикрыл в блаженстве глаза, – да за такие слова, да за этот первый завтрак, который она приготовила специально для него, он сам не знает, что сейчас сделает, потому что на седьмом небе от счастья…

Когда Аристарх вошел в комнату, Лариса в задумчивости держала пачку сигарет и зажигалку.

– Мне курить так хочется после кофе, – сказала она, делая усилие над собой. – А я родителям давно обещала «завязать»…

– Ну, Ларушка, зачем? – осторожно придерживая пачку сигарет в своей большой руке, сказал Аристарх. – А давай перебьем это сейчас ложечкой меда?

И он налил сначала полбокала минералки, а затем зачерпнул маленькую ложечку меда и поднес к ее губкам.

– А ты знаешь, почему медовый месяц так называется? – спросил он, понимая, что надо как-то срочно отвлечь ее мысли от курения.

– Ну, понятно, первый месяц молодоженов после свадьбы и всё такое …

– Вот что делает с нами цивилизация, – улыбнулся мужчина. – Конечно, с одной стороны – это так. Но пошло само название на Руси от того, что молодым на свадьбу принято было дарить бочонок меда килограммов так в десять, и они должны были съесть его за этот месяц …

И видя, что Лариса сделала удивленные глаза, продолжил начатую тему.

– Да, да. Ведь тогда люди жили совсем по другим ритмам, – сказал Аристарх, понимая, что экскурс в историю надо сымпровизировать так, чтобы он замкнулся конкретно на них. – Как говорится, делу – время, потехе – час. За этот месяц молодые жены должны были забеременеть. А витаминов, в нашем сегодняшнем понимании тогда не было. Но мед – это такой уникальный продукт. В нем чего только не содержится полезного. Считалось, что дети, зачатые в то время, когда их будущие родители поедают этот бочонок меда, будут самыми здоровыми и красивыми…

(«Молодец, психотерапевт. Дуй дальше. Ты теперь еще и нарколог».)

– Как интересно. Первый раз об этом слышу, – искренне призналась Лариса.

– А молодая жена должна была каждый вечер перед сном не забыть дать мужу столовую ложку меду, ну, в общем, понятно зачем… – И добавил, как бы, между прочим, – я столько меда этого поел в своей жизни, особенно, на тренировках и соревнованиях, чтобы восстановить силы…

И замолчал выжидающе. Он сидел в голубом халате перед Ларисой. А она в своем розовом одеянии лежала под пододеяльником.

– Арис, – она дотронулась до его руки, – теперь я буду кормить тебя медом, и не обязательно только вечером, – добавила она после небольшой паузы. – И не только столовую ложку. Можно, наверное, и две?

– По-моему, – я оброс, как ты думаешь? – спросил он вдруг у Ларисы, – дотрагиваясь до своего лица. – Может, мне побриться?

– Может быть, я не знаю, – ответила она в явной растерянности.

– Пожалуй, я, всё же, побреюсь, – сказал молодой супруг, поднимаясь и направляясь в ванную комнату.

Он остановился перед зеркалом.

– Это что сейчас было? Или мне показалось? Короче, давай быстрей брейся. Принимай душ. И скидывай свой махровый балдахон. И потяни время. Продержись, сколько сможешь.

– Такой яркий этот дневной свет, прикрой немного шторы, – попросила Лариса Аристарха, возвратившегося в спальню.

Когда он закрывал штору, халат его нечаянно распахнулся (?) и Лариса подумала, как же красив и силен ее муж.

– Я думаю, нам сейчас не помешало бы немного отдохнуть, поспать, как думаешь? – сказал он с замиранием сердца.

– Конечно, конечно, – согласилась она и вздохнула.

И мужчина услышал в этом вздохе отложенное ожидание.

«Замри и терпи», – приказал себе Аристарх.

И могло показаться, что он действительно дремлет.

Лариса же, напротив, совершенно не могла уснуть, крутилась-вертелась, периодически вздыхала, даже не замечая этого.

«Жди», – приказал себе мужчина.

Он тоже вдруг ощутил, что его связывает с ней, словно, крепкий обруч, в центре которого они находятся. Некое кольцо, сотканное из энергетики любви. И сила эта по закону сохранения энергии никуда исчезнуть не могла. Она просто, как бы, перелилась из одного сосуда в другой и закипала теперь уже в этом, втором сосуде, любовным напитком.

Мужчина, лежавший вполоборота с закрытыми глазами, закусил губу и задержал дыхание.

Наконец, Лариса, всё же, не выдержала и дотронулась до его руки.

– Арис, ты спишь? – и поцеловала его в могучее плечо.

– Уже нет, – и он развернулся на спину.

– Извини, что тебя разбудила…

– Ничего страшного, я всего лишь дремал…

(«Ой, не могу, я этого не вынесу!»)

– А я хотела спросить, вернее, предложить, может, ты хочешь… меда?

– Меда? Да пока, вроде, нет…

(«Ну, ты и наглец!»)

– Может быть, это ты хочешь меда? – любезно спросил Аристарх.

– Тоже пока нет. Я хочу, – и Лариса, вздохнув, положила голову ему на плечо. Я хочу…

А потом наклонилась к уху и произнесла, как некий пароль: «и завтра утром тоже», только сейчас…»

(«Сказала! Сама! Неужели!»)

Он весь содрогнулся от услышанных слов, склоняясь над ее лицом.

– Арис, ты такой сильный и красивый, – Лариса тихонько вздохнула.

– Как воин Эллады?

– Да. И еще – такой нежный и деликатный… И я так хочу опять слышать слова, которые ты мне говорил ночью…