Текст книги "Несвятые святые женщины"

Дар слез

Пелагия Ивановна родилась в октябре 1809 года в городе Арзамасе в семье зажиточного купца Ивана Ивановича Сурина. Он был умным, тихим, набожным человеком. Умер рано, и мать Пелагии, оставшись с дочерью и двумя сыновьями, вышла замуж во второй раз. Дети от первого брака не полюбили отчима, человека строгого, сурового. Жизнь девочки была безрадостна.

В детстве с ней случилось что-то странное. Она заболела и, пролежав целые сутки в постели, встала не похожей на саму себя. Из умного ребенка она превратилась в какую-то дурочку, причем глупость эта была напускная.

Пелагия выросла высокой, стройной, крепкой и красивой. Мать надеялась, что при ее красоте найдутся женихи, несмотря на ее странности. В 16 лет мать поспешила ее пристроить.

Смотреть невесту пришел арзамасский мещанин Сергей Васильевич Серебреников, молодой человек, не имевший собственного дела, служивший приказчиком у купца. Сели пить чай, вывели невесту, наряженную в дорогое платье.

Пелагия Ивановна, чтобы расстроить свадьбу, стала дурить – поливать чаем цветы на своем платье. Когда мать стала делать ей замечания, она ответила:

– Что вы, маменька? Или вам больно жалко цветочков-то. Ведь не райские это цветы.

Несмотря на отговоры родных, Сергею Васильевичу невеста чрезвычайно приглянулась. И, на какую бы глупость ни решалась Пелагия Ивановна, чтоб расстроить брак, ничего не помогало. В 17 лет ее выдали за Серебреникова.

Уже замужняя, Пелагия Ивановна поехала с мужем в Саров. Старец Серафим беседовал с ней наедине шесть часов, дал ей четки. Содержание беседы никому не известно.

В ночное время Пелагия Ивановна целые ночи, стоя на коленях лицом к востоку, молилась в холодной стеклянной галерее, пристроенной к дому. Она приступила юродству.

Наденет самое дорогое платье, шаль, голову обернет грязной тряпкой и пойдет в церковь на праздник. Чем больше над ней смеялись, тем больше она радовалась, потому что она горячо хотела страдать.

Родились два сына, но оба вскоре умерли. Поведение жены не нравилось мужу, он стал бить ее так, что она часто болела от побоев. Когда у нее родилась дочь, она принесла ее в подоле платья к матери и сказала:

– Ты отдавала, ты и нянчись теперь, я больше домой не приду.

Она стала бегать по городу от церкви до церкви. Уносила с собой все, что попадалось под руку, и раздавала. Муж ловил ее и жестоко бил, морил холодом и голодом, а она твердила:

– Оставьте, меня Серафим испортил.

Муж решился на крайнюю меру. Он наказал жену в полицейском участке. Наказание было так жестоко, что ее мать, согласившаяся с экзекуцией, оцепенела от ужаса. Тело мученицы висело клочьями, кровь лилась на пол. Но она не издала ни стона. После этого случая городничий видел страшный грозный сон и запретил кому бы то ни было обижать Пелагию.

Полагая, что она бесноватая, муж поехал с Пелагией в Троице-Сергиеву лавру. Всю дорогу она была тиха и ласкова. Муж в радости, торопясь по важному делу, отпустил ее домой одну и дал с собой денег. Вернувшись, он узнал, что все деньги она раздала и ведет себя по-прежнему.

Тогда он заказал железную цепь с кольцом, своими руками приковал жену к стене и издевался над ней как хотел. Иногда ей удавалось разорвать цепь и тогда, гремя стальными звеньями, она полураздетая бегала по улицам города. Муж ловил ее и снова приковывал.

– Сергушка во мне все ума искал, – говорила она впоследствии, – да мои ребра ломал. Ума-то не сыскал, а ребра-то все поломал.

Однажды, сорвавшись с цепи, она в зимнюю стужу приютилась на паперти Напольной церкви в гробе, приготовленном для умершего солдата. Здесь, коченея от холода, она ждала смерти. Когда мимо прошел сторож, она бросилась к нему, прося помощи. А он, приняв ее за призрак, в ужасе забил в набат и поднял на ноги весь город.

Муж отрекся от нее и привел к матери, где она натерпелась от отчима, который бил ее, и от его шестерых детей.

Мать послала ее с другими богомолками на поклонение святыням в Воронеж и Задонск. В Воронеже архиепископ Антоний сказал Пелагии:

– А ты, раба Божия, останься.

Он беседовал с ней наедине три часа. Спутницы ее позавидовали такому вниманию к «дурочке». Окончив беседу с Пелагией, архипастырь сказал:

– Ну уж, ничего не могу говорить тебе более. Если Серафим начал твой путь, то он же и докончит. – А затем добавил ее спутницам. – Не земного богатства ищу я, а душевного.

Когда мать Пелагии второй раз была с ней в Сарове, она рассказала о. Серафиму, что дочь от рук отбилась, что на цепь ее пришлось посадить.

– Как можно, – воскликнул старец. – Пусть она по воле ходит. А то страшно будете за нее Богом наказаны.

Родные перестали держать ее на цепи. Получив свободу, она почти все ночи проводила на погосте Напольной Арзамасской церкви. Ее видели молящуюся ночами Богу под открытым небом с поднятыми вверх руками. Днем же она юродствовала, бегала по улицам, кричала, прикрытая лохмотьями, без куска хлеба, голодная и холодная. Так прошли четыре года.

Великого старца Серафима уже не было в живых.

Монахиня из Дивеевской общины предложила взять Пелагию в Дивеево, та с радостью согласилась. В Дивееве Пелагия Ивановна провела последние 47 лет своей жизни.

В монастыре она продолжала подвергаться побоям. Бегала по монастырю, била стекла в кельях, колотилась головой о стены. Большую часть дня она проводила на монастырском дворе, сидя или в яме, ею выкопанной и наполненной навозом, или в сторожке в углу, занимаясь непрерывно Иисусовой молитвой. Летом и зимой она ходила босиком, становилась нарочно ногами на гвозди, прокалывала их насквозь – истязала себя всеми средствами.

Питалась хлебом и водой. Случалось, пойдет вечером голодная просить хлеба по кельям сестер, которые ее не жаловали, и вместо хлеба получала толчки и пинки.

Как-то стала она бегать в кабак, пошли пересуды. А, между тем, она сохранила жизнь двоим людям. Целовальник замышлял покончить со своей женой. Однажды, ночью, завел ее в винный погреб, занес над ней руку, как притаившаяся за бочками Пелагия Ивановна схватила его и закричала:

– Что ты делаешь? Опомнись, безумный! – и тем спасла обоих. Больше она в кабак не ходила.

Лет семь о ее родных не было ни слуху ни духу. Но вот на дочь собралась посмотреть ее мать со своей падчерицей. Прозорливая Пелагия Ивановна в этот день была скорбная. Объяснила, что мать не хочет показаться ей на глаза, а думает увидать ее из окошка кельи. Видимо, как крепок ни был ее дух, ее глубоко огорчало отчуждение родных. Она предложила ходившей за ней доброй монахине Анне Герасимовне пойти к ним:

– Они боятся, чтобы я с ними не поехала. Так вот что: как запрягут лошадей-то, я в их повозку взойду, да и сяду. Они и подумают, что я с ними хочу.

Она грустно улыбнулась, и у монахини сердце перевернулось от жалости.

Поздоровавшись с родными, Пелагия Ивановна вдруг прыгнула в запряженную повозку и ударила по лошадям. Вернувшись, она сказала рассерженной матери и сестре, протягивая вожжи:

– Нате, Бог с вами, не бойтесь, до гроба я к вам не поеду.

Однажды приехал ее родной брат, велел сшить ей кожаные коты. И кожу привез, и за работу заплатил. Сшили, чтоб она босой не бегала, а она их выбросила.

Пелагия Ивановна всегда заранее знала про приезд родных. Однажды говорит она Анне Герасимовне.

– Ныне арзамасские приедут, я буду у церкви, тогда придешь за мной. – И ушла.

В этот же день подходит к этой монахине молодой, бравый мужчина.

Это был муж Пелагии. Сопровождавший его приказчик стал ему доказывать, что она безумная, а он говорил, что она притворяется.

Поклонившись мужу, Пелагия Ивановна сказала:

– Не ходила я в Арзамас, и не пойду, хоть всю кожу сдери с меня.

Муж молча ей поклонился и ушел. Это было их последнее свидание.

* * *

Через несколько лет, летом 1848 г., Пелагия Ивановна стала вдруг стонать и плакать.

– Умирает он, – кричала она, – да умирает-то как: без причастия!

Приехал приказчик почившего. Оказалось, что все, что накануне показывала Пелагия Ивановна, то и случилось с ее мужем: он, корчась, бегал по комнате, стонал и приговаривал:

– Ох, Пелагия Ивановна, матушка, прости ты меня, Христа ради. Не знал я, что ты терпишь Господа ради. А как я тебя бил-то. Помоги мне! Помолись за меня!

В течение 40 лет Пелагия Ивановна не упоминала о муже. А как-то сидит она печальная, подпершись рукой.

– Что это ты, матушка? – спросила ее Анна Герасимовна.

– Ох, Сергушка, Сергушка, – отвечала она с тяжелым вздохом, – по тебе и просфорки-то никто не подаст.

Вероятно, это был день именин покойного, и, конечно, Пелагия Ивановна постоянно молилась за него.

Ее любимое место в келье было на проходном месте, между трех дверей у печки на войлоке. Здесь она повесила изображение старца и первоначальницы обители, матушки Агафьи Симеоновны Мельгуновой, и все время вела с ними беседу, подавая им цветы.

Она никогда не болела. Но за три года до смерти она попала в буран. Заблудившись, в бессилии упала на гряды монастырского огорода, ее сарафан примерз к земле, подняться у нее не хватило сил. Ее нашли и еле отходили. Эта 72-летняя женщина пробыла в одной рубашке и сарафане на буране 9 часов. С тех пор она уже не выходила из кельи.

У Пелагии Ивановны было то, что называется на языке подвижников – даром слез. Ее заставали иногда в поле плачущею так, словно реки текли из ее глаз, и, когда Анна Герасимовна спрашивала, не побили ли ее, она отвечала:

– Нет, это я так, надо мне так плакать. Вот я и плачу.

Она была очень покорная, при всей странности поведения. Когда мать Анна просила ее помочь в шитье, она подвязывала фартук, надевала наперсток и прилежно шила. Если ей нарочно наступали на ноги, она только морщилась. На всю ругань, побои, она улыбалась или говорила:

– Я ведь вовсе без ума, дура.

Она любила поношения и не выносила похвал.

Деньги не брала. После беседы одна бедная барышня дала ей рубль медью.

– Оставь, – сказала ей Пелагия Ивановна: – у тебя у самой это последнее.

Так и оказалось – это был ее последний рубль.

Народ не переводился у нее с раннего утра до поздней ночи. Все шли за советом.

Вот один из примеров прозорливости этой дивной старицы.

Художник Петров, после бурной жизни побывав на Афоне и в Иерусалиме, не знал, жениться ему или идти в монастырь. Он приехал в Дивеево и спросил у Пелагии Ивановны, как ему быть. Она ничего не ответила на его вопрос, и он вышел от нее очень недовольный. Целый месяц прожил он потом в Дивееве и не был у нее. Наконец, по уговорам игуменьи, он с неохотой согласился еще раз посетить старицу.

Пелагия Ивановна встала перед ним во весь рост. Постояв, она начала бегать, хохотать и ударила посетителя по плечу.

– Ну что? – сказала она.

От этого удара у него прекратилась давняя боль в руке.

Затем старица рассказала ему всю его жизнь с подробностями, о которых он знал лишь один, рассказала, что написано в недавно полученном им из Петербурга письме. Он очень удивился, упал на колени. И с тех пор ни шагу не делал он без ее совета.

Незадолго до кончины Пелагия Ивановна сказала:

– Кто меня помнит, того и я помню. И, если буду иметь дерзновение, за всех буду молиться.

Сила молитвы

18-го февраля 1894 года Исаакиевский кафедральный собор в Санкт-Петербурге принял в дар от дочери надворного советника Александры Александровны Алексеевой икону Пресвятой Богородицы, именуемую Корсунской. Эта святая икона досталась ей от графини Елены Дмитриевны Эртцен, у которой она воспитывалась с девяти лет. Устроителем же и первым благоговейным почитателем этой святой иконы был обер-егермейстер Императорского двора Дмитрий Львович Нарышкин.

Однажды во сне он увидел точно такую же икону Богоматери и захотел приобрести ее. Он ездил по всем столичным церквям, и нигде не мог найти такую.

В праздник святого великого князя Александра Невского, после крестного хода, он был в лавре у митрополита Серафима. В моленной владыки он наконец увидел икону, подобную той, какая явилась ему во сне. Это была Корсунская икона Пресвятой Богородицы, написанная в 1784 году при митрополите Гаврииле, строителе лаврского собора, и, быть может, по его желанию. Увидев ту самую икону, знатный и богатый вельможа рассказал архипастырю свой сон и попросил его позволить самому лучшему иконописцу снять копию с этой святой иконы.

Изображение Богородицы и Предвечного Младенца было написано превосходно.

Для г-жи Алексеевой Корсунская икона Пресвятой Богородицы была дороже всего на свете. Она заменяла ей родных и близких сердцу. В ней находила свое счастье и всю радость. Алексеева поселилась на Лиговке, в одной из дешевых квартир, и икона стала известна не только в громадном и многолюдном доме, но и у окрестных жителей.

Все богомольцы с сердечным умилением взирали на чудные лики Спасителя и Божией Матери, восхищались ими и говорили Алексеевой:

– Не подобает такую святыню держать у себя в доме: отдай ее в церковь. Там православные будут молиться перед нею, наслаждаться ее дивной красотой и получать утешение в скорбях.

И вот Александра Александровна принесла святую икону в дар Исаакиевкому кафедральному собору.

Высокопреосвященный архипастырь, митрополит Палладий, разрешил соборному притчу принять эту святыню и повелел совершать перед нею 1-го числа каждого месяца литургии. Было великое духовное торжество. Чувствовалось, что сама Пресвятая Владычица посетила величественный храм и принесла с собой благодать.

Среди молившихся была больная женщина, жена певчего Исаакиевского собора, Анна Васильевна Ераксина. В малолетстве лошадь ударила ее копытом в правое плечо, и ее правая рука стала постепенно слабеть, а со временем и совсем отказалась служить. Врачи сказали, что у нее сотлела часть головки плечевой кости. В клиническом военном госпитале профессор Субботин вырезал ей эту часть головки и привел руку в такое состояние, что Ераксина смогла двигать пальцами, например вязать чулок, сделать на груди крестное знамение. Но поднять руку, одеться, причесать голову, а тем более убрать комнату или постирать она была не в силах. И на правом плече образовалась рана, из которой беспрерывно тек гной и кровь.

Два года она ходила к тем же врачам: они спринцевали рану, делали проколы, скоблили кость лопатки. Успеха не было. Советовали отправиться на минеральные воды, полечиться теплыми соляными ваннами. Но где же бедной женщине взять средств? Она не могла быть помощницей мужу, требовала ухода за собой.

Она вместе со всеми встретила Корсунскую икону Божией Матери в соборе. Встала под нею и вся отдалась молитве Царице Небесной. После молитвы ей стало легко и спокойно на сердце. Вернувшись домой, она смогла поднять правую руку выше обычного и перекреститься на святые иконы. Утром пошла к врачам на перевязку. Те разбинтовали плечо, с удивлением пожали плечами и говорят:

– Иди домой, больше тебе незачем ходить к нам.

Оказалось, что рана затянулась.

Теперь она свободно шьет, стирает и гладит белье, готовит. Исцеление приписывает милостивому заступничеству Пресвятой Владычицы и не знает, как благодарить ей Матерь всех больных и страждущих.

Благословенная Иверия

Святая Нина была единственной дочерью знатных и благочестивых родителей. Отец – родственник святого Георгия Победоносца, мать – сестра патриарха Иерусалимского. С ранних лет Нина любила слушать, когда ей рассказывали о жизни Господа Иисуса Христа.

Когда Нине было 12 лет, она вместе с родителями пришла в Иерусалим, святой город, в котором каждый уголок напоминал ей Евангельскую историю и где Христос претерпел крестные муки и смерть на Голгофе.

Ее отец из любви к Богу ушел в пустыню и стал монахом, а мать была поставлена в диаконисы для служения нищим и больным женщинам. Нину взяла к себе на воспитание благочестивая женщина, любившая Нину, как родную дочь. Она воспитывала ее в правилах веры и благочестия. Часто они гуляли по святому городу, останавливаясь в тех местах о которых упоминается в Евангелии.

Однажды, спускаясь по узким улочкам с Голгофы, где они провели несколько часов и читали Евангелие о страданиях Христовых, Нина спросила свою воспитательницу:

– А где же теперь находится тот хитон Христа Спасителя, о котором сказано, что воины, когда делили между собою одежды Христовы, бросили жребий?

Нианфора рассказала, что воин, которому достался по жребию хитон Господень, унес его на Кавказ. И сейчас, как слышно, эта риза хранится в городе Мцхете, в Иверии (Грузии). Кроме того, наставница рассказала Нине, что жители этой страны, как и все горные племена Кавказа, еще не слышали Евангельской проповеди.

Глубоко запали в душу святой Нины эти слова. Не проходило дня, чтобы она не мечтала об этой далекой, неведомой стране, о городе с таким странным названием. Часто она уносилась мыслью в Назарет. Перед ее глазами вставала картина мирной жизни в скромном жилище старца Иосифа: старец плотничает, юноша Иисус помогает ему, а святая Дева Мария занята тут же на домашнем ткацком станке. Еще немного и работа будет окончена: осталось положить синюю кайму по нижнему краю хитона – и Ее Сын сможет надеть новый хитон в первую же субботу, когда они все вместе пойдут в синагогу на молитву.

Наверно, это тот самый хитон, думала Нина, который сняли воины с Христа. Какое было бы счастье, хотя бы прикоснуться к этой одежде, сотканной пальцами Пречистой Девы и обагренной кровавым потом Христовым.

Нина с пламенной молитвой обратилась к Пресвятой Богородице:

– Владычица, дай мне осязать своими руками, дай мне видеть своими очами одежду, в которой принял начало мук своих Христос. Дай мне увидеть эту далекую страну, вступить в загадочный Мцхет.

Ее молитва была услышана. Пресвятая Дева явилась ей во сне и сказала:

– Нина, иди в Иверию и проповедуй там Евангелие, и Я буду твоим покровом.

– Как я, слабая дева, – возразила Нина, – смогу совершить столь великое дело?

Тогда Владычица подала ей крест, сплетенный из виноградных лоз, и сказала:

– Возьми. Он будет тебе защитой от видимых и невидимых врагов. Его силою ты пронесешь благую весть о Господе Иисусе Христе по всей стране Иверской.

Проснувшись, Нина увидела крест в своих руках и стала целовать его со слезами радостного умиления. Она пошла к своему дяде, Патриарху, и рассказала ему о чудном видении. Несмотря на юный возраст своей племянницы, Патриарх не только не стал отговаривать ее от столь трудного дела, а, наоборот, увидел во всем волю Божию и благословил Нину на далекое путешествие.

Долог и труден был путь Нины. Холод, голод, жажду и смертельные опасности перетерпела святая дева, пока, наконец, не достигла Иверии. Она остановилась в карталинском городе Урбниси и прожила там около месяца в еврейской семье, знакомясь с языком и нравами нового для нее народа.

Узнав однажды, что все жители собираются в город Мцхет на праздник, Нина затрепетала от радости: исполнялась ее вторая мечта – оказаться в загадочном Мцхете. Сам Господь укажет ей там, что делать и как начать проповедь святого Евангелия.

Около Мцхета ее обогнал царский поезд. На белом коне ехал царь Мириан, за ним бесчисленная свита на разукрашенных конях и мулах. Все спешили на гору, где стоял истукан и где должно было совершиться кровавое жертвоприношение. Увлекаемая толпой народа, Нина достигла горы и увидела идола. Это была статуя огромного роста, с золотым шлемом на голове и таким же панцирем на груди. Один глаз был яхонтовый, другой – изумрудный, оба необыкновенной величины и блеска. Народ, вместе со своим царем, стоял в глубоком молчании перед идолом, а когда принесены были кровавые жертвы и загремели трубы, все пали ниц перед бездушным истуканом.

Нина смотрела на все это глазами, полными слез: сердце ее ныло от жалости к народу, который она уже успела полюбить и который, не зная истинного Бога, кланялся идолам. Подняв глаза к небу, она стала молиться:

– Всесильный Боже! Воззри с милостью на народ сей: Ты его создал по образу Своему и подобию, чтобы он знал только Тебя, своего истинного Бога, а он покланяется бездушному камню. Пожалей его, Господи! Избавь его от власти князя тьмы – дьявола. Сотвори так, чтобы и сей народ и все концы земли стали кланяться Тебе, единому предвечному Богу!

Еще не окончила святая Нина своей молитвы, как грозные тучи стали заволакивать небо. Сразу все потемнело. Вместо ослепительного солнца, дотоле сиявшего, заблистала молния. Послышался раскат грома. Народ в страхе бросился бежать. Сам царь искал убежища в расселине скалы. Ударом молнии истукан был разбит в прах, и проливной дождь унес его остатки в реку.

Снова засияло солнце, наступила тишина. Напрасно царь и народ искали своего идола – его не было: не осталось следа и от жертвенника, на котором только что были зарезаны животные. В страхе и ужасе народ говорил:

– Велик бог наш, однако, есть какой-то другой Бог, больший его, Который и победил нашего. Что же еще ждет нас?

Спустя некоторое время, святая Нина под видом странницы вошла в Мцхет. Жена царского садовника по имени Анастасия встретила ее с радостью, как близкую знакомую, привела в свой дом и предложила угощение. Анастасия и муж ее упросили Нину остаться жить у них: они были бездетны и очень скорбели о своем одиночестве.

Поселилась святая Нина в небольшом шалаше, который устроил для нее муж Анастасии в углу сада. Там она поставила крест, врученный ей Приснодевой, и проводила дни и ночи в молитве и пении псалмов.

Свет Христовой веры воссиял на всю Иверию. Первыми христианами стали приютившие святую Нину садовник и его жена, у которых, по молитвам святой Нины, родилось много детей.

Одна женщина с громким плачем носила по улицам города своего умирающего ребенка, взывая о помощи. Взяв больное дитя, святая Нина поместила его на ложе. Помолилась и возложила на малютку свой крест из виноградных лоз и потом возвратила его матери живым и здоровым.

Она стала открыто проповедовать Евангелие и призывать всех к покаянию и вере во Христа. Ее праведная и целомудренная жизнь привлекала к ней сердце народа, и все слушали ее с наслаждением.

Понемногу, в особенности женщины, обращались к Христу, и скоро вокруг святой Нины образовался кружок ее учениц-почитательниц. Одной из них была Сидония. Она привела к Нине отца, который, услышав толкование Нины древних пророчеств о Христе, поверил им и сам сделался христианином. Он был свидетелем многих чудес, которые именем Христовым совершила святая Нина, и говорил:

– Если бы с этой девой не было силы Божией, то она не могла бы этого творить. Много-много лет тому назад, – говорил Авиафар, – мой прапрадед Елиоз был в Иерусалиме в год смерти Иисуса Христа и даже присутствовал при Его распятии. Хитон, снятый со Христа пред распятием, так понравился моему прапрадеду, что он за большие деньги купил его у воина, которому тот достался по жребию, и принес в Мцхет. Возвращение Елиоза из Иерусалима было большим событием для всех карталинских евреев. Все хотели узнать новости о своем священном городе.

Долго рассказывал Елиоз про жизнь в Иудее, про всеобщее ожидание Мессии, про Христа, который, по общему мнению, был пророк, сильный в деле и в слове перед Богом и всеми людьми, и как предали Его первосвященники на смерть и распяли.

Рассказывая о последних минутах жизни Христа, Елиоз показал своим слушателям хитон. Сестра Елиоза Сидония, взяв хитон, стала целовать его со слезами, прижала к груди своей и тотчас умерла. Никакими усилиями не удалось вынуть из рук умершей священную одежду; так и похоронили ее со святым хитоном в руках. На месте ее могилы впоследствии вырос тенистый кедр, к которому стекались со всех сторон окрестные жители, движимые какой-то неведомой силой к этому святому месту.

Узнав эту историю, и святая Нина стала по ночам приходить молиться под этот кедр. Там Господь удостоил ее многих чудных видений, из которых святая Нина поняла, что скоро все окрестные народы просветятся святым крещением, а на месте кедра будет воздвигнут храм истинному Богу.

Между тем св. Нина продолжала трудиться в проповеди Евангелия и многих обратила к Христу. Сама царица, супруга царя Мириана, усердная идолопоклонница, исцеленная святой Ниной, сделалась христианкой.

Царица сильно разболелась. И чем больше лечили ее царские врачи, тем больше усиливалась болезнь. Тогда приближенные к ней женщины стали упрашивать ее позвать к себе святуюНину, которая одной молитвой исцеляет болезни. Царица приказала привести святую Нину. А святая Нина, испытывая веру и смирение царицы, сказала посланным:

– Если царица хочет быть здоровой, пусть придет ко мне, я верую, что она получит здесь исцеление силою Христа.

Царица смирилась и велела нести себя к шалашу святой. Положив ее на свое ложе, святая Нина стала на колени и горячо помолилась Богу. Потом, взяв свой крест, она приложила его к голове больной, к ногам и к плечам. Царица тотчас стала здоровой. С этого момента она полюбила святую Нину, приблизила ее к себе и всюду громко проповедовала Христа как истинного Бога.

Множество людей обратилось, по примеру своей царицы, к Христу, но царь Мириан медлил и даже одно время воспылал ненавистью к христианам. Господь призвал его к вере таким образом.

Однажды царь Мириан охотился в лесу. Вдруг светлый день обратился в непроглядную ночь, и поднялась буря. Блеск молнии ослепил царя, а гром рассеял всех его спутников. В отчаянии царь стал взывать о помощи к своим богам, но в ответ слышались лишь завывания ветра и раскаты грома. Тогда он понял, что это наказание за неверие, и воскликнул:

– Бог Нины! Рассей мрак пред очами моими, и я прославлю имя Твое!

И тотчас стало светло, и буря утихла. Изумляясь такой силе имени Божия, царь поднял руки к небу и со слезами взывал:

– Боже, которого проповедует раба Твоя Нина! Ты один поистине Бог над всеми богами. И вот ныне я вижу великую Твою благость ко мне, и мое сердце чувствует отраду, утешение и близость Твою ко мне. Боже благословенный! На сем месте я воздвигну святой крест, чтобы на вечное время было памятно явленное Тобою мне ныне знамение!

Когда царь возвращался в столицу и шел по улицам города, он громко восклицал:

– Прославьте, все люди, Бога Нины, Христа, ибо Он – Бог вечный и Ему единому подобает всякая слава во веки.

Царь искал святую Нину и спрашивал:

– Где та странница, Бог которой – мой Избавитель?

Святая совершала в это время вечерние молитвы в своей палатке. Царь и вышедшая ему навстречу царица, сопровождаемые множеством народа, пришли к этой палатке и припали к ее ногам.

– О мать моя, – воскликнул царь, – научи и сделай меня достойным призывать имя великого Бога твоего, моего Спасителя!

В ответ ему из глаз святой Нины потекли слезы радости. При виде ее слез, заплакали царь и царица, а вслед за ними громко зарыдал и весь собравшийся там народ.

Обращение к Христу царя Мириана было решительным и непоколебимым. Он немедленно послал в Грецию просьбу прислать к нему епископов и священников, чтобы крестить народ, научить его вере Христовой и утвердить в Иверии святую Церковь Божию.

Царь пожелал еще до прихода священников построить храм Божий и выбрал для этого место по указанию святой Нины, в своем саду, именно там, где стоял уже упомянутый кедр. Кедр был срублен и из шести его сучьев было вытесано шесть столпов, которые и были утверждены на предназначенных им местах. Когда же захотели поднять седьмой столб, вытесанный из самого ствола кедра, то как ни бились, сдвинуть его с места не могли. При наступлении вечера опечаленный царь пошел домой, размышляя, что бы это значило. Разошелся и народ. Только святая Нина со своими ученицами осталась на всю ночь на месте постройки, горячо молясь Богу открыть ей тайну этого кедра. Ранним утром явился святой Нине дивный юноша и сказал ей на ухо три таинственных слова, услышав которые, она упала на землю и поклонилась ему. Потом юноша поднял высоко над землею седьмой столп, блиставший как молния, и поставил его так, что он стоял прямо, никем не поддерживаемый. Из-под этого столба стало истекать благовонное миро, и многие больные получили от него исцеление.

Мать одного мальчика, семь лет тяжко болевшего, принесла его к столбу и умоляла святую Нину исцелить его. Лишь только святая Нина коснулась столба своей рукой и положила ее на больного мальчика, как он тотчас же выздоровел.

Необычайное стечение народа к цельбоносному столбу побудило царя поставить вокруг него ограду. И это место с того времени стали чтить не только христиане, но и язычники. Тут же был построен и первый в стране христианский храм.

Вскоре прибыли из Антиохии священники и с ними архиепископ Евстафий. Царь Мириан, царица и все дети их в присутствии вельмож приняли святое крещение. С великим усердием шел народ креститься, помня слова святой Нины, что кто не получит возрождения от воды и Святого Духа, тот не увидит жизни вечной, но душа его погибнет во мраке ада. Священники ходили по окрестным населенным местам и крестили всех, и таким образом уверовала во Христа вся Карталинская страна, уже подготовленная к этому трудами своей благовестницы, святой Нины.

А святая, избегая славы и почестей, которые воздавали ей царь и народ, ушла в горы, к истокам реки Арагвы, и стала там молитвой и постом готовиться к новым трудам.

Кавказ и в наше время поражает путешественников своими безлюдными уголками, а в годы святой Нины он был еще более дик и суров. Леса, покрывавшие склоны гор, были полны диких зверей. Редкие аулы отстояли друг от друга на десятки верст. Бурные потоки, свергаясь с вершин, покрытых вечным снегом, часто заставляли путника долгое время искать переправы. Быстрые реки текли в глубоких и узких ущельях с оглушительным гулом и ревом. Но святую Нину ничто не устрашало. С молитвой на устах, с крестом в руках она преодолевала все трудности и не боялась опасностей.

Дикие горцы скоро открыли пребывание святой проповедницы в своей стране и стали толпами приходить к ней. Под влиянием ее проповеди и чудес, совершавшихся именем Христовым, они приняли святую веру и крестились. Обратив всех ко Христу, святая Нина направилась к югу Кахетии и там поселилась около селения Бодби. Устроив себе на склоне горы палатку, проводя дни и ночи в молитве перед крестом – тем самым который она получила из рук Богородицы, – святая Нина скоро привлекла к себе внимание окрестных жителей. Они стали постоянно собираться у нее, чтобы послушать трогательные поучения о Христовой вере и о пути к вечной жизни. В Бодби в это время жила царица Кахетии София. Однажды, послушав святую Нину, она не хотела уходить от нее и скоро сама со всем своим двором и множеством народа приняла святое крещение.

В Кахетии святая Нина получила от Бога откровение о своей близкой кончине. Она тотчас же сообщила об этом царю Мириану. Святая призывала на него и на его царство благословение Божие и закончила свое письмо такими словами: