Электронная библиотека » Дэниел Силва » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "Англичанка"


  • Текст добавлен: 17 декабря 2014, 02:35


Автор книги: Дэниел Силва


Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Дэниел Силва
Англичанка

Как обычно, посвящается моей супруге Джейми и детям – Лили и Николасу.



Живущий бесчестно и умирает бесчестно.

Корсиканская поговорка

Часть первая
Заложница

1
Пьяна, Корсика

Девушку похитили в конце августа, на острове Корсика, примерно между закатом и полуднем следующего дня. Точное время никто из ее друзей назвать бы не смог. На закате видели, как она уезжает с виллы на красном мопеде, в полупрозрачной юбке, прикрывающей загорелые бедра. А на следующий день обнаружили, что у себя она не ночевала: на пустой кровати лежал недочитанный дешевый роман в мягкой обложке, от которого исходили аромат кокосового масла и слабый ромовый душок. В жандармерию обратились только через сутки – очень уж к тому располагало корсиканское лето, да и характер самой Мадлен.

Они – компания из четырех милых барышень и двух целеустремленных юношей, верных слуг британского правительства, а точнее Партии, что стояла в те дни у руля, – прибыли на Корсику двумя неделями ранее. Арендовали машину – хэтчбэк «рено» (достаточно просторную, чтобы в ней без особого комфорта уместились пятеро) и мопед – его Мадлен ангажировала для себя лично и гоняла с безрассудством, доходящим до самоубийственного. Заняли охряную виллу на западной границе деревни, у обрыва с видом на море. Жилище досталось уютное и опрятное (такой тип домов риелторы еще называют «очаровательным»), с бассейном и обнесенным стенами садиком, где росли розмариновые кусты и перечные деревья. Не прошло и нескольких часов с прибытия, как молодые люди отдали себя во власть блаженства, к которому тяготеют британские туристы (неважно, куда их заносит), – устроившись полуголыми загорать.

И хотя Мадлен была самой младшей в группе, бремя негласного лидера она приняла на себя безропотно. Именно Мадлен занималась арендой виллы, она же устраивала затяжные обеды и поздние ужины, а днем – поездки в глубь острова. Она неизменно ехала на мопеде впереди машины, по предательски запутанным дорогам. Ни разу девушка не утруждала себя тем, чтобы свериться с картой: энциклопедические познания местной географии, истории, культуры и кухни она приобрела во время напряженных занятий, за недели подготовки к поездке. Казалось, она ничего не оставила на волю случая. Как, впрочем, и всегда.

Двумя годами ранее она закончила Эдинбургский университет, получив степени в области экономики и социальной политики, и пришла в штаб Партии. Несмотря на свое второстепенное образование – большинство ее коллег представляли собой продукты элитных школ и Оксбриджа, – Мадлен быстро продвигалась по карьерной лестнице, пока наконец не стала руководителем отдела по связям с населением. Ее работа, как любила говорить сама Мадлен, заключалась в том, чтобы привлекать на выборы англичан, которым дела нет до Партии, ее позиции и кандидатов. Никто, однако, не сомневался, что это назначение – лишь промежуточная остановка на пути к бо́льшим свершениям. Мадлен ждало яркое будущее – «ослепительно яркое», как говорила Полин, следившая за ростом младшей товарки с превеликой завистью. Ходили слухи, будто Мадлен пригрел под крылом некто очень значительный в Партии, некто близкий к самому премьер-министру. (Если не сам премьер.) Ее, фотогеничную и очень умную, буквально фонтанирующую энергией, бережно готовили на обеспеченное место в парламенте и руководящую должность в каком-нибудь министерстве. По крайней мере, такие ходили слухи.

Тем более странно было видеть двадцатисемилетнюю Мадлен Хэрт одинокой, без пары. На вопросы: отчего она до сих пор без кавалера, Мадлен отвечала, дескать, слишком занята для романтических отношений. Фионе – ветреной красотке брюнетке из секретариата кабмина – такое объяснение казалось сомнительным. Более того, она полагала, что Мадлен что-то скрывает, – собственно, скрытность была одной из полезных черт самой Фионы, потому она и интересовалась политикой Партии. Дабы подкрепить свою догадку, она указывала на то, что Мадлен – обычно такая словоохотливая, о чем бы ни шла речь, – внезапно замыкалась, стоило заговорить о ее личной жизни. Да, бывало, она обмолвится о чем-то малозначительном, например, о скучном детстве в муниципальном доме в Эссексе, об отце, лица́ которого почти не помнит, о пьянице брате, ни дня в жизни не работавшем, – зато все остальное она хранила в тайне, можно сказать, за рвом и крепостными стенами.

– Может статься, наша Мадлен, – поговаривала Фиона, – потрошитель или элитная проститутка, а мы ничего и не знаем.

Однако Элисон, мелкий чиновник из МВД, успевшая обжечься, нашла иное объяснение:

– Бедная овечка влюблена, – заявила она однажды, наблюдая, как Мадлен, подобно греческой богине, выходит на берег в бухточке у подножья утеса. – Правда, влюблена безответно.

– Как так? – сонно спросила Фиона из-под широченного солнечного козырька.

– Положим, объект ее воздыханий не может ответить взаимностью.

– Женатик?

– Вот именно.

– Сволочь.

– А у тебя интрижки не случались?

– С женатыми?

– Да.

– Было дело, дважды. И, кстати, подумываю завести еще одну.

– Гореть тебе в аду, Фи.

– Туда мне и дорога.

Именно тогда, на исходе седьмого дня отпуска, руководствуясь смутными доказательствами, три девушки и двое юношей, деливших кров с Мадлен Хэрт, вознамерились подыскать ей кавалера. Да не просто кавалера, предупредила Полин, а любовника подходящего возраста, достойных наружности и происхождения, стабильного дохода и ума, без скелетов в шкафу и запасных аэродромов. Фиона, умудренная опытом в делах сердечных, сразу же заявила: миссия невыполнима.

– Такого мужчины попросту не существует, – сказала она усталым тоном женщины, которая немало времени провела в поисках именно такой партии. – А если и существует, то он либо женат, либо настолько самовлюбленный, что не найдет времени для бедняжки Мадлен.

Впрочем, забыв неуверенность, она с головой окунулась в поиски – лишь бы приправить отпуск щепоткой интриги. К счастью, недостатка в потенциальных кандидатах не было: казалось, половина населения Юго-Восточной Англии выбралось с промозглого острова на корсиканское солнце. В окрестностях залива Порто обосновалась настоящая колония финансистов из Сити. У хребта Кастаньичча, в деревушке на холмах, будто цыгане – группа художников. На побережье Кампоморо – актерская труппа, а виллу на вершине Бонифацио заняли представители оппозиционной политической группы, планирующей возвращение к власти. Представившись работником секретариата кабинета министров, Фиона быстро назначила несколько импровизированных неофициальных встреч, и всякий раз – будь то ужин, прогулка по горам или коктейль на пляже – она вылавливала из толпы гостей самых представительных мужчин и подталкивала их к Мадлен. Ни одному, впрочем, не удалось взять крепость штурмом – даже юному актеру, солисту завершившегося недавно очень успешного в Вест-Энде мюзикла.

– Видно, дела совсем плохи, – заключила Фиона, когда они возвращались вечером на виллу. Мадлен, как обычно, ехала впереди на мопеде.

– Как думаешь, кто он? – спросила Элисон.

– Понятия не имею, – завистливо протянула Фиона. – Должно быть, кто-то особенный.

Оставалось чуть больше недели до запланированного возвращения в Лондон, когда Мадлен вдруг стала проводить много времени одна: вставала по утрам раньше остальных и уезжала, возвращаясь потом поздно вечером. На вопросы о том, где она пропадает, отвечала невнятно и расплывчато, а на ужин являлась хмурая и поглощенная мыслями. Элисон испугалась самого худшего: любовник Мадлен – кем бы он ни был – дал понять, что более не нуждается в ее услугах. Однако на следующий день, вернувшись после забега по магазинам, Фиона и Полин радостно объявили, что Элисон ошибается: похоже, любовник Мадлен прибыл на Корсику, и в доказательство тому Фиона раздобыла фотографии.

***

Засекли его в десять минут третьего, в Кальви – в кафе «Ле Пальмье», на набережной Адольфа Ландри. Мадлен сидела за столиком у кромки бухты; взгляд ее был обращен к морю, словно она не видела мужчину напротив. Глаза ее скрывали большие темные очки, а безупречное лицо – широкополая соломенная шляпа с изящным черным бантом. Полин хотела подойти к столику, однако Фиона, словно ощутив напряжение между Мадлен и неизвестным, предложила срочно ретироваться. Она же украдкой сфотографировала пару на камеру мобильника. Мадлен ничего не заметила, зато ее спутник – стоило Фионе нажать кнопку – резко обернулся. Будто некий звериный инстинкт подсказал незнакомцу, что его снимают на цифровую камеру.

Укрывшись в ресторанчике неподалеку, девушки внимательно изучили мужчину на снимке: пепельный блондин; его взъерошенные ветром, по-мальчишески густые волосы падали на лоб, обрамляя угловатое лицо, на котором заметно выделялся злой узкий рот. Одежда напоминала морскую форму: белые брюки, «оксфордская» рубашка в синюю полосочку, крупные водолазные часы, парусиновые лоферы, не оставляющие следов на палубе корабля. Обувь, решили девушки, подобрана с умом – для человека, который сам не оставляет следов.

Предположили, что он – британец, или немец, или же скандинав, а то и вовсе (высказалась Полин) наследник польской знати. Увидев запотевшую бутылку дорогого шампанского в серебряном ведерке со льдом, девушки поняли: деньги для него не проблема. Состояние он скорее всего заработал, не унаследовал – и далеко не всегда честным путем. Он был игрок, со счетами в швейцарских банках, посетил множество опасных мест и всюду вел себя скрытно – не оставляя следов, как и его лоферы.

Впрочем, куда сильнее заинтриговал образ Мадлен: это была уже не та девушка, с которой они познакомились в Лондоне и с которой делили кров на Корсике последние две недели. Ее поведение совершеннейшим образом изменилось, она сейчас, будто актриса, играла новую роль. Стала незнакомой женщиной. И вот, склонившись над телефоном, Фиона и Полин – как парочка школьниц – придумывали диалог, оживляя персонажей. По их версии, интрижка началась вполне себе невинно – со случайного знакомства в магазине на Бонд-стрит. Вслед за продолжительным флиртом началась тщательно продуманная связь. Правда, финал истории им пока не давался, ведь жизни еще только предстояло ее дописать. Подруги согласились в одном: закончиться история должна трагично.

– Все похожие истории заканчиваются одинаково, – сказала умудренная опытом Фиона. – Девушка встречает парня. Влюбляется. Обжигается и стремится ему отомстить.

Позже Фиона умудрилась сделать еще два снимка Мадлен: на первом они с визави шли вдоль набережной, в лучах яркого солнца, почти впритирку, но даже не взявшись за руки; на втором – расставались, без поцелуя. Мужчина сел в моторную лодку «зодиак» и умчался в сторону бухты; Мадлен – оседлала мопед и поехала обратно на виллу. Вернулась уже без украшенной изящным черным бантом шляпы. Вечером, за ужином, она, перечисляя события дня, ни словом не обмолвилась о встрече с неизвестным богачом. Фиона нашла притворство весьма впечатляющим.

– Какая все-таки наша Мадлен умелая лгунья, – заметила она Полин. – Похоже, слухи не преувеличены: ее и правда ждет блестящее будущее. Кто знает… может, однажды она займет пост премьера?

***

Той же ночью четыре барышни и двое целеустремленных юношей запланировали поужинать в близлежащем городке Порто. Мадлен, используя школьные познания во французском, заказала столик – самый лучший, на веранде, с видом на скалистый берег залива. В ресторан отправиться думали обычным караваном, однако незадолго до семи Мадлен объявила, что ей срочно надо наведаться в Кальви – выпить со старым знакомым из Эдинбурга.

– Встретимся в ресторане, – крикнула она через плечо, выбегая из дома на подъездную дорожку. – Да, и прошу вас, хотя бы сегодня, разнообразия ради, постарайтесь не опоздать.

Это был последний раз, когда ее видели. Никто, впрочем, не удивился, когда Мадлен не явилась на ужин. Никто не удивился, когда утром не застали ее в постели. Уж больно к тому располагало корсиканское лето, да и характер самой Мадлен.

2
Корсика – Лондон

Национальная жандармерия Франции официально объявила Мадлен Хэрт пропавшей в два пополудни, в последнюю пятницу августа. Спустя три дня поисков не нашлось ни единого следа, разве что красный мопед – он лежал с разбитой фарой в овраге, недалеко от Монте-Чинто. К концу недели жандармы уже и не надеялись найти Мадлен живой. Официально искали пропавшую английскую туристку, на деле же полиция переключилась на поиск убийцы.

Имелся лишь один подозреваемый – тот, с кем Мадлен обедала в день исчезновения, в «Ле Пальмье», однако он – как и сама Мадлен – бесследно пропал. Был ли это тайный любовник Мадлен, или же они познакомились здесь, на Корсике? Был ли это англичанин? Француз? или – как в отчаянии предположил один из сыщиков – инопланетянин, которого расщепили на атомы и по лучу засосали обратно на материнский корабль? Официантка из «Ле Пальмье» тоже не больно-то помогла: сказала, что с девушкой в шляпе он разговаривал по-английски, однако заказ сделал на превосходном французском. Счет оплатил наличными – положив новенькие, хрустящие купюры на стол, будто в казино, – и на чай дал немало, что сегодня для европейца, в кризис, большая редкость. Больше всего в глаза бросались его руки: почти безволосые, ни веснушки, ни шрама, чистые ногти. О ногтях он заботился бережно (это ей в мужчинах очень нравилось).

Когда его фото показывали в кабаках и ресторациях по всему острову, люди в ответ лишь равнодушно пожимали плечами. Его либо не видели, либо же не запомнили, ведь он ничем не отличался от обыкновенного фигляра, что каждое лето приезжает на Корсику: ровный загар, дорогие очки и увесистая золотая цацка швейцарского производства на запястье. Очередной Никто с кредитной картой, в компании красавицы. Таких сразу же забывают.

Но только не жандармы. Они прогнали портрет незнакомца по всем имеющимся базам данных, потом еще по нескольким и, не получив ничего, кроме смутного намека на совпадение, задумались: не пора ли поместить фото в прессе? Кое-кто – особенно среди высших чинов – воспротивился, мол, бедолагу, самое большее, обвинить можно в супружеской неверности, что во Франции едва ли считается преступлением. Зато когда в следующие семьдесят два часа в деле не наметилось ни капли прогресса, они все же решили: без помощи народа не обойтись. В прессу отправилось два аккуратно обрезанных снимка: на одном незнакомец сидел за столиком, на втором шел вдоль набережной. Уже к вечеру телефоны плавились от звонков. Детективы быстро отмели ложные следы, сосредоточившись на тех, что хотя бы производили впечатление надежных. Впрочем, ни один ни к чему не привел. Спустя неделю после исчезновения Мадлен Хэрт единственный подозреваемый по-прежнему оставался человеком без имени и происхождения.

Однако недостатка в версиях жандармы не испытывали. Одна группа детективов предполагала, будто мужчина из кафе – маньяк, заманивший Мадлен в ловушку. Другая – будто он просто пришелся не к месту и не ко времени. Согласно третьей версии, он был женат и потому не мог ничем помочь следствию. Мадлен же записали в жертвы неудачного ограбления: девушка, на мопеде, одна на дороге – цель соблазнительная. А тело – тело в конце концов обнаружат: либо море выкинет его на берег, либо турист наткнется на него во время пешей прогулки по холмам, либо какой-нибудь фермер откопает, возделывая поле. Местным подобное не в новинку, Корсика постоянно возвращает мертвых живым.

Британцы воспользовались случаем раскритиковать французов. Газеты – даже те издания, что сочувствовали оппозиции, – преподносили исчезновение Мадлен как национальную трагедию. В прессе детально описали ее карьерный взлет, и многие светила Партии горевали: такая судьба, карьера, и так безвременно прервалась! Безутешная мать и брат-тунеядец успели дать интервью по телевидению и после исчезли из виду. То же случилось с друзьями Мадлен: по возвращении в Лондон их встретили в аэропорту Хитроу – пресса и бдительные пресс-атташе Партии. Больше они никому интервью не давали, даже тем, кто сулил щедрое вознаграждение. Не появилось в печати или по телевидению и намека на скандал: ни слова о попойках, оргиях, дебошах – лишь обычные россказни об опасностях, подстерегающих за границей молодых женщин. В штабе Партии сотрудники пресс-службы втихую поздравляли друг друга с успехом, тогда как правительственные корреспонденты отметили резкий взлет популярности премьера; в кулуарах его окрестили «эффектом Мадлен».

Постепенно статьи о судьбе Мадлен ушли с передовиц на внутренние полосы, а к концу сентября и вовсе исчезли из газет. С приходом осени закончились и парламентские каникулы, настала пора трудов праведных. Британии предстояли нелегкие времена: экономический спад, еврозона в коматозном состоянии, длиннющий список общественных язв, разъедающих ткань жизни в Соединенном Королевстве, наладить которую означало обеспечить себе переизбрание. Премьер неоднократно намекал, что намерен провести досрочные выборы в конце года. Он прекрасно понимал, как опасно не оправдывать ожиданий электората; Джонатан Ланкастер возглавил британское правительство лишь потому, что его предшественник точно так же заигрывал с народом несколько месяцев, а после так и не провел выборы. Ланкастер – тогда еще лидер оппозиции – назвал его «правительственным Гамлетом», нанеся смертельную рану.

Собственно, потому-то Саймон Хьюитт, директор по связям с общественностью премьера, в последнее время и страдал от бессонницы. Страдал он ею всегда одинаково: выжатый как лимон, проваливался в забытье (уронив на грудь рабочие бумаги), лишь за тем, чтобы спустя часа два или три пробудиться. Мозг его тут же принимался лихорадочно соображать. Часа четыре на работе, и он уже ни на чем не мог сосредоточиться, разве что на негативных моментах – как и множество сотрудников его отдела. В мире Саймона Хьюитта попросту не было места триумфам, в нем существовали исключительно катастрофы различной степени тяжести, вроде землетрясений: от еле заметных колебаний до серьезных толчков, способных обрушить здания и перевернуть жизни людей. От Хьюитта требовалось предсказывать беды и, по возможности, смягчать ущерб. За последнее время он убедился: работа попросту невозможная, и в самые темные периоды жизни он находил в этой мысли слабое утешение.

Некогда он был человеком, с которым все по праву считались – ведущий политический обозреватель «Таймс», Хьюитт мог разнести в пух и прах любую правительственную политику, а заодно оборвать карьеру ее автора, какого-нибудь незадачливого министра. Хватало одной острой статьи в фирменном стиле Хьюитта. Его влияние достигло таких высот, что без консультации с ним ни одно правительство не решалось вводить новых инициатив. Не заручившись его поддержкой, ни один политик – если мечтал стать главой партии – не осмеливался сделать и первого шага. Одним из таких политиков стал Джонатан Ланкастер, бывший юрист из Сити, парламентарий из пригорода Лондона. Поначалу он произвел не особенно хорошее впечатление на Хьюитта: слишком лощеный, чересчур смазливый и уж больно состоятельный – таких всерьез не воспринимают. Однако со временем Хьюитт разглядел в Ланкастере одаренного человека с яркими идеями, как возродить умирающую партию и заодно всю страну. И что страшнее всего, Ланкастер Хьюитту нравился. По мере того, как развивались их отношения, они все меньше судачили о политических махинациях Уайтхолла и все чаще обсуждали планы исцеления общества. В ночь, когда Ланкастер победил на выборах с небывалым отрывом, – Хьюитт был одним из первых, кому он позвонил.

– Саймон, – сказал он своим завораживающим голосом, – приезжай. Я без тебя не управлюсь.

Позже Хьюитт с восторгом писал о перспективах Ланкастера, прекрасно зная, что буквально через несколько дней присоединится к нему в офисе на Даунинг-стрит.

И вот Хьюитт открыл глаза, подозрительно взглянул на прикроватный столик: на циферблате будильника издевательски светились цифры 3:42. Рядом лежало три сотовых – заряженных и готовых к очередному дню боев с прессой. Вот бы и Хьюитту столь же легко зарядить свои батарейки… Увы, никакой сон и тропическое солнце не возместят причиненного уже немолодому телу ущерба. Хьюитт взглянул на Эмму: жена, как обычно, спала без задних ног. Прежде он еще подумал бы: может, разбудить ее да пораспутничать? Однако брачное ложе давно превратилось в погасший очаг. Некоторое время Эмма была очарована высоким положением мужа, хотя позже ей стала претить чуть ли не рабская преданность Хьюитта Ланкастеру. В премьере она видела едва ли не соперника себе; постепенно ревность и ненависть разгорелись особенно горячо.

– Из вас двоих, Саймон, ты настоящий мужчина, – сказала Эмма накануне вечером, холодно целуя мужа в обвисшую щеку. – И все же считаешь нужным играть роль его служанки. Может, однажды ты скажешь, зачем тебе это?

Хьюитт знал: сна сегодня больше не видать, и потому стал прислушиваться к звукам, возвещающим о наступлении нового дня. Вот на ступени с тихим стуком упала свежая пресса; зажурчала кофемашина с таймером; замурлыкал двигатель служебного автомобиля под окном. Тихо – чтобы не разбудить Эмму – Хьюитт встал, накинул халат и спустился в кухню.

Кофемашина отчаянно шипела, и Хьюитт налил себе черного кофе, без сахара и сливок (уж больно он раздался в талии). С чашечкой дымящегося напитка прошел в прихожую. В лицо ударил порыв влажного ветра, когда он открыл дверь, – на коврике с надписью «Добро пожаловать», рядом с мертвой геранью в глиняном горшке, лежала стопка газет в полиэтиленовой упаковке. Нагнувшись подобрать ее, Хьюитт заметил еще кое-что – запечатанный желтый конверт восемь на десять. Прислали точно не из офиса: никто не посмел бы оставить на крыльце даже самый маловажный документ. Значит, бумаги внутри – посторонние; неудивительно: бывшие коллеги из прессы знают адрес Хьюитта в Хэмпстеде, нет-нет да пришлют что-нибудь. Мелкие подарки – за своевременно слитую инфу; гневные тирады – за упорное молчание; сплетни – настолько грязные, что не отправишь по электронке. У Хьюитта имелся пунктик – быть в курсе последних слухов Уайтхолла; бывший политический обозреватель, он знал: важнее то, что говорят о человеке за глаза, нежели то, что о нем пишут на первых полосах газет.

Ткнув в конверт носком ноги и убедившись, что внутри – ни проводов, ни батареек, Хьюитт положил его поверх стопки газет и вернулся в кухню. Включил телевизор и, убавив громкость до уровня шепота, распаковал прессу. Быстренько проглядел передовицы: писали в основном про обещания Ланкастера снизить налоговые ставки для промышленников, дабы сделать производство более конкурентоспособным. Хорошо, что Хьюитту удалось смягчить негативный окрас статей в «Гардиан» и «Индепендент» (эти, как всегда, паниковали). Материал в прочих изданиях не тревожил: ни землетрясений, ни даже слабых толчков.

Закончив с акулами прессы, Хьюитт перешел к таблоидам – эти позволяли сориентироваться в общественном мнении куда лучше любого опроса. Потом налил себе еще кофе и вскрыл конверт. Внутри лежало три предмета: DVD-диск, лист бумаги А4 и фотография.

– Черт, – выдохнул Хьюитт. – Черт, черт, черт.

***

То, что выяснилось дальше, впоследствии станет предметом множества слухов и домыслов, а для Саймона Хьюитта – бывшего политического обозревателя, человека далеко не глупого и просвещенного – основанием для встречного обвинения. Вместо того чтобы отправиться с содержимым желтого конверта в полицию – как следовало поступить человеку просвещенному и неглупому, – он все отнес к себе в офис на Даунинг-стрит, в двух подъездах от официальной резиденции премьера. Проведя обычную планерку в начале дня, на которой ни словом не обмолвился о содержимом конверта, он все показал Джереми Фэллону, шефу секретариата и политическому советнику Ланкастера. Фэллон стал самым влиятельным начальником секретариата за всю историю страны, в его обязанности входили стратегическое планирование и координация работы различных правительственных департаментов, что давало право совать нос в любые дела. Пресса окрестила Фэллона «мозгом Ланкастера»; первому это льстило, последнего раздражало.

Отреагировал Фэллон примерно так же, как и сам Хьюитт. Разве что междометие выбрал иное. Он думал сразу же отнести конверт и его содержимое Ланкастеру, однако была среда, и пришлось ждать, пока премьер выдержит регулярный бой насмерть под названием «Вопросы премьер-министру». После же, посовещавшись, все трое – Ланкастер, Хьюитт и Джереми Фэллон – сошлись во мнении, что в надлежащие органы власти обращаться не стоит. Требуется помощь человека скрытного и опытного в таких делах. Того, кто, помимо всего прочего, сумеет защитить интересы премьера. Ланкастер предложил всего лишь одну кандидатуру – человека, связанного с ним кровными узами и неоплаченным долгом. Личная преданность, заметил премьер, в смутные времена ценится высоко, однако практичнее иметь рычаг давления.

В офис на Даунинг-стрит тайно вызвали Грэма Сеймура, давно занимающего пост заместителя директора МИ-5, Британской службы контрразведки. Много позже Сеймур опишет эту встречу, проходившую в кабинете, под строгим взглядом портрета баронессы Тэтчер, как самую непростую за всю карьеру. Он без промедлений согласился помочь премьер-министру, как поступил бы в подобных обстоятельствах человек вроде Грэма Сеймура. Правда, с одной оговоркой: если его участие в деле раскроется, он уничтожит виновных.

То есть формально дело поручалось лишь одному человеку. Сеймур – как и Ланкастер до него – мог предложить единственного кандидата. Имени премьеру он не назвал. Только воспользовался одним из тайных счетов МИ-5, чтобы заказать билет на утренний рейс «Бритиш Эйрвейз» до Тель-Авива. Когда самолет выехал на взлетно-посадочную полосу, Сеймур принялся размышлять, как лучше подойти с этим делом к нужному человеку. Личная преданность в смутные времена ценится высоко, однако практичнее иметь рычаг давления.


Страницы книги >> 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 4 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации