Электронная библиотека » Дмитрий Петров » » онлайн чтение - страница 26


  • Текст добавлен: 28 апреля 2014, 00:57


Автор книги: Дмитрий Петров


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:
- 100% +
11

Как смотрели на это в Москве?

В том, что президент США смирился с постройкой стены и закрытием границы между Германиями (не это ли его брат обещал взамен отвода танков? – Д.П.), там увидели опаску и нерешительность. И решили проверять Кеннеди на прочность вновь и вновь.

Примерно так можно изложить выводы Фредерика Кэмпа[186]186
  Frederick Kempe (1954) – журналист The Wall Street Journal, автор ряда книг, в т. ч. «Берлин—1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на земле» (2011), вошедшей в список бестселлеров New York Times. Президент «Атлантического совета внешнеполитических исследований».


[Закрыть]
в книге «Берлин – 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на земле»: лидеры вновь не поняли друг друга.

Президент рассчитывал, что Глава осознает его стремление к миру. Поймет, что он не случайно был круче в речах, чем в делах. И это, считает Фредерик, его ошибка.

И Джек ее видел. Когда на исходе 1961 года его спросили, «можно ли написать книгу о его первых 12 месяцах на посту президента, ответил: о какой книге вы говорите, если весь первый год был полон провалов? <…> По оценке Кеннеди, он выполнял свои обязанности плохо…»

Что ж, плохо или хорошо, а Западный Берлин остался Западным. Быть может, в те дни и был заложен «исторический фугас», что рванул в 1990 году, положив конец разделению Европы.

Десятилетия спустя.

12

А в январе 1963 года Хрущев выступил на VI съезде СЕПГ в Восточном Берлине. Журнал «Огонек» так описывает его визит: «В город пришел небывалый мороз. Но в белом зале на Аллее Ленина все было проникнуто теплом объединяющих идей. Вот один из моментов съезда.

Н. С. Хрущев говорит об успехах трудящихся ГДР… Он подчеркивает, что эти успехи нашего рабоче-крестьянского государства послужат примером для всего немецкого народа. Вдруг неожиданно он прерывает речь и спрашивает:

– Запад слева или справа?

Делегаты весело отвечают:

– Справа от вас, товарищ Хрущев!

Хрущев наклоняется с трибуны, протягивает руку вперед, туда, где… сидят делегаты:

– А Германия здесь! Будущее Германии… в этом зале! Пути немецкого народа закладываются здесь…»

* * *

Через полгода в Западный Берлин триумфально въехал Кеннеди.

Шел последний день его визита в ФРГ.

Президент уже провел переговоры с канцлером Конрадом Аденауэром, посетил Бонн, Франкфурт, другие города и 26 июня прибыл в Берлин.

Он пробыл в городе 8 часов. Кортеж из 34 машин (включая грузовик с 15 операторами) и эскортом мотоциклистов проехал по городу 50 километров через все три сектора. Кеннеди, Аденауэр и обер-бургомистр Вилли Брандт посетили стену у Бранденбургских ворот, КПП «Чарли», где танки грозили миру ужасом, и площадь у ратуши.

Ворота остались в восточном секторе. И сейчас их украсили флагом ГДР и красными знаменами так, чтобы они закрывали вид на город. На площадку по ту сторону стены въехал грузовик с транспарантом на английском языке, требующим «разоружить ФРГ».

В 11.35 Кеннеди и британский генерал Дэвид Пиил-Йетс взошли на трибуну. Президент глядит на восток так, будто флагов и транспаранта там нет, а в воротах сквозит грядущая Европа.

Его снимают и с Запада, и с Востока.

Потом в киножурнале кампании Universal так и скажут: «Лидер крупнейшей в мире демократии осматривает символ тоталитарного правления. Визит Кеннеди в Берлин вызвал восторг по обе стороны стены». Не совсем так. В ролике студии DEFA кортеж катит к трибуне под мрачную музыку. А с нее, «вместо обещанного тайными службами приветственного шоу, политик увидел… напоминание об обязательстве разоружить Германию. США не выполнили этих обязательств. Президент… вынужден взглянуть в глаза своему обману».

Стоя на трибуне, он спросил генерала: а где отель «Адлон»? Я там жил в 1939-м… Оказалось – разрушен огнем. Понятно. Едем к «Чарли».

И здесь за стеной – плакат: «Мы хотим заключения Германского мирного договора и превращения Западного Берлина в нейтральный вольный город». Покажет ли Кеннеди, что раздражен пропагандой? Его снимают крупным планом. Нет. Он спокоен. За стеной – пустые улицы. Их перекрыло оцепление. Теперь – к площади Рудольфа Вильде к Шенебергской ратуше.

На улицах – восторг. Готовя визит, спецслужбы отметили на карте сто опасных точек, но не учли энтузиазм горожан и, порой, перехватывали их у самой машины, едущей в пене конфетти.

И вот Кеннеди, Адэнауэр, Брандт на трибуне, украшенной флагом США и символом Берлина – черным медведем на бело-красном полотнище. Президент входит в здание. Зачем? Уточнить, как звучат по-немецки несколько важных для него слов.

Перед ним 400 000 человек. Над ними – флаги стран-союзниц. Балконы полны зрителей.

Джек у микрофонов.

Этот день – один из самых ярких в его жизни. Он начинает Берлинскую речь.

«Я горд быть гостем вашего выдающегося мэра… Горд, что посетил Федеративную республику иканцлера, который много лет проводит… политику демократии и свободы. Горд, что прибыл сюда с генералом Клеем, который был здесь в дни тревог и, если нужно – вернется. Гордой фразе Я – гражданин Рима две тысячи лет. Сейчас она звучит так: Я – берлинец!»

Вот эти слова, которые он записал в ратуше: Ich bin ein Berliner!

Кеннеди произносит их по-немецки. Площадь ликует. Люди машут тысячами платков. Не флажков! Платков. Флажки недавно вздымали толпы фанатиков, салютуя Гитлеру. Это первый случай со дня их разгрома, когда в Берлине разом собралось столько людей. И они не хотят, чтоб их митинг напоминал сборища нацистов. Кеннеди продолжает:

– В мире много людей, что не понимают или говорят, что не понимают, в чем разница между миром свободы и коммунистическим миром. Пусть они приедут в Берлин!

Есть и те, кто говорит: коммунизм – идея будущего. Пусть и они приедут в Берлин!

Есть и такие… кто говорит: с коммунистами можно работать. Пусть едут в Берлин!

Иные заявляют: коммунизм – порочен, но полезен для бизнеса. Пусть едут в Берлин!»

Овация.

А он: «Свобода таит немало трудностей, и демократия не идеальна. Но мы никогда не построили бы стену, чтобы не дать народу уйти нас. От имени моих соотечественников, живущих… на другом берегу Атлантики, говорю: они гордятся вами. Я не знаю другого города, который, находясь в осаде 18 лет, продолжал бы жить так энергично и мощно…».

Рукоплескания.

Кеннеди: «…Вы живете на хорошо защищенном острове свободы, но ваша жизнь – часть общей жизни. Поэтому… позвольте попросить вас увидеть за тревогами нынешнего дня надежды дня завтрашнего, за свободой Берлина и Германии – свободу везде, за этой стеной – день, когда настанет справедливый мир, за нами и за собой – все человечество».

Гром аплодисментов.

«Свобода неделима. Если один человек порабощен, никто не свободен. Когда все будут свободны, мы увидим, как к этому городу примкнет и эта страна, и вся Европа… Тогда… жителям Западного Берлина будет чем гордиться: почти два десятилетия вы жили на фронте.

Все свободные люди, где бы они не жили, – граждане Западного Берлина. Поэтому, как свободный человек, я гордо заявляю: Я – берлинец!»

Это не только одна из ярчайших его речей, но и одна из сильнейших в истории. Джек покорил Берлин. Восхищенный Брандт предложил ему расписаться в «Золотой книге» города прямо на трибуне. Площадь рокочет. Люди не сдерживают слез. Звонит колокол – копия Колокола свободы из Филадельфии, подаренная США берлинцам в 1950 году.

ВВС-1 еще не взлетел, а фраза «Ich bin ein Berliner!» уже облетела мир. И никого, включая немцев, не смущало, что понять ее можно по-разному. Все всё поняли правильно[187]187
  Как выяснилось – не все. Есть расхожее мнение, что слова Ich bin ein Berliner означают «Я – берлинский пончик», а фраза «Я – берлинец» произносится без артикля ein. Но это не верно. Так можно сказать и «пончик», и «берлинец».


[Закрыть]
.

* * *

Но все это еще впереди. В 1963 году.

А сейчас – на пороге года 1962 – второго года Кеннеди в Белом доме, его хозяин празднует успех, еще не зная о будущих испытаниях. А что же Хрущев? Забыл о Берлине?

Нет. Он готовит штурм. Но не в Европе. А на другом конце земли.

Глава шестая
Ракеты Карибского моря
1

Кастро радостно теребил бороду: на Кубе есть ядерное оружие! Понятно – советское… И не страшны ему гордые гринго. Герой «Огненного континента» держит под прицелом Вашингтон.

Хрущев довольно потирал лысину: операция «Анадырь» – тайная переброска ракет средней дальности, ядерных зарядов и войск на территорию «форпоста социализма в Западном полушарии» – идет успешно. Теперь под боком у мальчишки Кеннеди – наши Р-12 и Р-14. Плюс – бомбовозы Ил-28А. Плюс – истребители МиГ-21и Ф-13, в целом, способные вести бой с F-4. Вертолеты Ми-4, радары, танки, другая техника. Везем на остров 54 тысячи солдат и офицеров.

Есть на что разменять Западный Берлин и американские базы.

Рассказывая в мае 1962 года Анастасу Микояну[188]188
  Материалы книги сына А.И. Микояна Серго Микояна «Анатомия Карибского кризиса» часто используются в этой главе.


[Закрыть]
об этом плане и слушая возражения, он знал, знал: все пройдет успешно! И потом, обсуждая идею в кругу ближайших соратников, – знал, знал: они не станут спорить. А военные вообще поддержат. Так и вышло.

* * *

Тогда же – в мае 1962-го – Хрущев принял на даче пресс-секретаря Сэлинджера.

Они говорили за обедом и гуляя в парке. Хрущев был доволен, что после Берлинского противостояния напряженность пошла на спад. Но сетовал на американского журналиста Стюарта Олсопа, который привел в статье слова Кеннеди: «Хрущев не должен быть уверен, что, защищая свои интересы, Соединенные Штаты никогда не нанесут первый удар». Он возмущался: «Этот поджигатель войны Олсоп – он что, ваш государственный секретарь? Даже Эйзенхауэр и Даллес не делали таких заявлений… Он вынуждает нас пересмотреть политику». В ответ Сэлинджер заверил, что подход США «остается неизменным. Мы не применим ядерное оружие, если мы и наши союзники не станем целью массированного коммунистического нападения».

Хрущев подчеркнул, что СССР не смирится с войсками союзников в Западном Берлине. (Сэлинджер вспоминал: «Берлин стал для Хрущева идеей фикс…») Он говорил: «Неразумно грозить нам войной, неразумно пытаться помешать нам подписать мирный договор с ГДР… Вы что, начнете войну из-за Западного Берлина с его населением в два с половиной миллиона? Сам Аденауэр заявил, что нет дураков, готовых сражаться за Западный Берлин. Если так говорят немцы, то США, конечно, не будут воевать за Берлин, который им нужен как собаке пятая нога».

И продолжил: «Не знаю, как будут развиваться наши отношения с США при президенте Кеннеди. Это зависит от него. Для нас важное испытание – Западный Берлин. Для нас это – Рубикон. Если мы пересечем его без войны, все пойдет хорошо. Если нет – плохо. Ключ – в руках Кеннеди. Он собирается стрелять первым. Ведь он заявил, что… США первыми нанесут атомный удар… Мы готовы встретить этот удар. Но… мы не будем медлить в нанесении ответного удара».

* * *

И он мог так говорить!

Решение о размещении ракет на Кубе было принято.

Хрущев был доволен. 4 и 6 сентября, когда Штаты (за месяц до того обнаружившие на Кубе зенитные комплексы и решившие, что там готовят позиции для ракет) сообщили ему через посла Добрынина, что размещения не потерпят, правильно он – правильно! – велел ТАСС заявить, что, мол, не намерен размещать на Кубе наступательное оружие. А теплоход-то «Омск» уже пришел в порт Касильда! Привез заветный груз. Прибыли и 42 ракеты Р-12. Сработал план «Анадырь»!

Утвержден и план «Кама». Вот развернем в Карибском море 5-й Флот вице-адмирала Георгия Абашвили – крейсера «Михаил Кутузов» и «Свердлов»; эсминцы «Гневный», «Бойкий», «Светлый» и «Справедливый» да бригаду торпедных катеров «Комар» с кораблями поддержки – утрется тогда адмирал Андерсон[189]189
  Начальник штаба ВМС США.


[Закрыть]
! А с ним – вся агрессивная военщина! То-то почует этот самонадеянный Кеннеди, чем она пахнет – наша кузькина мать…

* * *

Кеннеди смотрел на облака. Он летел в Вашингтон из Чикаго. 19 октября, прервав турне по Среднему Западу под предлогом сильной простуды. Но все было куда хуже. Речь шла о жизни и смерти. Миллионов советских и американцев. А то и всего человечества.

Три дня назад помощник по национальной безопасности Макджордж Банди вошел в спальню президента и положил перед ним снимки, сделанные при облете Кубы. Сомнений нет: на острове есть ракеты, способные поразить цели в США. И монтаж установок завершат очень скоро.

Банди узнал об этом накануне от заместителя директора ЦРУ Рэя Клайна, но доложил, лишь когда шеф отдела аэрофотосъемки бригадный генерал Артур Лундал все ему подробно объяснил.

Кеннеди распорядился созвать Исполнительный Комитет Совета по Национальной Безопасности – чрезвычайный орган, название коего по-русски звучит кратко «Исполком».

Вечером на банкете в честь отъезда в Париж посла Чарльза Болена президент был мрачен. Он увел Болена – знатока СССР – в сад и долго с ним беседовал. А вернувшись, погрузился в думы. Залив Свиней научил его не доверять экспертам. Но решить проблему с ракетами на Кубе можно было только коллективно. Затем и понадобился Иполком.

* * *

Впрочем, Исполком звучит слишком по-советски. Так что назовем этот орган Экском.

В него вошли те самые лучшие и блистательнейшие, с кем он одолел Никсона и кто теперь вместе с ним вел корабль «Америка» к новым рубежам. Кто-то видел его торговым судном. Кто-то – авианосцем. Сам же президент предпочитал образ роскошного круизного судна, сияющего человечеству волшебными огнями великой мечты. Но плывущего не по привычному маршруту из порта А в порт Б, а к неведомым берегам, полным богатств и открытий.

Пока Джек был в отъезде, Экском работал. «Ястребы» – генерал Максуэлл Тейлор и его бойцы из Объединенного комитета начальников штабов – как им и положено, предлагали удар. И Бобби пришлось смирять их пыл, вдыхая энтузиазм в «голубей», коих возглавил сам. Джек же как всегда разруливал ситуацию в высших сферах. Два часа говорил с министром иностранных дел СССР Громыко, его замом Семеновым и послом Добрыниным. Его заверили: наступательного оружия на Кубе нет и СССР не намерен его иметь. Но разве ракеты средней дальности не наступательное оружие? – спрашивал Джек. Нет, отвечали ему: их назначение – защита наших союзников, а не атаки на Штаты. И никто – подумать только! – не заметил предложения гарантировать ненападение на Кубу в обмен на вывод ракет. Даже в Москву не сообщили!

А в Москве тем временем увлеченно резвились с кузькиной матерью.

Играли по-крупному в соревнование систем.

2

За этим состязанием Джек следил с юности. А теперь в нем участвовал. Шло оно не только в политике и военном искусстве, но и во всех прочих сферах. Пятидесятые годы стали временем нового расцвета модернизма в живописи, ваянии, поэзии. Возникал новый роман. Строились другие системы отношений полов, поколений, классов. На Западе социологи считали: динамичное развитие искусства говорит о таком же развитии общества.

Эта гипотеза во многом опиралась на советский опыт 20-х годов XX века, когда Советская Россия была примером поисков в искусстве и архитектуре, одновременно являя заинтересованному миру увлекательный эксперимент в социальной и политической жизни.

Похожие процессы шли и в Штатах, и в Германии, и во Франции. Русский конструктивизм, германский баухаус, озарения Корбюзье увлеченно перекликались через океаны и границы.

Меж тем, в Италии футуристические порывы быстро покрывала квази-римско-имперская размазня. А после 1935-го пора колонн и мраморномордых монументов настала и в СССР, и в Германии. После 45-го сложно было ждать великих творческих прорывов в обескровленной Европе, но Штаты – наряду с технологическими чудесами в бытовой повседневности – принялись являть и живейшее творческое бурление в управлении, рекламе, дизайне, кино, живописи, скульптуре, архитектуре, литературе. Западная Европа примеряла американское видение, попутно растя и вынашивая свои удивительные плоды в тех же самых областях.

В итоге, к рубежу 50-60-х годов культуры по обе стороны Атлантики пришли в состоянии бурления, обретшего еще и внятные организационные и финансовые очертания.

Нечто сходное – причем самобытное, но настроенное на диалог с Западом – наблюдалось и в СССР, и в Восточной Европе. И хрущевская «оттепель» рубежа десятилетий дала поискам мощный импульс. Но литературные, скульптурные, театральные открытия Аксенова, Ахмадулиной, Вознесенского, Высоцкого, Гладилина, Евтушенко, Ефремова, Неизвестного, Рождественского, Тарковского и ряда их коллег натыкались на такие надолбы мракобесия, что в итоге одни ушли на кладбище, другие – на Запад, а третьи поиски почти оставили.

Общественная жизнь и политика отражали ситуацию в культуре: полет и разбой Пикассо, Уорхолла, Дали, Феллини, Висконти, Кремера и сотен художников, режиссеров, музыкантов и всех-всех-всех служили как бы зеркалом перемен в образе жизни и баталий во власти…

И тут важно понять Твардовского: «толпа» по западную сторону железного занавеса не противостояла «колонне» по восточную. Она, сменяя пророков и вожаков, шла своим – часто сложным и путаным – путем. А колонна упорно и успешно топталась на месте. А над ней все сильнее бронзовели лики членов различных политбюро.

И так было во всем. В науке и образовании; в архитектуре и скульптуре; в выставочных залах, на сцене и экране. Плюс в универмагах, гастрономах, спальнях и кухнях Востока и Запада.

3

В споре аргументом было все: спутник и бомба, одежда и кухонная утварь. Бывало, спорили на кухне и лидеры. Скажем, Хрущев и Никсон – 24 июля 1959 года в Москве, куда Дик прибыл на Американскую выставку в Сокольниках. Джон читал об их дебатах, смотрел кино…

В парке устроили кафе-стекляшки на манер штатовских: «Сирень», «Пирожковая», «Шашлычная»… Поставили потрясающие автоматы с газировкой. Иностранцы дивились: что за антисептик льют русские в баки для ополаскивания стаканов? Не иначе – продукт oboronk’и. Наивные, не знали: стаканы моют технической водой. Впрочем, москвичи пьют ее из-под крана. И стаканы в автоматах не воруют. Интересный народ! Взять хотя бы их вождя Никиту.

На выставке он, как и все гости (около миллиона), пил «пепси» не из граненого, а из бумажного стакана с эмблемой компании. Глядел, как разбирают подарки – значки-баттонз и яркие пакеты. Как глазеют на супер-«кадиллаки» и мини-тостеры. Как, разинув рот, взирают на американский дом в натуральную величину и на его невероятную бытовую «начинку».

«– Именно устройство быта рядовой американской семьи поражало посетителей… – рассказывал переводчик Хрущева Виктор Суходрев, – им показали холодильники, посудомоечную и стиральную машины, массу бытовой техники, о которой советские граждане и не подозревали».

Граждане дивились. А вождь серчал. Это Никсон подвел Хрущева к дому. А тому разинутый рот строителей коммунизма не понравился. Тут-то и пошли «кухонные дебаты».

Никита Сергеевич заявил, что такой быт чужд советскому человеку. Зачем строить дом для одной семьи, если в многоквартирных зданиях можно дать жилье сотням?

Никсон просек подкоп под фортецию индивидуализма, и едва Хрущев сказал: «Ваши внуки, господин вице-президент, будут жить при коммунизме!», парировал: «Нет, это ваши – при капитализме»[190]190
  Никсон был прав. Сын Хрущева Сергей Никитич живет в США, в городе Провиденс. Да и мы не при социализме.


[Закрыть]
. В ответ Хрущев заявил: «В нашем распоряжении имеются средства, которые будут иметь для вас тяжкие последствия. Мы вам еще покажем кузькину мать!» Переводчик донес смысл: We shall show you what is what: «Мы покажем вам, что есть что (что почем)».

Вождь «повторил выражение в 1959 году. …Он долго смотрел на окружающую сытую жизнь, а потом вдруг снова вспомнил про Кузьку с матерью. Но пришел переводчику на выручку: “Я лишь хочу сказать, что мы покажем Америке то, чего она никогда не видела!”»

«Кузькина мать» родила легенды. Скажем, о том, что на «кухонных дебатах» выражение перевели дословно: «Мы вам покажем мать Кузьмы!» – и удивили мир. Этот слух восходит к 12 октября 1960 года, когда Хрущев снова использовал эту идиому на Ассамблее ООН. И ее перевели: «Kuzma’s mother». Мир вздрогнул: это что еще за новый советский кунштюк?

И вспомнил другую фразу: «Мы вас закопаем!». На приеме 18 ноября 1956 года, указывая на обреченность Запада, Хрущев пытался привести тезис Маркса о пролетариате – могильщике капитала. Но изложил его на своем языке: «Мы вас закопаем!». Суходрев перевел точно. We’ll bury you. И многие решили: рано или поздно он перейдет от слов к делу.

4

Они не ошиблись. Но чтобы действовать, нужны силы.

Слова о «славе труду», «единстве народа и партии», «деле Ленина, что живет и побеждает», и об «учении Маркса, непобедимом, потому что верном», надо было подкреплять делами.

Ну, а что до мощи хозяйств, то ее тогда считали тоннами – стали, чугуна, золота, мяса, зерновых, угля и нефти. По этим показателям Хрущев и мечтал догнать и перегнать Америку.

Но не по уровню жизни. В Штатах личная машина была нормой, в СССР – роскошью. Средний американский дом (что стоял на выставке) имел площадь 1100 квадратных футов[191]191
  Фут (американский) – 0,3048 метра.


[Закрыть]
, а в СССР отдельная квартира была редкостью. Не хватало множества вещей, покупатели искали заграничный товар, а поэт Михалков клеймил семейки, где «наше хают и бранят» и «с умилением глядят на заграничные наклейки, а сало русское едят»[192]192
  Сергей Михалков. Басня «Две подруги».


[Закрыть]
.

Впрочем, гордиться Востоку было чем: Sputnik, боеготовность и наличие войск (СССР, Польша, Венгрия, ГДР, Куба), число орудий, самолетов и танков. Но недавно возникли новые ключевые показатели: число ядерных зарядов и средств доставки. И здесь Союз отставал. Зря, бренча во дворах гитарами, призывники напевали:

 
Ракета межконтинентальная,
Лети в Америку, лети…
Ты баллистическая, дальняя,
Их мать ети!
 
 
Пора прикрыть поток полемики
И в небеса ее поднять.
И курсом – прямо на Америку!
Ядрена мать…
 

СССР говорил о ракетном паритете. Но к 1962 году Штаты в области баллистических были впереди. Вождь требовал: догнать! Ему не перечили – пахали. Конкуренция конструкторских бюро Сергея Королева и Михаила Янгеля порой порождала ошибки, а то и трагедии.

* * *

Пламя рвет из сопла второй ступени. Первая неподвижна на стартовом столе.

Гибнут люди, готовящие ракету к старту. По одним данным 78 человек, по другим – 126.

Михаил Янгель бросается вон из бункера. Спасать. Обгорает и возвращается. Его замы Лев Берлин и Василий Концевой превратились в прах. Главком Ракетных войск стратегического назначения маршал Митрофан Неделин – в пар. Нашли только оплавленную Звезду Героя.

Янгель звонит Хрущеву. Тот хрипит в трубку: что ж ты сам не сгорел?

Испытания ракеты Р-16 завершились. При проверке электроцепей сработал двигатель второй ступени, огонь прожег баки первой. Итог: катастрофа. Этот и другие факты, связанные с разработкой ядерной бомбы и ракет в СССР, описал Виктор Суворов в книге «Кузькина мать».

За два года до Карибского кризиса рухнули расчеты на пополнение советских РВСН новой межконтинентальной ракетой. А задачи перед войсками стояли серьезные. В Европе – уничтожить базы авиации, флотов стран НАТО и атомных подлодок, командные пункты и узлы связи. В США… А там целей не было.

Потому что поражать их было нечем. Главком РВСН маршал Кирилл Москаленко, сменивший Неделина, узнал, что в состав вверенного ему рода войск входят две армии, отдельный корпус, полигоны, НИИ и учебные заведения, командные пункты и Главный штаб. РВСН имеют ракеты средней дальности Р-5 и Р-12, неспособные достичь США (это их, в том числе, потом разместили на Кубе). А межконтинентальных ракет нет. Есть Р-7А. Космическая. Едва ли годная для войны. А, кроме того, как пишут эксперты, всего одна.

А у Штатов сорок баллистических. И 8 октября 1960 года испытали новую – «Атлас».

Кремль отставал.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации