Текст книги "Джон Кеннеди. Рыжий принц Америки"

Не любую книгу переводят на язык телугу. Эту перевели. Плюс на много других.

В Штатах издательство Harper & Brothers[50]50
  В 1940 году издательство Harper & Brothers отвергло рукопись книги Кеннеди «Почему Англия спала».


[Закрыть] издало ее на английском в 1956-м.

Она почти сразу на месяцы возглавила чарты бестселлеров. Ее расхвалили и расхватали. Cristian Science Monitor писала: «Человек независимых взглядов создал тонкий, умный, замечательный текст. Кеннеди поднял на мачте прекрасный стяг. Пусть же он реет там впредь».

Правды ради следует сказать, что написал ее Кеннеди не в одиночку. Из Библиотеки Конгресса ему слали коробки журналов и книг. Тэд Соренсен[51]51
  После выхода книги пошли слухи, что написал ее Соренсен, а Кеннеди лишь подписал. Тэд опроверг их. Но после присуждения «Образцам» Пулитцеровской премии журналист Дрю Пирсон вновь озвучил их на ТВ. Тогда Кеннеди пригрозил иском и посоветовал Пирсону прочесть рукопись. Тот прочел и признал, что автор – Кеннеди.


[Закрыть] работал с черновиками. Кандидатуры героев обсуждали профессора Юл Дэвис из Джорджтаунского университета и Джеймс Лэндис из Гарварда. Давал советы публицист Артур Крок (это он предложил включить в текст Роберта Тафта за то, что тот выступил против Нюрнбергского трибунала). Кеннеди, хоть и был антифашистом и врагом деспотии, не спорил. Он увидел в его поступке признак храбрости.

А открывал книгу президент США Джон Адамс[52]52
  Джон Куинси Адамс – президент с 1825 по 1829 год. Первый посланник в России с1809 по 1814 год.


[Закрыть] – противник федеративного устройства, что смело шел наперекор федералистскому большинству. Дэниэл Уэбстер[53]53
  Дэниэл Уэбстер – член Палаты представителей в 1813–1817 и 1823–1827 годах, сенатор в 1827–1841 и 1845–1850 годах, госсекретарь в 1841–1843 и 1850–1852 годах.


[Закрыть] – конгрессмен, сенатор и госсекретарь – шел вторым. Почему? Да потому что перед лицом своей партии, готовой к войне до конца, отстаивал мир между Севером и Югом. Далее следовал Эдмунд Росс[54]54
  Эдмунд Росс – сенатор, герой гражданской войны. Его голос стал решающим в голосовании по импичменту президента Эндрю Джонсона. Он голосовал «против» и спас Джонсона от отрешения от должности.


[Закрыть], сенатор, отказавшийся вопреки своей партии голосовать за импичмент президента Эндрю Джонсона[55]55
  Эндрю Джонсон – президент США с 1865 по 1869 год. Вице-президент при Аврааме Линкольне, возглавивший страну после его убийства. Против него Конгресс начал процедуру импичмента.


[Закрыть], понимая, что подписывает приговор своей политической карьере. Про Боба Тафта мы знаем. Следом за ним стоит Джордж Норрис[56]56
  Джордж Уильям Норрис – конгрессмен и сенатор.


[Закрыть], что по идейным мотивам поддержал Эла Смита[57]57
  Элфред Эмэнуэл Смит – политик-демократ. Четырежды избирался губернатором Нью-Йорка. В 1928 году, будучи католиком, решился выставить кандидатуру на выборах президента США.


[Закрыть] в штате, где для политика не было худшей характеристики, чем принадлежность к католической церкви. Либерал Норрис уравновешивал в книге консерватора Тафта.

Итак, Джек рассказал о судьбах политиков, которых считал образцами храбрости. Предисловие написал профессор Колумбийского университета Аллан Невинс, указав, что история, политика и мораль объединены в книге «подлинным государственным служением».

Заметила книгу и вдова президента Рузвельта, имевшая вес в Демократической партии:

Достопочтенному Джону Ф. Кеннеди

Мой дорогой мальчик, я говорю это лишь для Вашего блага… Полная несчастий жизнь научила меня: когда множество раз бьют по одной щеке, подставлять другую.

Миссис Элеонора Рузвельт[58]58
  Элеонора Рузвельт использует цитату из Евангелия, играя словами: в английском языке слово profile многозначно. В т. ч. оно означает как «профиль» (щека), так и «биография», «образ» и производное от образа – «образец». Текст записки: «My dear boy I only say these things for your own good I have found in lifetime of adversity that when blows are rained on one, it is advisable to turn the other profile. Mrs. Eleanor Roosevelt».


[Закрыть].

Записка стала знаком: ты замечен. А это было важно. Притом госпожа Рузвельт делилась мнением о книге и с близкими, и с советниками.

Получили «Образцы» и Пулитцеровскую премию[59]59
  Самая авторитетная литературная премия США. Присуждается в том числе за публицистику и журналистику.


[Закрыть]. Так талант Кеннеди был признан интеллектуальным истеблишментом. Больше того, столь авторитетная премия говорила и о признании в качестве мыслителя. Он передал деньги в «Фонд негритянских колледжей», как и свои гонорары и жалованье сенатора, которое всегда жертвовал на благотворительные проекты.

Возможно, среди героев книги незримо присутствует и еще один образ – профиль самого Джека? И хотя в тот период он еще ни разу не шел наперекор большинству и общественному мнению, тем не менее, как мы знаем, уже не раз бросал вызов судьбе.

Впрочем, у него был, что называется, крепкий тыл. Его семья. И его любовь.

Блистательная Жаклин.

Глава четвертая
Лучший жених Америки

Ее крестили за три дня до Рождества 1929 года в храме Святого Игнация на Парк-авеню в Нью-Йорке. И нарекли Жаклин Ли. Ее родители Джон Верну Бувье III и Джанет Ли, желая умаслить своего самого богатого родственника – деда по материнской линии, – надели на малышку его крестильную рубашечку. Говорят, крошка выглядела в ней просто потрясающе!

Все звали ее Джеки. А ее отца – голубоглазого мужчину редкого обаяния, имевшего огромный успех у дам – Черный Джо (за загар) и Черный Шейх (за число поклонниц, сравнимое с гаремом султана). У мамы прозвища не было, но была безупречная фигура, изящество и шарм. Нельзя сказать, что по части увлечений и приключений она не уступала мужу. Уступала. Но не слишком. Впрочем, его это не беспокоило. Он считал, что, пока у них есть деньги, заработанные им на бирже, положение в обществе, коттедж в Ист-Хэмптоне, лошади и собаки, а также дочурка Джеки, можно жить-поживать, наслаждаясь красой мира и его удовольствиями. Он был гедонист.

Джеки холили и лелеяли. Мама и папа души в ней не чаяли. С ранних лет она привыкла к вниманию. В том числе – прессы. Ее первая фотосессия прошла во второй день рождения. Репортеры светской хроники запечатлели деточку с ее шотландским терьером Хучи.

Джон и Джанет устраивали яркие вечеринки в местом яхт-клубе, где, несмотря на сухой закон, спиртное лилось рекой. Проводили и турниры по бейсболу: Джанет была капитаном дамской сборной, а джентльмены играли за команду «Звезды Уолл-стрита».

В семье любили спорт, хотя не так сильно и не те виды, что Кеннеди. Бувье предпочитали лошадей. Мама Жаклин участвовала в скачках, в конной выставке в Мэдисон-сквер-Гарден и редко возвращалась без приза. Была и у Джеки любимая лошадка по кличке Балерина. Ее впервые посадили в седло в два года и сфотографировали. С тех пор с каждым новым годом, а то и месяцем фото Жаклин верхом появлялись в светской хронике. «Эта юная амазонка, – писали газеты, – самая шикарная наездница на Лонг-Айленде. Перед сложными прыжками ее лицо столь же сосредоточено, как у чемпионки по теннису перед решающим сетом, но если прыжок удался, ее улыбка освещает мир на мили вокруг». Слетев с лошади, она сразу садилась обратно в седло.

3 марта 1933 года в семье появилась дочка Каролин (так ее назвали в честь бабушки, чтоб порадовать богатого деда). Все звали ее Ли, а дома за сестрами закрепились прозвища Джек и Пек. Пек (от слова Пекин) – за Ли. Из-за широко поставленных карих глаз.

Девочек связывали любопытные отношения. «Я ощущала и ревность, и привязанность. И хотя привязанность перевешивала, мы постоянно ссорились и дрались. Как-то мне досталось крокетным молотком – я была жутко вредной младшей сестрой», – вспоминает Ли.

Такие отношения (но без молотков) они сохранят на всю жизнь. Коктейль «Нежная привязанность с капризным соперничеством» – так, пожалуй, можно назвать их вернее всего. И в том, и в другом, похоже, больше преуспела Жаклин.

Отец обожал обеих. Но Джеки – особенно. Ли ревновала: «Мне особенно нравилось, когда мы оставались вдвоем с папой», – писала она.

Но их семейный небосвод лишь казался безоблачным. Взаимное терпение родителей истощилось. Джанет надоели романы мужа и его финансовые неурядицы. В 1936 году она потребовала пробного развода сроком на полгода. «Шейх» покинул их квартиру, поселившись в отеле близ бара «Поло», где, по слухам, встречался с влюбленными в него дамами.

Минуло полгода. Черный Джо и Джанет попытались оживить брак и отправились в любимый коттедж. Но вскоре разошлись окончательно. Это ранило Жаклин. Тем более что ей, обожавшей отца, родственники матери твердили: «Он ужасный человек! Ужасный-ужасный-ужасный!» «Ну какой же он ужасный, – мучилась девочка, – если он так любит меня?»

Девочка тяжело пережила разлад родителей. Удар был тем больней, чем публичней становился конфликт. Его обсуждали таблоиды. Их шапки кричали: «От биржевого брокера требуют развода через суд». Печатали имена подруг Черного Джека, а то и фото.

«Это был самый кошмарный развод из всех, какие мне доводилось видеть, – вспоминала Ли годы спустя. – Стороны исходили желчью; мы с Джеки ощущали, как каждый из родителей тянет нас на свою сторону. Каких только гадостей они друг о друге не говорили!..»

Джеки не хотела, просто была не в силах слушать это. Похоже, тогда она и научилась пропускать мимо ушей то, что было не по душе, и не замечать того, что не нравилось. И это умение сослужило ей немалую службу. С другой стороны, она могла, не принимая ни сторону матери, ни сторону отца, твердо идти своим курсом, порой играя на их слабостях и страстях. Не потому ли ее любимой героиней надолго стала Скарлетт О’Хара из «Унесенных ветром»?

Она прочла роман трижды, почти наизусть пересказывала фрагменты и была популярна в школе мисс Чапин, куда пошла, едва они перебрались в Нью-Йорк. В школе были спартанские порядки. На физкультуре ползали по-пластунски, «будто пули свистят над головой», на каждом углу красовался девиз Fortier et Recte – «Отважно и справедливо», а директриса без устали повторяла не слишком понятный совет: «Будь заметной, не мозоля глаза».

Джеки резво справлялась с заданиями и, глядя в окно, мечтала о будущем.

А у Черного Джека дела шли все хуже. Он продал два из трех своих авто, переехал в более скромное жилье на 4-й улице, отказался от лошадей, но, как и прежде, содержал в конюшне Балерину, чтобы Джеки, навещая его, могла гарцевать на своей любимице. Он оплачивал дочерям учебу, водил их гулять с собаками, которых брал напрокат в магазине, опустошал магазины игрушек. Два сеанса в кино подряд были в порядке вещей. Джек обедал с дочками на Уолл-стрит, где собирались брокеры… А когда они подросли, разрешил пользоваться своим банковским счетом.

Жениться вновь старый «ходок» не спешил, оставаясь верным страсти к приключениям. А вот красавице Джанет не терпелось связать судьбу с новым – состоятельным и сильным – мужчиной с хорошей репутацией. Свой план она осуществила в 1942 году. Хью Очинклосс, хозяин мощной нефтяной компании «Стандард Ойл», – вот кто стал ее избранником. Хью, или Хьюди, как звали его друзья, был хозяином двух роскошных поместий, происходил из аристократической семьи, из того круга, который в Штатах именуют old money – старые деньги. Он был воспитан, спокоен, не склонен к интрижкам, не лишен чувства юмора, любил детей.

Джанет, встречаясь с Очинклоссом, замуж не спешила – считала, что может выбирать: недостатка в поклонниках не было.

Впервые ее дочки встретились с будущим отчимом примерно за год до их свадьбы, когда отправились с ней в Вашингтон, недалеко от которого находился Мэрривуд – одно из обширных и роскошных поместий нефтяника. Но и Хьюди прибыл в столицу не один. С ним был сын со странным для американского уха именем Юша – производным от русского то ли Андрюша, то ли Кирюша, то ли Ванюша. Его мать была аристократкой, бежавшей от большевиков.

Юшу – застенчивого и тихого четырнадцатилетнего подростка – связали с Джеки нежная дружба, любовь к истории и патриотизм. Они встретились через десять дней после атаки на Пёрл-Харбор и горячо обсуждали будущие военные операции в южных морях и битву в Европе. Джеки переживала за поверженную, но не покоренную Францию. Она даже пуделя назвала Голли – в честь высокого и прямого генерала, своевольно и отважно отказавшегося капитулировать вместе со своим правительством и в изгнании возглавившего французское Сопротивление.

На свадьбе Хьюди и Джанет Юша был шафером. Он, Джеки и Ли сидели вместе. Что же до Черного Джека, то он отнесся к браку с сарказмом: «Желаю счастливых убытков с Очинклоссом», – напутствовал он бывшую спутницу жизни. Но в убытке, похоже, остался сам.

В 1944 году Джеки перевели в более престижную школу. В Фармингтон. Там училась ее бабушка. «Эта школа для одаренных девочек из богатых семей, – писал журнал Time, – стоит средь красот Коннектикута и гордится своим отделением истории искусств. А также тем, что один учитель приходится в ней на восемь воспитанниц из двухсот тридцати. А на завтрак отличницам подают лучшее молоко. Кстати, потом все они поступают в лучшие университеты».

Джеки делила комнату с милой девчушкой-хохотушкой из Калифорнии по имени Сью Нортон. Эта блондинка вся так и лучилась южным солнцем. В знак дружбы девочки выцарапали на окне свои имена. Но вскоре дружба поостыла – уж больно всерьез принимала Сью школьные правила. А Джеки любила шалить, например запудрить мозги мальчишкам, чтоб они притащили шоколадное мороженое из лавочки, куда школьницам ходить строго запрещалось.

Жаклин делала все, чтобы выписать к себе Балерину. Содержание лошади стоило 25 долларов в месяц – по тем временам немало. Но юная хитрюга написала деду нежное письмо со стихами своего сочинения, сердце старикана растаяло, и он ответил так:

Дорогая Жаклин!

С одной стороны, твоя просьба может показаться экстравагантным расточительством, но с другой – ее можно счесть и вполне оправданной необходимостью. Балерина поддержит тебя в хорошей физической форме, отвлечет от забот, так что я готов взять на себя расходы…

Дальше – в том же духе еще строк двадцать. Возможно, это было самое длинное неделовое письмо, которое он послал за последние десять лет…

Желанная подруга Балерина прибыла в Фармингтон. В жизни Джеки появился некто, о ком она могла заботиться. Холодными вечерами девочка укутывала лошадь одеялами, чистила, учила возить санки и выигрывала на ней школьные скачки. Имя Жаклин Бувье дважды выгравировали на кубке, служившем призом на конных состязаниях. На фото они вместе: Жаклин в царственной позе с поводьями в руках. Рядом – две восхищенные придворные дамы той поры: Сюзи Нортон и Нэнси Такерман – малышка Таки, тоже родом из Нью-Йорка, – еще одна близкая подруга героини. В комнату к Нэнси Джеки переехала после первого года учебы.

Но верховая езда уже не была главным ее увлечением.

На смену пришла изящная словесность.

Интерес Жаклин к литературе и искусству, конечно же, не был случаен. Ее отчим Хьюди и его сестра Энни, жившая в соседстве со школой, хорошо знали и тонко ценили классическую музыку, живопись, книги и рукописи. Муж Энни Шелдон Льюис был видным коллекционером. Он обладал уникальным собранием британских сатирических и топографических эстампов, считавшимся богатейшим после владений Британского музея. Сегодня коллекции Очинклосса и Льюиса нашли приют в библиотеках Йельского университета и школы Фармингтон.

Джеки и ее подруги нередко гостили в очаровательном особняке Льюисов, где на стене до сих пор висит листок, на котором к рисунку праздничного торта приписано стихотворение нашей героини в честь дня рождения любимой тети.

То были самые первые и очень еще неловкие пробы пера, сделанные под влиянием любимых авторов. Девчонка влюбилась в Лонгфелло! Обожала Шекспира. Зачитывалась Чеховым. Знала наизусть Уордсворта, Байрона и Эдну Сент-Винсент Миллей.

«Она лучше всех в классе разбиралась в литературных тонкостях, – сообщает в мемуарах однокашница Джеки Элен Гейтс. – Нам особенно нравилось, когда Джеки спорила с упрямой учительницей Кэтрин Уотсон… и в конце концов доказывала свою правоту. Их дебаты наполняли класс творческой энергией. Было видно, что и мисс Уотсон получала удовольствие… <…> У нас было несколько таких умниц, но она читала больше всех».

Понятно, что никто не удивился, когда летом 1946 года Жаклин присудили первое место среди школьников за «творческий подход к освоению материала» в области литературы, вручив приз – книгу стихов ее любимой Эдны Миллей.

«Джеки стала легендой Фармингтона, – рассказывала выпускница школы Изабель Эберстадт. – Я поступила через год после ее ухода, но имя Джеки продолжало греметь и всегда – с приставкой «супер». Даже директриса, казалось, была влюблена в нее. И все учителя тоже…»

Окруженная легкой влюбленностью всех, кто был рядом, Джеки сама жила ожиданием этого чувства, готовилась к приключениям… Ее девические переживания любопытно соединились с желанием писать. Весной 1947 года семнадцатилетняя красавица из Фармингтона, готовая к поступлению в престижный колледж Вассар, пишет рассказ «Весеннее томление». В нем прекрасная юная нимфа по имени Дафна, устав подчиняться прихотям Зевса, бежит прочь с Олимпа. В гневе верховное божество превращает непослушную девицу в мыслящую мраморную статую и объявляет, что она будет оживать лишь раз в три тысячи лет. Проходят столетия, археологи привозят Дафну в Нью-Йорк, чтоб украсить изваянием фонтан Центрального парка. К этому времени приходит срок Дафне ожить. Что и происходит. Прелестная девушка спускается с пьедестала, очаровывает юношу, а вернувшись, принимает позу, при виде которой все мужчины жалеют, что она – лишь изваяние…

В отличие от Дафны Джеки мраморной не была – любила наряды, вечеринки, забавы и танцы. Она очень быстро научилась очаровывать мужчин. Молодые люди бывали счастливы убежать с нашей героиней с вечеринки и провести вечер, кушая омлет, слушая граммофон и нежно (но невинно) целуясь. Джентльмены постарше надолго задерживали на ней внимательный взгляд. Сверстницы сурово ревновали, неизменно чувствуя себя в лучшем случае вторыми.

Одна из них, Присцилла Макмиллан, вспоминала, что, увидев Жаклин Бувье впервые, была поражена: «…она спускалась по лестнице в изумрудном платье с кринолином. У меня перехватило дух – настолько Джеки казалась величественной, настолько отличалась от всех нас. В ней было нечто восхитительное. Никогда не забуду тот момент».

Очарование и кажущаяся легкомысленность сочетались в Жаклин с серьезностью и ответственностью. Походы на футбол, танцы, приемы и вечеринки вовсе не были помехой ее образованию. После строгостей Фармингтона, которые немного тяготили Джеки, рождая в ней скрытый протест, отчасти мешавший занятиям, в Вассаре она упивалась свободой, которая стала лучшей атмосферой для ее развития. Девушка с удовольствием посещала занятия, легко получая отличные оценки, все так же усердно читала, посещала театральную студию и выпускала газету.

Больше того, она взялась писать детскую книгу, для которой ее новая соседка Эдна Харрисон с увлечением рисовала картинки. Совместная работа шла успешно, ничуть не мешая подружкам искать приключения. В отношениях с мужчинами – впрочем, вполне невинных – Джеки взяла на себя роль наставницы. «Надо заставлять их ждать!» – учила она компаньонку. «Помню, – говорила Эдна, – один классный парень из Принстона впервые пригласил меня на настоящее свидание. Я накрасилась, стильно оделась, но… выходить не спешила. В ушах звучали слова Джеки: “Нельзя показывать, что ты готова, пусть мальчик подождет”».

Это она умела. Очевидно, сказались навыки, почерпнутые из личной жизни родителей, проходившей на глазах у нее и сестры. Зная это, отец тревожился за них. «Притворяйся недотрогой», – это заклинание он неустанно твердил дочерям. И они слушались, понимая: папа знает, что говорит.

Эта непринужденная недоступность в сочетании с наивной неотразимостью позволяли сестрам легко порабощать мужчин. «Мы просто диву давались, как легко эти, казалось бы, совсем зеленые барышни цепляют мужиков, – делилась одна из их сверстниц, используя колоритный молодежный жаргон того времени. – Они по обе стороны подсаживались к пареньку, томно глядя в глаза жертве. Бедный пупс млел, видя, что привлек таких цыпочек, и тут же решал, что он просто охрененный чел и все может». И вел себя соответственно, готовый к услугам и ждущий взаимности. А красотки, не стесняясь, пользовались этим, внутренне хохоча.

Джеки была в этом особенно хороша и непрестанно совершенствовала искусство светской львицы. Толкуя с мужчинами, она понижала тон голоса до воркования, так что «во время беседы возникало совершенно особое чувство, с ней всегда было легко говорить», ее взгляд был устремлен на мужчину, и ему казалось, что в целом мире для нее существует только он. Если собеседник сетовал на неприятности, то встречал глубокое сочувствие и понимание, больше того, узнавал, что у нее – те же проблемы. И даже сложнее. Если же он торжествовал – Джеки совершенно искренне радовалась вместе с ним. «Это было изумительно, – делился впечатлениями литератор Ричард де Комбрей, – сидеть напротив женщины… которая увлечена вашим рассказом так, словно это самое интересное, что она слышала в жизни. …Джеки никогда не говорила о себе, а всегда о вас». Писатель Гор Видал, как и Джеки, один из приемных детей Хьюди, рассказал, что как-то она призналась – в шутку или нет? – что цель ее жизни – нравиться мужчинам.

Немудрено, что обворожительная Жаклин Бувье преуспела в американском свете, где привычно царили «хозяева жизни» джентльмены, а правили леди – хозяйки их грез и страстей.

Вскоре к ней пришла слава – знаменитый светский обозреватель Игорь Кассини назвал ее «королевой дебютанток 1947 года». Ничего не скажешь: яркий пример ситуации, когда два-три слова признанного авторитета в момент возносят никому не известную студентку до голливудских звезд. Эту историю впору приводить в лекциях по персональному брендингу. Кассини описал Джеки как «величественную брюнетку с классическими чертами лица и точеной, словно дрезденский фарфор, фигуркой. Как и положено дебютантке, она держала себя с достоинством».

Это умение держаться с достоинством, как и другие, обретенные Джеки в свете, помогло ей в жизни не меньше, чем красота. Но не забудем, что у слова достоинство есть важный синоним – цена.