Текст книги "Джон Кеннеди. Рыжий принц Америки"

Дмитрий Петров
Джон Кеннеди. Рыжий принц Америки

Благодарности

Я ПРИЗНАТЕЛЕН

всем, кто сделал возможным выход этой книги.

И сердечно благодарю:

Андрея Быстрицкого

Екатерину Егорову-Гантман

Анатолия Громыко

Василия Жаркова

Валентина Зорина

Андрея Колесникова

Серго Микояна

Дмитрия Муратова

Вячеслава Никонова

Глеба Павловского

Рустема Сафронова

Анатолия Уткина

Дмитрия Шушарина

Влада Яковлева

Ефима Островского

Бориса Межуева

Дмитрия Дробницкого

Павла Масловского

Глеба Кузнецова

Карину Саркисян

Ирину Петрову

Дмитрия Дмитриевича Петрова

Елену, Павла и Валентину Петровых

Журнал «Огонек»

«Новую газету»

Электронный журнал Terra America (terra-america.ru)

Государственную библиотеку иностранной литературы им. М.И. Рудомино

От души

Дмитрий Петров

Часть I
Бостон

Глава первая
Клан

В начале XX века среди джентльменов еще не было принято находиться рядом с женой во время родов. Так что распростертой на ложе молодой дамой занимались только женщины и доктор.

Дом не спит. В кабинете на втором этаже в камине огонь, на стенах – блики. Май в конце, но в Массачусетсе прохладно. Тишина гулка, как в базилике. Позади тревожный длинный день. Свет настольной лампы приглушен. Свечи догорели – ну и ладно. На лицо Христа упала тень. Отрешен и безмятежен, Он взирал на коленопреклоненного мужчину, молча стоявшего пред Ним, молитвенно сложив руки.

Мужчина не знал, сколько времени провел перед распятием. И когда где-то в дальних комнатах возникло движение, он подумал: ну, слава Богу, похоже, все решилось. Тишина оборвалась вся и как-то разом. Часы пробили три… Шаги, голоса…

Мужчина встал с колен и подошел к двери, прислушиваясь. И когда в нее негромко постучали, был уже готов. Ко всему…

* * *

Он таким рос. И таким вырос. Готовым ко всему.

– Эй, бой, дай-ка мне пакетик! – обращался рабочий-поляк и протягивал «никель»[1]1
  Монета в пять центов. (Здесь и далее примечания автора.)


[Закрыть].

Джо отсчитывал сдачу и давал ему упаковку орешков.

– И мине тоше, – просил бородатый немец-кузнец.

– Отсыпь, рогаццо, и сюда, – подставлял карман каменщик-итальянец.

– И мне, и мне, давай-давай… – шумел десяток акцентов.

По гавани, утыкавшей небо мачтами судов со всего света, в клубах пара летали десятки катеров, развозящих работяг-эмигрантов по сотням причалов, доков, фабрик, строек.

На этих-то катерах и торговал орешками Джо. С малых лет работать, помогая семье, было в ту пору обычным делом в семьях среднего класса. И пусть бы только кто рискнул отнять у него выручку – не ушел бы без фонаря под глазом, а то и зубы сосчитал бы. Ирландец не дает себя в обиду! – так было принято в их квартале, так было принято в их семье.

Заработанные центы он отдавал матери, а два оставлял себе – на дорогу до школы и обратно. Став постарше – пошел курьером в банк. А закончив школу – в престижный колледж «Бостон Лэтин», где некогда учились отцы-основатели Соединенных Штатов – Бенджамин Франклин и Генри Адамс.

Детей надо учить. И учить хорошо. Больше того – в престижных школах. Так считал его отец. Иначе им ни в жисть не войти в круг янки-бизнесменов. А не войдешь в этот круг – так и останешься в гетто диаспоры, ну, разве что миллион заработаешь. И то еще неизвестно, примут ли. Да и заработай его попробуй…

Отец знал, что говорил. Сам-то он миллиона не заработал. Хоть и трудился всю жизнь. Упорно и успешно. Он – безотцовщина – едва выучился читать и писать. А как же иначе, если кроме него в семье еще трое детей, и мать – бойкая ирландка Бриджит, которой все дети помогали с самых ранних лет, – едва могла их прокормить. Но ведь прокормила! И хоть Пат не получил должного воспитания, но в люди вышел. И все – трудом. Настойчивым, неодолимым ирландским упорством в борьбе за светлое будущее на этой чужой земле.

Вот бы порадовался отец, всю свою американскую жизнь пропахавший бондарем на острове Ноддл на востоке Бостонской бухты! Город остро нуждался в бочках. Уж больно много прибывало в него народу. И всем подавай масло, вино, пиво и виски.

Ну вот ирландцы и «держали мазу» по части тары. И, само собой, по напиткам.

Вот Патрик и вкалывал день и ночь. Лелеял американскую мечту.

Он был первым Кеннеди, ступившим на американскую землю. Беглецом из нищей и голодной Ирландии, где страшный неурожай картофеля 1845 года усеял обочины дорог, ведущих к портам, трупами беженцев, так и не сумевших сесть на спасительный корабль, идущий в Штаты.

А Пат дошел. Пат успел. Пат доплыл. Оставил за спиной родной Нью-Росс и графство Вексфорд, где родился в 1823 году, с горстью монет прибыл в Бостон и занялся делом.

А после женился на Бриджит Мерфи и родил четверых. Младший явился на свет в 1858-м. Его назвали Патрик Джозеф. Вскоре отец умер бог знает от какой заразы, а парень пробился, пророс через нищету и маяту ирландских кварталов, где работали по пятнадцать часов в сутки, жили по пятнадцать человек в комнате и были счастливы, заработав пятнадцать центов в день.

Сперва ирландцы в Бостоне были никем. Другие иммигранты – славяне, евреи, немцы, итальянцы, скандинавы – все считали себя выше их. Даже негры, вчерашние рабы, уже успевшие устроиться в новой жизни. Но были у ирландцев и преимущества. В отличие от других, они худо-бедно говорили по-английски. Были привычны к труду, упорны, проворны и задорны.

Их спаяли традиции и обычаи приходской жизни. Но католицизм стал не только раствором, соединяющим кирпичи этого сообщества, но и мобилизующим фактором: церковь учила – будь богобоязнен, терпелив и трудолюбив. Иди к своей цели и веди братьев и сестер. Ирландец прорвался? Помоги ирландцу. Католик добился? Подсоби католику. «Рыжий» устроился? «Устрой» рыжего[2]2
  Рыжий цвет волос считается отличительным признаком уроженцев Ирландии.


[Закрыть]. Таков был принцип их жизни.

И вот, мало-помалу вставая на ноги, они сложили землячество. Создали многочисленную, энергичную и со временем довольно влиятельную этническую группу, в целом осознающую собственные – свои – цели и интересы.

В царство успеха дорогу беглецы с Зеленого острова прокладывали грудью, пробивали кулаками и прогрызали зубами. Многие отбили кулаки и обломали челюсти: такова великая американская мечта – не всем она по зубам. Но другие прорвались. И среди них – Патрик Джозеф.

Прокормить пятерых ох как непросто. И его мать день и ночь трудилась в лавке. Какое-то время Пат ходил в церковную школу, но бросил – уж слишком нуждалась мать в его помощи, сильных руках и смекалке.

Что такое ирландская лавочка в конце XIX века? Малый бизнес. Налоги. Борьба за жизнь. Торговля в долг. А долг платежом красен. И местные, постоянные клиенты, отвечали маме Бриджит добром за добро – не дали пропасть. Худо-бедно, а выжили. Дети подросли: дочери вышли замуж, а Пат купил салун. Биг дил – большое дело! И место – супер: у самой верфи, на дороге, ведущей в город.

Шагая с работы устало мимо бара Пата, работяги вспоминали, до чего ж они любят жизнь. И хотят, чтоб она лучше стала. И конечно, шли туда, где пиво пенится, где пить не ленятся и где спецовочки трещат по швам. И допоздна звучали в кабаке Кеннеди звон кружек, песни и смех.

Он знал в округе всех. А округа знала его. Он всегда давал взаймы ирландцу, если тому не повезло. Отказывал разве только самым пропащим бездельникам. Был спокоен, вежлив, рассудителен, силен, усат. Толково вел дела. Короче – внушал доверие. Взяв на грудь и сделав жизнь чуть лучше, трудяги делились с ним сокровенным. И он не отказывал ни в деньгах, ни в совете. А порой совет важнее денег. Его уважали. Но не только за хватку и ум. Он умел читать!

И читал. А это – по тем временам и в той среде – было редкостью.

– Вот ведь, – говорили докеры, засидевшиеся допоздна, – мы песни орем, а Пат сидит себе мусолит книжку… Ты, это, Хенни, спроси его, грамотного, – за кого на выборах голосовать…

Политика пришла в жизнь землячества, как только оно начало всерьез заколачивать доллар и осознавать свои интересы. Пришла она и в бар Пата.

Залы салуна – отличное место для публичных сходок и митингов. А его задние комнаты – для встреч с глазу на глаз. А ведь и без того, и без другого в политике – никуда.

Туда, где много людей, рано или поздно заходят агитаторы. Покупают парням виски. Хлопают по спинам. Бойко травят байки. Говорят: знаешь, что самое главное для человека труда? Работа? Верно. Выпивка? Точно. Дом и семья? Само собой! Все это важно, но главное, друг, – правильно голосовать. Чтоб там, где решают вопросы с работой, жильем, а порой и с бухлом, – сидели наши ребята. Понял, Джек? Так что давай-ка вместе голосовать за своих. За демократов.

Демократическая партия в Бостоне не была ирландским заповедником, но «рыжие» с течением времени стали играть в ней немалую роль. Кеннеди тут же приметил разговорчивых парней, что толкуют с рабочими. Быстро свел с ними знакомство. Враз усек, что к чему. И вскоре превратил свой бар в политический клуб. Здесь распинались ораторы. Здесь вербовались агитаторы. Здесь строили планы избирательных кампаний.

Пат и не заметил, как к нему стали захаживать серьезные люди.

– Ты, Пат, – говорили они, – дельный мужик. Ирландец. Свой в доску. И нам подходишь, понял? Зрелый человек. Скоро тридцатник. Свое дело. Не пора ли подумать о большем?

– О чем вы, джентльмены? – спрашивал Патрик.

– О политике, Пат. Знаешь, что нам в тебе по душе? Почтение к старшим! – смеялись серьезные люди. – Скоро сам поймешь, что к чему.

И он понял. Когда они стали не спеша продвигать его все дальше и выше в своих делах. И вот он уже босс квартала – рулит им из бара. Спустя годы сын Пата Джо расскажет: «Как-то я слышал разговор отца со своими людьми. Они сказали: “Сегодня мы голосовали сто двадцать восемь раз”». Возможно – за него. Ведь Патрик Кеннеди уже большая шишка – член законодательного собрания штата Массачусетс. Куда его избирали пять раз.

И пришел тот час, когда его пригласили в «Стратегический комитет» – закрытый клуб боссов, хозяев политики демократической партии в штате Массачусетс. Это они ставили своих людей на ключевые посты. Это они распоряжались избирательными фондами. Это они решали, кому быть в числе «бостонских воротил». Пата приняли в этот клуб.

Они встречались на Браттл-стрит. Там он познакомился с молодым, но видным политиком – Джоном Фицджеральдом по кличке Хани Фитц – Медовый Фитц.

Он был родом из Бостона, третий в череде из девяти детей. Подростком потерял родителей. Но попал на хорошее место – Бостонскую таможню. Под руку старого босса Леверетта Салтонстолла. Тот быстро приметил толкового парня. И вот он уже в городском совете. А вот – в Конгрессе США. А то и в мэрах Бостона…

Так бывает в жизни. Бывает в политике: Пат и Фитц стали друзьями и партнерами. И с той поры оставались ими, что бы ни творилось в их личной политической судьбе. Вскоре их ввели в круг FIFs – First Irish Families – лучших ирландских фамилий. Прилежные прихожане и элегантные молодые люди (как и любой ирландец-демократ, желавший преуспеть), вскоре они женились на девушках из приличных семей.

В 1910 году Фитц (не без помощи Пата) стал мэром Бостона и первым рожденным в США ирландцем, занявшим этот пост. Ну, а вокруг уже сидело немало его соотечественников.

Бостон рос. Его заполняли иммигранты. Ирландцы стали в нем своими. У них просили помощи новички – славяне, итальянцы, немцы. От них часто зависели работа, жилье, торговля.

Победа на выборах мэра побудила амбициозного Фитца бороться за пост губернатора и кресло в Сенате. Этот пыл остудил суровый политический ветеран – республиканец Генри Кэбот Лодж. Это он в 1916-м победил Медового Фитца на выборах в Сенат. За что спустя сорок лет расплатится его внук. Но в ту пору «старая республиканская гвардия» бостонских янки крепко держала штат, и молодой политической машине демократов-ирландцев пришлось притормозить.

Но политика – политикой, а семья – семьей. Жена, дети, родственники – прежде всего. Даже для прожженных воротил, как Пат и Фитц.

– Роуз Фицджеральд выходит за Джо Кеннеди! – Об их помолвке говорил весь Бостон. Сын одного из ключевых теневых боссов города брал в жены дочь мэра. Для одних – политическая сделка, для других – династический брак, для них – узы любви на долгие годы.

Их обвенчали в октябре 1914-го в личной часовне кардинала О'Коннелла. На свадьбе был весь цвет города – Пат и Фитц имели солидные связи…

Они подходили друг другу: Роуз – красавица, одна из лучших невест города, Джо – молодой способный бизнесмен. Она – училась в Европе, знает языки, любит музыку, умеет занять гостей. Он – хваткий делец и добрый католик, готовый стать прекрасным мужем. Настоящий сын своего отца Патрика Джозефа Кеннеди.

Тот, кто вставал с зарей и с кульками орешков бежал к бухте. Тот, кто сидел в «Бостон Лэтин» с детьми богатых янки. Тот, кто получил Кубок мэра по бейсболу из рук будущего тестя.

Мать и отец мечтали видеть его студентом Гарварда. И он туда поступил. Но учился так себе – уже тогда понимал: спорт, наука, политика, даже богатство и положение в обществе – все покупается за доллары. И сперва он будет делать их, а уж потом – все прочее. Сказано – сделано: на паях с дружком наняв в каникулы автобус, Джо катал по Бостону туристов. А пересчитав свою долю – несколько тысяч долларов, – рассмеялся: в тридцать пять заработаю миллион.

И сдержал слово.

Окончив университет, стал банковским инспектором. На кончиках пальцев освоил науку финансов. И когда банк, среди совладельцев которого были члены его семьи, хотел поглотить другой, более крупный, банк, Джо, собрав с помощью родственников паевые доверенности, был избран его президентом. А ведь до тридцати пяти ему оставалось еще десять лет…

Роуз не жаловалась. Первое, что сделал Джо, будучи по макушку в долгах, – занял денег на взнос за дом в предместье Бостона – Бруклайне. Сумма ипотеки была приличной (по тем временам) – шесть с половиной тысяч долларов. Но Роуз не тревожилась. Что-то говорило ей: долги он скоро вернет. И заработает еще. Много.

Бруклайн – обитель среднего класса – столпа и оплота Америки. Тихий пригород, расположенный близ Бостонской почтовой дороги, проложенной в 1670 году – вскоре после прихода первых поселенцев. А в прочем – маленький город к юго-западу от Бостона, основанный в 1705 году. Его имя – сочетание слов brook и line – «ручей» и «линия, граница». И действительно, именно ручьи отделяли его от соседних селений.

«Это своего рода сад, – писал о Бруклайне Эндрю Джексон Даунинг, родоначальник ландшафтного дизайна. – В Америке, пожалуй, нет городка, схожего с ним очарованием. Улицы и переулки ведут от одного коттеджа или виллы к другой. …Манящие виды сообщают месту благодатный сельский дух свободы и услады. Живописные аллеи пролегают среди деревьев и обильного кустарника, порой образующего арки из ветвей и трепещущей листвы…»

Таким, в целом, был Бруклайн и в начале прошлого века, хотя улицы стали шире, а к 1917 году проложили и железную дорогу. Но на Биилз-стрит, где жили Джо и Роуз, грохота поездов слышно не было. Здесь, в тиши, вскоре явился на свет их первенец – Джозеф Кеннеди.

Следом – еще один брат, получивший второе имя в честь деда по матери. Потом Розмари, Кэтлин, Юнис, Патриша и Джин. После, в 1925-м – Роберт, а через семь лет Эдвард.

* * *

В ту ночь 29 мая 1917 года, с которой мы начали этот рассказ, когда готовый ко всему джентльмен в домашнем костюме, прервав молитву, открыл дверь на стук, Джо Кеннеди – а это был он – узнал, что только что, в три часа пополуночи, у него родился второй сын.

Джозеф Патрик Кеннеди, сын хозяина бара и теневого босса, делец и финансист, благодарил Господа Бога и Деву Марию за то, что сохранили жизнь жене и даровали ему сына.

Вскоре мальчика нарекли Джоном Фицджеральдом – в честь Евангелиста Иоанна и отца Роуз, Медового Фитца. А дома сразу стали звать Джеком.

Прошло чуть больше месяца с тех пор, как Штаты вступили в Первую мировую войну.

Эскадры и транспорты с войсками плыли в Европу, но Джо не взял винтовку, не надел каску. Он стал помощником директора компании «Бетлехем Стил», строившей по госзаказу боевые суда. В армию оттуда не брали. А вскоре война завершилась, и Джо двинулся прямиком к своему первому миллиону – ринулся в круговерть Нью-Йоркской фондовой биржи. Финансовый рынок требовал особого стиля. Но он уже научился копировать манеры поведения янки. Его приметили – сделали главой инвестиционного отдела банка «Хэйден, Стоун энд компани».

Вскоре Джо стал сам играть на бирже. И добился там уважения. Он рисковал, много терял, но возмещал с лихвой. О нем говорили: вот кто умеет делать деньги. Этому помогли два обстоятельства: в начале 20-х он понял, сколь важным искусством становится кино, и купил сеть кинотеатров – тридцать один зал, – а на прибыли от биржевых операций стал финансировать киносъемки. Вскоре он уже контролировал ряд кинокомпаний, реструктурировал их и продал с выгодой. Выступал он и как продюсер – вложил деньги в картины с участием суперзвезды Глории Свенсон. Впрочем, прокат одной отменил: верный католик не счел возможным пустить на экран сцену совращения монахини. Но от романа с Глорией не отказался.

Вообще, Джо отличала немалая склонность к амурным приключениям. Как это вязалось с его усердием католика? Бог весть. Слаб человек…

Что же до бизнеса, то фондовая биржа конца двадцатых годов – рай для отважных дельцов и аферистов – была как раз для него. О Джо заговорили как о крутом брокере, авантюристе и человеке экстравагантных взглядов. Он подтвердил эту репутацию, поддержав на президентских выборах 1924 года «Партию прогресса» – крайних либералов[3]3
  Американское понимание термина «либерал» отличается от европейского. И тот и другой выступают за демократическое правление, гражданские свободы и права человека. Но если европейский либерал всегда и во всем – сторонник предельно свободного рынка, то либерал американский – напротив: выступает за рынок регулируемый, значительную роль государства в экономике и общественно-политической жизни, в частности – регулировании отношений между наемным трудом и бизнесом.


[Закрыть] Роберта Ла Файетта и Бертона Уиллера, выступавших за права профсоюзов, низкие налоги для бедных и национализацию ряда отраслей. Ла Файетт и Уиллер взяли на выборах всего 17 % голосов. Но у Кеннеди были миллионы, и причуды ему прощали.

Когда в 1929-м Уолл-стрит погрузилась в кошмар, а страна – в Великую депрессию, и брокеры скакали из окошек небоскребов, он делал деньги на спиртном и недвижимости, руля столь экзотическими аферами, что только сам мог бы рассказать, что в них было к чему. Говорят, среди них были и незаконные операции с импортом виски, но его причастность к ним не доказана.

Так или иначе, пришел день, когда капитал, образование и воспитание, полученное в доме, где главным делом была политика, направили его амбиции в эту сферу. Но не туда, где заключают сделки средней руки. С миллионами в кармане Джо желал вершить судьбы страны.

Его отец был видным демократом. И в 1932-м Джо ставит на Рузвельта и вносит в его фонд сперва 15 000, а затем 50 000 долларов. По тем временам – немалые деньги. Впрочем, говорят, он пожертвовал больше, но – тайно.

Рузвельт одолел бывшего президента Гувера, чья репутация была подорвана депрессией. Но дело не в этом (предотвратить крах биржи и спад экономики тогда не смог бы никто), а в том, что Рузвельт нес стране новую энергию. Хотел мобилизовать ее на борьбу с кризисом и отчаянием. Ведь депрессия была не только в экономике. Для людей экономика была почти пустым звуком. Депрессия прокралась в умы. Пора было пробудить в них стремление к переменам. А значит – воображение. Побудить вообразить новую Америку. И себя в этой Америке. Здесь была суть рузвельтовской New Deal – Новой сделки, известной в России под именем Новый курс.

Так перевели название проекта Рузвельта в СССР. Просто потому, что его жителям слова «Новая сделка» были бы не понятны: что за сделка? с кем? А в Штатах не было ничего яснее: до кризиса власть и общество, элиты, средний класс и наемный труд жили по правилам прежнего социального договора, старой сделки о предельно свободном рынке, где кто сильнее – тот и прав, кто смел – тот и съел, кто первый встал – того и тапки. Ее заключили еще при Аврааме Линкольне – в пору первого промышленного переворота, мощного роста индустрии и сельского хозяйства – бурного развития ничем и никем не ограниченного капитализма.

Но срок той сделки истек. Завершился крахом биржи и катастрофой хозяйства. Пришла пора предложить обществу новую сделку. На других условиях. Это и сделал Рузвельт.

«Дело Рузвельта и его команды не было и не могло быть ремонтом, восстановлением, – писал об этом проекте философ Сергей Чернышев. – Они воссоздали на новой основе, возродили национальную жизнь, ее дух и тело. <…> Материалом… была ткань отношений собственности. Здесь он [Рузвельт] открыто выступал как наследник Томаса Джефферсона[4]4
  Томас Джефферсон – политик и социальный мыслитель, один из «отцов-основателей США». Считал материальные и деловые интересы вторичными по отношению к духовным поискам и политическим взглядам.


[Закрыть]. <…> Впрочем, люди хотят не столько иметь собственность, сколько свободно пользоваться ее плодами для самореализации. Рузвельт вслед за Джефферсоном ставил право на жизнь, свободу и стремление к счастью выше права свободно распоряжаться собственностью».