Электронная библиотека » Дмитрий Петров » » онлайн чтение - страница 27


  • Текст добавлен: 28 апреля 2014, 00:57


Автор книги: Дмитрий Петров


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:
- 100% +
5

Спор систем – это спор идей. Отношение к ним – показатель отношения граждан к стране. Современные российские ученые Ирина Савельева и Андрей Полетаев, готовя книгу «Социальные представления о прошлом, или Знают ли американцы историю», спросили их: «Если… Америка преуспела в истории, то благодаря чему?», и большинство ответило: благодаря свободе и равенству возможностей.

Вот результат внедрения клише в массовое сознание – скажет кто-то. Что ж, хорошо, «свобода» – клише. Но не в большей мере, чем в советском языке: «Братский союз и свобода – вот наш девиз боевой…» И его философская многозначность не мешает видеть суть. И не только американцам. Ведь «свобода неделима; когда один порабощен, все несвободны…»

Граница между Западным и Восточным Берлином, «тоталитарным Востоком» и «агрессивным Западом» пролегала в мире не только инфраструктур, но и ультраструктур – не только по земле и картам, но и в сфере целей и идей. Шла по людям. По жизни. И смерти.

«Вы живете на… острове свободы, – говорил Кеннеди, обращаясь к западным берлинцам. – Но ваша жизнь – часть общей жизни. Поэтому… позвольте попросить вас обратить взгляды… за пределы свободы Берлина или Германии к свободе везде…».

О том же он говорил народу Кубы: «Цена свободы высока, но американцы всегда платили ее». И ждал того же от кубинцев: «Народ Кубы часто восставал против тиранов. И я не сомневаюсь, что и сегодня большинство кубинцев с нетерпением ждут, когда они обретут подлинную свободу – свободу от иностранной зависимости, свободу выбирать лидеров и подходящую систему… свободу говорить, писать и молиться, ничего не опасаясь», – скажет Кеннеди 22 октября в одной из самых трудных своих речей.

И не потому, что говорил он об угрозе войны. А потому, что говорил с миром, включая и возможных завтрашних врагов. А полем их битвы могла стать вся планета.

* * *

Но Джек скажет эту речь через три дня. А сейчас он летит в Вашингтон. Слушать лучших и блистательнейших: Соренсена, О’Доннелла, Банди, Макнамару, Тейлора, директора ЦРУ Маккоуна, прибывшего из Европы, откуда он уже предупреждал о возможном размещении ракет.

В Экском входил и госсекретарь Дин Раск с замами и экспертами по России, министр финансов Диллон, доверенные лица президента Ачесон и Стивенсон, вице-президент Джонсон.

Экском собрался 16 октября 1962 г. за круглым столом в кабинете Джека. Но начать вовремя не удалось. Вбежала малютка Кэролайн, и все ждали, когда Джек попрощается с ней.

Быть может, «вторжение» крохи, а то и настрой президента создали непринужденную атмосферу: замы министров и эксперты спорили с начальством, гражданские – с военными, каждый говорил что думал. А Кеннеди выходил, чтобы сделать дискуссию еще свободней. Там, где работают the best and the brightest[193]193
  The best and the brightest – «лучшие и блистательнейшие». (англ.)


[Закрыть]
, должен царить дух открытости, считал он.

6

Его фабрика мысли стремительно, но не спеша двигалась к стратегическим узлам сложнейшей проблемы национальной безопасности, которой стало размещение на Кубе советских ядерных ракет. Не зря термин think-tank – дословно «танк мысли» – пришел из американского английского. Понятно, что tank здесь уместней перевести как «резервуар», но таков язык: подчас слова в нем сочетают веер смыслов, хоть и не слишком близких, но сопряженных… Члены Экскома трудились в закрытой среде, своего рода резервуаре, где в крайнем напряжении, как экипаж танка, могли либо погибнуть, либо победить. Причем – в обстановке строгой секретности.

Не будь Экском тайным, вряд ли удалось бы отыскать нужный набор решений в обстановке паники прессы, общественности и республиканцев, готовых использовать любую сложность Джона для ослабления позиций соперников. Отсюда и закрытость.

И потом: Кремль, хоть на первых порах, не должен был узнать, что его план раскрыт.

Главным образом Экском обсуждал две вещи[194]194
  Дискуссии с самого начала записывали на магнитофон.


[Закрыть]
: чего хотят русские и что делать? Что касается мотивов, то предложили ряд версий:

(1) В Кремле считают, что Кеннеди, столкнувшись с угрозой Америке, выступит лишь с дипломатическим протестом. Ряд партнеров США расценят это как слабость и примкнут к СССР, чего и ждет Хрущев. Если «проба сил» пройдет успешно, Москва сделает ход в Европе. Скорее всего – в Берлине. Эту версию назвали политикой «холодной войны».

(2) Кремль ждет, что США применят силу, в ООН начнется буря, в НАТО суета. Меж тем они молниеносно займут Берлин. Вариант назвали «Отвлекающая ловушка».

(3) Куба важна для СССР. И он готов на все ради Кастро. Впрочем, суждение об «Обороне Кубы», как о главном мотиве, быстро сочли неубедительным.

(4) Советы хотят сделать ракеты предметом торга при решении «берлинской проблемы». Или – проблемы американских баз в мире. Назвали «Выигрыш позиций для торга».

(5) («Соотношение ракетных сил»). Хрущев понимает: дальше блефовать нельзя. Скоро мир узнает, что паритета нет, и США в 17 раз превосходят СССР в сфере ракетно-ядерных стратегических вооружений[195]195
  СССР многократно уступал США в ракетах. Но проверить это было сложно – космических систем слежения не имелось. Поэтому советское правительство уверяло мир, что его ракетная мощь сравнима с американской.


[Закрыть]
. Что у Союза против них есть пять баллистических ракет Р-7А – в Тюра-Таме и Плесецке. А также девятнадцать Р-16, уже выпущенных, но не принятых на вооружение. А у США – 253 межконтинентальные ракеты, включая новейшие «Минитмен». Плюс – 105 установок средней дальности в Турции и Европе. Хрущев знает, что здесь ему Штаты быстро не догнать. Поэтому он решил ликвидировать отставание, разместив у их границ ракеты среднего и промежуточного радиуса. И спешит показать: да, у нас мало баллистических, но паритет есть.

Кеннеди, пишет Тэд Соренсен, принял версии три и пять, как возможные. Но склонялся к первой. Он был напряжен. Несколько раз повторил: «Не понимаю, почему Кремль так рискует».

7

Но таков был Кремль. Там все решал Президиум ЦК. А точнее Хрущев. Споры времен «коллективного руководства» (1953–1957) ушли в прошлое. Внутрипартийная борьба заставила вернуть принцип: вождь всегда прав. Спорил лишь Микоян. А при обсуждении ракетного кризиса вообще никто. Военные, дипломаты, спецы из ЦК и КГБ молчали перед партийным начальством. Записи заведующего общим отделом ЦК КПСС Владимира Малина и сына Микояна Серго, говорят о том, что на заседания допускали немногих представителей МИДа, КГБ и Минобороны, «чтобы дали справку, если попросят». Дебатов не было. Между тем, пишет Микоян, «обстановка свободной дискуссии была необходима», но «никто не мог подвергнуть сомнению… штампы пропаганды» и, тем более, мнение Хрущева.

А Хрущев, отправляя ракеты на Кубу, был готов рисковать. Он считал, что Джек и его люди, обнаружив их, испугаются. И был прав.

Атмосфера в Белом доме сложилась не только непринужденная, но и нервозная. Лучшие и блистательнейшие впервые столкнулись с угрозой не просто атаки на свою страну, которую только что считали неуязвимой, но атаки смертельной. Атаки на себя. На свои семьи.

В клане проблема вызвала не совсем обычную реакцию. Внезапно в Кремль доставили письмо от некоей Роуз Фицджеральд Кеннеди. Как сообщила в 2006 году New York Times, мать президента просила лидера СССР подписать и выслать ей снимки, где он запечатлен с ее сыном. И, говорят, изумленный Хрущев выполнил просьбу.

Джек отреагировал на поступок матери подобающим образом: «Мне бы хотелось, чтобы впредь ты всегда извещала меня о своих контактах с главами государств, – написал он на Белого дома 3 ноября 1962 года, когда пик кризиса был позади. – Просьбы такого рода становятся поводом для интерпретаций, поэтому я бы хотел знакомиться с ними до отправки».

Роуз невозмутимо ответила: «Дорогой Джек, я рада твоему предупреждению насчет контактов с главами государств. А то я уже было собралась писать Кастро»[196]196
  New York Times. Rose Kennedy’s Life, in Her Own Words, 29 сентября 2006 года, со ссылкой на Associated Press. Эдвард М. Кеннеди. «Один за всех», «Азбука-Аттикус», КоЛибри, М.: 2012.


[Закрыть]
.

Записки нашли в ее архиве – в 250 коробках писем, фото и заметок.

Эдвард Кеннеди описывает эту историю иначе. «В разгар противостояния… в кабинет к Хрущеву ворвался глава КГБ с письмом… Госпожа Кеннеди просила премьера подписать и прислать… несколько экземпляров его книги.

Трансатлантические кабели мировых телеграфных агентств загудели пересудами о новом повороте событий. Узнав новость, Джек позвонил матери и раздраженно спросил:

– Что ты творишь?!

Роуз с достоинством ответила:

– Можно подумать, ты не знаешь!

Каждый год на Рождество мама дарила детям книги, подписанные главами иностранных государств. В том году настала очередь Хрущева, и наша мать стала действовать по плану.

– Но русским-то и в голову не придет, что все столь невинно! – сказал Джек, заикаясь.

– Они это истолкуют по-своему! А цэрэушникам теперь придется гадать, как они это истолкуют! Положительные моменты! Отрицательные моменты! Наши действия!

Самое смешное, что… Хрущев прислал маме надписанные экземпляры своих книг»[197]197
  Эдвард М. Кеннеди. «Один за всех». «Азбука-Аттикус», КоЛибри, М.: 2012.


[Закрыть]
.

Как видим, версии не совпадают. Но как все было? О чем просила Роуз? О снимках? О книгах? О том и другом сразу? Чего хотела? Не знаю, но… Она бесконечно любила детей, дорожила ими. И видела: сын вступил в опасную борьбу с соперником. Может, интуиция матери велела ей попытаться смягчить конфликт двух мужчин, обладавших неслыханной властью?

Может, она ждала, что ее письмо, без единого слова о политике, но – о снимках, книгах и детях, напомнит одержимому жаждой мирового господства коммунисту, каким она, похоже, видела Хрущева, о его жене и детях? О миллионах женщин и детей. О том, что нет в мире идеи, ради которой надо губить их с дорогими им книгами и фото…

Как бы то ни было, письмо Роуз Хрущеву – факт. Такой же, как и тягостная тревога, пережитая в те дни американцами. Об этом пишет Тэд в мемуарах. В Экскоме с самого начала понимали: даже если «красные» не собираются ударить по Штатам, само размещение ракет на Кубе, скрыть которое не удастся, вызовет в стране ужас и нестабильность.

И пусть Макнамара говорит, что превосходство США по боеголовкам – семнадцать к одному, а первый удар с Кубы невероятен. Пусть ясно: ракеты – это средство давления. Пусть ответный удар по СССР неизбежен и страшен. Но… ядерная война начнется. И тотальная смерть, что вчера была лишь угрозой, завтра может стать реальностью. Это знание было почти невыносимо. А любая операция против Кубы повышала вероятность атаки на США.

За столом Кеннеди сидели холодные игроки. Умеющие мыслить, считать, угадывать ходы соперника. Но Хрущев не ошибся. Им было страшно.

Но все же кое-чего вождь не учел. Например, разницы между способом принятия решений в Белом доме и Кремле. «Модель политики правительства, – пишет Грэм Аллисон в книге «Эссенция решения»[198]198
  Essence of Decision: Explaining the Cuban Missile Crisis. Graham T. Allison, 1971. Название книги базируется на цитате из Кеннеди «The essence of ultimate decision remains impenetrable to the observer – often, indeed, to the decider himself» – «Суть (эссенция) окончательного решения недоступна наблюдателю. А часто и тому, кто его принимает».


[Закрыть]
, – предполагает не одно-единственное действующее лицо, но множество актеров … <…> Ряд участников обязателен; другие могут быть приглашены или включаются сами. Борьба… помогает оформить обстановку принятия решений игроками, способными влиять на выбор правительства и действия в связи с вопросом, стоящим на повестке дня».

Экском работал так. И это снимало напряжение, гасило страх, открывало путь к решениям.

8

В Белом доме разработали три версии поведения. Их приводит в мемуарах Тэд Соренсен.

Первая: воздержаться от действий. Ее предлагал Макнамара, опиравшийся на военные и технические доводы. Но она не устроила Джека. Он видел проблему не военной или технической, а политической. Ни один президент, как скажет после Микоян, лично работавший над урегулированием, не потерпел бы ничего подобного. Ведь впереди были выборы в Конгресс! И дай Кеннеди слабину в вопросе о ракетах, демократы проиграли бы их. Нужно было действовать.

Вторая: давить на Москву. Этого требовал Госдеп. Только в давлении видел решение недавний посол в СССР Льюллин Томпсон. Пусть Кеннеди шлет Хрущеву тайный ультиматум. Потребует убрать ракеты. Иначе – война. Схожий вариант, но мягче, предлагал посол США в ООН Эдлай Стивенсон: подготовить от имени Организации американских государств (ОАГ) или ООН предложение об инспекции Кубы, с дальнейшим саммитом. Где были бы возможны взаимные уступки. Скажем – ликвидация базы в Гуантанамо или вывод из Турции ракет «Юпитер» (все равно их пора убирать) взамен вывода с Кубы советских ракет.

Джек отверг эти варианты. Они ставили Штаты в положение оправдывающейся стороны. И потом, он, всегда сверявший политические события с соразмерными историческими примерами, увидел в саммите по Кубе сходство с Мюнхеном. И принять его не мог.

И впрямь, такая дипломатия позволяла Хрущеву обсуждать и Берлин, и базы вне Турции, получая все больше уступок в обмен на отказ от своей авантюры.

Версия третья (автор Дин Раск): тайное обращение к Кастро. США грозят ему вторжением в расчете на то, что тот порвет с Москвой, столкнувшись с реальностью атаки. Кеннеди не принял этого варианта. Ведь ракеты разместил не Кастро! И вывести он их не мог. Вряд ли мог и присвоить… Значит, говорить надо не с ним.

Оставалось…

9

…воевать?

Глава Объединенного комитета начальников штабов генерал Тейлор доложил, что планы атаки на Кубу разработаны, учения проведены, а масштабы операции сильно превосходят попытку десанта в заливе Свиней. В ней примут участие четверть миллиона солдат. Впрочем, может хватить и 90 000… Бить надо внезапно. Либо – сперва ввести блокаду. А потом сразу – бить.

Участвуют все рода войск. Авангард – десант и морская пехота. Прикрывают флот и ВВС. Из фортов Беннинг и Худ подходят танки, и пехота из Джорджии, Оклахомы и Кентукки[199]199
  А.Фурсенко, Т.Нафтали. «Адская игра», М.: Гея Интурум, 1999.


[Закрыть]
.

Тейлора поддержал генерал Кертис Лимэй (ВВС): «У нас нет другого выбора, кроме прямой военной акции». Кеннеди спросил: а не ответят ли нам Советы в Берлине? Генерал утверждал: нет. Но вот блокада Кубы без удара как раз приведет к войне в Европе.

Но Джек не принял план штурма. Он напомнил, что воевать предстоит не с Кубой, а речь идет о «глобальной борьбе с советскими коммунистами, в частности – за Берлин». И о том, что уже через год Москве хватит дальних ракет, чтобы угрожать 80 – 100 американским городам. Тейлор ответил: «И мы никогда не сможем совершить вторжение, потому что их пистолет будет приставлен к нашему затылку».

«Что ж, – молвил Кеннеди, – нам и не нужно вторгаться на Кубу. <…> После всех заявлений они просто не смогут позволить нам уничтожить их ракеты, убив множество русских, и ничего не сделать в ответ». И был прав.

22 октября Хрущев сказал: «…Они могут напасть, мы ответим. Может вылиться в большую войну». А 28-го: «Если будет… нападение, у нас отдан приказ – нанести ответный удар»[200]200
  Архивы Кремля. Президиум ЦК КПСС 1954–1964. М.: РОССПЭН, 2003. С. 617 и 624.


[Закрыть]
.

Джек не слышал этих слов. Но читал советские заявления. Знал Хрущева: на удар он ответит ударом. И принял решение: переговоры. Но – не прямые. А в письмах.

Он и Хрущев. Лично. Один на один.

Но сначала он шлет телеграмму семьям военных на базе Гуантанамо с призывом вернуться в США: «…Кто-то из вас оставляет мужа, кто-то – отца, а гражданские служащие оставляют работу… Я искренне надеюсь, что обстоятельства позволят вам вернуться. Шлю самые теплые приветствия и наилучшие пожелания вам и тем, кого вы покидаете. Джон Кеннеди».

Пока гражданский персонал базы и семьи военных грузились на корабль, оказалось, что более чем двумстам детям на борту памперсов может хватить не более чем на три дня. Запас сразу пополнили. За счет флота.

22 октября он сообщил лидерам Конгресса о ситуации и стремлении избежать вторжения на Кубу, объяснив его нежеланием довести конфликт до столкновения в Берлине, чреватый войной.

Гувер, Трумэн и Эйзенхауэр одобрили его подход.

В шесть вечера госсекретарь Раск вручил послу Добрынину текст обращения Кеннеди к народу, которое он произнесет через час. Посол США в Москве Колер переслал его в Кремль. Незадолго до выступления там началось заседание Президиума ЦК, где впервые за долгий срок возникла полемика между сторонником жесткого курса маршалом Малиновским и прагматиком Микояном. Когда Кеннеди выступил, объявили перерыв: Президиум ЦК знакомился с речью.

Опытные функционеры легко увидели в ней главное – карантин на доставку Кубе вооружений. И отвергли подход Малиновского. В Кремле тоже заседали матерые политики. Хрущев знал: если Штаты атакуют Кубу и уничтожат ракеты до ядерного залпа, то, как пишет Серго Микоян, «был бы нанесен, возможно, непоправимый урон всем антиимпериалистическим силам, могло произойти ключевое изменение соотношения сил между двумя системами». Уже вскоре Анастас Микоян сказал об этом Кастро. Также и Кеннеди, беседуя с президентом Алжира Ахмедом бен Беллой, пояснил: «Вопрос Кубы… уже не является вопросом кубинско-американским, а перерос в международную проблему…».

Каждый знал: идти ва-банк можно. Но страшно.

Хрущев был готов рисковать и блефовать до введения карантина. Но не теперь. Не хотел рисковать и Кеннеди. Он уже сделал свой предельно смелый ход. Все поставил на карту, заявив Америке и миру: «…Для защиты нашей безопасности и безопасности Западного полушария, властью, данной мне конституцией… ввожу строгий карантин на все поставки наступательного военного оборудования на Кубу. Все суда любого вида, направляющиеся на Кубу… перевозящие оружие массового поражения, будут возвращены в порт отправки.…»

Джек окружил Кубу кораблями. И он имел на это право. Его дала ему ОАГ.

С 10 утра 23 октября пошел отсчет самого опасного кризиса времен «холодной войны».

В тот день возобновилась его переписка с Хрущевым.

10

В конце октября в Вашингтоне краса. В багрец одеты парки и леса. Тяжкая влажная жара позади. Эй, промозглая зима, погоди! У нас сейчас индейское лето. Суббота. 27 октября. И все еще крутится эта планета. И, наверно, не зря.

В колоннаде Белого дома двое мужчин. Молчат. Кончен еще один раунд совещания, идущего почти неделю. Ни президент Кеннеди, ни министр обороны Макнамара не знают, доживут ли до утра. Как и миллионы людей на Кубе, в США и СССР.

СССР и США могут вмиг и без счета уничтожить Soviets – советских и Americans – американцев. В том числе президента и министра. Сделать это или нет – чему быть: последней войне или трудному миру, – решает дюжина парней в Вашингтоне и десяток в Москве. И там, и там есть сторонники разных версий. Москве трудно отказаться от размена: вывод ракет с Кубы – за уход США из Берлина. А Вашингтон не может пойти на это. Логика такая:

– Не хотите под боком ракеты – пустите нас на Курфюрстендам.

– Не хотим. Но не пустим.

25 октября на экстренном заседании Совета безопасности ООН американская сторона представила снимки советских ракет на Кубе. Эдлай Стивенсон дал пояснения. В ООН прилетел Микоян. Из Гаваны. Дипломаты, шпионы, братец Бобби начали трудные консультации. Кеннеди и Хрущев слали письма друг другу.

Меж тем над Кубой сбит американский U-2. Что это значит? Советы выбрали силовой вариант? А в это время какой-то пилот-идиот с Аляски залетел на Чукотку. Thanks God, чудом ушел до начала боя. К линии карантина идет красный флот. Танкер «Грозный» ближе всех к 500-мильной черте. Близ берегов США – «красные» подлодки. Их пугают учебными бомбами. Использовать настоящие запретил президент. Напряженность растет. Советы давят. Штаты держатся. Грузят на суда Пятую бригаду морской пехоты. Еще не вечер! Но что он готовит? Что завтра?

А Джон-младший лежит с температурой под сорок. Но главнокомандующий не знает об этом. Он вершит мировую политику.

И вот – 28 октября. Москва. 17.00. Радио. Хрущев обращается к Кеннеди.

«Уважаемый господин президент! <…> Отдано новое распоряжение о демонтаже вооружения, которое Вы называете наступательным, упаковке его и возвращении в Советский Союз. <…> Мы убеждены, что народы всех стран, как и Вы, господин президент, правильно меня поймете. <…> С уважением к Вам, Н. Хрущев»

Письмо вручено посольству США в 17.10 по Москве.

«Уважаемый г-н Председатель! <…> Я приветствую Ваше послание… Джон Ф. Кеннеди». Ответил немедленно.

«Грозный» пошел домой.

11

Но это – еще через дни. Или – часы. В них напряг спаял цепочку суток.

А сейчас Джон летит в Вашингтон. С чашкой томатного супа в руках. Кто сказал, что спасители мира не любят супа? Ведь и партнер в этом деле, Хрущев, предпочитает кулеш яствам в блестящих судках… И очень даже не глуп он.

Воевать не решился, ракеты увез, но не признал, что они были наступательными. Так и писал: «средство, которое Вы называете наступательным» или «так называемое наступательное оружие». Причем писал не без сарказма: «Мы, коммунисты, вообще против всяких войн между государствами и отстаиваем дело мира с тех пор, как появились на свет» или «Я вижу, г-н Президент, что Вы не лишены чувства беспокойства за судьбы мира… Что вам война даст?»[201]201
  В главе фрагменты посланий и прямая речь Н.С. Хрущева, А.И. Микояна и Д. Кеннеди цитируются по книге С.А. Микояна «Анатомия Карибского кризиса». Сам же Микоян приводит переписку Кеннеди с Хрущевым по текстам, хранящимся в Архиве внешней политики Российской Федерации, а также по материалам, изданным в 1962 году.


[Закрыть]

Кеннеди, как и Хрущев, знал, к чему ведет война. И умело торговался, не веря, что партнер по «адской игре» готов к крайним мерам. Эта тактика себя оправдала: удавалось избежать силового сценария, удержать в узде генералов. А главное – добиться вывода ракет до 6 ноября – выборов в Конгресс, и теперь у демократов были хорошие шансы.

Но и после заявления Москвы кризис не был разрешен. Предстояли переговоры военных, политиков и спецпосланников – достаточно мудрых, прозорливых и влиятельных, чтобы согласовать компромисс и довести дело до конца. Москву представляли Анастас Микоян и замминистра иностранных дел Василий Кузнецов, Вашингтон – Эдлай Стивенсон и Джон Макклой – личный представитель Джека. После включились Бобби, Дин Раск и министр внутренних дел Стюарт Юдолл. А в финале появится он – Джон Кеннеди, президент США.

* * *

Участвовала в торге и Куба. Кастро, раздраженный решением о выводе ракет, принятом без консультаций с ним, бился за то, чтоб ему оставили ядерные заряды и самолеты Ил-28, и – против международной инспекции на своей территории.

Прибывший договариваться с ним Генеральный секретарь ООН У Тан отбыл ни с чем. Все сделал Микоян. Объяснил: в СССР есть закон, запрещающий передавать или оставлять ядерные заряды другой стране, даже дружественной. Юрист Кастро знал: закон есть закон. И смирился. Разобрался Микоян и с Илами, обещав, что взамен убедит США прекратить полеты разведчиков.

А вот в инспекции Кубы и судов в ее портах пламенный команданте отказал наотрез. Но и тут справился Анастас Иванович – договорился с американцами об инспекции с их кораблей.

Пока Микоян толкует с барбудос, в США проходят выборы. Побеждают демократы – теперь у них две трети мест в Сенате и большинство – 258 голосов – в Палате представителей. Демократы торжествуют на Холме, Кеннеди – в Белом доме.

20 ноября он отменяет повышенную боевую готовность. 21-го снимает карантин.

26-го в Нью-Йорке на обеде у У Тана Стивенсон и Макклой сообщают Микояну, что если бы Куба не угрожала странам Южной Америки, то Штаты помогли бы ей в развитии экономики.

Через три дня Микоян прибыл в Белый дом. Кеннеди встретил его в дверях. И сразу задал тон беседе. А о чем спорить? Кризис ликвидирован за счет уступок Хрущева. Джек гарантировал безопасность Кубы, сохранил и укрепил авторитет США, обеспечил успех своей партии на выборах и знал, что его популярность в стране и мире растет.

Он вел беседу ровно, но не без пикировок. В частности – о наступательном характере ракет. Дал понять, что да – кризис исчерпан, но он не доверяет Москве и Гаване, помня ложные заявления советских дипломатов и ТАСС, что ракет на острове нет и не будет.

– Что мы имеем сейчас? – спросил он. – …Противостояние из-за Кубы. Кто может сказать, что это не повторится… через полгода? <…> Или такое же оружие не доставят китайцы?

Он знал: Микоян не снимет его опасений. Он не может сказать «Да, мы вас обманули, поступили плохо», а лишь спросить: «Придерживаются ли США… формулировок, закрепленных в обмене мнениями[202]202
  Под «обменом мнениями» Микоян имеет в виду переписку Кеннеди и Хрущева и консультации дипломатов.


[Закрыть]
, или нет?» Он хочет подтверждения гарантий безопасности Кубы.

– США не нападут на Кубу, – отвечает Кеннеди. – И не позволят сделать это другим.

Впрочем, ближе к концу встречи он заявил, что «пока СССР считает революции в других странах своим делом, договоры не помогут», и шутливо спросил: а «вы бы спали спокойно, если бы, скажем, в Финляндии вдруг обнаружилось сто ракет, нацеленных на Советский Союз». А услышав, что в СССР спят спокойно, зная, что в Турции есть ракеты США, пояснил, что вопрос об их выводе изучается. Прозвучали главные слова. Прощаясь, Микоян сделал комплимент переводчице Натали Лэттер – в прошлом советской гражданке Наташе Кушнир: мол, видите, какие у нас красивые и способные женщины. Джек рассмеялся.

Кстати, сама Лэттер сообщает, что все три часа пятнадцать минут собеседники говорили без дипломатических ухищрений, внимательно слушали друг друга, ясно отвечали на вопросы.

Спустя 30 лет, когда рассекретили послания лидеров друг другу, New York Times так озаглавила статью об этом: «Кубинский ракетный кризис: Кеннеди оставил лазейку…»

Кому? Хрущеву? А, может быть, – детям? В том числе – своим…

Через 40 лет в библиотеке его имени впервые встретились Кэролайн и Сергей – дочь президента и сын премьера. Когда они обменялись воспоминаниями и документами, Кэролайн сказала: «Эмоционально это очень сильный момент, когда понимаешь, что наши отцы перевели стрелки с опасности войны на мирный процесс, они сделали это для нас и всех детей…».

С тех пор многое изменилось. Сергей Никитич стал американцем. Если бы об этом мог знать его отец (ну, хотя бы, когда спорил с Никсоном), он, вероятно, изменил бы свою жизнь. И, возможно, сократил бы бред холодной войны. Ведь приятней жить в мире, где войны, жертвы и лишения не мешают строить полезные отношения.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации