Текст книги "Свет погасших звезд. Они ушли в этот день"

Н. Маслова: «Я во время съемок „Большой перемены“ в Крамарова просто влюбилась! Особенно когда он приехал в Сочи сразу с двумя молоденькими девушками. Он в жизни был совсем не таким, каким его знают по фильмам. Он был интеллектуалом, таким рафинированным – не пил, не курил…

Однажды мы с ним были на кинофестивале в Баку. Там всех объявляли: «Народная артистка Нонна Мордюкова!» Зал аплодирует. «Народный артист… такой-то!» Аплодисменты. «Артист кино – Савелий Крамаров!» Я своими глазами видела, как сидящие в первом ряду седые академики с бородами по пояс при этих словах встали и устроили настоящую овацию! Он пользовался такой всенародной любовью…»

В 1972 году Крамарова впервые выпустили за границу. Вышло это отнюдь не случайно. В 1971 году в Советском Союзе началась кампания по выезду евреев из страны, и власти, чтобы сдержать поток отъезжающих, стали предоставлять именитым евреям определенные льготы. В этот список угодил и Крамаров, которого отпустили на Олимпийские игры в Мюнхен. Однако та поездка получилась драматичной. Во время игр группа арабских террористов захватила в заложники более десятка спортсменов из Израиля, и, когда спецназ попытался их освободить, террористы уничтожили заложников. На Олимпиаде был объявлен траур, а на панихиду пришли большинство участников Игр. Однако советской делегации запретили посещать это мероприятие в свете плохих отношений с Израилем. И Крамаров по этому поводу сильно переживал. Спустя два года после этого актеру присвоили звание заслуженного артиста РСФСР.

В 1972 году Крамаров решает всерьез взяться за свое профессиональное мастерство и поступает в ГИТИС, на актерский факультет. Однако учеба там радости ему не принесла. Как он сам затем объяснял: «Ничего мне это не дало, потому что, как я считаю, эту профессию получают от господа бога. Если ты одарен, если ты рожден актером, этому нельзя научить. Можно научить культуре, искусству, литературе. Профессии научить невозможно. Я учился так: ходил в кино, смотрел своих любимых актеров. Любимые актеры у меня Луи де Фюнес и Фернандель. Они для меня были учителя. Но, несмотря ни на что, я благодарен тем мастерам, которые меня учили в институте. Так что у меня теперь два диплома…»

Отмечу, что, закончив ГИТИС, Крамаров так и не устроился ни в один из советских театров. Как вспоминает В. Стронгин: «Савелий порой пускался на хитрости. Устраивался на работу в театр, начинал репетировать роль в пьесе, принимая замечания режиссера, бывалых артистов, тем самым набирая опыт, а перед выпуском спектакля, ссылаясь на срочные киносъемки, покидал театр. Однажды он сам заговорил со мной об этом:

– Неудобно получается. Я грешен перед театрами. Они рассчитывают на меня. А я от них сбегаю. Театр для меня – школа, кино – жизнь…»

Между тем в те же годы в судьбе Крамарова происходят события, которые вскоре кардинально изменят его жизнь. В 1972 году он вдруг начинает увлекаться индийской йогой. Произошло это после того, как ему в руки попал журнал «Смена», где была опубликована статья о йогах и нарисованы разные упражнения к ней. Сначала Крамаров попытался обучиться этой науке дома, но затем ему стало тесно в стенах собственной квартиры, и он стал искать единомышленников. Сначала он связался с автором той статьи в журнале (тот преподавал в университете), взял у него несколько комплексов новых упражнений. Затем пошел еще дальше и нашел некий кружок, где люди углубленно изучали это явление. Но так как в те времена любое неформальное объединение преследовалось компетентными органами, тот кружок вскоре разогнали. И Крамаров сразу попал на заметку КГБ. А тут еще его родной дядя в 1974 году вздумал эмигрировать в Израиль. Короче, к середине 70-х Крамаров, по мнению властей, превратился в человека с сомнительными связями и наклонностями. Все это не могло не сказаться на его творческой судьбе. Например, в Госкино внезапно решили, что «актер Крамаров играет только придурков, тем самым оглупляя наше общество». В результате предложений сниматься ему стало поступать все меньше и меньше. Даже режиссеры, которые до этого активно привлекали его в свои работы (Л. Гайдай, Г. Данелия), стали избегать его. В 1977 году Данелия хотя и пригласил Крамарова в свою картину «Мимино», однако это был эпизод, который по продолжительности длился всего около минуты.

Но даже несмотря на то, что фильмы с участием Крамарова появлялись на советских экранах все реже и реже, популярность его в народе не падала, более того – возрастала. Например, когда он однажды приехал в подмосковный пансионат «Березки», посмотреть на него сбежался весь персонал заведения. Хотя время было уже позднее и столовая не работала, повара буквально заставили весь стол актера тарелками с различными деликатесами. Крамарову было это очень приятно.

Вообще в отличие от других популярных советских актеров, которые работали в серьезном жанре, слава комика Крамарова была особенной – люди видели в нем простого, равного себе человека, без всяких претензий на какую-либо высоколобость. Даже то, что он играл откровенных балбесов, зрителями ставилось ему в добродетель. Кстати, именно это больше всего и злило серьезных критиков, которые удивленно вопрошали: «Ну что в этом Крамарове особенного? Ведь дурак дураком!» Но зрители прощали это своему кумиру. Зато он не играл партийных секретарей и председателей колхозов, которых в те годы развелось на советских экранах несметное количество.

Что касается самого Крамарова, то в те годы он просил знакомых режиссеров дать ему возможность хоть разок выйти из комического амплуа и сняться в серьезной роли (за всю свою творческую карьеру он сыграл всего две такие роли: в телевизионном «Бенефисе» и на выпускном экзамене в ГИТИСе в «Трех сестрах»). Однако ни один из этих режиссеров так и не увидел в нем актера, способного сыграть нечто серьезное.

Несмотря на трудности в карьере, слава Крамарова как актера продолжает оставаться на высоком уровне. В середине 70-х актер был, как тогда было принято говорить, полностью «упакован». Если в начале прошлого десятилетия у него не было даже приличной рубашки, чтобы запечатлеться на фотооткрытке от Бюро кинопропаганды (стоили 8 копеек за штуку), то теперь у него было все: и рубашки импортные, и иномарка – «Фольксваген». Жил он уже не на Садовом кольце, а в знаменитом круглом доме на улице Довженко, где главной достопримечательностью была коллекция антиквариата. Вот только хозяйки достойной в доме не было. Несмотря на то что девушки гроздьями висели на шее у Крамарова, ни одна из них так и не смогла по-настоящему завоевать его сердце. Вот когда он пожалел, что расстался с Машей. Но вернуть все обратно было уже невозможно. Очевидцы рассказывают, что в ту пору Крамарова можно было встретить у модного магазина «Лейпциг»: стоя возле своего белоснежного «Фольксвагена», он, поигрывая ключами, ловил попутчиц. Именно таким образом он хотел познакомиться с какой-нибудь симпатичной и интеллигентной женщиной. Но все эти попытки успехом так и не увенчались. Обращался он за помощью и к друзьям.

Вспоминает В. Стронгин: «Однажды днем мне домой позвонил заведующий „Клубом 12 стульев“ „Литературной газеты“ журналист Виктор Веселовский. „Слушай, Варлен, мне сейчас звонил Савелий Крамаров. Ты знаешь его лучше меня. Не рехнулся ли он?“ – „А что случилось?“ – поинтересовался я. „Савелий попросил меня познакомить его с интеллигентной девушкой!“ – насмешливо-издевательскиим тоном произнес Веселовский. „Ну и что? – спокойно изрек я. – Если можешь, то помоги ему. Умную и симпатичную девушку сейчас найти не легко. Сам знаешь“. – „Ничего такого я не знаю, – усмехнулся Веселовский. – У меня в жизни были две жены – законная и все остальные!“ – улыбнулся он своей шутке и перевел разговор в другое русло, но я опять вернул его к просьбе Савелия: „Человеку трудно, и очень, если он обратился за помощью к тебе. Неужели не понимаешь? Он думает, что ты вращаешься в высшем свете, где можно встретить именно такую девушку, умную, красивую и верную, которая сможет стать ему женой“. – „Он спятил окончательно! – резюмировал Веселовский. – Вокруг меня одни авторши, которые ради того, чтобы их произведение появилось на моей полосе, готовы на все. Одна вдруг заерепенилась ни с того ни с сего. Поэтому на гастролях в Омске я ее оставил на рынке, куда мы поехали за зимними шапками. Рынок находился километрах в тридцати от города. Пусть знает свое место. Потом она, конечно иносказательно, изобразила меня в своем рассказе в виде палача. Я очень смеялся. Чем я могу помочь Савелию Крамарову?“ – „Ничем, – согласился я, – но как отреагировали другие авторы, когда ты оставлял молодую женщину, кстати их весьма способную коллегу, на рынке? Вдали от города? Там были Иванов, Арканов, Измайлов, Владин, Бахнов…“ – „Я сказал водителю автобуса: „Трогай!“ – и мы поехали. Они даже не пикнули! А ты что, поддерживаешь просьбу Крамарова?“ – „Нет, – сказал я, – он просто обратился не по адресу. Он представлял тебя, читая твою полосу, на редкость добрым и гуманным человеком, считал, что ты поможешь ему, но ты не в состоянии сделать то, о чем он тебя просил. Видимо, позвонил тебе от безысходности. Ты прости его“. – „Ладно, – снисходительно согласился Веселовский. – От любви можно потерять голову…“

Крамарову действительно было трудно подыскать себе жену, поскольку он хотел жениться непременно на иудейке. Эта идея пришла к нему в середине 70-х, когда он всерьез увлекся религией. Рассказывают, что тогда в него была влюблена одна женщина, которая была чуть старше его и любила так безумно, что даже попыталась покончить с собой, когда Крамаров отказался на ней жениться. А не женился он на ней по одной причине – она была русская.

Между тем последней, 58-й киноролью Крамарова в Советском Союзе стала роль свирепого Гарри в комедии Геннадия Васильева «Новые приключения капитана Врунгеля». Фильм вышел на экраны страны в 1978 году и занял в прокате 23-е место (19,3 млн. зрителей). Однако наш герой с этой картины ничего не поимел – ему даже постановочных за нее не заплатили. Почему? К тому времени отношение к нему высокого начальства окончательно испортилось. Если раньше кое-кто в Госкино еще сохранял надежду на то, что Крамаров сумеет извлечь нужные выводы из происходящего, то в 1978 году и эти люди махнули на него рукой. Им стало известно, что актер всерьез увлекся религией, посещает синагогу. Поначалу это было расценено как очередная блажь звезды, но затем эти сомнения рассеялись. Например, наш герой мог прямо во время съемок уйти со съемочной площадки, чтобы помолиться. В пятницу вечером и в субботу он, как и положено истинному иудею, не работал и прямо заявлял об этом режиссерам, у которых снимался. Кто-то из них с этими причудами Крамарова соглашался, но большинство – нет. Всем окружающим было понятно, что следующим шагом Крамарова обязательно будет эмиграция. Так оно и вышло.

Крамаров начал прощупывать почву на предмет своего отъезда из страны в конце 70-х. Однако власти дали понять актеру, что в их планы подобный отъезд не входит. Тогда Крамаров решился на отчаянный шаг. Он пришел в КГБ и спросил в открытую: «Почему мне не разрешают уехать? Ведь в Израиле у меня живет единственный родной для меня человек – мой дядя». В ответ ему сообщили: «Это не мы вас не выпускаем, а ваше непосредственное начальство – Госкино». Кажется, только после этого Крамаров впервые догадался, что побуждало Госкино не выпускать его из страны. Ведь он снялся более чем в сорока фильмах, и, в случае его эмиграции, все эти картины должны были положить на полку. А поскольку большинство этих фильмов числились по разряду блокбастеров и приносили государству большой доход, прятать их было невыгодно.

Между тем положение Крамарова было более чем странным. Из страны его не выпускали, но и работу по специальности не предоставляли. Например, за период с 1979 по 1981 год у него было всего лишь 12 съемочных дней. Чтобы хоть как-то свести концы с концами, Крамаров ездит с концертными гастролями по стране. Но даже это не спасает его от уныния. Как вспоминает В. Стронгин: «Ему всегда чего-то не хватало – новых ролей, элементарного личного счастья, любимой жены, ребенка и… своего бассейна, о котором он мечтал. „У меня однокомнатная квартира и машина – этим ограничено мое благосостояние, – как-то заметил он мне. – Неужели я не заслужил возможность на свои деньги купить двухкомнатную квартиру?!“

И все-таки из страны Крамарова выпустили. Произошло это в 1981 году. Что же этому предшествовало?

В начале года его пригласили с гастролями в Саратовскую область. У местной филармонии «горел» план, и они очень надеялись с помощью нашего героя хоть как-то исправить положение. И они его исправили. В сборной программе, которую составил режиссер Вишневецкий, Крамарову было отведено всего лишь 20 минут, но именно они и привлекли в залы толпы людей. Зрители, что называется, «висели на люстрах». Наш герой был безусловным фаворитом тех концертов, и, когда он выходил на улицы города, к нему навстречу сбегались толпы восторженных людей. Как вспоминал позднее Вишневецкий: «Первый концерт был в городе Марксе, не закрытом, а просто наглухо перекрытом. После концерта в кабинете худрука меня ждал „искусствовед в штатском“. Начались расспросы о Крамарове, а я и сам толком не знал о его планах. Хотя и догадывался».

Наконец чашу терпения властей переполнил поступок, который совершил наш герой осенью 1981 года. Вместе со своим другом Александром Левенбуком он написал «Письмо президенту США Рейгану», в котором откровенно жаловался на свою судьбу. Мол, работать ему в СССР не дают, но и из страны не выпускают. Письмо было написано с юмором и в расчете на то, что в Америке его опубликуют. Так оно и произошло, поскольку американские идеологи использовали любой шанс в «холодной войне», который уличал советские власти в ущемлении свобод. Сердобольные американцы, проживавшие в Москве, взялись доставить его по назначению, и вскоре его несколько раз передали по «Голосу Америки». Любому другому советскому человеку, совершившему подобный поступок, власти ни за что не простили бы этого, но Крамарова они тронуть не посмели. Более того, решили отпустить его восвояси.

Отъезд Крамарова из СССР произошел 31 октября 1981 года. Провожать его хотели прийти друзья и знакомые, однако он попросил их не делать этого. «Вас обязательно всех возьмут на заметку», – резонно заметил он. Поэтому в аэропорт он приехал практически один. В руках у него были два небольших чемоданчика с вещами, на голове кепка, в которой он снимался в самой любимой своей картине – «Друг мой, Колька» (она была его талисманом). Весь свой антиквариат и другие вещи, которые ему не позволили вывезти из страны, он оставил своей бывшей жене Маше.

Через несколько часов полета Крамаров был уже в Вене, где его встретил известный импресарио Виктор Шульман. Как и было обговорено заранее, он организовал гастроли Крамарова в Европе, которые прошли довольно успешно. Каждое свое выступление наш герой сопровождал словами: «В России я снялся в сорока двух фильмах и всегда играл пьяниц, хулиганов и дураков. Поэтому мне очень приятно, что вы меня встретили как родного».

Пожив некоторое время в Италии (этот период наш герой позднее назовет одним из самых счастливых в жизни, своего рода «римские каникулы»), Крамаров уехал в США. Он приехал в Нью-Йорк, где его тепло встретила русскоязычная община. Все тот же В. Шульман заключил с ним контракт на ряд выступлений не только в Америке, но и в Канаде, Австралии, Израиле. Гонорары от этих выступлений помогли актеру лучше обустроиться в США.

Однако в мыслях Крамарова было пробиться в американский кинематограф, для чего он в 1982 году переехал поближе к Голливуду – в лос-анджелесский район Санта-Моник. Там он нашел опытного агента и показал ему ролики со своим участием. Тому отснятое понравилось, и он пообещал подыскать нашему герою работу в кино. В то время режиссер Пол Мазурски приступал к съемкам комедии «Москва на Гудзоне», и именно ему агент посоветовал взять к себе в фильм Крамарова. Несмотря на то что фильм был антисоветский, Крамаров очень хотел в нем сняться. Если бы это произошло, он имел шанс закрепиться в Голливуде. А то, что в нем зло высмеивались нравы и обычаи его бывшей родины, актеру было все равно. Ведь он прекрасно понимал, что, выбрав США, он теперь обязан оправдывать то доверие, которое ему здесь оказывают. И пусть это дурно пахло, но иного пути для себя Крамаров не видел. По сути, это было предательство, но актер, видимо, находил ему оправдание. В итоге после долгих проб Мазурски наконец согласился доверить Крамарову роль придурковатого продавца сосисок. Вот что вспоминал об этой роли сам С. Крамаров:

«Роль в фильме мне понравилась. Да и потом, это Голливуд, а в Голливуде – идеальные условия для творчества. Артиста окружает великолепный сервис, потому что самое дорогое в американском кино – это актеры. Пусть ты играешь небольшую роль, но на съемочной площадке у тебя свой маленький домик, где всегда можно уединиться и настроиться на работу…

Картина стоила 14 миллионов долларов. Я еще плохо говорил по-английски, не все понимал, жутко волновался, и в этом мне помогал Илья Баскин, который играл клоуна. В конце каждой съемочной недели устраивались приемы в шикарных ресторанах. Сцены в России мы снимали в Мюнхене, который в некоторых местах похож на Москву…»

Фильм «Москва на Гудзоне» вышел на экраны США в 1983 году и имел большой успех у зрителей. Его вынуждены были заметить даже в СССР. Поэтому не случайно, что сразу после выхода картины на экран в «Литературной газете» журналист Владимир Симонов написал фельетон о нем под названием «Савелий в джинсах». Приводить его весь нет смысла, поэтому довольствуемся тем отрывком, где упоминается наш герой – С. Крамаров: «В фильме мелькает, например, бывший советский комик. На родине его звали Савелием. С безумным видом он мечется по экрану, отпуская трехэтажные непечатности. Они грохочут в квадрофонических динамиках. Ничего другого по части творческой свободы Савелий не получил. К главной роли его не подпустили. Иваноффа играет американец Робин Вильямс, а Савелий довольствуется воссозданием отнюдь не гамлетовского образа – уличного продавца сосисок.

Не удивлюсь, если завтра действительно встречу Савелия на улице с тележкой. Это еще будет для него большой удачей…»

Самое интересное, что этот номер «Литературки» с фельетоном на самого себя Крамарову тогда удалось раздобыть. Он вспоминал: «У меня этот номер до сих пор хранится! Тогда для меня это большим сюрпризом стало. Я уж думал – про меня никогда писать не будут».

То, что про него написали в столь уничижительном тоне, Крамарова почему-то не покоробило. Между тем после этой статьи многие советские люди стали относиться к актеру иначе: резко отрицательно. Дескать, еще один продался за голливудские пряники.

После премьеры «Москвы на Гудзоне» Крамаров уехал на гастроли в Японию. Когда вернулся назад, то на своем автоответчике обнаружил запись голоса киношного агента, который сообщал, что Крамарова утвердили на роль русского космонавта в фильме «2010» (эта картина была продолжением знаменитого фильма «2001»). Затем последовали роли в различных телевизионных шоу, рекламе и т. д.

Стоит отметить, что, даже переехав в США, Крамаров не бросил занятий йогой. Более того, он окончил специальные курсы по этому делу в большом индийском центре в Лос-Анджелесе. С тех пор каждое утро у себя дома Крамаров стал практиковать асаны и медитации. В Америке он полностью перестроил и свое питание: перестал есть мясо, курицу, редко стал употреблять рыбу. От алкоголя и курения он отказался еще будучи в СССР.

В Штатах он решился сделать себе операцию на глаза (у него с детства было косоглазие). Причем это решение далось ему нелегко. Он прекрасно знал, что именно его «фирменный» взгляд сделал его популярным, и лишаться этой приметы ему не хотелось. Однако жена его друга Александра Лифшица Рива (она работает глазным врачом) убедила его в необходимости такой операции. Актеру подрезали глазную мышцу, и его глаз «встал на место». Правда, взгляд (знаменитый, крамаровский) так и не изменился.

После нескольких лет пребывания в США Крамаров наконец женился. Когда он уезжал из СССР, он признался своему приятелю В.Стронгину: «Здесь многие невесты олицетворяли меня с героями, которых я играл, и выйти замуж за меня просто боялись. Надеюсь, в Америке меня никто не знает, и найти жену действительно будет легче». Так оно и оказалось, хотя по-настоящему счастливым в семейной жизни наш герой так и не стал.

С первой американской женой Фаиной Зборовской (она называла себя Мариной) Крамаров познакомился на… похоронах. Их познакомил друг актера ребе Зальсман. Сразу после церемонии он подошел к Фаине и спросил: «Вы не замужем? Хочу вас познакомить со своим близким другом. Он отличный человек, верующий и старше вас. Да его все знают – Савелий Крамаров». Мама Фаины, как только услышала это имя, немедленно отреагировала: «Пишите наш телефон».

Крамаров позвонил девушке на следующий день и напросился в гости. И потом делал это очень красиво, без конфет и цветов никогда не являлся. Иногда прихватывал с собой бутылку дорогого вина. А спустя пару месяцев сделал девушке предложение. Та согласилась. Свадьба состоялась в Лас-Вегасе, а религиозная ее часть (хопа) – в Лос-Анджелесе (на этом настоял сам жених). Крамаров верил, что если соблюдать все еврейские заповеди, то бог обязательно пошлет им дочку. Так и вышло. В 1987 году на свет появилась девочка, которую Крамаров назвал в честь своей мамы Бенедиктой (уменьшительно – Бася).

Рассказывает теща актера Роза Зборовская: «Савелий только на экране казался простым. В жизни это был совершенно другой человек, не пускавший посторонних в свой внутренний мир.

Они с женой снимали далеко не лучшую квартиру в районе Санта-Моники, рядом с океаном, за 400 долларов в месяц. У нас тогда была своя «Деликатесная», которую до сих пор считают в Лос-Анджелесе первым русским магазином. Я сама в нем хозяйничала. Фаина работала там же. Заработки давали неплохой прожиточный минимум. Медовый месяц молодые провели в Италии и Франции. Фая вернулась вся простуженная, нервная. Сава усиленно соблюдал там свои диеты, и ей приходилось регулярно кашки всякие варить и соки выжимать. Он, конечно, остался доволен.

Когда родилась Басенька, у меня уже появилась в таун-хаусе собственная двухэтажная квартира. Предложила молодым переехать туда. Фаина с малышкой спали в большой комнате на втором этаже, я – в гостиной. Савелию отвели спальню поменьше: он не мог слышать, как ребенок плачет по ночам. Но зато каждое утро буквально на крыльях любви прилетал к дочке и целовал ее. Сам старался пеленать, ходил с ней гулять и, когда встречал кого-то из знакомых, с гордостью говорил: «Посмотрите на мою Басю. Это самое лучшее, что я сотворил в своей жизни!»

Однако пусть мои слова покажутся и не очень объективными, но эгоистичней человека, чем Савелий, в своей жизни я не встречала. Он был страшным себялюбцем. И как бы ни любил свою дочь, превыше всего для него оставалось собственное благополучие. А каким мнительным был мой родственник! Если у него температура не 36,6, а 36,8, он уже бежал к доктору. Эта мнительность его потихоньку и доконала…

Почему они развелись с дочерью? Крамаров всегда хотел переехать в Сан-Франциско. Ему там очень нравилось, потому что вокруг лес, климат чем-то напоминает московский. Даже снег иногда выпадает. А как переезжать, если у Фаины там ни друзей, ни знакомых, ни дома, ни работы? Конечно, начались разногласия. Фаина много плакала. А Савелий говорил: «Твои слезы меня изводят». Я всегда на такие слова реагировала болезненно: «Значит, делай так, чтобы жена не плакала». И однажды Савелий все-таки поехал в Сан-Франциско. Приглядел дом и решился на переезд. Тогда и произошел окончательный разрыв…»

К тому времени в СССР началась перестройка и многие бывшие друзья Крамарова получили возможность беспрепятственно ездить за границу. Вот что вспоминает об этом А. Левенбук: «Когда первый раз встретились, он целый день ходил с нами и повторял: „Не может быть!“ Это было начало перестройки – 86-й год! Савелий в это время играл в фильмах чаще всего русских кагэбэшников. Тогда с нами, с Камерным еврейским театром, был сопровождающий. Но это был очаровательный интеллигент (мы знаем, что и в этом ведомстве были замечательные люди). Савелий ходил с ним в обнимку, а тот оборачивался и говорил: „Потом меня играть будет“.

У нас были крохотные суточные, а хотелось всем привезти подарки. Савелий спросил: «Ребята, что я могу для вас сделать?» – «Дай нам по сто долларов», – ответили мы честно. Он сказал: «Хорошо». И принес завтра нам не двести, а пятьсот. Мы с Хайтом сказали, что много, но, конечно, взяли. А когда приехали второй раз и уже появились приличные гонорары, то хотели ему отдать. Он замахал руками…

А ведь по американским понятиям он жил очень скромно (хотя и угощал гостей лососиной). Как члену актерской гильдии ему всегда хватало на жизнь, на скромные вещи, на дочку, которая после развода жила с бывшей женой и о которой он постоянно заботился. Снимался он немного, но гильдия помогала. Каждый год он ездил в Европу, в 1983 году купил «Мерседес», затем в 1992 году домик в Сан-Франциско (в местечке Форест-Ноулс в округе Марин). Как-то его неправильно обозначили в титрах – агент добился через суд исправления и такой компенсации, на которую Крамаров мог жить несколько лет…»

Случай, о котором упоминает Левенбук, произошел с Крамаровым в 1988 году, во время съемок его третьей картины – «Красная жара» с Арнольдом Шварценеггером в главной роли. До этого нашему герою несколько раз предлагали вступить в актерский профсоюз, но он отказывался. Ему казалось, что в Америке профсоюзы играют такую же малозначительную роль в судьбе людей, как и в СССР. Однако, вступив в него, он понял, что ошибался. В «Красной жаре» у него была большая роль, и по контракту его фамилия должна была стоять отдельно. Но роль была сильно урезана, и в результате фамилия попала в эпизоды. Продюсер и режиссер прислали ему письмо с извинениями и сообщили, что на видеокассетах имя актера будет стоять в титрах. Но профсоюз добился выплаты солидного штрафа за «ущемление прав актера». Отмечу, что гонорары у Крамарова были по американским понятиям маленькими: за съемки в шоу-передачах он получал 5 тысяч долларов в неделю, за съемки в кино – 5 тысяч в день. И хотя на жизнь актеру хватало, однако того, что он когда-то имел в Советском Союзе, у него на новой родине не было. Если на бывшей родине он был кумиром миллионов людей, звездой первой величины, то в Америке всего лишь рядовым актером-эпизодником.

И вновь – слова А. Левенбука: «Мы с Хайтом, гостя у Крамарова, позволяли себе шутки с подковырками. В азарте веселья иногда переходили границы приличий, теряли чувство меры. Извинялись – а он и не думал обижаться. У него совершенно не было никаких амбиций…

А английский он так и не выучил. Как-то в одном магазине полтора часа искали оставленную не на том этаже машину – потому что, объясняясь с полицейским, Сава чего-то не понял…»

Впервые о Крамарове в перестроечном СССР вспомнили в 1988 году. Тогда молодежная редакция журнала «Советский экран» добилась того, чтобы им разрешили поместить статью о нем в этом издании. Как вспоминает участник тех событий П. Черняев: «Статью пробить удалось: это были воспоминания тех, кто встречался с Крамаровым накануне его отъезда и в его бытность в Лос-Анджелесе. А вот портрет на обложку – увы. Поначалу главный редактор вроде и согласился под напором молодых глоток, а потом сослался на запрет цензуры (она тогда была еще в силе) и за спиной создателей номера (а был уговор, что „старшие товарищи“ в составление этих выпусков не вмешиваются) заменил портрет Крамарова в цилиндре на девочку с кошечкой. Перестраховались. Мы психовали, доказывая, что „уже перестройка, уже можно!“, – все без толку. Ответ был: „Читатели со Старой площади нас неправильно поймут“.

Между тем на свою бывшую родину Крамаров после долгого перерыва приехал летом 1992 года: его пригласили в качестве почетного гостя в Сочи на кинофестиваль «Кинотавр», плюс Георгий Данелия предложил ему эпизодическую роль в своем новом фильме «Настя». Видимо, не желая, чтобы его одолевали поклонники, он попросил выделить ему на время пребывания в Сочи двух телохранителей. Те знали свое дело отменно: ходили вокруг артиста, когда тот танцевал с дамой, сидели возле его лежака на пляже. Однако поклонникам, не забывшим своего кумира, все равно удавалось к нему пробраться. Особенно это было заметно в Москве. Когда Крамаров появился на Арбате, толпы людей устремились за ним следом. Как вспоминал сам актер: «На Арбате меня чуть не потоптали: вся толпа бросилась ко мне, перевернули лотки, кричат, что-то пытаются оторвать на память. Мало приятного…»

Отмечу, что в тот свой приезд в Россию Крамаров снялся еще в одном фильме – у актера-режиссера Михаила Кокшенова в картине «Русский бизнес». Однако удачей этот фильм назвать никак нельзя.

Что касается личной жизни актера, то очередные изменения в ней произошли в 1992 году – он вновь женился. Его избранницей стала Наталья Сирадзе. Вот как она сама вспоминает об этом:

«Мы познакомились в семье общих друзей, у Игоря Труве. Игорь сказал, что, возможно, в гости забежит Савелий Крамаров. Я обомлела – недосягаемый Крамаров так просто забежит к Игорю? Он действительно приехал, но ненадолго – куда-то спешил. Мы немного поговорили… и забыли об этом на восемь месяцев. Он тогда еще жил в Лос-Анджелесе. И потом решил купить дом в Сан-Франциско, приехал к Игорю, спросил: „А помнишь, у тебя в гостях была девушка Наташа – грузинка?“

Говорят, я действительно похожа на грузинку! Они приехали ко мне в 11 вечера, и мы пошли в кафе, много разговаривали. Савелий шутил, смеялся. На руке у него было кольцо. Я сказала: «Какое интересное колечко…» Он приехал снова через несколько дней смотреть дома и привез колечко, надел мне на палец, сказал: «Я тебя обручаю. Веди себя хорошо». И опять уехал в Лос-Анджелес. Но стал звонить. По три часа говорили по телефону. К тому времени он уже был разведен с Мариной, почти пять лет жил один…

На нашей свадьбе я была в синем платье. К нам тогда приехало много друзей, началось такое веселье…

Случалось, я его ревновала. Особенно когда ему девушки звонили. Я спрашивала: «Кто это?» А он говорит: «На танцах познакомились». Он увлекался бразильскими танцами, специально ходил на занятия. Я его предупреждала: «Учти, если хоть раз изменишь, в ответ получишь то же самое!» А он говорил: «Я люблю тебя как часть себя». Я так благодарна судьбе, что встретила его. На многое теперь смотрю его глазами. Он был намного мудрее меня, занимался философией, интересовался живописью. Он умел наслаждаться жизнью, любил шутку, был интересным, интеллигентным, тонким человеком…»