Текст книги "Добро пожаловать в мир, Малышка!"

Хороший человек

Нью-Йорк

1968

Артур Роземонд родился в Норвегии и в семнадцать стал одним из лидеров подпольного движения во время Второй мировой войны. В 1942-м его арестовали и отправили в концлагерь в Германию, но через два года ему удалось бежать. После войны приехал в Америку, получил звание магистра политических наук в университете Джорджтауна и к тридцати девяти годам написал три книги. Три года прослужил специальным советником министра иностранных дел и в возрасте всего сорока двух лет получил пост в ООН, где в течение последних одиннадцати лет был основным инициатором мирных переговоров и ездил по всему миру. Два года назад получил Нобелевскую премию мира.

В личной жизни Роземонд слыл человеком со странностями, ибо, будучи счастливым в браке, имел столько же друзей-женщин, сколько и мужчин. Он получал искреннее удовольствие от общения с женщинами, удивляясь их проницательности и наблюдательности. Одной из них была Памела Лейтроп. Они были хорошими друзьями, когда она была замужем, и остались друзьями после ее развода. Роземонд ценил ее острый ум и всегда спрашивал ее совета в особо сложных ситуациях на переговорах. Они часто обедали вместе, иногда в компании его жены или друзей, а иногда и вдвоем. Сегодня был как раз такой случай. У Роземонда возникли трудности с новым представителем Франции. Ему требовалась его поддержка по нескольким предстоящим вопросам, но пока не складывалось. С предыдущим послом Франции они прекрасно сработались, да и сдружились, но этот новенький был другого поля ягодой.

Артуру надо было попытаться раскусить его, сблизиться с ним в нормальных условиях, когда вокруг не вьется народ, и он призвал на помощь Памелу. Та славилась своими зваными обедами, приглашений на которые никто никогда не игнорировал. Вот и французский дипломат не отказался. Должны были присутствовать только Артур с женой, посол с женой и Памела. Артур хотел, чтобы Памела присмотрелась к послу. Она видела людей насквозь и оценивала их намного точнее, чем он. За три часа до обеда жена Артура позвонила Памеле:

– Пэм, это я, Беверли. Слушай, скажи честно, если я сегодня не приду, ты возьмешь пистолет и застрелишь меня?

– Да нет, конечно.

– Прости, что так поздно сообщаю, но я падаю от усталости. С семи утра вкалывала в саду вместе с садовниками. Представь, надо было им именно сегодня заявиться с новыми саженцами. В результате я вся перемазалась как чушка и, пока приму ванну, да оденусь, да доеду, все равно наверняка опоздаю. Как думаешь, Артур очень огорчится?

– Да нет же, что ты. Не беспокойся, я ему скажу, а ты прими горячую ванну и отдохни.

– Ты просто ангел небесный. Я тебе этого не забуду, клянусь.

Честно говоря, Памела не возражала. Она знала, что Беверли, которая моложе Артура на шестнадцать лет, обожает его, но терпеть не может все эти встречи, предпочитая посидеть дома с детьми и почитать хорошую книгу. Памела не могла ее винить за желание увильнуть от званого обеда. Судя по рассказам Артура, советник с женой вовсе не были, что называется, веселой парижской парочкой, и он оказался прав.

Тем не менее обед прошел сносно, и Памела, старательно изображая любезную хозяйку, краем глаза наблюдала за невысоким человеком и его коренастой женой. Когда вечер закончился, она закрыла за ними дверь и вернулась в гостиную, где ее дожидался Артур.

– Ну что ж, – сказала она, – теперь я понимаю, что ты имел в виду.

– Говорю тебе, я ни так ни эдак не могу добиться прямого ответа. Увиливает.

Памела закурила.

– Да ты от него серьезного ответа вовек не услышишь. Он не принимает решений.

Артур кивнул:

– Именно так я и подумал. Просто хотел, чтобы ты подтвердила мою догадку.

– Абсолютно верно, этот человек в жизни не родил ни одной оригинальной идеи.

Артур улыбнулся и вдруг скривился от боли. Памела взглянула на него:

– Что случилось?

– Не знаю, должно быть, несварение. – Артур пытался ослабить галстук; казалось, ему не хватает воздуха.

Памела увидела, что он весь в испарине.

– Что за… Ты что, заболел?

– Как-то в животе… нехорошо.

Тут его скрутил второй приступ боли, и он упал.

Памела вскочила, пыталась его подхватить, но не успела. Помчалась в кухню и позвонила вниз швейцару, что нужна помощь. Бегом вернулась в гостиную и нашла Артура без сознания. Она набрала 911, села рядом, сняла с него галстук…

Когда вбежал швейцар, Памела была в полном отчаянии. Пульс у Артура не прослушивался.

Поверьте мне

Нью-Йорк

1968

Сидни Капелло был нервным с рождения. Сегодня он мерил шагами свою комнатушку в дешевой ночлежке на перекрестке Сорок восьмой и Третьей, волнуясь еще больше обычного. Что-то шло не так. Сидни, будучи внештатным репортером, сделал себе имя в определенных кругах, получая информацию частного порядка о разных знаменитостях. Он платил информаторам, которые, таясь по глухим закоулкам, щелям и темным углам, оплели Нью-Йорк гигантской паутиной. Богатые и знаменитые и шага не могли ступить без того, чтобы об этом так или иначе не узнал Сидни. Но в последнее время его агентура стала давать осечки. Армия доносчиков подозрительно помалкивала. Фабрика слухов и сплетен, которая некогда выплевывала прибыльную грязь двадцать четыре часа в сутки, внезапно рассыпалась в прах. Люди в последнее время то ли вести себя стали пристойно, то ли осторожничать начали. Нынче вечером Сидни всех их ненавидел. Они не давали ему заработать, хоть у самих денег полные карманы. Мелочные, жадные, неблагодарные людишки, все как один. Пусть он незаконно получал некую сумму от одной из нью-йоркских газет и от двух самых крутых обозревателей светской хроники, ничто его так не раздражало, как необходимость платить деньги впустую. Сидни от этого буквально трясло. Хорошего, сочного скандала не было уже больше двух месяцев. Ни единой, даже самой завалящей, пикантной новости. Сидни места себе не находил, просто извелся от бессонницы. Он до зуда жаждал хоть какой-нибудь новости, из которой можно выжать историйку. И около часу дня зазвонил телефон.

Это была Мэри из «Скорой помощи» Мидтауна[12]12
  Мидтаун – часть Манхэттена.


[Закрыть]. Она только что получила вызов в «Бикман Тауэрс», комната 107. Сидни вылетел на улицу быстрее, чем пожарный соскользнул бы по пожарному шесту.

Сидни никогда не был бойскаутом, но слова «всегда готов» стали его девизом. Около двух тысяч долларов наличными, маленькая немецкая фотокамера с прекрасным объективом и копии разрешений на публикацию в кармане. Он не мог себе позволить ни минуты промедления, учитывая, сколько юных ловкачей рыщет по городу, пытаясь его обставить. Сидни охватило возбуждение. «Бикман Тауэрс» – привилегированный отель в Ист-Сайде[13]13
  Ист-Сайд – восточный (беднейший) район Нью-Йорка.


[Закрыть], рядом со зданием офиса ООН, и практически о каждом тамошнем жильце можно состряпать материальчик. На крыльях адреналина Сидни влетел в здание отеля, сразу за медицинской бригадой, умудрился проскочить мимо охраны и вскоре стоял на пороге 107-й, глядя, как врачи суетятся над человеком, без сознания лежащим на полу. Сидни достиг совершенства в искусстве проскальзывания незамеченным. Три года он проработал частным детективом, в основном по бракоразводным делам, это стало хорошей практикой. Ему было проще всего работать среди убитых горем людей – любимый конек Сидни. И покуда медики пытались спасти пациенту жизнь, Сидни, не привлекая к себе внимания, под шумок нащелкал с десяток снимков и выяснил, что за человек лежит на полу и у кого он был в гостях. Сидни едва не приплясывал от радости. Бог-то, видать, все ж таки существует! Вот это везуха! Завтрашние кричащие и вопящие заголовки – он нутром чуял – прямое попадание, гоооол! Артур Роземонд оказал Сидни огромную личную услугу, скончавшись от инфаркта в квартире женщины, которая не была его женой.

Миссис Памела Лейтроп III, светская леди и бывшая жена мультимиллионера Стенли Лейтропа III, недавно избранного губернатором Нью-Йорка. Сидни частенько улавливал слабые намеки про миссис Лейтроп и посла, но никак не мог застукать их с поличным. До сегодняшнего дня. Эх, как же славно-то – вернуться в игру! Нужно побольше имен и фотографий. Уже есть снимок квартиры, швейцара, но главное – вот что деньжищ принесет немерено – он умудрился заснять крупным планом лицо мертвеца, когда того проносили мимо на носилках. Единственное, чего не хватает, – это фотографии самой миссис Лейтроп, но, может, в закромах газеты отыщется. Они хранят снимки всех важных персон на случай внезапной смерти или внезапного позора, смотря что стрясется первым.

Сегодня Сидни король, властелин мира. Он сумел выхватить добычу прямо из-под носа прочих несчастных подонков и теперь драпал с ней прочь. Не успела «скорая» доехать до больницы, а Сидни уже звонил из холла гостиницы и, прикрывая трубку рукой, торговался с редактором по поводу того, сколько получит за материал и снимки. Подняв гонорар до максимума, редактор потребовал, однако, больше, чем голые факты.

– А что у тебя еще за душой? Мне нужны интимные подробности, показания свидетелей… Сможешь достать? У тебя кто-нибудь есть?

Сидни лихорадочно соображал. Он заметил швейцара, которого перед этим уже опросил, – тот разговаривал с жильцами.

– Швейцар говорит, что первым попал в квартиру. Может, он и мог бы с нами чем-нибудь поделиться – за плату.

– Ладно. Главное, добудь что-нибудь. Узнай, в чем была дамочка, одеты ли они были, где он их нашел – в постели?

– Он утверждает, что в гостиной.

– Тогда намекни ему, насколько дороже станет история, если он вспомнит, что обнаружил их в кроватке.

– До какой цифры можно дойти?

– До полутора, главное – добудь факты.

Сидни, не сводя глаз со швейцара, сказал:

– Добуду. Не волнуйся. Разве я тебя подводил?

– И еще, Сидни… Заставь его подписать. Мне надо прикрыть задницу. Я не стану это использовать без подписи.

– Ладно, понял.

Сидни раскрыл блокнот и подошел к швейцару:

– Мистер О’Коннелл, мы не могли бы поговорить наедине? Это очень важно.

– Да, сэр.

Швейцар последовал за ним, и Сидни на миг сунул ему под нос фальшивое удостоверение от «Нью-Йорк таймс».

– Мистер О’Коннелл, мой босс ждет у телефона, а мне необходимо перепроверить несколько фактов, убедиться, что я все понял правильно. Вас зовут Майкл О’Коннелл, и вы первым прибыли на место происшествия, верно?

Швейцара, крупного рыжеволосого господина в униформе, до сих пор трясло.

– Да, сэр. Все верно. Я находился в холле, когда позвонила взволнованная миссис Лейтроп, кричала в трубку, что ей нужна помощь.

– А что было потом?

– Ну, сэр, я помчался со всех ног, приехал на этаж, гляжу, дверь в номер открыта, я вбегаю…

Сидни поднял руку:

– Подождите. Давайте уточним. Значит, дверь была открыта и вы побежали прямо в спальню.

– Нет, сэр, дело происходило в гостиной, там я увидел мистера Роземонда, лежащего на софе.

Сидни поднял на него удивленный взгляд:

– В гостиной? А раньше вы говорили – в спальне. Вы уверены, что они были уже не в спальне?

Швейцар мрачно посмотрел на него:

– Нет, сэр, ничего я не говорил про спальню. Итак, я помог миссис Лейтроп уложить его поудобнее.

– Погодите. – Сидни проверил свои записи. – Да, вот. Вы сказали, что дверь спальни была широко открыта и вы вбежали туда.

– Что-то не припомню, чтобы я такое сказал… Но они точно…

– Понимаю, но дверь спальни была открыта, правильно?

– Не заметил. Может, и была, но я не помню, сэр.

Сидни сочувственно улыбнулся:

– Ну конечно, не можете же вы держать в голове все подробности, поди все упомни. Представляю, как расстроена была миссис Лейтроп.

– О да, сэр, ужасно!

– Что она говорила?

– «О господи» говорила. «О боже». Все такое прочее.

– Понимаю, да, когда люди огорчены, у них в голове все путается. Черт, даже смешно ожидать, что они запомнят каждую мелочь, правда? Позвольте вот что спросить. Существует ли хотя бы мизерная вероятность, что он находился в спальне и открытая дверь, которую вы помните, была дверью в спальню? Возможно ли, что в волнении вы запамятовали? Ошибиться в такой ситуации может всякий.

– Опять вы об этом. Почему? Я бы о таких вещах лгать не стал. Мы с миссис Лейтроп стащили его с софы, и она ослабила ему галстук – это я помню. Не верите мне – спросите миссис Лейтроп.

Сидни отшатнулся:

– Ой, не стоит ее сейчас беспокоить. Вероятно, она так расстроена, что и не вспомнит, был он в спальне, в гостиной или где-то еще. Вы даже можете не помнить, что вбежали в спальню, люди постоянно в таких вещах путаются. Я в таких случаях их прикрываю и…

Нет, он слишком давил. О’Коннелл напрягся.

– Слушайте, я не пойму, чего вы добиваетесь, но он был в гостиной, и точка.

– Эй, да ладно, ладно. Пусть будет по-вашему. Как скажете.

Затем он вздохнул, покачал головой и медленно закрыл блокнот:

– Очень, очень жаль, что вы не помните. Вы ведь первым оказались на месте события. Но, поверьте, мне это совершенно не важно. Просто мой босс жаждет вручить первоисточнику приличное вознаграждение – у него открыт специальный счет для свидетелей. У вас дети есть?

– Дети? Да, сэр, шестеро.

– Так я и думал. Черт, жаль, что они столько потеряют. Тысяча долларов – ба-а-альшие деньги. Мне просто жутко обидно, что они вам не достанутся.

– О чем это вы толкуете? – Швейцар нахмурился.

Сидни огляделся и понизил голос:

– Толкую я о тысяче долларов. Без налогов. Они у меня прямо тут, в кармане. Будут ваши, если пожелаете.

Швейцар явно смутился.

Сидни окинул быстрым взглядом холл и предложил:

– Давайте отойдем на минутку. – Увел швейцара за угол, повернулся спиной и отсчитал десять новеньких стодолларовых купюр – небрежно, будто это замусоленные карты. – Вот, держите. Вы нашли его в спальне, ну и что? Какая теперь, к черту, разница? Мужик-то мертв, господи прости, ему уже все равно.

Швейцар не отрываясь смотрел на деньги. Потом сказал:

– Но он был хорошим человеком. И лежал в гостиной.

Сидни почуял, что добыча уплывает.

– Послушайте, мой босс готов поднять сумму до тысячи двухсот.

И тут Сидни увидел то, чего так ждал, ради чего старался: испарина выступила на лбу швейцара.

– Ай, ладно, какого черта. Честно говоря, я знаю, что он готов поднять до полутора. Вы оказались в выгодном положении, друг мой, – единственный свидетель. Вы держите его за яйца. Это куча денег, вы не можете себе позволить от них отказаться. Бросьте, не будьте болваном. Вы что, не найдете куда потратить такую сумму?

– Не в том дело, что не найду куда потратить. – Швейцар достал платок, снял фуражку и вытер лоб. – Просто вряд ли смогу так солгать.

– Черт, да это же вовсе не ложь. Вы просто не помните, может, все так и было, откуда вам знать. К тому же вы никому не доставите неприятностей. Кому от этого будет плохо-то?

– Нет, вряд ли. Не смогу я взять деньги за то, чего…

– Ну что ж, жаль, черт возьми, жаль. Я разбиваюсь в лепешку ради вашего же блага, а вы слишком тупы, чтобы оценить мои старания. Не говорите, что я не пытался.

Сидни спрятал деньги в карман, очень медленно, и пошел прочь от швейцара. Потом остановился, мгновение постоял и вернулся:

– Слушайте, не знаю, почему я это делаю, но я скажу вам то, что может стоить мне места, понимаете? – Он покосился по сторонам и заговорил словно бы доверительно: – В общем, дело в том, что вы не слишком-то и нужны моему боссу. Он все равно напишет так, как ему вздумается, и подтвердите вы или не подтвердите, ему насрать. Мне-то что, хочет отдать свои деньги – пусть отдает, мне только обидно, что вы не воспользуетесь таким шансом… не для вас, для ваших детей. Не будьте дураком. У него денег этих до хрена, он их даже не заметит. Давайте, берите.

Швейцар с трудом проглотил ком в горле.

– И что я должен сделать?

– Ничего, в том-то вся и прелесть – ничегошеньки. Просто подпишите бумажку, в которой говорится, что вы отдаете нам эксклюзивное право публиковать ваши показания. Никакой записи о деньгах там не будет, налога с них не возьмут. Это просто для того, чтобы другие газеты вас… не беспокоили. Это для вашей же безопасности, не только для нашей.

Сидни залез в карман и снова вытащил деньги.

– А, какого черта, берите две тысячи. Скажу ему, что вы меня вынудили поднять ставку. Он же не узнает, правда?

Швейцар словно бы потянулся уже к деньгам, но вдруг замер и шагнул назад:

– Нет, не могу. Я после этого не смогу смотреть в глаза миссис Лейтроп, а она замечательный человек.

Сидни ничуть не растерялся.

– Понимаю. А зачем вам? В смысле, смотреть ей в глаза. Мой босс устроит вас на работу в любое здание в этом городе. Черт, да он сам хозяин штук двадцати домов. Я объясню ситуацию. Он переведет вас на ту же зарплату, даже, может, чуть выше. У него есть сердце; говорю вам, он человек благородный. Помните, он мог бы вам и не платить.

Пот уже вовсю струился по вискам швейцара.

– Давайте сделаем так. Он даже имени вашего упоминать не будет. Я напишу просто «не вызывающий сомнений свидетель», договорились? Так вам будет легче?

– И там не будет моего имени?

– Слово даю. – Сидни взглянул на часы: – Слушайте, приятель, не хочу вас торопить, но мое время вышло. Пора бежать. Да или нет?

Швейцар не двигался. Сидни сунул ему деньги:

– Вот, держите! Я не позволю вам упустить шанс. – Он втиснул купюры ему в руку. – Кладите в карман, подписывайтесь, и я ушел, вы богаты, и никто не пострадал.

Швейцар как в тумане взял ручку.

– Если вы не собираетесь использовать мое имя, почему я должен подписывать?

– Да это ерунда, даже не берите в голову, это сугубо между нами. Мы обязаны соблюдать правила, таков закон. Этого никто даже не увидит. Вам абсолютно не о чем волноваться. Поверьте, я бы не стал морочить вам голову.

Пока швейцар подписывал, Сидни говорил без умолку:

– Вы еще благодарить меня будете. Работяги должны друг друга поддерживать, верно? Верно говорю?

Едва была дописана последняя «л» в слове «О’Коннелл», Сидни схватил бумагу и был таков, бросив через плечо:

– Спасибо, друг, не пожалеешь!

Швейцар крикнул:

– А вы уверены, что не…

Но Сидни был уже за дверью. В кабинете он вручил редактору подписанную бумагу:

– Вот, есть. Но это было непросто. Жадный ублюдок выжал из нас две с половиной.

Редактор открыл ящичек и достал наличные.

– Если я выясню, что швейцара по фамилии О’Коннелл не существует, ты покойник, Сидни.

Сидни принял оскорбленный вид.

– Так ты мне не веришь? Да за такой материал я мог бы тебя и на три нагреть. Думаешь, я пытаюсь тебя ограбить? Ты же мне все равно что отец родной.

Редактор махнул на него рукой:

– Да, да, как же, катись отсюда, пройдоха.

Сидни засмеялся и вышел. Он был слишком возбужден, чтобы идти домой спать, а потому заглянул в парочку баров, так что солнце поднялось уже довольно высоко, когда он добрался до своего отеля. Сегодня мир не казался ему плоским. Он заметил даже цветы на подоконниках. Неужели они всегда там стояли? До кровати он добрался вконец вымотанным и моментально уснул.

Не прошло и трех минут с того момента, как заснул Сидни Капелло, а из багажников автомобилей по всему городу начали доставать толстые пачки газет. Было почти слышно, как вопят заголовки с тротуаров. Для некоторых читателей из числа друзей и родных двух замешанных в деле сторон заголовок и фотографии казались такими же гадкими и бессердечными, как человек, выставляющий напоказ свое хозяйство перед ребятишками на детской площадке. Для других – посторонних, спешащих мимо на работу, – заголовки были просто частью утреннего моциона, который приносит легкое удивление, бодрость и энергию, как чашечка крепкого кофе, помогающая начать день.

РОЗЕМОНД СКОНЧАЛСЯ В ЛЮБОВНОМ ГНЕЗДЫШКЕ

Лауреат Нобелевской премии мира и посол Соединенных Штатов Америки Артур Роземонд внезапно скончался вчера вечером в постели своей давней любовницы, миссис Памелы Лейтроп, известной всем бывшей жены губернатора Стенли Лейтропа.

Майкл Джей О’Коннелл, швейцар шикарного отеля «Бикман Тауэрс», поведал в эксклюзивном интервью нашему репортеру, что вчера вечером, около 10.40, ему поступил срочный вызов из апартаментов миссис Лей-троп. Когда он подошел к номеру, дверь была открыта, и он вбежал в спальню, где обнаружил полураздетую миссис Лейтроп, она в истерике склонилась над распростертым Роземондом, сказал О’Коннелл.

О’Коннелл утверждает, что Роземонд был частым гостем в «люксе» госпожи Лейтроп. О’Коннелл, до сих пор не пришедший в себя после разразившейся ночью трагедии, свидетелем которой он стал, печально качает головой: «Он был хорошим человеком, но, видимо, пошел по пути, по которому были бы не прочь пойти многие мужчины».

Жену Артура Роземонда застали дома в Раунд-Ридж, Нью-Йорк, и сообщили о смерти мужа.