Текст книги "Женись на мне (сборник)"

– Нет, это у вас не заливная рыба! Это гадость какая-то! – произнес он вместо благодарности и уже без разрешения налил рюмку коньяку.

«Счастливая я, что хорошо знаю жизнь! – подумала Рита. – В принципе, я ничего другого и не ждала! Все, с меня хватит! Теперь надо как-то подвести его к финалу и закруглить этот визит». Она подошла к эркерному окну, посмотрела на улицу. Город внизу переливался цветными огнями, в окнах домов были видны огоньки светящихся елок, и она вдруг почувствовала себя ужасно одинокой. Ей показалось, что она, одна-одинешенька, плывет куда-то в полную опасностей даль в открытой всем морям кабине батискафа.

«Ну ведь должен же быть на свете хоть кто-нибудь, с кем у меня было бы хоть что-нибудь общее!» – решила Рита и предложила незваному гостю:

– Давайте сварим кофе! А то уже поздно, ночь скоро кончится.

– Я могу сварить! – предложил незнакомец, и кофе, сваренный им в старой Ритиной кофеварке, оказался вдруг неожиданно вкусным. Она пила его с удовольствием. Мужчина тем временем разглагольствовал: – Вы, конечно, извините нас за вторжение, мы не собирались нарушать ничей покой и навязываться никому не хотели, просто вышло все случайно и очень по-дурацки! Мы решили с друзьями немножко посидеть, выпить, обсудить проблемы, на которые каждый день не хватает времени…

– Какие же проблемы? – вежливо поинтересовалась Рита.

– У каждого свои… – пожал плечами ее ночной собеседник. – Вадик, тот, что с галстуком, уже который год разрывается между женой и любовницей… От жены у него дети, которых он любит, жену он тоже любит, но и любовницу любит… Как тут решиться принести кого-то в жертву? А у Костика проблема с матерью. Женщина она одинокая, в возрасте, как начнет волноваться – сразу давление поднимается. Чуть что, «Скорая помощь», больница… Он уже замучился возить ее по врачам. От него из-за матери ушли две жены, а он вот не может никак привести отношения с ней в порядок, хоть уже и взрослый бугай… И не отходит от нее ни на шаг, забывая о своей личной жизни…

«Как это все знакомо… – подумала Рита. – Только рассказано с точки зрения другой стороны».

На сердце у нее как-то неожиданно потеплело. Она посмотрела на своего ночного гостя другими глазами. «А может, мужчины в принципе не любят заливную рыбу? – подумала она. – Тогда надо просто исключить ее из жизни!» Вслух она сказала:

– Ну а у вас какие проблемы?

– Вот у меня – никаких! – засмеялся ночной гость. – Свободен как ветер, надеюсь в жизни только сам на себя! Пожалуй, вот только… – Он замешкался.

– Внебрачные дети шалят, может быть? – попыталась подсказать ему Рита.

– Да нет! – Он засмеялся опять. – Всего лишь надо бы бросить курить! Но трудно в одиночку бросать! Пробовал несколько раз – и не получилось.

– А может, вы возьмете меня в компаньоны? – отчего-то тихо спросила Рита. – Пока только решить проблему курения. Без дальних планов на будущее.

– Можно попробовать. – Он задумался. – Женщин я еще в компаньоны не брал.

Рита встала из-за стола. Снова подошла к окну. На улице началась небольшая метель.

– Вот скоро и кончится новогодняя ночь! – сказала она.

– Как в кино «С легким паром…», – неожиданно в тон Ритиным мыслям проговорил ее собеседник. – Только в жизни все одновременно скучнее и проще.

Они помолчали.

– Знаете, – сказал он, – я, пожалуй, пойду. Неудобно сидеть у вас всю ночь. Вам, наверное, уже хочется спать… По-дурацки прошел этот Новый год. Найду-ка я частника и отправлюсь домой. Не беспокойтесь, не простужусь. Я бы уже давно ушел, но в Новый год не хочется одиночества, а с вами было так приятно посидеть!

«Если он сейчас уйдет, я не смогу остаться одна! Сердце разорвется на части! – подумала Рита. – А он больше не вернется, я чувствую. Он не из тех, кто возвращается. Но я не хочу его потерять! Кто-нибудь, помогите, придумайте что-нибудь! – Она почти взмолилась. – Ну где же вы, подруги?»

И тут раздался спасительный звонок в дверь. Рита открыла. И Таня, и Лялька, и Вадик с Костиком стояли довольные и радостные в дверях и помахивали связкой новеньких ключей.

– Пустите погреться, если вы еще не все выпили! – все вместе сказали они, и Рите стало понятно, что поездка в новогоднюю ночь сблизила и их.

– Конечно! – сказала она. – Заходите! Заливную рыбу мы изжили, как главного врага, но, как вы помните, на плите стоит шикарная индейка, и если ее поставить в духовку, то через сорок минут она будет совершенно готова! – Рита повернула голову и посмотрела на своего ночного гостя. Он, улыбаясь, ответил ей взглядом и выкинул ее и свою пачки сигарет в мусорное ведро.

Ноябрь 2003 года

Стакан земляники

Италией Лара наслаждалась сполна. Ее восхищали Флоренция и Пиза; в Сиене она цитировала строчки из Данте; в Остии бегала в прозрачной тунике среди полуразвалившихся колонн, как заправская древняя римлянка, в Венеции же Лара готова была провести всю свою жизнь. Она заставила меня исплавать и исползать этот город вдоль и поперек, не давая отдохнуть ни на минуту. Она часами могла простаивать огромные очереди, чтобы попасть на экскурсию в какой-нибудь знаменитый музей и с волнением настоящего золотоискателя, отыскавшего наконец крупицу золота в сотнях лотков промывного песка, утверждать, что Тинторетто с его сочностью красок и волшебной игрой света является ближайшим прародителем импрессионизма. Она сокрушалась, что до нее этого никто не заметил, и это вполне могло бы стать темой чьей-нибудь диссертации. А я, уже начинающий уставать от обилия терминов и необходимости смотреть туда, куда указывала ее тонкая ручка, унизанная браслетами, все-таки не мог не отдать должного ее знаниям и чувству прекрасного, которые как-то очень подходили к ее нежному, веселому облику.

В Москву мы вернулись женихом и невестой. В течение нескольких дней после возвращения Лара обзванивала знакомых и между делом сообщала, что своим путешествием мы отмечали нашу долгожданную для всех, кто нас знал, помолвку. В выходные мы устроили по этому поводу вечеринку с просмотром небольшого фильма, который я снял.

– Что поделаешь, я слаба! – тихим голосом говорила Лара, опустив глаза в бокал привезенного сладкого вина. – Вид с залива на город каждый раз вызывал у меня слезы! Красота, оказывается, действительно такой драйв!

Возразить на это было нечего, и все в знак согласия отпили по глотку. Я включил изображение с камеры.

– Ну, посмотрите, разве не прелесть?!

Я отлично помнил эпизод, к которому все сейчас приковались взглядами. Это было на площади Святого Марка. За приличную плату местный мальчишка специальной подкормкой приманивал к туристам голубей, для того чтобы они могли с ними сфотографироваться. Хрупкая фигурка Лары была сплошь облеплена этими птицами. Штук пять откормленных пернатых сидело у Лары на голове, словно у дрессировщицы в цирке, и с десяток гнездились по ее плечам и рукам.

– Смотрите не на меня! – говорила Лара нашим гостям. – Смотрите на мальчика – вот типаж!

Деловой итальянский мальчишка с виду ничем не отличался от его кавказских собратьев, помогающих родителям за прилавками московских и подмосковных рынков. Но чуткий к искусству глаз Лары сумел выделить в его внешности удлиненный древнеримский профиль и природный артистизм, присущий, по ее словам, романским народам. И уж совсем умилительной показалась зрителям сцена, в которой Лара на неплохом итальянском пыталась выведать у мальчишки, не собирает ли он таким образом деньги на получение образования. Но юный романец то ли не понимал Ларин неплохой итальянский, то ли решил ни за что не сознаваться в своих намерениях, но молчал, как партизан. Что, кстати, было психологической ошибкой с его стороны, так как под идею образования Лара не пожалела бы ему еще десятку евро, которую он мог бы истратить на сигареты и пиво. Наконец Лара, измучившись с ним и с голубями, немилосердно ее царапавшими, вдруг отчаянно завизжала и с брезгливым выражением лица согнала с себя всю стаю. Я протянул подростку деньги, а Лара потом еще долго отряхивалась, вытирала себя бумажным платочком и жалобно приговаривала:

– Эти поганые птицы изгадили мне всю футболку, которую я в прошлом году привезла из Парижа!

Но эти слова уже остались за кадром, как и исчезнувший в направлении следующих туристов итальянский пацан.

Потом разговор гостей плавно перетек в другие сферы, а перед расставанием один мой приятель пригласил нас с Ларой погостить к себе на выходные. Посмотреть новый дом, который он выстроил, как он выразился «за тридевять земель, в экологически чистом районе». Тридесятое царство оказалось в Ярославской области, за двести километров, но Лара, всегда умеющая мило отвечать на приглашения, сказала с улыбкой, что после итальянской жары она испытает огромное удовольствие, очутившись в прохладных русских лесах, и мы поехали.

Миновав подмосковные дачные места, во Владимирской области мы действительно очутились среди лесов и перелесков, которые тянулись за окном машины, как негромкая, простая и однообразная мелодия. «Как песня ямщика», – сказала Лара. Мы ехали вперед, минуя деревни и небольшие городки, но пейзаж по сторонам практически не менялся. Одинаковые речки, заросшие по берегам, похожие одна на другую церквушки… «Скучновато у нас все-таки!» – вздохнула Лара. Однако перед Ярославлем она оживилась: по обочинам дороги по одиночке и группами стали попадаться грибники и ягодники, эти деревенские продавцы даров природы, с утра уже прочесавшие придорожные леса и пытающиеся сбыть проезжающим свою добычу. Лара нашла очень живописными кучки грибов, разложенные на старых газетах, и банки, с горками наполненные земляникой.

– Как это по-русски, – сказала она. – В Италии все учтено, все компьютеризировано, обложено налогом. Давай остановимся! Грибы просто просятся на сковородку! – И мы действительно купили в подарок ведерко пахучих, облепленных иголками, желто-коричневых маслят, а несколько баночек ягоды условились с Ларой захватить домой на обратной дороге.

Одна пара таких продавцов мне запомнилась больше других. Женщина и ребенок – мальчик лет шести – дальше всех ушли от своих конкурентов. Женщина, согнувшись, сидела на обочине на чем-то, напоминающем сломанный ящик, разложив перед собой немудреный товар. А мальчик – белоголовый и светлоглазый, сильно загорелый, худенький, стоял возле нее в клетчатой рубашке с закатанными рукавами, в растянутых трениках и огромных, с чужой ноги, кедах. Завидев машины, он выбегал на дорогу и призывно махал руками, указывая проезжающим на три-четыре кучки лисичек, желтеющих на картонке, на металлическую кружку с еще сизой от неполной спелости черникой, видимо первой в этом году, и на несколько стаканов, доверху наполненных лесной земляникой. И во всей его фигурке, полной решимости и отчаяния, чувствовалось огромное желание помочь матери заработать сколько бы то ни было денег.

– Будто из рассказов Сарояна, – сказала Лара, когда мы проезжали мимо.

Баня и блины с икоркой под водочку в обществе приятеля и его жены были выше всяких похвал. На следующий день друзья повезли нас на речку, и мы купались в прозрачной воде, и стаи мальков щекотали нам ноги. Их дети выстроили на берегу в зарослях иван-чая шалаш и засели в нем с ноутбуком. А Лара сплела из ромашек венок и заявила всем, что она умеет готовить окрошку. И солнце блестело в ее волосах, когда она нагибалась над нашим складным столом с пучками редиски и лука. И слюнки текли от запаха шашлыка, и искрилось в стаканах вино, темно-красное и густое. Уезжать в Москву не хотелось, но вечером мы все-таки двинулись с экологически чистого подворья и, проехав километров двадцать, увидели первых торговцев грибами и ягодами. Я вспомнил о светлоголовом мальчике и нашем решении купить земляники.

– Не помнишь, как называлась деревня, где они сидели?

– Да купи ты у первых попавшихся! – ответила Лара. – Поздно уже, может, тех уже и нет, продали все и ушли домой! А мы без ягод останемся! – И я подумал, что действительно Лара права, но все-таки решил доехать до того запомнившегося мне места.

Мальчик и женщина на этот раз оказались ближе к дому. Я увидел их издалека. Женщина сидела в той же позе, устало уронив руки на колени, только не на ящике, а на складной табуретке, которую, видимо, носила с собой. Мальчик же, опять выскочив на дорогу, показывал указательными пальцами на свой товар, как бы давая понять, что не просто так они с матерью остановились тут, на дороге.

– Пугни его, а то еще под колеса залезет! – сказала Лара, и я, сбавляя скорость, пару раз сильно нажал на сигнал. Но мальчик не только не отскочил, а, наоборот, побежал изо всех сил к нашей машине. Столб пыли поднялся нам вслед, когда я резко затормозил к обочине.

– Купите ягоды! – запыхавшись, закашлявшись от пыли, сказал он и тут же метнулся обратно, чтобы притащить к машине все, что у них осталось. Он знал, что чуть дальше на дороге сидят другие продавцы, и боялся, что они могут перебить у него покупателей. Он так торопился, что, запнувшись, потерял с ноги свой огромный, не по размеру кед, и Лара, вышедшая из машины, фыркнула, увидев это.

– Сейчас всю ягоду рассыплет! – сказала она, но пацан, прихрамывая на босую ногу, уже подтащил к нам два литровых пивных паба, доверху наполненных спелой земляникой.

– Забирайте последнее, что осталось! Подешевле отдам! – со взрослой интонацией произнес он и поставил перед Ларой на землю стаканы. Несколько ягод просыпались с верхушки. Мать вдалеке привстала со своего стульчика, готовая подойти, и своим видом напоминала собаку, наблюдающую за щенком, отбежавшим подальше.

– Не потеряешь обувку-то? В темноте не найдешь, – сказал я, предоставляя Ларе возможность хозяйствовать.

– А! Я тут все знаю! – небрежно махнул рукой мальчик.

– Ну, подешевле так подешевле. Сладкая у тебя земляника? – спросила Лара, с брезгливым видом поднимая банку выше головы и осматривая ее со дна. – Вон, погляди, на дне сколько неспелых ягод!

– Я не специально! Я все подряд собирал! – стал оправдываться мальчик, с тоской оглядываясь на мать. Мать в ответ на его немой призыв поднялась и заковыляла к нам.

– Ну, сколько же ты хочешь за стакан? – строгим голосом спросила Лара. Мальчик назвал цену.

– Дорого! – Лара смотрела на него спокойно и уверенно, и мальчишка заколебался. Было видно, что у него очень велико желание продать ягоду, но сумма, которую ему предложила Лара, совсем никак не оправдывала его надежд. Скрепившись, он отрицательно помотал головой.

– Ты же сказал, дешевле отдашь! – продолжала настаивать Лара.

Я вспомнил, что она тратила несколько тысяч в месяц на карточку в оздоровительный клуб.

– Покупай, да поедем, – я протянул Ларе деньги, но она продолжала торговаться. Очевидно, ей нравился сам процесс.

К нам подошла мать мальчика, подняв по дороге свалившийся кед. И я увидел, что она еще вовсе нестарая женщина, только усталая и отяжелевшая, а старше моей кажущейся юной, тоненькой Лары всего несколькими годами.

– Отдай им, Сережа, – со вздохом сказала она, смирившись с Лариным предложением. – Домой уж пора!

И мальчик, прежде чем высыпать ягоду нам в пакет, посмотрел на мать долгим взглядом.

– Не надо ссыпать! Ставь в пакет вместе со стаканами, чтоб не помялась! – сказала Лара. И мать мальчика промолчала, хотя я догадался, что эти пластмассовые стаканы им тоже приходится где-то покупать.

Лара перебирала деньги, вытягивая из пачки наиболее смятые купюры, и, вытянув все, стала их пересчитывать.

– Не хватает десяти рублей! – сказала она. – Бери сколько есть!

– Да дай ты им, сколько они просят!

– С чего это? – Лара сунула нос в пакет, как бы желая в последний раз удостовериться, что земляника действительно хороша. Я наблюдал ее стройную спину, в уже другой, тоже красивой и очень дорогой маечке, и длинные ноги, обтянутые светло голубыми джинсами. Наконец она подняла лицо и холодно посмотрела на мать и сына.

– Надеюсь, у них тут экологически чистый район, – сказала она и, все-таки вытянув из пачки десятирублевок еще одну, отдала оставшиеся купюры мальчику.

– Лучше поинтересуйся, не собираются ли они потратить эти деньги на образование? – с неизвестно откуда взявшейся иронией негромко сказал я. Но мать мальчика расслышала мои слова.

– На будущий год ему в школу идти. Тетрадки-то теперь знаете сколько стоят? Да форма, да карандаши, да ручки… – вздохнула она. – Целый год будем собирать…

Лара поджала губы и стала устанавливать ягоду в багажник. Женщина, бережно свернув десятки, не пересчитывая, спрятала их в потертый кошелек. Мальчик проводил деньги взглядом, вздохнул и, быстро собрав с земли упавшие ягоды, отправил их в рот. Мать повернулась и, прихрамывая, пошла к своему стульчику, мальчик, кое-как всунув ногу в кед, побежал впереди нее. Было видно, что мы их больше не интересуем.

– Спелая земляника! – сказала Лара, захлопнув дверцу багажника и снова усаживаясь в машину. – И так пахнет! А знаешь, как по-итальянски будет земляника?.. – Мне на мгновение захотелось, чтобы дальше она поехала не со мной. Я осторожно дал задний ход и за несколько секунд поравнялся с мальчиком. Мать его, согнувшись, складывала свою табуретку. Быстро я вышел из машины, сунул женщине несколько бумажек в жесткую руку и вернулся обратно. Она сначала не поняла, подумала, что я хочу еще что-то купить, но я уже сел в машину и тронулся, осторожно встраиваясь в поток движущихся автомобилей. А она, оторопелая, так и осталась стоять посреди дороги, а мальчик, я еще различал его в зеркало заднего вида, пока не набрал ход, прыгал возле матери и хватал ее сбоку за юбку.

Лара помолчала некоторое время, потом медленно повернула ко мне свою точеную, русую головку.

– Какой ты добренький! А они теперь будут ломить за свою ягоду втридорога! Как будто нам деньги даром достаются!

– Они не спекулянты, – вяло ответил я. – Знаешь, сколько в лесу комаров? Эту землянику надо целый день ползать собирать.

– Ничего, – заметила Лара. – На то оно и лето. Зато и ягод наелся!

– С земли подбирал! – Мне вспомнилось, с какой быстротой мальчишка поднял ягоды, чтобы их не раздавили.

– И жрал их немытыми. Как свинья! – докончила Лара.

– Поставь себя на их место.

– Вот чтобы ни ты, ни я, ни наш будущий ребенок никогда не оказались на их месте, ты и должен выкинуть из башки всю свою гуманистическую дурь! – холодно сказала Лара.

Она еще некоторое время сидела надувшись, откинувшись глубоко на спинку сиденья нашей быстроходной машины, а я соображал, просто так она сказала про будущего ребенка или уже были на то причины с самой Италии. Но возле Переславля-Залесского, заметив указатель дороги в сторону Плещеева озера, она, как будто ничего не случилось, обратила мое внимание на то, что не худо было бы заехать туда как-нибудь при случае и осмотреть музей будущего императора Петра.

– А то всю Европу объездили, а у нас почти нигде не бывали!

И мне не захотелось с ней спорить, да и движение на дороге стало интенсивным – все возвращались с уик-энда в Москву, и я, лениво кивнув, согласился.

Июль 2004 года

Калека

1

На синей доске, прикрепленной к стене санатория, мелом было написано, что температура воздуха двадцать восемь градусов, воды – двадцать пять. Он решил искупаться. Жена сказала, что купаться не будет. Дочь сидела в прибрежном кафе в обществе молодого человека и потягивала молочный коктейль. Он решил: пусть делают что хотят – и пошел по пустому волнорезу к дальнему его концу, поигрывая мускулами спины и рук, представляя, как сейчас он нырнет глубоко, проплывет под водой сколько сможет и вынырнет уже далеко в море. И будет долго, пока хватит сил и дыхания, поднимать и перелопачивать тяжелую густую массу морской воды. Он подошел к самому краю. Волны нежно ласкали поросшие темными водорослями теплые камни. После недавнего шторма в углублении волнореза скопилась вода. На бетонной свае солярия сидела яркая бабочка. Ниже, прислонившись к теплому камню, стояла… нога. Обыкновенная женская нога, отрезанная чуть выше колена и обутая в белую сандалетку.

На мгновение он остолбенел, тупо уставясь на ногу, и в следующее мгновение понял, что это всего лишь протез. Лоб его даже не успел вспотеть от неожиданного напряжения, но он все равно его потер, почесал и украдкой оглянулся, пытаясь найти взглядом ту, кому мог бы принадлежать этот предмет. Почему-то он ожидал увидеть где-нибудь неподалеку костыли, а рядом с ними женщину, скорее всего пожилую или средних лет, но никого на волнорезе больше не было. Немного в стороне в воде резвилась стайка девушек в разноцветных купальниках, а с другой стороны волнореза ныряли дочерна загорелые, страшно худые, тонкие, воинственные мальчишки.

Он мысленно пожал плечами, сложил над головой руки корабликом, оттолкнулся ногами и погрузился в бирюзовую соленую тьму. Когда он вынырнул, волнорез был уже действительно далеко. Так далеко, что ни криков мальчишек, ни щебетания девушек не было слышно. Он снова закрыл глаза и поплыл вдаль. Потом он лежал на спине, отдыхая. Потом снова плыл. Когда наконец он вернулся, жена уже не лежала, погруженная в сон. Она сидела на гальке, обратив встревоженное лицо к морю, и укоризненно грозила ему пальцем. По волнорезу гуляла пожилая супружеская чета. Он посмотрел – ноги нигде не было видно. Он почему-то облегченно вздохнул и отправился выслушивать очередную порцию жениных поучений.

Подошла дочь. Длинноногая тонкая русалка, презирающая всех и вся, а пуще всех на свете собственных родителей. Скривив очаровательно-пухлый рот, небрежно закинув за спину шелковистые мокрые волосы (значит, купалась без родителей и в недосягаемой видимости, что было строго запрещено), она пришла поведать новость из санаторной жизни:

– Мы теперь будем обедать в малой столовой! Там, где обычно едят личные гости директора.

– Откуда ты знаешь и почему?

– Пока некоторые дрыхнут, как хрюшки, на солнцепеке, другие устраивают их быт!

Они с женой удивленно смотрели на дочь. Продолжение было непонятным:

– Я сама записалась!

Он попросил объяснений. Объяснения были предоставлены. Сбивчивые и непоследовательные, как все, что изрекала и делала в этом возрасте их дочурка. Когда месяц назад она поступила в институт, он был приятно удивлен. Знания у нее были, бесспорно, а вот манера выражаться… Вероятно, помогло то, что экзамены были в виде тестов.

– Скоро все будем косноязычными! – говорил он жене, поправляя и ее речь.

– Отстань! – отмахивалась жена, проводившая рабочие дни за колонками цифр на экране компьютера. Она была бухгалтером в небольшой фирме и зарабатывала больше его. – С кем мне разговаривать, когда кругом одни волки?

Собственно, из-за дочери они и оказались в санатории жарким августом. С удовлетворением найдя свою фамилию в списках поступивших, она предъявила ультиматум: либо родители немедленно везут ее к морю, либо она утопится в Москве-реке в Серебряном Бору на нудистском пляже. Родители без колебаний выбрали первое. В конце концов, она заслужила отдых.

Жена не любила отдыхать летом. У нее были проблемы со здоровьем.

– Довольно распространенная патология, – уклончиво объяснил ему знаменитый специалист по женским болезням, после того как Марину несколько раз «Скорая» увозила с жестокими приступами.

– Надо оперировать! – категорично заявлял дежурный доктор.

– Можно подождать! – так же категорично утверждал ее лечащий врач. Единого мнения не было. Марина пила лекарства и каждую вторую половину месяца становилась почти невменяемой. Ее болезнь была подвержена месячным циклам.

А он занимался спортом. Он любил спорт еще с института. Плавание, гребля, зимой – лыжи, весной – велосипед. Ему нравилось быть красавцем. Лицо со временем потускнело, но фигура была – о-го-го! А что еще прикажете делать симпатичному человеку средних лет, не обремененному особенно сложной работой, большими деньгами, криминальными связями и сексуальными претензиями жены? Ему иногда даже казалось, что большую часть времени ей хочется одного – чтобы ее оставили в покое. Вот и сейчас у нее опять было неважное настроение. Она не хотела ни есть, ни пить, ни купаться, ни пойти куда-нибудь вечером, а только лежала на пляже под зонтиком, лениво посасывая грушевый сок и пяля глаза в криминальное чтиво. А впрочем, он сознавал, что мог быть несправедлив.

– Почему в малой столовой? – переспросила жена.

– Потому что в большой вся шобла не помещается, – ответила дочь. – Понаехало тут отдыхающих, а кормить негде! Нас не настолько много, чтобы открывать питание в две смены, и уже не столько мало, чтобы всем поместиться в одной комнате. Поэтому директор отдал свою столовую, так как его личные гости приедут только к бархатному сезону, и сказал, что там за овальным столом может вкушать хлеб насущный компания из семи человек. В первую очередь он хотел угодить Профессору. А я подсуетилась и тоже записалась! В большой столовой чувствуешь себя словно в птичнике!

– А кто еще записался? – спросила жена.

– Естественно, Профессор с любовницей, нас трое, Володька и одно место свободно! Идет?

– Допустим.

Родители поняли. Вся операция была затеяна из-за Володьки. Ей очень хотелось есть вместе с ним. А в старом зале им приходилось сидеть в разных углах. Володька был студентом третьего курса, приехал один двумя днями раньше (родители купили путевку), разбирался во всех видах машин и был насмерть влюблен в их дочурку. Интрига состояла также в том, что он учился в том же институте, куда внезапно и нежданно для всех их избалованная русалка решила поступать за месяц до вступительных экзаменов, и весь отдых, по-видимому, был спланирован этими влюбленными заранее.

– А ты видела на волнорезе ногу? – спросил он жену, когда дочурка, довольная согласием родителей, отошла.

– Видела, – спокойно сказала жена, вовсе не пораженная этим вопросом. – Это протез вон той девушки! – И она незаметно движением подбородка показала куда-то вбок.

Он повернулся и посмотрел. Те самые девушки, что недавно резвились в море, теперь сидели на лежаках и, так же весело хохоча, во все щеки уплетали огромную дыню. Ноги одной из них были прикрыты махровым голубым полотенцем. Она же и была в этом кругу самой красивой.

– Что ты уставился? Неприлично смотреть на калеку! – возмутилась жена. Но он не мог оторвать от девушки взгляда. Ее светлые волосы были как солнечные лучи. Ее голубые глаза были бездонны, как море. Движения ее шеи, рук, гибкой талии, бедер были полны совершенства. Из-под края полотенца выступала одна аккуратная загорелая маленькая ступня с крошечными пальчиками, украшенными розовым лаком. А рядом с лежаком лежала открыто, не прячась, искусственная вторая нога.

Он опустился на гальку рядом с женой и взял в руки книжку.

– Хочешь персик? – спросила жена.

– Спасибо, нет, – вяло помотал он головой. Потом все-таки повернулся так, чтобы видеть всех девушек. До обеда был еще час. Теперь ему было не скучно.