Текст книги "Хождение в Москву"

В малом корпусе ГУМа в Ветошном переулке, 17 одно помещение досталось курсам по реактивному движению. Историки науки считают их первым университетом космонавтики. Слушателям, мечтавшим о полетах на Луну и на Марс, читали лекции будущий академик Стечкин, профессор Ветчинкин, инженер Цандер. То были не беспочвенные романтики, хотя помянутый инженер и мог во время лекции бросить в массу слушателей лозунг: «Вперед, на Марс!». Каждый тезис лекторы курсов подкрепляли математическими расчетами, техническими решениями. Цандер кроме теории занимался практикой, руководил бригадой Группы изучения реактивного движения, сокращенно ГИРД. Ее начальником назначили 25-летнего Сергея Королева. Не верившие в ракеты авиаторы называли ГИРД – Группой инженеров, работающих даром. Хлебные карточки у ракетчиков, как тунеядцев, отнимали. А они, несмотря на голод, безденежье, делали свое дело в подвале Садовой-Спасской под лозунгом «Советские ракеты победят пространство!».

Там еще одной бригадой ГИРДа руководил инженер Михаил Тихонравов, как Королев, ходивший по Москве в форме летчика-инженера. Его ракета стартовала первой 17 августа 1933 года. Полет длился 18 секунд, но запомнился всем, кто видел запуск «09», на всю оставшуюся жизнь. Второй взлетела ракета конструкции Фридриха Цандера.

(Профессор Тихонравов, главный конструктор первого советского спутника, отрецензировал в рукописи мою книжку «Земная трасса ракеты». Вышедшую двумя изданиями большим тиражом эту маленькую книжку я успел подарить Сергею Павловичу Королеву, чье имя цензура вымарала. Фундамент всех достижений космонавтики СССР заложили молодые московские инженеры и механики за тридцать лет до 12 апреля 1961 года – триумфа бывшего первого секретаря МК и МГК Никиты Хрущева.)

Хотя пишут, что в Китай-городе никто не жил, это не совсем так. На доме в Старопанском переулке ходячее утверждение опровергает мемориальная доска с образом жившего здесь с 1931 по 1968 год художника Алексея Измалкова. Скульптор-маринист в годы Великой Отечественной войны служил главным художником Наркомата по военно-морским делам. По долгу службы без устали ваял моряков рядового и начальствующего состава. Не выходил никогда за круг тем, милых Старой площади, лепил без конца Ленина, одного и с матросами. Увековечил Чапаева и «Анку-пулеметчицу». Но над могилой Измалкова на Введенском кладбище установили бронзовую «Марфу». Этот образ вдохновлен не морем, а пением Надежды Обуховой, исполнившей на сцене Большого театра роль Марфы в «Хованщине».

На Старую площадь после Кагановича и Хрущева пришли другие люди. Им не пришлось заниматься строительством с прежним размахом. Кабинет первого секретаря МК и МГК занял фаворит вождя Александр Щербаков. Бывший красногвардеец учился в Коммунистическом университете имени Свердлова, Институте красной профессуры. Он секретарствовал в Союзе писателей СССР, разных обкомах партии, прежде чем «сел на Москву». А на Тверской, 13, «отцом города» назначили бывшего стрелочника и токаря, тоже выпускника Института красной профессуры, секретаря МГК Василия Пронина.

Никто Генплан 1935 года не отменял. Но Сталин утратил интерес к тому, что строилось в Москве, его внимание приковал театр военных действий на Западе. По инерции вождь совершил последний объезд новостроек, ему показали, как преображается улица Горького. Пронин решил, настал подходящий момент попросить у правительства средств на жилье. И услышал в ответ:

– ЦК знает, у многих москвичей тяжело с жильем. И все же, несмотря на это, придется потерпеть. Вы видите, Польша растоптана Гитлером. На Западе идет война. Теперь, видимо, все больше и больше надо отдавать средств и материалов на оборону. Пора москвичам и ленинградцам основательно заняться укреплением противовоздушной обороны. Вносите предложения об укреплении противовоздушной обороны Москвы. ЦК вас поддержит.

Секрет «подъезда № 3». На следующий день машина первого секретаря МК и МГК рванулась со Старой площади к Спасским воротам Кремля. Город начал готовиться к грядущей войне.

Германские самолеты разворачивались, чтобы сбросить бомбы на Москву, над стрелкой, хорошо видимой с высоты. Они падали на Кремль, Большой театр, Арбат, улицу Горького, Китай-город. 28 октября 1941 года здание на Старой площади, 6, «словно подскочило». Фугас весом в 1000 килограммов попал точно в цель, разрушив МК и МГК партии, погубив людей. В тот злосчастный день воздушная тревога объявлялась два раза ночью и четыре раза днем. Вечером загрохотали зенитные орудия, когда шло совместное заседание бюро МГК партии и Военного совета Московской зоны обороны.

– По какой цели ведется стрельба? – запросил по телефону военных, выйдя из зала заседания, встревоженный председатель исполкома, глава городской власти.

– Над Москвой летает самолет противника…

Спустя миг с грохотом вылетели окна и двери. Все руководство Москвы, секретари горкома, генералы чудом избежали гибели. Бомба пролетела в нескольких метрах от стола, где они заседали. Пострадавших вывели из горящего дома задним ходом во двор. А все, кто ждал в приемной встречи с руководством, погибли. В их числе оказался драматург Александр Афиногенов. Его пьесы шли на сцене лучших театров, одна из них, «Машенька», пользовалась небывалым успехом. В дни войны писателя назначили заведовать литературным отделом Советского информационного бюро, игравшего роль рупора правительства СССР. Ежедневные сводки с фронта «от Советского информбюро» слушала по радио вся страна и мир. Драматург пришел на Старую площадь к непосредственному начальнику. Александр Щербаков, будучи секретарем ЦК, первым секретарем МК и МГК, руководил по совместительству Совинформбюро. Сталин считал его идеологом, поручал роль 1-го секретаря Союза писателей СССР, когда советских литераторов возглавлял Максим Горький.

Уехавшего из Москвы на Украину Хрущева заменил в МГК Александр Угаров, секретарь Ленинградского горкома, «хороший и умный человек», которого, по словам Никиты Сергеевича, он уважал, но Угаров ничего не успел. Со Старой площади вождь отправил его погибать на Лубянку. Москву возглавил Щербаков. Кроме всего прочего, он в годы войны занимал посты заместителя наркома обороны и начальника Главного политического управления Красной Армии, имел погоны генерал-полковника. Такая колоссальная нагрузка раздавила его в 44 года. Отпраздновав Победу 9 мая 1945 года, на следующий день Щербаков внезапно умер.

О нем Хрущев отзывался так: «Подстраиваясь под Сталина, он псевдоруководил Главпуром РККА, спился и вскоре после войны умер. Остался один Попов – неумный человек и грубый администратор. Он настроил против себя многих людей. Но за это Сталин его не прогнал бы. Однако на него пришла анонимка, в которой Попов изображался заговорщиком. Конечно, никаким заговорщиком он не был». Георгий Попов, бывший любимец вождя, чуть было не разделил вместе со своей командой участь руководителей Ленинграда, уничтоженных с клеймом «заговорщиков». Бывшего первого секретаря МК и МГК отправили в провинцию руководить заводом благодаря Хрущеву, посчитавшему донос клеветой. Он хорошо знал всех, помянутых в анонимке.

Ни о ком так плохо не высказывался Хрущев, как о Щербакове, «гнуснейшем человеке», «подхалиме», «цепном псе», который «грыз людей и буквально на спинах своих жертв выдвигался». В подтверждение всем обвинениям он приводит единственное происшествие, случившееся на «Ближней даче». Тогда три друга, Маленков, Берия и Хрущев, чтобы не спиться во время ночных застолий у Сталина, сговорились вместо вина наливать в бокалы подкрашенную воду. Ее для них подавали в винных бутылках. Щербаков случайно отпил подделку и громогласно разоблачил «заговорщиков», отделавшихся тогда легким испугом. (Я был свидетелем того, как Хрущев искоренял память о «гнуснейшем человеке». После митинга на станции «ВДНХ» по случаю открытия новой линии метро поезд с почетными пассажирами во главе с Никитой Сергеевичем остановился на следующей станции – «Щербаковской». А дальше почему-то долго не отправлялся. По перрону забегали люди. Рабочие получили приказ – сбить со стен литеры с именем Щербакова. Так, на следующий день все узнали об «Алексеевской».)

Правил Москвой «один Попов», пока Сталин не вернул на прежнее место испытанного Никиту: «Довольно вам работать на Украине, а то вы совсем превратились там в украинского агронома». Начался последний, московский период деятельности Хрущева. Первые три года пришлось ему достраивать высотные дома и пышные станции метро. А после смерти Сталина, став первым секретарем ЦК, он произвел революцию в градостроительстве.

Москва деревянная и каменная при нем стала железобетонной. У первого секретаря родилась идея фикс: собирать дома из деталей, как автомобили на заводе. Вручную, кирпичной кладкой, сделать это было невозможно. Пришел конец кирпичу, из которого строили со времен Ивана III. Наперекор мнению всех авторитетов Хрущев сделал ставку на сборный железобетон. Ему страстно хотелось дать людям достойное жилье, решить задачу, которую коммунисты не могли выполнить с 1917 года, пообещав народу светлое будущее. Поэтому Хрущев долгое индивидуальное проектирование заменил молниеносным типовым. За год Москва начала строить вместо 400 тысяч квадратных метров жилой площади – 5 миллионов! Пятиэтажные панельные дома с малометражными, но отдельными квартирами на одну семью, стали благожелательно называть «хрущевками», прощая им низкие потолки, крохотные передние и кухни, прочие недостатки. В новостройки с радостью перебрались из бараков, подвалов, развалюх и коммуналок миллионы. Спустя четверть века «хрущевки» в сознании всех превратились в «хрущобы». Но город обязан Хрущеву не только типовыми домами. Москва в новых границах, МКАД, Лужники, Дворец съездов и Новый Арбат, гостиница «Россия», Останкинская телебашня – все это связано с именем Хрущева.

Он передал ключи от Москвы Екатерине Фурцевой, первой в истории женщине, правившей городом. Она стала первой и последней в составе Президиума ЦК, откуда ее неожиданно и без всякой видимой причины вывели. Фурцева вскрыла себе вены и чуть не погибла после предательства тех, кого считала друзьями. При Хрущеве она избиралась вторым секретарем МГК. По Москве ходили слухи, что Екатерина – чуть ли не любовница Никиты. Ее красота и жизнелюбие давали повод любым сплетням. Дочь текстильщика и сама недолгое время ткачиха поднялась по ступенькам партийной лестницы до пятого этажа Старой площади, 4, где располагались кабинеты секретарей ЦК. Сейчас часто вспоминают о ее деятельности в должности министра культуры СССР. В этой роли она пребывала четырнадцать лет – до внезапной смерти. Министерство помещалось рядом с ЦК, на Ильинке, 10, в бывшем роскошном частном банке. В этих стенах Фурцева принимала мастеров культуры нашей страны и Запада, приезжавших в Советский Союз благодаря ей на гастроли, фестивали и конкурсы.

Приняла она здесь Арманда Хаммера, американского миллиардера-долгожителя. Молодым миллионером приехал он в голодную Россию и доставил пароходом хлеб, удостоившись приема у Ленина. Из его рук получил концессию, первым начал инвестировать капиталы в экономику социализма. Делал это и при Владимире Ильиче, и при Леониде Ильиче. За выручку скупал в «пролетарской Москве» по дешевке на аукционах и в комиссионных магазинах музейные ценности. В Америке перепродавал за истинную цену. Я встретил Хаммера в приемной Фурцевой. В тот приезд он подарил портрет кисти Гойи, как пишут, поддельный, и автограф Ленина, истинный. А получил право построить деловой центр с залом на 2000 мест на Пресне. С Ильинки проехал с ним на Кузнецкий мост в магазин «Подписных изданий» и купил неизвестный Хаммеру том Ленина, где речь шла о давнем приеме в Кремле. В толстом бумажнике миллиардера, данном мне у кассы, рублей не оказалось. Заплатил я своими. А на следующий день брал у Арманда интервью в роскошном номере 107 «Националя», где Ленин жил.

Пишут, какой Екатерина Алексеевна была обаятельной, как дружила с Людмилой Зыкиной, посещая с подругой Сандуны. Вспоминают, как поддержала того или иного творца. (От себя добавлю, благодаря Фурцевой, Илья Глазунов получил мастерскую в башне дома «Моссельпрома». Она же по просьбе Джины Лоллобриджиды позволила беспартийному командировку в Италию. С Рима началось триумфальное шествие художника по столицам Запада, где ему позировали короли, президенты и премьеры. Что породило злобные выдумки на московских кухнях, где страдали в изоляции от мира московские интеллектуалы.)

Главный поступок жизни, не оцененный по достоинству, «Екатерина III», она же «первая леди СССР», как называют Фурцеву сегодня, совершила до службы в министерстве. Будучи секретарем ЦК, она присутствовала на судилище, где соратники Хрущева решили снять его «с вышки». Неизвестно, чем бы закончилось обсуждение, если бы эта женщина не вышла под благовидным предлогом из зала заседания. Фурцева обратно не вернулась, а села за телефон и вызвала в Москву членов ЦК, верных Хрущеву. За что могла поплатиться головой. Слетевшиеся в столицу сторонники вернули Никите Сергеевичу власть, что позволило ему еще семь лет бурно управлять великой страной, пока те же соратники путем заговора не отправили его на пенсию...

(В Китай-город, в бывший Никольский переулок, называвшийся «проездом Владимирова» в честь забытого ныне большевика, меня пригласили в «Московский рабочий». И предложили написать о Московской кольцевой автомобильной дороге. По совершенно пустой МКАД я промчался за час, преодолев 109 километров в кабине грузового ЗИЛа, как только замкнули круг, ставший границей Москвы. Рецензировал рукопись неизвестный мне Б. С. Земенков, сделавший на полях новичка сотню замечаний. Не успел я с ним познакомиться, потому что суровый рецензент вскоре умер. То был выдающийся знаток города, поэт и художник, собравший массу сведений о «Памятных местах Москвы». Так называлась его классическая книга о том, где и кто из замечательных людей жил на московских улицах.)

Никто не выпускал столько макулатуры, как «Московский рабочий», знавший некогда лучшие времена. Издательство при жизни Ленина, ставшего пайщиком, основал бывший матрос Балтики Федор Раскольников в перерыве между фронтами и дипломатическими миссиями. При нем начали выпускать «Роман-газету». Сюда принес рукопись «Тихого Дона» молодой автор, встретивший восторженный прием. Бывшему литературному консультанту издательства Евгении Левицкой, члену партии с 1903 года, Михаил Шолохов посвятил «Судьбу человека».

Став издательством МК и МГК, «Московский рабочий» завалил книжные магазины и библиотеки бесполезной литературой о «передовом опыте» новаторов заводов и полей, бригадах коммунистического труда, партийной и советской работе. Их продавали в нагрузку. Единственной, чьи книги букинисты берут поныне, была редакция краеведческой литературы, выпустившая «Из истории московских улиц» Петра Сытина. В этой редакции выходили все путеводители Москвы, книги Сергея Романюка, Нины Молевой, серия «Биография московского дома». Печатали краеведов со скрипом, им всегда не хватало бумаги, авторам приходилось годами ждать очереди, прежде чем они попадали в заветный план выпуска.

В годы «застоя» ни Министерству культуры СССР, ни «Московскому рабочему» не осталось места на Ильинке. Домов улицы и Старой площади не хватало распухавшему аппарату партии. В нарушение закона о заповедной зоне «Китай-город» ЦК возвел на задворках два больших дома. Под индексом «подъезд № 6» появилось 12 этажей протяженного корпуса. Его хорошо видно с тыла, Никольского переулка. «Подъезд № 20» представляет собой девятиэтажный дом у Безымянного переулка. Все здания подземными и надземными переходами, тоннелями связаны в единый комплекс. (Войдя в «подъезд № 20» с провожатым, я дошел до первого подъезда, кабинета помощника Генерального секретаря, чтобы сообщить Горбачеву о найденных рукописях «Тихого Дона». Помог Георгий Пряхин, известный журналист, писатель, заместитель заведующего идеологическим отделом ЦК. С его помощью пытался я издать книгу о рукописях и притормозить «Пятое колесо» ленинградского ТВ, представлявшего истинного автора романа в роли вора.)

В «подъезде № 1» в кабинете номер 6 на пятом этаже находился кабинет Генерального секретаря ЦК КПСС. Но самое секретное партийное заведение помещалось в «подъезде № 3», Доме международного отдела ЦК. За дверью № 516 насчитывалось еще 14 секретных комнат. Денег партии в августе там не нашли. Увидели сотни печатей разных государств, штампы, бланки, бумагу, чернила, мастики, технику для подделки документов. Целый шкаф заполняли накладные усы, бороды, лысины, бакенбарды, грим, используемые для изменения внешности агентов секретных служб. Все это хозяйство принадлежало не разведчикам, а «группе парттехники». Она продолжала криминальные традиции, заложенные в бытность члена ЦК Ленина и секретаря ЦК Стасовой. Фальшивых долларов здесь не печатали. Фабриковали фальшивые паспорта, визы, меняли внешность, кому приказывала партия. Делали пластические операции. Творили «легенды», экипировали за казенный счет. Такую операцию произвели с вождем чилийской компартии Луисом Корваланом, переправив на родину, где даже мать родная его бы не узнала.

В Москве ЦК начал с гостиницы «Петергоф». Перед концом занимал 24 здания. По данным Ю. Лужкова, нежилая площадь «подъездов» равнялась 170 тысячам квадратных метров. Много это или мало? Конечно, очень много. Но сейчас парламент, как пишут, нуждается в комплексе площадью 200 тысяч квадратных метров…

Первый секретарь МГК входил в подъезд Старой площади, 6. Там 18 лет правил Москвой Виктор Гришин, о котором сегодня не вспоминают. А между тем, благодаря ему, появился для детей великолепный музыкальный театр Сац, единственный в своем роде театр зверей Дуровой. Гришин любил детей и построил для них республиканскую библиотеку на Калужской площади, художественную школу академии на Крымском валу, а еще ранее – кукольный театр Образцова. После опального Гришина властвовал в городе Борис Ельцин. Воспоминание о нем вызывает зубовный скрежет у всех, кто трудился под его началом в МГК. Менее чем за два года он сместил 23 из 33 первых секретарей райкомов Москвы, в некоторых райкомах проделал дважды эту болезненную операцию, которая порой завершалась летальным исходом. Со Старой площади Борис Николаевич намеревался перебраться на Трубную площадь, в новое здание, отдалившись, таким образом, от ЦК. Этого новоселья не произошло, остались нереализованными все другие проекты бывшего заведующего строительным отделом ЦК, задумавшего соорудить трудящимся Москвы Народный дом.

Прошло мало времени, чтобы оценить объективно деятельность каждого Генерального секретаря ЦК и первого секретаря МГК. Их роль сегодня играют президент России и мэр Москвы. Юрий Лужков не дал ворваться в резиденцию поверженной партии разгоряченной толпе, которая начала бить стекла. С мегафоном в руках он поднялся на лестницу и зачитал экстренное решение городской власти, тогда единственно реальной: «Опечатать входы в здание! Отключить водопровод! Отключить электричество! Отключить все системы снабжения!» От себя добавил: «Кроме канализации! Чтобы не наложили в штаны!» После покрытых овацией слов милиция начала опечатывать двери парадных подъездов ЦК, МК и МГК.

Из других подъездов попавших в западню выводили двумя путями, поскольку в одних и тех же зданиях помещались сотрудники двух аппаратов: и ЦК, и Президента СССР. Первых демократы подвергли пытке, провели сквозь строй толпы, осыпавшей несчастных плевками, проклятиями и достаточно весомыми предметами. Вторым дали возможность уйти достойно. На лифте опустили в залитый ослепительным светом перрон «спецметро». Даже помощник Генерального секретаря не знал о такой оказии. Тайный путь начали сооружать в годы войны, проложив маршрут между кабинетом Сталина и «Ближней дачей». Пишу не с чужих слов. Видел на этой даче бункер, откуда вождя можно было доставить с «Ближней дачи» в Кремль, используя линию метро от Киевского вокзала до бывшей библиотеки имени Ленина. Эту линию «неглубокого заложения» вернул городу Москве Хрущев.

Вагон «спецметро» доставил спасенных от расправы в Кремль. Это случилось 23 августа 1991 года. Сегодня все «подъезды» ЦК, все 170 тысяч квадратных метров занимает администрация Президента России. Зачем ей столько нежилой площади?