Текст книги "Хождение в Москву"

После моряков особняк на Воздвиженке занял Агитпроп ЦК, тот самый отдел агитации и пропаганды, про который Маяковский поминал в словах: «И мне Агитпроп в зубах навяз...»

С Воздвиженки Сталин перевел подобранный и вышколенный аппарат на Старую площадь, в бывшую гостиницу «Боярский двор», где штаб партии бесславно закончил свою историю в августе 1991 года.

Приемная «всесоюзного старосты». А на Воздвиженке, 4, в бывшей гостинице «Петергоф», где до смерти Якова Свердлова пребывал ЦК партии, широко открыла двери приемная главы государства Михаила Ивановича Калинина, олицетворявшего в ленинском правительстве и рабочих, и крестьян: родился в деревне, работал токарем Путиловского завода. Этот «всесоюзный староста», как его называли в газетах, рабски служил Сталину. Даже когда вождь арестовал его жену, вместе с Калининым начинавшую жизнь в борьбе с царизмом. Супруга главы СССР в лагере стирала белье зэков и очищала швы от насекомых. Михаил Иванович, добрый дедушка, в это самое время в Кремле улыбался в усы и вручал ордена, принимал верительные грамоты послов...

У приемной Калинина с утра выстраивались очереди ходоков, добиравшихся сюда на последние гроши с надеждой на помилование осужденных, которых в стране насчитывались миллионы. Воздвиженку после смерти «всесоюзного старосты» назвали его именем, установили бронзовый памятник Калинину. В ту ночь, когда на Лубянке народ низверг с пьедестала «железного Феликса», демонтировали и этот монумент.

Кремлевская больница. Еще одно детище революции предстает на Воздвиженке, 6, в образе темно-серого двухэтажного дома без вывески, с постоянно закрытым парадным подъездом. О нем и без вывески все знают, что это «Кремлевка», правительственная больница, построенная на месте палат Шереметевых, фасадом выходивших на улицу. Здание в стиле конструктивизма 1930 года.

Лучшие врачи, профессора и академики, лечившие вождей, были арестованы в зловещем 1952 году. Вот-вот должна была подняться до небес очередная, быть может, самая могучая, черная волна террора, готовая покрыть головы миллионов невинных людей, как это случилось в 1937 году. Страна жила в страхе, ожидая судебных процессов, после которых вслед за «врачами-отравителями» готовились к худшему писатели, художники, музыканты, инженеры...

Вслед за ингушами, калмыками, крымскими татарами и другими репрессированными народами СССР могли быть высланы на край земли миллионы недобитых фашистами евреев.

Посадивший в тюрьму лечащего врача Сталин умер от апоплексического удара в марте 1953 года. История с тех пор пошла другим путем, который привел к краху коммунизма в СССР и Европе.

За фасадом Кремлевской больницы во дворе предстает бывший дворец гетмана Разумовского, проданный графу Шереметеву, тот самый, где была военная академия в годы Гражданской войны. Другой графский дворец украшает угол Воздвиженки, 8. На этом месте витают тени незабытых предков, людей иной эпохи, иного нрава. (О графе Шереметьеве и Параше Жемчуговой в главе «Никольская».)

Дом в Шереметевском, ныне Романовом, переулке наследники графа сдавали. В его стенах заседала московская дума, до того как выдающийся городской голова Николай Алексеев (о нем – в главе «Красная площадь») построил для нее собственное здание у Красной площади. Дума в графском доме на Воздвиженке заседала по вечерам, депутаты-гласные совмещали общественную деятельность с коммерцией, врачебной и адвокатской практикой...

Охотничий клуб. После думы дворец арендовал богатый и престижный Охотничий клуб, который, по словам Гиляровского, роскошно отделал загаженные канцеляриями барские палаты. В них начались обеды и ужины, выставки, маскарады, балы, танцевальные вечера, шла всю ночь азартная игра в карты, где проигрывались состояния.

Дом деда Льва Толстого. Соседом Шереметевых на Воздвиженке, 9, был князь генерал-аншеф, генерал от инфантерии Екатерины II – Николай Сергеевич Волконский. У него родилась в браке единственная, добрая и набожная, но некрасивая дочь, княжна Марья, вышедшая замуж, будучи немолодой, за графа Николая Ильича Толстого... Этот князь по материнской линии – дедушка Льва Толстого. Внук никогда не видел деда, но, по семейным преданиям, увековечил его в романе «Война и мир» в образе сурового старого князя Болконского. Даже любимая дочь, перед тем как войти в кабинет батюшки, крестилась. Дом деда Льву Николаевичу не нравился, он характеризует его словами: «Старый, мрачный дом на Воздвиженке». В зале этого особняка на балу Толстой встретил княжну Прасковью Щербатову. В романе «Анна Каренина» она предстает в образе Кити Щербацкой.

Тайная связь Михаила Шолохова. На смену аристократам, графам и князьям пришли в дом на Воздвиженке нетитулованные люди, другие прототипы. После наркомата и Агитпропа особняк заняли издательство «Красная новь», редакции советских газет и журналов. В «Журнале крестьянской молодежи» заведовал отделом Михаил Шолохов, который в то время ждал приговора редакторов журнала «Октябрь», читавших рукопись романа «Тихий Дон».

(В доме на Воздвиженке слышал я Нобелевского лауреата на пресс-конференции, устроенной по случаю присуждения ему этой премии. Поразили маленький рост автора «Тихого Дона», раскованная манера отвечать на любые вопросы иностранных журналистов, курить трубку перед лицом прессы всего мира. Тогда услышал, как Шолохов охарактеризовал Бориса Пастернака, издавшего за рубежом «Доктора Живаго», колючими словами – внутренний эмигрант. И пообещал, что скоро закончит новый роман «Они сражались за Родину», так им и не завершенный.)

Важное событие в жизни Михаила Шолохова произошло на Воздвиженке в Кремлевской больнице. Однажды (после войны) в палату пришла навестить отца, ответственного работника, коротавшего время в разговорах с писателем, молодая девушка. Ее звали Лиля. С тех пор она и Шолохов десятки лет любили друга друга, встречались в Москве. О своих приездах он предупреждал телеграммами. В этой связи художница Лиля С. родила сына, названного в честь отца Михаилом. Мальчик недолго прожил. После его смерти родился второй сын, который сорок два года носил имя Михаил. И фамилию Шолохов. В его метрике, виденной мною, сделана запись: отец – Михаил Александрович Шолохов. Мог бы быть прочерк по лютому советскому закону, принятому в годы войны для укрепления семьи и брака. «Я за этот закон сам голосовал», – с усмешкой сказал матери незаконнорожденного сына депутат Верховного Совета. Он не воспользовался данным ему правом, не отказался от сыновей, рожденных в любви без штампа в паспорте.

Библиотека имени В. И. Ленина. За годы советской власти Воздвиженка пережила одну крупную стройку. На месте архива Министерства иностранных дел и храма Ирины появилось перед войной новое здание Государственной библиотеки имени В. И. Ленина. Проект выполнили соавторы Бориса Иофана по Дворцу Советов, Владимир Гельфрейх и Владимир Щуко, учившиеся архитектуре в петербургской Академии художеств. Колонны главного здания поднялись на углу Воздвиженки и Моховой. Такими крупными зданиями в духе классицизма мечтали перед войной советские градостроители застроить всю Москву, сломав для этого все старые строения, как архив и церковь.

На площадке перед колоннадой Библиотеки осенью 1997 года, в дни 850-летия Москвы, Юрий Лужков открыл памятник Федору Достоевскому. В ста метрах напротив монумента краснеет зубчатая стена Кремля. Фигуру из бронзы изваял московский скульптор Александр Рукавишников, создавший образ гениального автора «Бесов», тех самых, которым удалось захватить Кремль и всю Россию, не всегда умело управлявшуюся монархами.

Александру Рукавишникову принадлежит памятник Владимиру Высоцкому с гитарой на Ваганьковском кладбище.

Полуразрушенная Воздвиженка тяжело и долго болела. Она медленно приходит в себя. Всех ее потерь не вернешь.

Глава двенадцатая
Остоженка

Первый адрес Василия Сурикова. – «Переулочек-переул...» Анны Ахматовой. – Зачатьевский монастырь. – Особняк Ивана Тургенева. – Воскресение Христово. – Успение Богородицы. – Прапорщик Померанцев. – «Буржуйское гнездо». – Кто сочинил «Девушку из Нагасаки». – Трактир «Голубятня». – Песни Петра Киреевского. – «Се Курций твой, Москва!» – Коммерческое училище. – Катковский лицей. – Визит Ленина на Остоженку, 16. – Где умер патриарх Тихон. – Школа Галины Вишневской

Первый адрес Василия Сурикова. Заливные луга, где после покосов поднимались стога, называли остожьем, отсюда имя Остоженки. Она тянется на километр между бульварами и Садовым кольцом, бывшими стенами Белого и Земляного города. По сторонам, как в прошлом, свыше пятидесяти домовладений, но строений поубавилось.

В истоке исчезло двухэтажное здание, стягивавшее крыльями Остоженку с Пречистенкой. За него шла борьба ревнителей старины с городской властью, спешно расчищавшей центр от ветхих зданий накануне визита президента США в Москву. То был типичный для начала ХIХ века дом с лавками. Внизу торговали, вверху жили хозяева или квартиранты. Снял здесь первую московскую квартиру молодой Василий Суриков, приглашенный расписывать храм Христа. Сибиряк, родом из Красноярска, пленился Первопрестольной, дивными храмами и палатами. «Я как в Москву приехал, прямо спасен был... Я на памятники как на живых людей смотрел, расспрашивал их: „Вы видели, вы слышали, вы – свидетели“... Стены я допрашивал, а не книги».

Да, было с кем вести такие разговоры, потому что в районе Остоженки сохранялось много древних памятников, снесенных ураганом революции. Старая Москва вдохновила художника создать картины «Утро стрелецкой казни» и «Боярыня Морозова». Из дома с лавками Суриков переехал на Остоженку, 6, в меблированные комнаты «Париж», где жил, пока не закончил заказанные четыре фрески, посвященные четырем Вселенским соборам. Холсты помещались на хорах храма Христа. Когда его взрывали, фрески Сурикова спасли...

На месте дома с лавками разбит сквер. На фоне феодальных палат установлен памятник Фридриху Энгельсу, другу и соратнику Карла Маркса, соавтору «Манифеста Коммунистической партии». Второй после Маркса вождь пролетариата и классик марксизма никогда в Москве не жил, ничего доброго о ней не сказал.

За сквером торцом выходят на улицу «Красные палаты» XVII века. Их удалось спасти от уничтожения.

«Переулочек-переул...» Анны Ахматовой. Столь же древние постройки предстают на углу с Первым Зачатьевским, где строй домов обрывается и возникает картина тихих зеленых переулков патриархальной Москвы, так восхищавшей художников и писателей. Этот пейзаж запомнился Анне Ахматовой, жительнице Остоженки с осени 1918 го до января 1919 года.

 
Переулочек, переул...
Горло петелькой затянул.
Тянет свежесть с Москва-реки.
В окнах теплятся огоньки.
Как по левой руке – пустырь,
А по правой руке – монастырь.
А напротив высокий клен
Ночью слушает долгий стон...
 

Зачатьевский монастырь. Все так, как в стихах – и пустырь, и монастырь, каменная стена, башня, и надвратный храм Спаса Нерукотворного. (Икона Спаса (Спасителя) Нерукотворного представляет образ, запечатлевшийся, согласно легенде, в то мгновение, когда Христос отер лицо убрусом-платом.

Этот убрус Иисус послал в Эдессу правителю Авгарю, и Спас Нерукотворный исцелил его. Образ, созданный при участии Христа, как автопортрет, считается образцом в иконографии. Изображение Спаса Нерукотворного вышивалось на боевых знаменах, водружалось над городскими воротами, проездными башнями, часто встречается в росписях церквей.)

За монастырскими воротами на высоком холме пейзаж разрушает типовая, довоенных лет, школа. Она посажена на месте снесенного собора Зачатьевского монастыря. Его стены, кельи, настоятельский дом, другие постройки – устояли. В трапезной нашел временное пристанище воссозданный храм Зачатия Анны.

Эту обитель основал для родных сестер митрополит Алексий, правивший Москвой, пока подрастал князь Дмитрий Донской. Он основал Чудов монастырь в Кремле на земле татарского подворья, подаренного ему ханом Чанибеком в благодарность за исцеление от слепоты жены. Алексий лечил страждущих, переводил сочинения отцов церкви, писал поучения и грамоты. Русская православная церковь причислила митрополита к лику святых.

Основанный им Алексеевский монастырь перенесли на Волхонку. Когда задумали строить храм Христа, монастырь переместили в Красное село, где теперь Красносельская улица. А на Остоженке возникла новая обитель.

История ее такова. В одном из посланий царице Ирине Федоровне, страдавшей от бесплодия, патриарх привел в назидание пример святой Анны. В переводе с древнееврейского Анна означает «удостоившаяся благодати». Будучи женой праведника Иоакима, она долго не могла зачать. Но не теряла надежду, молилась Богу и на старости лет родила дочь – Деву Марию, ставшую Матерью Иисуса Христа. Уповая на подобное чудо, бездетные царь Федор Иоаннович и царица Ирина Федоровна основали Зачатьевский монастырь.

За сотни лет монастырь разросся, украсился церквями, собором, высокой трехъярусной колокольней. Главный храм Зачатия святой Анны в готическом стиле создали Матвей Казаков и его сын. В середине ХIХ века архитектор Михаил Быковский построил богадельню с церковью Сошествия Святого Духа. (В пятидесятый день, согласно верованию христиан, после Воскресения Иисуса в Иерусалиме при сильном ветре и шуме с неба на апостолов опустились языки огня. И «исполнились все Духа Святого», и заговорили на разных языках, начав проповедовать всем народам веру во Христа. День Сошествия Святого Духа празднуется как начало церкви Христа.)

Все вместе постройки монастыря представали сказочным городом в городе, которым любовались жившие рядом с ним Гавриил Державин, Иван Бунин, Федор Шаляпин... Бывшие кельи Зачатьевского монастыря советская власть превратила в коммунальные квартиры. В одной из келий после войны снял угол вернувшийся с фронта Виктор Розов. На этом месте он прожил 23 года. Однажды в келью-комнату постучался режиссер Михаил Калатозов, предложивший драматургу написать по его пьесе «Вечно живые» сценарий фильма. После чего в 1957 году на экраны вышел фильм «Летят журавли». В нем прославились кроме режиссера актеры Татьяна Самойлова и Алексей Баталов, оператор Сергей Урусевский. Пьесой «Вечно живые» вошел в историю искусства театр «Современник» во главе с Олегом Ефремовым.

Написавшая стихотворение «Третий Зачатьевский» Анна Ахматова была москвичкой, состоя во втором браке с ученым-востоковедом Владимиром Шилейко. Ее муж знал сорок языков, но не смог в голодном и холодном 1918 году прокормить и обогреть жену.

О жизни в этом переулке она писала с болью, оплакивая угасшую любовь в стихах. Дружеские отношения с бывшим мужем сохранялись до его смерти, но страсть ушла по остоженскому переулку, оставив по себе память в трагических стихотворениях.

Особняк Ивана Тургенева. Свежесть Москва-реки дотягивалась до Остоженки, когда она была сплошь застроена маленькими деревянными домами. В одном из них жил Иван Тургенев, упомянув его в первых строчках известного рассказа: «В одной из отдаленных улиц Москвы, в сером доме с белыми колоннами, антресолью и покривившимся балконом, жила некогда барыня, вдова, окруженная многочисленной дворней...»

Ампирный особняк начала ХIХ века с портиком и антресолями стоял лицом к Остоженке и спиной к саду, тянувшемуся к реке, древнему Крымскому броду. Домом владела Варвара Петровна Тургенева, полковница, мать Ивана Тургенева. Она купила особняк к приезду сына, надумавшего защитить диссертацию по философии в Московском университете.

Десять лет, приезжая в Москву, писатель останавливался в этом доме, жил на антресолях, в комнате с окнами в сад, писал здесь «Записки охотника» и цикл стихов, навеянных «премухинским романом». Этот роман возник в дворянском гнезде Премухино, где произошла встреча Тургенева с сестрой друга Татьяной Бакуниной, страстно влюбившейся в поэта. Он казался ей святым, чудным, избранным Богом.

(Это случилось за два года до знакомства с певицей Полиной Виардо, круто изменившего судьбу писателя.)

«Премухинским романом» навеян цикл стихов, написанных в остоженском доме, где поэт обращался к «забытому другу» Татьяне Бакуниной со словами:

 
Любовь погибшую ты вспомни без печали;
Прошедшему, мой друг, предаться не стыдись...
Мы в жизни хоть на миг друг другу руки дали,
Мы хоть на миг с тобой сошлись.
 

На Остоженке сына с нетерпением ждала обожавшая его мать. То была непростая для Ивана Сергеевича любовь. Властная Варвара Петровна видела сына женатым на ровне себе, преуспевающим на государственной службе сановником, а он строил собственную жизнь по иному сценарию, сделал мать бабушкой крепостной внучки Параши, влюбился в заезжую певицу...

После смерти Варвары Петровны сын написал рассказ «Муму». Поколения русских детей проливают слезы, читая трагедию немого дворника-богатыря Герасима, утопившего любимую собаку по прихоти деспотичной помещицы. По свидетельству сводной незаконнорожденной сестры Тургенева, жившей в остоженском доме: «Весь рассказ Ивана Сергеевича об этих двух несчастных существах не есть вымысел. Вся эта печальная драма произошла на моих глазах».

В реальности немой дворник Андрей, как собака преданный барыне, не ушел с Остоженки в деревню. Он продолжал верно служить хозяйке, появляясь на людях всегда в кумачовой рубахе. Варвару Петровну дворник любил сильнее Муму.

...Нашел Герасим собаку у Крымского брода и утопил там же, пройдя к берегу сотню метров за калиткой дома на Остоженке. Она, как мы видим, представлялась писателю «одной из отдаленных улиц Москвы».

К этому же броду прискакали на лошадях отец и сын, герои другой известной тургеневской повести, «Первая любовь». У отца, матери, брата и у самого Ивана Сергеевича любовь складывалась непростой.

В гостиной дома на Остоженке произошел последний тяжелый разговор братьев Ивана и Николая с матерью, державшей их, состоятельных наследников, без средств в наказание за непослушание: Николай женился без благословения матери на бесприданнице, жившей в помещичьем доме. Полковница Тургенева умерла вскоре после разрыва с сыновьями, в одиночестве, не желая видеть отторгнутых детей.

Остоженку можно с полным правом считать улицей Тургенева. Ему, а не Энгельсу, давно пора найти место для памятника здесь.

Не раз упоминали Остоженку другие классики. Во время кутежа в трактире на «Стоженке» запродал себя в солдаты студент Семенов в «Юности» Льва Толстого. На «Стоженке» писатель поселил любовницу графа, хозяина Холстомера.

Воскресение Христово. Улица лишилась не только собора монастыря, но и всех храмов. Один из них, в честь Воскресения Христова, возвышался на углу с Первым Зачатьевским, на Остоженке, 15, где хилый сквер. Впервые упомянут в 1625 году, с тех пор его не раз обновляли.

Сломанная церковь была XVIII века. Колокольня и трапезная с приделами Покрова Пресвятой Богородицы и Варвары появились в ХIХ веке.

(По преданию, в Константинополе в 902 году 1 октября Андрей Юродивый с учеником Епифанием увидел во время всенощного бдения во Влахернском храме «на воздухе» Пресвятую Деву Богородицу, распростершую над молящимися свое облачение. В этот день Православной церковью празднуется Покров Пресвятой Богородицы.

Великомученица Варвара жила в богатой и знатной семье в Древнем Риме. Ее отец Диоскур, узнав, что дочь уверовала во Христа, заключил ее в темницу, а потом отдал на мучения правителю города. Пытки не поколебали веру Варвары, и тогда Диоскур собственноручно отсек ей голову. Это случилось около 306 года. Великомученица считается заступницей терпящих бедствие на суше и на море, покровительницей артиллерии. Мощи ее перенесены в Киев в 1108 году в Златоверхо-Михайловский монастырь, разделивший судьбу храма Христа в Москве.

Церквей в честь Воскресения Христова в городе много, свыше двадцати. Воскресение христиане называют торжеством торжеств, праздником праздников, Пасхой. Так он именуется потому, что первоначально христиане отмечали Воскресение в Пасху, день празднования исхода евреев из Египта. В этот же день Христос воскрес.

Одна из главных московских площадей называлась Воскресенской (ныне Революции). Так называют Воскресенские (Иверские) ворота Китай-города, ныне восстановленные у Красной площади.

Успение Богородицы. Другая сломанная церковь Успения Богородицы была на Остоженке, 39. (Успение Богородицы отмечается Православной церковью 15 августа как праздник в память об Успении, смерти, Девы Марии.) Эта церковь, прежде чем стать городской, служила в Средние века храмом подмосковного села Семчинского, не раз поминавшегося в летописях, духовных княжеских грамотах. Село передавалось по наследству князьями вплоть до Ивана Грозного.

У Остожья возникло в далеком прошлом еще одно село, под названием Киевец. В нем селились киевляне, перешедшие на службу Москве вместе с князем. Они принесли с Днепра икону Николая Чудотворца, написанную в ХIII веке. Для нее построили храм Николы. Когда его за ветхостью разобрали, икону перенесли в храм Успения Пресвятой Богородицы, что на Остоженке. Как и церковь Воскресения, этот храм известен по документам с 1625 года.

Икону Николая Чудотворца передали Третьяковской галерее, а храм Успения в 1933 году снесли, тогда же наступила смерть церкви Воскресения. Формальным поводом закрытия храмов послужило строительство первой линии метрополитена.

Трасса на Остоженке сооружалась неглубоко под землей, открытым способом, улицу разрывали и в траншее прокладывали тоннель, не причиняя ущерба домам. Но церкви под шум и грохот машин стройки снесли до основания. Тогда, в 1935 году, в конце улицы появился маленький наземный вестибюль станции «Парк культуры». То была конечная станция первой линии московского метро, протянувшейся от другого московского парка – в Сокольниках. После пуска метро Остоженку переименовали в Метростроевскую...

Прапорщик Померанцев. По улице прошла революция 1917 года, стреляя из пулеметов и винтовок. Остоженку перегородили баррикады и окопы враждующих сторон, белых и красных, боровшихся за власть без помещиков и капиталистов, без церквей... Солдаты из Хамовнических казарм двигались к центру, штабу Московского военного округа, Кремлю. Тогда был смертельно ранен рабочий телеграфно-телефонного завода 23-летний Петр Добрынин, погибла 20-летняя студентка Коммерческого института Люсик Лисинова, дочь купца, успевшая после рокового выстрела сказать: «Товарищи, я убита». Пулеметная очередь сразила 14-летнего мальчика Павлика Андреева, подручного кузнеца, стрелявшего из винтовок в пустом окопе, когда взрослые грелись в чайной. Лисинову и Андреева похоронили на Красной площади, в братской могиле. Они, как Добрынин, стали первыми советскими святыми, в их честь переименовали площадь, восемь улиц и переулков.

Сочли погибшим тогда тяжелораненого прапорщика Алексея Померанцева, накануне боев избранного командиром 193-го пехотного запасного полка, когда все другие офицеры покинули Хамовнические казармы. Молодой двадцатилетний дворянин повел солдат по Остоженке в бой, как писал очевидец, в лайковых перчатках. В пятую годовщину революции Троицкий переулок на Остоженке назвали Померанцевым.

Бывшего прапорщика я встретил полвека спустя после боя на Остоженке в большом доме на юго-западе. Вошел в незапертую дверь квартиры и увидел героя Октября в наушниках, прильнувшим к приемнику сельской радиостанции «Урожай». Так каждый день слушал он заглушаемые в эфире передачи радиостанций «Голос Америки» и «Свобода».

– С Лениным и Троцким я разошелся после Брестского мира, – с места в карьер признался мне бывший прапорщик. Воспользовавшись ранением, демобилизовался, поступил в Московский университет, где стал профессором физического факультета, авторитетом в области теплофизики. Его наградили орденом Ленина. Не раз писали, что якобы Померанцев не знал о выпавшей на его долю чести. Нет, знал, но не хотел вспоминать ошибку молодости, слыть революционером. Старался не «засвечиваться», зная судьбу старых большевиков. Страшился всю жизнь ареста, ненавидел советскую власть, которую помог установить. Его хотели завербовать в осведомители Лубянки, от этой чести отговорился, пообещав чекистам информировать их обо всем, что относится к его специальности, теплофизике.

«Буржуйское гнездо». Первая новостройка советской Москвы появилась в 1930 году. Это большой угловой дом в стиле конструктивизма на Остоженке, 1. Такие плоские стены без единой архитектурной детали пришли на смену ампирным особнякам с портиками, доходным домам, которые до Первой мировой войны возводились по всей улице. Она застроена такого рода зданиями, их свыше десяти.

Многие литераторы, воспитанные в традициях классицизма, ругали эти детища ХХ века в газетах, журналах, книгах о Москве. Вот одно такое негативное высказывание из «Московского еженедельника»: «Каждый новый год приносит Москве несколько десятков новых чудовищно нелепых зданий, которые врезаются в городские улицы с какой-то особенной, только одной Москве свойственной удалью. Ну где еще встретишь что-нибудь подобное новому дому в начале Остоженки...»

Такой тяжелый камень брошен в дом с башней на углу с Первым Обыденским переулком. Остоженка, 3, 5, 7, – все это «нелепые здания» начала ХХ века.

Проживавшая в самом большом из них курсистка Вера Инбер (поэт и, как полагают не без оснований, агент Лубянки) назвала его «плоским домом с трехгранными как штык балконами и двумя упадочными парадными». Курсистка пережила здесь бой и вспоминала, что те, кто дрался за революцию, глядя на него с улицы, думали: «Вот еще одно буржуйское гнездо».

И они были правы. Дом населяли профессора, врачи, инженеры, адвокаты и помощники адвокатов... Все они были за Временное правительство.

Кто же эти нехорошие люди? Преуспевавший инженер Виктор Шухов, застроивший Россию мостами и котлами; врач-патологоанатом Алексей Абрикосов, описавший в 1925 году разновидности мышечной опухоли; член-корреспондент Академии наук Николай Кольцов, основатель экспериментальной биологии в нашей стране; историк Владимир Пичета, автор книг о прошлом России, Украины, Белоруссии, первый ректор Минского университета... Все они жильцы одного доходного дома 7, построенного академиком Александром Ивановым в числе многих других больших подобных зданий.

Кто сочинил «Девушку из Нагасаки». У бывшей жительницы Остоженки Веры Инбер к 75-летию вышли четыре тома сочинений. Не скоро их переиздадут, как и сборник «Апрель. Стихи о Ленине». Забвение вряд ли грозит абсолютно безыдейным песенкам, распевавшимся в московских дворах. Одна начинается словами: «В Кейптаунском порту стояла на шварту „Одесса“, поправляя такелаж». В другой поется о любви капитана к девушке из Нагасаки, у которой «такая маленькая грудь». Как полагает Марк Розовский, поставивший замечательный спектакль «Песни нашего двора», сочинила их Вера Инбер, родом из Одессы. В доме ее отца воспитывался двоюродный брат Лев. Мечтал быть писателем, переводил на украинский с русского басни Крылова, издавал рукописный журнал, обзавелся подпольной кличкой Лев и чужой фамилией Троцкий. Вера Инбер не пострадала из-за родства с Троцким, ставшего причиной смерти многих ее родных.

Кто был тогда прав: солдаты, бравшие Остоженку, или населявшие доходный дом жильцы, надеявшиеся на Временное правительство?

На Остоженке каждый может увидеть, что принесла революция старой Москве. С 1917 по 1991-й построены два дома. Старые утратили былой блеск, как некогда просторные, в десять комнат, квартиры, ставшие коммунальным жильем. Все храмы стерты с лица земли.

Было время, когда Остоженка переживала строительный бум, охвативший центр. Памятью о нем остались оплеванные в прошлом доходные дома, с каждым годом становившиеся выше и шире.

Они сегодня никому не кажутся ни чудовищными, ни нелепыми, ни упадочными. Каждый фасад умело прорисован, украшен барельефами, пилонами, масками... Эти здания определяют образ старой Москвы в большей степени, чем памятники классицизма.

Лишь преуспевавший в начале века архитектор Федор Шехтель позволил себе собственное домовладение на Остоженке, 21, выстроив особняк на одну семью по своему проекту. Это случилось в 1902 году. В доме с башенкой в стиле модерн мастер прожил несколько лет, после чего возвел особняк на Большой Садовой, откуда ему пришлось после революции убраться подобру-поздорову в коммунальную квартиру.

До 1917 года в городе функционировало несколько сот дипломированных архитекторов-художников и инженеров, таких как Иван Рерберг, автор Киевского вокзала, имевших право проектировать. Они оставили нам богатое наследство на всех улицах и в переулках, в том числе на Остоженке.

Трактир «Голубятня». На рубеже ХIХ—ХХ веков на Остоженке процветало питейное заведение, наподобие кабаков далекого прошлого «Волхонка», «Сапожок», «Стоженка». Коренные москвичи самого разного звания могли сказать о себе словами Аркашки Счастливцева из «Леса» Александра Островского: «Нам трактир дороже всего». «Трактир есть первая вещь». Потому что трактир имел универсальное значение, позволял не только хорошо выпить и закусить, но и совершить сделку, провести переговоры, встретиться с нужными людьми, попеть и потанцевать...

На углу с Первым Зачатьевским переулком, у Остоженки, 13, виден трехэтажный дом, некогда известный любителям весело поесть, посмотреть схватку боевых петухов и полет породистых голубей. Все эти действа проистекали в «Голубятне», детально описанной Владимиром Гиляровским. Некий любитель голубей трактирщик Красовский по своему плану выстроил этот самый большой московский трактир. На первом этаже торговали в лавках. На втором помещались «дворянские» комнаты. На третьем, с самыми низкими потолками, гудел простонародный зал, где хватило места не только для ста столов, но и для эстрады и площадки. На ней плясали под гармонь.

Под крышей дома помещалась большая голубятня. Поэтому над трактиром носились тучи голубей. Трактирщик и его сыновья знали в них толк.

И это еще не все, чем славилась «Голубятня». За буфетом на втором этаже в укромном углу притаилась арена, куда тайком от полиции приносили английских бойцовых петухов. Здесь проходили кровавые бои, заключались на тысячи рублей пари. После боя петухов все шли в залы и пировали до утра. Кто пропивал выигрыш, кто заливал вином горечь проигрыша.

Песни Петра Киреевского. На улице сохранилось несколько строений патриархальной Москвы. В глубине двора некогда богатого владения на Остоженке, 19, ждет обновления погрузившийся в землю и заросший кустами и деревьями двухэтажный каменный дом. В нем зимой в Москве жил фольклорист и археограф, переводчик, знавший семь языков, неутомимый собиратель русских народных песен Петр Киреевский. Василий Жуковский увидел его в детстве «угрюмым Петушком». Николай Лесков сказал после его кончины, что такими людьми жив народ. Получив домашнее образование, Киреевский уехал за границу и слушал лекции в Мюнхенском университете, вел беседы с философом Шеллингом. Живя в Германии, Петр Киреевский первым из славянофилов пришел к мысли о «великом значении русского народа». Эта убежденность дала ему силы всю жизнь посвящать одному трудному делу, ездить в экспедиции, собирать песни, начав их поиск в Подмосковье.