Текст книги "Луга и окрестности. Из истории населенных мест Лужского района"

Красногорские жители похоронили Н. Г. Толмачева на местном кладбище, у Знаменской церкви. Позже тело героя было погребено на Марсовом поле в Петрограде.

На берегу озера, месте гибели Н. Г. Толмачева, установлен обелиск. Ближе к дороге на Осьмино был поставлен памятный знак в виде развернутого знамени с надписью: «Красногвардейцам, защищавшим красный Петроград. Комиссару Николаю Толмачеву».

К западу от мемориала памяти Н. Г. Толмачева находится мемориальный комплекс, посвященный лужским партизанам отряда М. В. Романова (1901–1942) и их боевому содружеству с испанскими интернационалистами под командованием Франсиско Эрнеста Гульона Мальора (1920–1944). Три стелы с изображением братского рукопожатия объединены надписью: «Советским и испанским патриотам-партизанам. 1942–1943». У их подножия покоится гранитная плита братского захоронения, с надписями на русском и испанском языках.

Красногорский мемориальный комплекс создали по инициативе и с участием ленинградских и лужских школьников в 1970 г. Авторы проекта – архитектор А. Д. Левенков (ему принадлежит и памятник «Каменный цветок» на Дороге жизни) в соавторстве с М. В. Гаазе и П. И. Мельниковой.

Среди старожилов деревни бытует легенда, возможно, связанная с судьбой древней Димитриевской церкви. Она гласит, что неподалеку от Знаменской церкви находился каменный храм, на мысу у самого края озера. В одну из тяжелых годин истории края он ушел под воду, подобно граду Китежу. Красногорские мальчишки, ныряя в озеро, якобы видели в этом месте его контуры и лежащие на дне церковные колокола.

«Красный Вал» (санаторий) – домовая церковь во имя Св. блгв. великого князя Александра Невского, впоследствии переименованная во имя Всемилостивейшего Спаса, в имении Нежгостицы, деревянная, 1827 г., перестроена в нач. 1840-х гг., не сохранилась.

Санаторий «Красный Вал» находится на западном побережье Череменецкого оз., на дороге Луга – Череменецкий монастырь. Санаторий основан в первое десятилетие советской власти, на базе одного из лучших усадебных ансамблей бывшего Лужского уезда в имении Вал-Нежгостицы.

Первые сведения о д. Нежгостицы встречаются в Писцовой книге Шелонской пятины 1504–1505 гг. в форме «Нежгостищи». Деревня относилась к Петровскому погосту (совр. д. Петровская Горка) и принадлежала помещикам, братьям Борису и Ивану Еремеевым. Название деревни происходит от личного новгородского имени Нежгость, встречается в различном написании: Нежговицы, Нежгоецы и т. д.

«Красный Вал». Въезд в имение Нежгостицы. 1930-е гг.

На 1780-е гг. Нежгостицы принадлежали помещикам Зелениным и Сукиным. История Нежгостиц обстоятельно изложена в книге Н. В. Мурашовой и Л. П. Мыслиной о дворянских усадьбах Санкт-Петербургской губ. (Лужский р-н). Остается лишь дополнить ее данные в соответствии с нашей темой, а также сведениями о причастных к ней лицам.

В конце XVIII в. деревня Нежгостицы переходит в собственность гвардии сержанта А. Я. Сукина, унаследовавшего после смерти отца и братьев обширное имение, включающее полностью или частично около двух десятков сел и деревень на территории современного Лужского р-на. Можно сказать, что Александр Яковлевич Сукин (1765–1837) первым из здешних помещиков сумел использовать достоинства береговых ландшафтов Череменецкого оз. для создания настоящего архитектурно-паркового ансамбля, полностью соответствующего этому высокому понятию. Среди скромных, патриархального вида окрестных усадеб нежговицкий ансамбль выделялся размахом архитектурной композиции поставленных в линию двухэтажного дворцового здания и его фланкирующих флигелей. Шестиколонные портики на цокольных основаниях охватывали всю высоту главного и озерного фасадов усадебного дворца, вид на который открывался непосредственно от усадебных ворот, в перспективе въездной аллеи.

«Красный Вал». Нежгостицы. Усадебный дом. 1930-е гг.

Въездная и ведущая от дворца к озеру протяженная парковая аллея-просека составляли главную планировочную ось усадебного ансамбля. Его архитектурная часть размещалась вдоль края плато, от которого по крутому склону и далее по пологой площадке берега протянулись парковые пространства. Регулярная часть сменялась ландшафтной, сосновый лесопарк – посадками лиственных деревьев, светлые участки – затененными, где свет с трудом просачивался сквозь кроны, узкие тропинки – широкими раскрытиями на озеро, просторы лугов, р. Быстрицу.

К началу работ по устройству усадьбы в Нежгостицах А. Я. Сукин давно уже не ходил в сержантском звании. Генерал от инфантерии, участник боевых сражений, в одном из которых он потерял ногу, впоследствии становится генерал-адъютантом, сенатором, членом Государственного совета. В русской истории А. Я. Сукин в основном известен как комендант Петропавловской крепости во время ареста и следственного дела декабристов. Именно ему приходилось принимать арестованных и размещать их по казематам крепости, вести надзор за их содержанием. В комендантском доме проводились допросы узников, Сукин был включен и в состав Верховного уголовного суда над ними.

Заключенные воспринимали его по-разному. Одним, как, например, В. И. Штейнгелю, он казался монстром на деревянной ноге, «самым черствым человеком», стук «деревяшки» которого в коридорах крепостной тюрьмы навевал арестованным самые мрачные мысли. Но большинство отзывалось о своем страже более доброжелательно. Об этом свидетельствует эпизод из записок С. П. Трубецкого, связанный с его отправкой в Сибирь. Трубецкой пишет: «Камердинер Сукина провел меня в кабинет своего господина, который сказал мне, что хочет проститься со мною, отдал поклон от Маврина и сказал мне, что я найду в Пелле (первая станция по дороге в Сибирь через Кострому, ныне пос. Отрадное в Кировском р-не Ленинградской области. – А. Н., О. Н.) жену мою, которая туда уже отправилась, что в крепости он не мог мне дать с нею другого свидания».

Неукоснительно выполняя служебные обязанности, А. Я. Сукин как человек вполне мог относиться к своим «подопечным» с определенным сочувствием. Могила А. Я. Сукина находится на Комендантском кладбище Петропавловской крепости.

Упомянутый Трубецким Маврин – это женившийся в 1824 г. на дочери А. Я. Сукина, Анне Александровне, Семен Филиппович Маврин, впоследствии действительный тайный советник.

А. Я. Сукин в 1827 г. устроил в одном из флигелей усадебного дворца домовую церковь, освященную во имя своего небесного покровителя Св. блгв. великого князя Александра Невского. По этой дате можно судить, что основное время создания Нежгостицкого ансамбля приходится на 1820-е гг.

В 1860 г. Анна Александровна Маврина подарила Нежгостицы своей дочери Александре Семеновне. С начала крестьянской реформы 1861 г. новая владелица усадьбы решила освободить ее от соседства с крестьянскими дворами, переселив крестьян с. Нежгостицы на другое место. Подобные мероприятия предусматривались уставными положениями пореформенных отношений помещиков с бывшими крепостными. Другое дело, что в ряде случаев крестьянские дворы переносились на земли, явно не пригодные для расселения, что вызывало естественное возмущение крестьян, вплоть до открытого бунта, как это случилось, например, в имении Солнцев Берег, расположенном через озеро от Нежгостиц. В самих Нежгостицах крестьянское переселение произошло достаточно мирно.

П. Ф. Соколов. Александра Семеновна Маврина

Переселение крестьян дало возможность расширить и частично реконструировать усадьбу. Очевидно, в это же время состоялось поновление и переосвящение усадебной церкви во имя Спаса Всемилостивейшего.

Анна Семеновна Маврина в 1848 г. вышла замуж за Бориса Григорьевича Глинку, благодаря чему бывшая усадьба может быть включена в число пушкинских мест района. Сам поэт вряд ли бывал в Нежгостицах, зато Б. Г. Глинка входил в число близких поэту лиц. Более того, история Красного Вала имеет непосредственное отношение и к декабристской теме.

Мать Б. Г. Глинки – Устинья Карловна Кюхельбекер (1784–1871), родная сестра лицейского друга А. С. Пушкина – Вильгельма Кюхельбекера, знаменитого «Кюхли», поэта и декабриста. Замечательным человеком был и ее супруг – Григорий Андреевич Глинка (1776–1818), который, оставив военную карьеру ради занятия наукой, стал профессором университета в Дерпте (изначально – Юрьев; ныне – г. Тарту в Эстонии). Его научным интересом стало славянское язычество, которому он посвятил интереснейший труд: «Религия древних славян» (1804 г.), и сегодня не утративший своего значения. Г. А. Глинка стал первым в России профессором дворянского происхождения и был приглашен воспитателем великих князей Николая (будущего императора Николая I) и Михаила Павловичей.

Юстина Карловна Глинка, ур. Кюхельбекер

Борис Григорьевич Глинка (1810–1895) сначала воспитывался в Благородном пансионе при Петербургском университете, где преподавал его дядя —В. К. Кюхельбекер и учился брат А. С. Пушкина Лев. Сам поэт часто посещал пансион с целью навестить брата и встретиться с Кюхлей. Тогда-то и был представлен ему юный Б. Г. Глинка.

Борис Григорьевич Глинка-Маврин

В 1828 г. Б. Г. Глинка окончил Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, начав свою карьеру военного и дипломата. Участвовал в Русско-турецкой (1828–1829 гг.), Польской (1831 г.) и Венгерской (1849 г.) кампаниях, дослужился до генерал-адъютанта, стал членом Военного совета. Ему принадлежит ряд сочинений исторического характера. Мы же сделаем акцент на том, что именно Б. Г. Глинка в 1830-е гг. служил посредником между А. С. Пушкиным и В. К. Кюхельбекером, изыскивая возможность издания сочинений последнего.

Ввиду того, что род Мавриных пресекся по мужской линии, Б. Г. Глинке и старшему из его потомков в 1865 г. было дозволено носить двойную фамилию: Глинка-Маврин.

Модест Корф

Для тех, кто интересуется пушкинской темой, Нежгостицы могут быть интересны тем, что их многократно посещал лицейский соученик Пушкина барон Модест Корф. Тому свидетельство – его «Дневник». Корф был дружен с женатым на хозяйке Нежгостиц вышеупомянутым Семеном Филипповичем Мавриным, которого считал своим благодетелем.

Декабристскую тему в истории Красного Вала усиливает факт длительного проживания в Нежгостицах дяди Б. Г. Глинки-Маврина – Владимира Андреевича Глинки (1790–1862). Участник войн с Наполеоном 1806–1807, 1812–1814 гг., войны против турок 1828–1829 гг., он после ранения в Польской кампании 1831 г. был назначен в звании генерала от артиллерии главным начальником уральских горных заводов, становится сенатором (с 1856 г.) и членом Верховного совета (в 1857 г.).

Выразительно рассказала о В. А. Глинке сотрудник Лужского краеведческого музея И. Скафенко: «Генеральская выправка, высокий рост придавали ему диктаторский вид. Диктатором он и был: прямой и грозный человек, справедливый и жестокий, милостивый и вспыльчивый… Глинка любого управляющего мог отдать под суд за злоупотребления. В памяти же мастеровых людей о царском наместнике – администраторе слагались легенды. Он был для крепостного горнозаводского населения настоящим защитником… В спорах между чиновниками и рабочими наместник всегда вникал во все жалобы, часто решая дела в пользу мастеровых людей. Такое поведение вполне логично для близкого товарища декабристам».

В. А. Глинка, чем мог, помогал декабристам, находившимся на поселении в Сибири. Это объясняется не только его родством с некоторыми из них, в первую очередь с В. К. Кюхельбекером и своим двоюродным братом, поэтом-декабристом героем 1812 г. Ф. Н. Глинкой, но и тем, что он сам одно время был участником декабристского общества – Союза благоденствия.

После смерти Кюхельбекера его рожденные в Сибири дети воспитывались в доме В. А. Глинки. Он способствовал негласной переписке декабристов через свою племянницу, сестру Б. Г. Глинки – Наталью Григорьевну. Именно ее письма к декабристам, проживавшим в г. Тобольске и соседнем Ялуторовске, позволили историкам считать В. А. Глинку близким другом таких видных деятелей декабристских обществ как И. И. Пущин, М. И. Муравьев-Апостол, братья Басаргины, И. Д. Якушкин и др. В этих письмах В. А. Глинка упоминался под псевдонимом «дядюшка». Неоднократно «дядюшка», иногда вместе с племянницей, навещал опальных друзей, поддерживая с ними дружеские отношения на протяжении всего своего почти 30-летнего пребывания на Урале.

В. А. Глинка был лично знаком с А. С. Пушкиным. В письмах 1822 г. он сообщал Кюхельбекеру: «…к г. Пушкину можете писать через меня, только поторопитесь, я наверно увижу его в Киеве во время контрактов». А. С. Пушкин в то время находился в своей южной ссылке.

Выйдя в отставку в 1860 г., В. А. Глинка постоянно проживал в Нежгостицах, усадьбе своего племянника. Он был похоронен на кладбище Череменецкого монастыря. Могила утрачена.

Еще при жизни Б. Г. Глинки-Маврина в Нежгостицах дважды отдыхал летом с семьей выдающийся русский композитор Н. А. Римский-Корсаков. Тогда, в период расцвета дачной привлекательности лужских окрестностей, многие помещики специально строили в своих усадьбах дачные флигели. В Нежгостицах выбор композитора пал на так называемую «Красную дачу». Это был двухэтажный каменный дом с мезонином, стоявший на холме среди соснового леса на берегу Череменецкого оз. Сейчас от нее практически ничего не осталось.

Николай Андреевич Римский-Корсаков

Первый раз Н. А. Римский-Корсаков отдыхал в Нежгостицах в 1888 г., работая над сюитой «Шехерезада» и другими произведениями. На следующий год он снова поселяется здесь и работает над оперой «Млада». «Римлянин засел в глуши, за Лугой, на даче, ни с кем не видался, никуда не выходил, не ездил», – писал об этом В. В. Стасов.

В последующие годы Н. А. Римский-Корсаков дорабатывал здесь оперу «Псковитянка», написал книгу о Рихарде Вагнере. «Лето 1892 года провел со всем семейством безвыездно в Нежговицах», – сообщал сам композитор.

В 1893 г. имение Нежгостицы вместе с роскошной усадьбой, получившей название мыза «Вал», переходит к сыну Б. Г. Глинки-Маврина – Николаю Борисовичу, полковнику, вышедшему в отставку в 1895 г. в связи со смертью отца. Он довольно безалаберно относился к делам имения и, постоянно нуждаясь в деньгах для погашения карточных долгов, довел Нежгостицы до принудительного выставления на торги. Имеющиеся фотографии достаточно ярко передают характер отношения Глинки-Маврина-младшего к наследственной вотчине. Он превратил усадебную жизнь в какое-то непрерывное костюмированное действие, обряжая лакеев в старинные ливреи, лесничих – в древнерусские одежды, обзаведясь черкесами в национальных нарядах.

В 1904 г. имение Вал-Нежгостицы продано с торгов. Затем оно трижды меняло хозяев, распродавалось по частям. Северную часть имения в 1914–1915 гг. выкупил инженер и финансист Г. А. Львов, положив начало истории замечательной своей красотой лужской здравницы «Боровое».

За белую окраску парадных ворот усадьбу Вал-Нежгостицы прозвали «Белым Валом». В 1925 г. здесь был организован один из первых санаториев в Ленинградской области – «Красный Вал», где обслуживалось до 600 отдыхающих одновременно.

Его замечательный ансамбль, безусловный памятник архитектурно-паркового искусства, погиб в годы войны. Фашистские захватчики превратили санаторий в концентрационный лагерь. «В корпусах „Красного Вала“ размещалась комендатура… В северной части парка захоронены советские воины, попавшие в плен и погибшие от рук гитлеровских палачей. При отступлении фашисты разрушили здания „Красного Вала“» (В. И. Зерцалов).

По окончании войны санаторий был возрожден, правда, без восстановления архитектурного ансамбля нежгостицкой усадьбы.

Что же касается домовой церкви в усадьбе Глинок-Мавриных, то ее размещение в одном из боковых флигелей усадебного особняка указывается в описи 1904 г. По-видимому, церковное помещение, но уже используемое по иному назначению, пребывало в относительной сохранности до варварского уничтожения усадьбы при немецком отступлении.

Крени Ретюньской вол. – часовня неустановленного наименования, деревянная, 1860-е гг., не сохранилась.

Деревня Крени находится на дороге Ретюнь – Большие Озерцы, при ответвлении на д. Бор. Это самый южный населенный пункт Лужского р-на и Ленинградской области.

Считается, что название деревни происходит от старинного новгородского слова «крень» – полоз от саней. Согласно С. Кисловскому, некогда здесь проходил волок из бассейна Луги в бассейн Плюссы. Местные жители при волоке судов подкладывали под них полозья – «крени».

Такое объяснение выглядит несколько сомнительным. Происхождение здешних топонимов обычно связано с особенностями местности, землеустройством, этнографической, социальной, имущественной характеристикой жителей, величиной и особенностями застройки населенных мест, а также персонажами славянского пантеона, личными именами и прозвищами новгородцев и псковичей. Сани, или полоз (полозья), выпадают из этих правил. Но как бы то ни было, волок через Крени вполне мог проходить ввиду близости к ним истоков речек Рыбенки (бассейн р. Луги) и Городоньки-Моглинки (бассейн р. Плюссы). Может быть, название деревни каким-то образом отражает ее размещение на самом гребне водораздела, крен в ту или другую сторону от него.

Крени. Часовня. Проект П. С. Лукашевича. 1869 г.

Крени. Часовня. Фото 1980 г.

Вопрос о часовне в д. Крени рассматривался в Строительном комитете Санкт-Петербургской губ. в 1868 г. К этому же времени можно отнести и постройку самой часовни. Она находилась на дорожном перекрестке посредине деревни. Автором ее проекта был активно работавший в Лужском уезде архитектор Петр Семенович Лукашевич. Согласно проекту, часовня должна была быть окружена трехсторонней галереей на резных столбах, перекрыта четырехскатной кровлей, увенчанной довольно крупной главкой на массивном барабане. Предлагаемый декор в технике пропильной резьбы, в частности узорчатых подшивных карнизов, относит проектный облик часовни к традициям народного зодчества. Часовня в Кренях, какой ее зафиксировала фотография 1980-х гг., мало походит на свой проект. Разве что размерами да еще четырьмя скатами кровли.

Крокол Рельской вол. – часовня неустановленного наименования, деревянная, кон. XIX в., в руинированном состоянии.

Деревня Крокол лежит на правом берегу р. Сабы, через реку от д. Николаевской, к которой ведет автодорога из г. Луги. Николаевская, Крокол и соседняя с ними д. Гусли дают специфический тип расселения, в целом характерный для русского Севера, когда деревни располагаются не в одиночку, а «гнездами», что восходит к древнему расселению родовых групп. «Так селились раньше на территории всей Восточно-Европейской равнины. На юге увеличение плотности населения привело к тому, что гнезда слились в крупные села, на Севере же гнездовой тип расселения сохранился до наших дней» (Ю. С. Ушаков).

Гнездовое размещение русских деревень вызывает интерес историков архитектуры, прежде всего тем, что здесь отчетливо проявляется связь народного зодчества с эстетическим отношением к природному ландшафту. И в нашем случае застройка деревень Николаевской, Крокола и Гуслей вместе с берегами р. Сабы воспринимаются выразительным архитектурно-природным объединением, где особенности планировочной организации каждой из деревень воспринимаются в общем композиционном единстве, которое сохранилось несмотря на разрушения военных лет, а разрушено было немало. В частности, д. Крокол сгорела вся, за исключением двух домов. Погибла и деревенская часовня. Ее остатки можно было видеть на берегу реки. Это был квадратный в плане сруб, в углах которого бревна крепились врубкой с остатком, «в обло».

Что же касается названия д. Крокол, то несомненна его близость к названию д. Краколье Кингисеппского р-на, имеющему прибалтийско-финское происхождение.

Куболово Приозерной вол. – старообрядческий молитвенный дом, деревянный, XIX в., не сохранился.

Деревня Куболово находится в северо-восточной части района, когда-то входившей в состав Новгородской губ. Деревня расположена в верховьях р. Рыденки, в окружении болотистой лесистой местности. Здесь, в почти медвежьем углу, издавна нашли убежище старообрядцы. Правда, поселились они здесь не с самого момента раскола, а где-то с начала XIX в., но и в эту пору старообрядчество преследовалось правительственными и церковными кругами. Гонения на староверов прекратились лишь в 1906 г.

Преимущественно старообрядческим было население и соседних с Куболовом деревень – Поддубья и уже не существующей д. Пустое Рыдно.

Первоначально название д. Куболово было Кубола, которое приобрело окончание «-ово» уже под влиянием русской традиции. Большая группа подобных названий на территориях, расположенных вблизи и к югу от Санкт-Петербурга, связана с событиями шведского времени в XVII в., при «переселении сюда финнов из Саволакса и других мест Финляндии» (А. И. Попов). Впрочем, возможно и более раннее происхождение деревни Куболово (Кубола), так как окончание на «-ла» в названиях населенных мест характерно для прибалтийско-финских топонимов, обозначающих родовые поселения. Поэтому возникновение Куболова можно отнести к периоду до XVII в., вероятно, к поселениям води или ижоры.

Кут Межозерной вол. – см. Старая Середка.

Лесково (ныне не существующая деревня, находившаяся к западу от г. Луги) – часовня во имя Архангела Михаила (?), деревянная, сер. XIX в., не сохранилась.

Деревня Лесково находилась на территории современного Лужского полигона, у истока р. Облинки, левого притока р. Облы, в местности замечательной в природно-ландшафтном отношении.

Деревня входила в приход Преображенской церкви с. Островно, также не дошедшего до наших дней. Деревенским праздником, отмечаемым в Лескове, был день памяти архистратига Михаила, что дало повод соотнести с этим именем и освященность лесковской часовни.

Деревня Лесково вместе с деревнями Корпово и Ведрово была расселена в послевоенные годы в связи с расширением территории полигона.

Луга, пр. Кирова, 54, – соборная церковь во имя Св. вмц. Екатерины, каменная, 1783–1786 гг., поновлена с устройством колокольни к 1841 г., закрыта в 1934 г. Действует вновь с 1993 г.

Город Луга находится в 139 км к югу от Санкт-Петербурга по Киевскому шоссе на одноименной реке, впервые упомянутой в начальной русской летописи в связи с походом княгини Ольги к Новгороду в 947 г. Относительно того, что означает название реки Луги, существует две версии. По А. И. Попову, оно имеет «несомненно водское происхождение», соответствующее то ли эстонскому «laugas» (яма, лужа), то ли финскому слову «laukka» (ворота, отверстие для ловли лосося); по другой версии, оно связано с названием обитавшего здесь племени (С. В. Кисловский). В пользу этой версии говорят возможность переселения в Полужье славянских племен из южной Прибалтики, а также современные исследования этнографической ситуации в прибалтийском регионе в первые века н. э. Племя луганиев (лугов, ругов) могло дать название реки Луги, также как от имени племени лемовиев могло произойти название р. Лемовжи (правого притока р. Луги, Волосовский р-н).

Луга. Церковь во имя Св. вмц. Екатерины. Фото начала 1900-х гг.

Луга. Церковь во имя Св. вмц. Екатерины. 2013 г. Фото Наталии Кидони

Город Луга основан по указу Екатерины II от 3 (14) августа 1777 г. вблизи урочища при слиянии рек Луги и Вревки. Церемония официального открытия города состоялась 13 (24) января 1778 г. Первым городничим Луги назначили секунд-майора, в дальнейшем надворный советник Александр (Эрнст) Фаддеевич Гепнер (?–15(26).06.1787). План города высочайше утвержден 16 (27) июня 1778 г. Есть основания считать, что его автором является архитектор Иван Михайлович Лейм (1738–1810). Во всяком случае, его подпись на данном плане присутствовала.

Генеральный план Луги являет собой образец регулярной планировки российских городов второй половины XVIII в. с ярко выраженным использованием особенностей местности. Положение главной площади Луги отмечено острием излучины реки, от которой лучами отходят три переулка городского центра. Главная площадь отведена под строительство соборной церкви и торговых рядов. Окружающие площадь кварталы назначались под застройку каменными казенными и частными домами.

Предусматривалось окружение города земляным валом и рвом с устройством въездов со стороны Санкт-Петербурга, Порхова, Новгорода и Гдова. Границы города проходили по современным улицам Московской, Победы, линии железной дороги, вдоль подножья Лысой горы, в Заречной части. План 1778 г. до сих пор во многом определяет планировочную организацию центральной части города.

Первые дома в Луге были построены в 1779 г. Все они были деревянными, включая дом для проживания городничего. К 1783 г., то есть через пять лет существования города, численность его населения составила 626 человек.

Общеизвестно, что Екатерина II в 1787 г. совершила поездку на юг России и в Крым в направлении через Лугу. К этому событию в Луге завершили строительство Екатерининской церкви, зданий народной школы и присутственных мест. Оба здания относятся к творчеству архитектора Федора Ивановича Волкова (1746–1803), являются памятниками эпохи классицизма, как и Екатерининская церковь.

До начала 1860-х гг. город рос медленно, например за период с 1814 по 1840 гг. в Луге было построено всего лишь около 20 обывательских домов.

5 (17) декабря 1857 г. открыли движение поездов из Санкт-Петербурга до Луги по строящейся Петербургско-Варшавской железной дороге, что способствовало социально-экономическому развитию города и уезда, росту численности городского населения, фабрично-заводских производств. Некоторые из них дали основание ряду современных предприятий: стеклозаводам в Плоском и Торковичах, заводам ЖБ МК и ЖБИ в Толмачеве, Лужскому абразивному заводу.

Железнодорожная связь с Петербургом, благоприятные природные условия, замечательные ландшафты способствовали росту популярности Луги и как одного из лучших мест дачного отдыха в окрестностях столицы. Спрос на земельные участки под дачное строительство вызвал разработку нового плана города, утвержденного в 1897 г. Под дачное строительство были отведены территории за железной дорогой и за рекой, кварталы к югу и северу от границ старого города, в южной и северной частях современного центрального района.

Перевод в 1892 г. в Лугу 24-й артиллерийской бригады и основание в 1906 г. Сергиевского артиллерийского полигона во многом оживили общественную жизнь города.

Рост населения, включая жителей окрестных деревень и дачников, привел к увеличению числа прихожан, вызвал потребность строительства в Луге новых вместительных церквей, которые заняли ведущее место в архитектурном облике города.

В советской историографии сознательно принижалось дореволюционное прошлое страны. Луга также не избежала этой участи. Ее досоветский период подавался как нечто неполноценное, будто бы между старым и новым не действуют законы исторической преемственности.

Кардинальное преодоление однозначно негативного отношения к досоветскому прошлому Луги произошло в конце 1990-х – начале 2000-х гг., благодаря успехам местного краеведения. В результате представления о старой Луге как о захолустном неблагоустроенном уездном местечке отступили на второй план, теснимые примерами позитивных перемен, связанных с поэтапным развитием города. Как свидетельство успехов подлинного исторического мышления можно расценить установку в Луге закладного камня памятника Екатерине II – основательнице города и утверждение депутатским собранием 27 ноября 2002 г. гербом муниципального образования «Лужский район» исторического герба Луги. Решением Геральдического совета при Президенте РФ от 15 мая 2003 г. он внесен в Государственный геральдический регистр Российской Федерации.

Историзм обозначил себя и в подходе к современной застройке городского центра Луги, например в строительстве по пр. Кирова домов, возрождающих тип традиционных городских особняков жилого и торгового назначения и в заботе о сохранении архитектурного наследия. Памятники храмового зодчества во многом определяют выразительность облика Луги как исторического города, что определяет особую актуальность вопроса их реставрации и восстановления.

Екатерининская церковь стала первым храмом новоучрежденного г. Луги. Она посвящена памяти Св. великомученицы Екатерины Александрийской (305–323), небесной покровительницы Екатерины II, указом которой от 10 сентября 1779 г. «было повелено коллегии экономии для построения Псковского наместничества в новоназначенном городе Луге соборной церкви каменной отпустить по востребованию правящего должность генерал-губернатора генерал-поручика Сиверса 6 тысяч рублей, располагая сей отпуск в два года с начала 1780 года». К сожалению, проект и смета этой первоначальной церкви пока не обнаружены. Судя по срокам финансирования, строительство церкви должно был завершиться в 1781 г. Этого не произошло, возможно, из-за перевода Лужского уезда из Псковского наместничества в состав Санкт-Петербургской губернии. Вопрос о строительстве церкви в Луге был поднят заново. Вначале решено было строить здесь деревянный храм. «Санкт-Петербургские ведомости» от 30 сентября 1782 г. опубликовали приглашение к торгам на постройку в Луге деревянной церкви, но уже в номерах от 22 и 23 декабря того же года они печатают сообщение о торгах на постройку в Луге каменной церкви. В январе 1783 г. был издан очередной указ Екатерины II: «…на строение в городах здешней губернии Луге и Вытегре каменных соборных церквей потребную сумму 23 900 рублей… отпустить из Кабинета в С.-Петербургскую казенную палату в течение нынешнего и будущего 1784 года».

Екатерининская церковь остается самым загадочным из храмов города. Авторство ее не установлено, проект не обнаружен, дата освящения неизвестна. Традиционно она считается построенной в 1786 г., так как с января 1787 г. значится действующей.

История с основанием Екатерининской церкви становится еще более загадочной в связи с одним из историко-географических очерков К. Случевского, посвященного Луге.

Путешествие по Северо-Западу России Случевский, известный лирический поэт конца XIX в., совершил в 1887 г. Его поразил необычно скромный, неказистый вид церкви, долгое время бывшей главным храмом города. В связи с этим Случевский привел услышанные им сведения о том, что в Луге по ошибке разместили здание лютеранской кирки, предназначенной для Ямбурга (ныне – Кингисепп), а там возвели прекрасный собор по проекту архитектора А. Ринальди, который предназначался для Луги. Но, похоже, это всего лишь легенда.