Текст книги "Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965"

Через несколько дней, поскольку никакого торжественного объявления о потопленном корабле из Берлина не последовало, британцы поняли, что немцы не знают о гибели «Бахрам». Черчиллю, конечно, это было известно, но он молчал до окончания голосования. 19 декабря Черчилль узнал, что шесть итальянских водолазов-подрывников на небольших подводных аппаратах (он назвал «человеко-торпеды») проникли на якорную стоянку в Александрии и прикрепили мины к кораблям «Королева Елизавета» (на борту находился Эндрю Каннингем) и «Вэлиент». Водолазов взяли в плен, но два самых больших корабля в восточной части Средиземноморья уже лежали на дне. Полгода британцев держали в неведении, не сообщая о диверсионной операции в Александрии. Черчилль и пресса уже более года преуменьшали достижения итальянского флота. Time напечатала фотографию: вид с кормы нескольких итальянских эсминцев с надписью: «Британцы обычно видят их так». Однако итальянцы, с помощью бомбардировщиков «Штука», которые базировались на Сицилии, к концу декабря свели британский флот, находившийся в восточной части Средиземного моря, до нескольких эсминцев и легких крейсеров[1209]1209
  Time, 10/24/1941.


[Закрыть].

В конце декабря Гитлер направил Роммелю десять кораблей с топливом и продовольствием и авиационный корпус с русского фронта. В то время и Черчилль, и Гитлер считали, что Роммель находится в «смертельной опасности». Затем, в последние дни уходящего года, британское оперативное соединение из трех крейсеров и четырех эсминцев, отправленное на поиски немецких транспортов снабжения Роммеля, заплыло на минное поле. За несколько минут три крейсера получили повреждения; один из эсминцев получил повреждения, другой взорвался и потонул со всей командой; в живых остался один член команды. Таким образом, удачливый капитан немецкой подводной лодки, шесть итальянских боевых пловцов и не отмеченное на картах минное поле уничтожили почти весь британский военно-морской флот в восточной части Средиземного моря. Королевскому флоту больше была не нужна самая большая якорная стоянка в восточной части Средиземного моря. Ему бы хватило и небольшой бухты. Теперь у Черчилля практически не было возможности перерезать линии поставки Роммелю в восточной части Средиземноморья[1210]1210
  WSC 3, 576—77.


[Закрыть].

В середине января необходимые Роммелю поставки прибыли в Триполитанию, куда успешно отступил Роммель. Рэндольф ошибался: ни одно немецкое судно не пострадало. Мальта была отрезана и подвергалась непрерывным воздушным атакам; ее сильно поредевший воздушный флот не мог ни защитить остров, ни помешать Роммелю получать подкрепление. Он отступил перед Окинлеком, но, если говорить точнее, он сбежал и перевооружился. Теперь в опасности был Окинлек, хотя опасность отступала на второй план перед тишиной, которая стояла в пустыне, где армии окопались и наблюдали друг за другом с расстояния, немного превышавшего радиус действия зенитных орудий.

Ночи были холодными. Изредка шли дожди. Зацвели низкорослые кустарники. Крошечные цветы выползали из-под потрескавшихся камней, когда солнце, цвета чая с ромашкой, отбрасывало смутные тени на песок. Каждый вечер, в девять часов, обе армии настраивали радио на волну немецких новостей из Белграда только для того, чтобы послушать грустную песню о любви, которую передавали в конце каждого выпуска, песню под названием «Лили Марлен». В основе текста песни малоизвестное стихотворение, написанное в годы Первой мировой войны, под названием «Песня молодого солдата на посту». Стихотворение, положенное на музыку, первоначально носило название «Девушка под фонарем». Затем композитор изменил мотив песни на более маршевый, и в 1939 году песня была записана в исполнении берлинской певицы Лале Андерсен. В ней рассказывается о солдате, который хочет встретиться со своей возлюбленной под фонарем, стоящим у казармы. Роммелю песня нравилась, Геббельс ее терпеть не мог, а фрау Геринг напевала ее на вечеринках нацистских «шишек». Британские томми, не знавшие немецкого языка, сочинили свои слова. Услышав эту песню хоть раз, ее трудно забыть, она постоянно крутится в голове. Черчилль ненавидел песню, поскольку ее сочинили немцы[1211]1211
  WSC 3, 576—77; W&C-TPL, 558; Time, 5/3/43, 40.


[Закрыть].

21 января Роммель провел разведку боем, как почти годом ранее. В течение нескольких часов первые британские войска, столкнувшиеся с танками Роммеля, потерпели поражение, как и годом ранее. Теперь пришло время отступать британской армии, на этот раз под командованием генерала Ричи. Хороший солдат и бывший штабной офицер при Алане Бруке, Ричи никогда не командовал корпусом, не говоря уже о действующей армии. Тем временем Окинлек заменил свою опытную 7-ю бронетанковую дивизию на фронте Роммеля недавно прибывшей, неопытной 1-й бронетанковой дивизией, которая теперь отступала с тяжелыми потерями перед наступающими немцами. Окинлек уже не мог использовать порт Бенгази для поставок своей армии; Роммель сровнял его с землей во время декабрьского отступления из города.

29 января, как узнал Николсон из телеграфной ленты, Роммель вернулся. Вспоминая о предостережениях, сказанных Черчиллем в палате двумя днями ранее, Николсон вечером сделал короткую запись в дневнике: «Действительно серьезные бедствия». К 5 февраля немцы прошли 200 миль от Бенгази до окрестностей Газалы, где остановились. Британцы окопались за оборонительной линией длиной около 40 миль, Газала – Бир-Хакейм. Роммель был примерно в 40 милях от Тобрука, который, как сообщил Окинлек в Лондон, он намерен покинуть, если Роммель атакует. В этот раз осады не будет. Черчилль не возражал против его плана, но в последующие несколько дней, основываясь на неточной информации, расшифрованной «Ультра», обязал Окинлека нанести ответный удар в течение нескольких недель. Когда Черчилль узнал, что армия Окинлека не будет готова нанести такой удар до июня, он описал ситуацию как «недопустимую», добавив, что «так решат и Рузвельт, и Сталин, и все остальные»[1212]1212
  Collier, War in the Desert, 89; WSC 4, 21; TWY, 209.


[Закрыть].

Окинлек мог отступить перед Роммелем, но у Артура Персиваля, командующего в Сингапуре, такой возможности не было. Он оказался в ловушке. Враг Персиваля, генерал-лейтенант Томоюки Ямасита с начала декабря показывал, на что он способен на Малайском полуострове. Теперь пришел черед Персиваля проявить характер. Ямасита считал свою 23-ю армию, перед которой стояла задача взять Сингапур, настолько хорошо подготовленной к войне в джунглях Малайи, что для решения этой задачи будет достаточно трех из ее пяти дивизий. В течение трех лет он воевал с китайскими партизанами и усвоил их тактику быстрых, сделанных тайком, передвижений, которой обучал своих солдат. В прошлом году он провел полгода в Германии, где изучил гениальную тактику блицкрига – танки на острие атаки, близкая поддержка с воздуха, мощные удары. Ямасита и боевой дух японцев произвели неизгладимое впечатление на Гитлера[1213]1213
  Time, 3/2/42, 20.


[Закрыть].

Ямасита начал кампанию 8 декабря, когда бомбы с десятков японских самолетов упали рядом с отелем Raffles в Сингапуре. В то утро его войска высадились в два приема в 400 милях к северу от Сингапура, в Сингоре (совр. Сонгхла) и Патани, по обе стороны от тайско-малайской границы. Британцы давно ожидали подобный удар, но в первую очередь им предстояло решить дипломатическую проблему. Когда британские войска прибыли на границу Таиланда, тайские пограничники отказались их впустить. Не подозревая о событиях, которые разворачивались в Пёрл-Харборе, и не желая ускорять политический кризис (подобное вторжение не понравилось бы американцам), британцы развернулись и двинулись на юг. Ямасита, в свою очередь, совершил отвлекающую высадку десанта на юге, около Кота-Бару, рядом с аэродромом, чтобы заставить Королевские ВВС защищать аэродром и отвлечь их от своих транспортов и главных сил на севере. Через несколько часов он захватил аэродром. К вечеру несколько британских эскадрилий истребителей в этом районе сократились вдвое, и между Ямаситой и Сингапуром теперь стояли только неопытные индийские войска. Легкие танки 5-й дивизии Ямаситы разгромили индийцев, некоторые из которых никогда не видели танков. Отсюда следует вывод, что британцы не разворачивали танки для защиты северо-восточной части Малайи. Захват аэродрома в Кота-Бару оставил без поддержки несколько оставшихся британских самолетов в северной части Малайи. Эти потери и потеря «Принц Уэльский» сделали Сингапур легкой добычей, и Ямасита жаждал завладеть ею[1214]1214
  Basil Collier, The Second World War: A Military History from Munich to Hiroshima (New York, 1967), 268; Time, 3/2/42, 20.


[Закрыть].

Британский план «Б» в Малайе предусматривал тактику выжженной земли, то, что Черчилль советовал Сталину в отношении русских нефтяных месторождений. В Малайе были богатейшие месторождения олова и каучуковые плантации. Более 40 процентов каучука ввозилось в Британию из Малайи; Малайя давала более половины мировой добычи олова. Следовало уничтожить все оборудование для добычи олова. Этого сделано не было. Первые подразделения 5-й дивизии Ямаситы, которые вошли в Кота-Бару, не только нашли большие запасы риса и топлива, но и обнаружили, что отступавшие в панике британцы не отключили генераторную станцию, не говоря уже о том, чтобы ее разрушить. Через неделю, пройдя через перешеек Кра, японцы разрушили британский аэродром Виктория-Пойнт в Британской Бирме. Этим ударом Ямасита отрезал Сингапур от подкрепления по воздуху из Европы и Индии[1215]1215
  Basil Collier, The Second World War: A Military History from Munich to Hiroshima (New York, 1967), 268; Time, 3/2/42, 20.


[Закрыть].

В течение декабря 5-я и 18-я дивизии Ямаситы – первая наступала по восточному побережью, а вторая освобождала западное – обнаружили брошенные плантации каучуковых деревьев и шахты по добыче олова. Они нашли британские грузовики, заправленные горючим, готовые доставить олово и каучук в порт, где доки, которые должны были быть демонтированы, теперь готовились принять японские грузовые суда. Когда японцы захватили Пенанг, то нашли там небольшую флотилию из канонерских лодок в прекрасном состоянии, которые использовали для рейдов на британские береговые позиции. Они добрались до продовольственных складов и казны с 250 тысячами долларов. Они нашли радиостанцию в рабочем состоянии и на Рождество передали по радио пожелание «счастливого Рождества и несчастливого Нового года» жителям Сингапура, которые ничего не знали о своем ужасном положении, поскольку британская цензура скрывала информацию о местонахождении японцев. В день захвата Пенанга британская пресс-служба сообщила репортерам, что «новостей нет». На самом деле всех европейцев эвакуировали с Пенанга, оставив местное население защищаться своими силами. Захватчики, написал Сесил Браун, «взялись за старое… то есть грабили продовольственные магазины… насиловали местных женщин». Через неделю японцы обошли с фланга Куала-Лумпур, столицу Малайзии и железнодорожный узел страны. Железная дорога находилась в рабочем состоянии. Во время отступления британцы показали себя с наилучшей стороны – вели себя так, словно были интендантами у японцев. К концу декабря Ямасита прошел половину пути до Сингапура[1216]1216
  Brown, Suez to Singapore, 370, 392.


[Закрыть].

В Сингапуре генерал-лейтенант Артур Эрнест Персиваль и почти 90 тысяч человек – в том числе 17 тысяч австралийцев, 33 тысячи британцев и 40 тысяч индийцев – готовились, в случае необходимости, разрушить город и военно-морскую базу и сражаться, согласно приказу Черчилля, среди развалин до последнего солдата. Однако надежда Черчилля, что Сингапур под командованием Персиваля сможет продержаться в течение шести месяцев, мгновенно испарилась, когда, вернувшись в Лондон из Вашингтона, он «с чувством мучительного удивления» узнал от Уэйвелла, «там не было никаких постоянных укреплений, которые прикрывали бы военно-морскую базу и город со стороны суши». «Мне никогда не приходило в голову, что знаменитая крепость не защищена с тыла кольцом постоянных фортов. Я не могу понять, как могло случиться, что я не знал об этом, – написал Черчилль Исмею. – Должен признаться… Я даже не мог представить… что горловина крепости… не укреплена полностью от нападения с се вера». Почему, когда два года он настаивал на необходимости защищать Сингапур, не были построены оборонительные сооружения? «Ничем нельзя оправдать тот факт, что имеются только батареи, обращенные к морю… Я предупреждаю вас, что это будет одним из величайших скандалов, если все раскроется». На самом деле Сингапур не был «крепостью», как Гибралтар. Остров Сингапур, длиной 27 миль и шириной 13 миль, покрыт холмами и холмистыми грядами. У Черчилля сложились ошибочные представления о рельефе местности и о «крепости». Решающее сражение на полуострове было единственным способом не впустить японцев на остров, а вместо этого британцы отступили к крепости, которая не могла обеспечить защиту, на которую они рассчитывали[1217]1217
  WSC 4, 50–51; Collier, Second World War, 273.


[Закрыть].

В этом был виноват Артур Персиваль. Этот мыслитель, планировщик демонстрировал незаурядные умственные способности, когда служил штабным офицером у Дилла в 1930-х годах. Однако, как адмиралу Тому Филипсу, ему не хватало боевого опыта. Штабные офицеры ведут сражения в комнате карт. Дилл отправил Персиваля в Сингапур, хотя большая часть британских военных больше верила в то, что у генерала должен быть сильный характер, а не развитый интеллект; как правило, это приводило к печальным последствиям. «Солдаты часто бывали отважными воинами, – написал Т.Э. Лоуренс, – но их генералы так же часто отдавали по глупости то, что те приобретали по неведению». Но это был случай, когда характер и боевой дух превзошли блестящий, методичный ум. После Первой мировой войны Персиваль служил в Ирландии, сначала в качестве командира рота, а затем начальника разведывательного отдела Эссекского полка, где Ирландская республиканская армия (ИРА) объявила за его голову награду в 1000 фунтов стерлингов. ИРА объявляла награду за многие головы, в том числе за голову Черчилля, но случай с Персивалем стоял особняком – это было личное дело. Этого человека презирали и ненавидели не только за то, что он пытал ирландских мятежников, но потому, что ему это нравилось. Для защиты Сингапура требовался план, который у Персиваля был, и характер, которого у него не было.

Сингапур, не считая колониальных зданий, отеля Raffles, английских клубов и полей для гольфа, не был образцом чистоты и порядка.

Британцы называли его городом «чинков, выпивки и вони». Большинство из 750 тысяч малайцев и китайцев, жителей Сингапура, жили в грязи и нищете. Рынки на открытом воздухе; кровь, стекающая в неглубокие сточные канавы со свиных туш, подвешенных на крюках; вонь и грязь. С середины декабря в городе была введена светомаскировка, и после захода солнца городскую тишину нарушал только скрип повозок, запряженных волами, вывозивших нечистоты из города, и редкие выстрелы зенитных батарей. Однако жители Сингапура, особенно китайцы, жили ни о чем не беспокоясь, уверенные в том, что британцы защитят их. На самом деле к середине января большинство британских официальных лиц покинуло Сингапур, включая Даффа Купера, которого Черчилль в начале декабря назначил министром-резидентом. Вверив судьбу города армии, Купер с женой Дианой уехали в Лондон 13 января. Леди Диана, прежде чем пройти в самолет, выпила в баре «джинслинг», и это было весьма кстати, поскольку не успели они выйти из здания аэропорта, как над головой появились японские бомбардировщики. Китайские друзья отвели Куперов в бомбоубежище, полностью сделанное из стекла. «Удачный конец нашей миссии в Сингапуре», – позже написал Купер[1218]1218
  Brown, Suez to Singapore, 373; Cooper, Old Men, 305; PFR/Michael Browning, 7/04.


[Закрыть].

1 февраля японцы находились в 12 милях от города, но жители Сингапура находились в полном неведении из-за британской цензуры. Неделю британцы сдерживали напор, но к вечеру 17 февраля последние британские солдаты покинули материк по насыпной дороге через дамбу и взорвали ее, как только добрались до острова. Этот взрыв был не более эффективен, чем тактика выжженной земли; японцам потребовалось всего несколько часов, чтобы восстановить дорогу. Вскоре первые отряды Ямаситы, тощие призраки в рваной униформе и шлемах с прикрепленными ветками и банановыми листьями, двинулись к Сингапуру. Черчилль, пытаясь воодушевить защитников, телеграфировал Уэйвеллу в Батавию: «У 18-й дивизии есть шанс войти в историю» (18-я дивизия первоначально предназначалась для действий в Египте, но по приказу Черчилля была переброшена в Сингапур). «На кону честь Британской империи и британской армии». Требовалось немедленно разработать план превращения Сингапура в «цитадель», и Черчилль составил план из десяти пунктов, который направил Объединенному комитету начальников штабов. В числе прочего он предлагал использовать все мужское население «на строительстве оборонительных сооружений», подчеркнув, что «следует применить при этом самые строгие меры принуждения с тем, чтобы использовать на этих работах всех, кого можно снабдить лопатами и кирками». Он приказал «обороняться до последней капли крови, ни о какой капитуляции не может быть и речи». «Командиры и старшие офицеры должны умереть вместе со своими солдатами». Начальники штабов направили эти приказы Уэйвеллу, кроме приказа о смерти вместе с солдатами. Но Черчилль отправил телеграмму Уэйвеллу, в которой повторил приказ сражаться до последнего и погибнуть вместе со своими солдатами[1219]1219
  GILBERT 7, 47, 57; ChP 20/67.


[Закрыть].

Затем, слишком поздно, Черчилль и начальники штабов приказали эвакуировать, по возможности, больше солдат в Рангун. Но к тому моменту Персиваль и его армия (втрое превосходили японцев) уже вступили в бой с врагом. Персиваля поддерживали с воздуха всего две дюжины устаревших истребителей; у японцев было более пятисот современных самолетов. 18-я дивизия высадилась в Сингапуре словно для того, чтобы попасть в плен. Японцы решили судьбу города, когда захватили внешние источники питьевой воды и перекрыли к ним доступ. Однако у японцев были слишком растянутые линии поставок. Массированное наступление Персиваля, такое, как приказывал Черчилль, могло бы все изменить, но Персиваль уклонился от битвы. У британцев хватало противотанковых орудий и снарядов, чтобы дважды уничтожить каждый японский танк, но высшему командованию не хватило решимости вступить в бой с японцами. Некоторые солдаты Персиваля – включая военного художника Филипа Менински – хотели продолжить сражаться, но пришли в замешательство, когда поняли, что карты, которыми их снабдили, были картами острова Уайт. Австралийская 8-я дивизия, чьи четыре бригады находились в северной части острова, быстро отбросила врага в море, но, когда коммуникации были прерваны, командующий дивизией не захотел умирать вместе с солдатами и сбежал из Сингапура на лодке, оставив солдат в безнадежном положении[1220]1220
  GILBERT 7, 47, 57; ChP 20/67.


[Закрыть].

Сингапур пал 15 февраля. Это можно было предсказать – слишком мало защитников, слабый командующий, деморализованный гарнизон и смекалистый враг. Черчилль еще в начале января понимал, что поражение неизбежно, хотя думал, что неизбежное случится через несколько месяцев, а не недель. Ближе к полудню Персиваль с шестью офицерами встретились с Ямаситой на заводе Ford Motor. Японский генерал, получивший в Токио прозвище «малайский тигр», потребовал безоговорочной капитуляции. Он блефовал; у Ямаситы закончилось горючее и боеприпасы, а потери были столь велики, что японцы понимали: наступление захлебнулось. Однако Персиваль решил, что у него нет выбора: сбежал командующий австралийской 8-й дивизией, дезертировали индийские и малайские войска, в городе почти не осталось питьевой воды. Итак, для защитников Сингапура все закончилось командой: руки вверх, оружие на пол».

Японский журналист написал, что видел, как в лагерь для военнопленных под звуки волынок шла группа шотландских горных стрелков. К его удивлению, шотландцы не выглядели опечаленными и, несмотря на поражение, сконфуженными. Необъяснимое поведение с точки зрения японцев. Какое-то время после капитуляции государственные флаги Великобритании продолжали развеваться над общественными зданиями, словно напоминания о далеком прошлом. Потом японцы их сорвали. Без малейшей иронии победители переименовали город в Сенан – в переводе с японского «Свет юга». Ночь накрыла сцену хаоса. Двумя днями ранее захватчики убили многих врачей, медсестер и пациентов госпиталя, располагавшегося в пригороде. Теперь победители взялись за китайцев, живших в Сингапуре (более 5 тысяч человек), и вскоре по всему острову были расставлены копья с насаженными на них отрубленными головами. Узнав о поражении, Брук написал в дневнике: «Если армия не может сражаться лучше, чем делает это сейчас, мы рискуем потерять нашу империю!» Черчилль не преувеличивал, когда спустя несколько дней сообщил Рузвельту, что падение Сингапура было ««худшей катастрофой и крупнейшей капитуляцией в британской истории»[1221]1221
  John Toland, The Rising Sun: The Decline and Fall of the Japanese Empire, 1936–1945 (London, 2003), 336—37; Time, 3/2/42, 21; C&R-TCC, 1:381; Danchev and Todman, War Diaries, 231.


[Закрыть].

Японцы были настолько уверены, что город всегда будет принадлежать им, что отправили крупнокалиберные морские орудия «Виккерс» на другие участки Тихоокеанского театра. Они были знакомы с принципом действия этих орудий; с 1910 года завод «Виккерс» изготавливал 14-дюймовые орудия для японского военно-морского флота. Японцы разработали новейшие корабельные орудия, взяв за основу английские «Виккерс», и, справедливости ради, следует отметить, что в то время лучшими были корабельные орудия фирмы «Виккерс». Быстроходный смертоносный японский линейный крейсер Kongo, который прикрывал декабрьскую высадку к северу от Сингапура, был вооружен орудиями «Виккерс». Британцы построили Kongo для Японии в 1913 году. Королевский флот обучил целое поколение японских офицеров искусству артиллерийской стрельбы. «Дядя Сэм и Британия были крестными родителями новой Японии», – позже написал Черчилль, добавив, что меньше чем за два поколения японцы сменили самурайский меч на линкоры. Британцы хорошо обучили японцев, и теперь английские пехотинцы и моряки пожинали плоды этой учебы от Явы до Сингапура[1222]1222
  WSC 3, 581.


[Закрыть].

Сингапур, который англичане за 123 года превратили из рыбацкой деревушки в финансовую столицу Южной Азии, был потерян всего за семь дней. Британские и австралийские военнопленные вскоре были отправлены на север, на берега реки Квай, в Таиланд, где их использовали на строительстве железной дороги, длиной 250 миль, из Бангкока в Тамбузаят. Более 13 тысяч погибло в течение следующих трех лет от японских пуль и штыков, от недоедания и страшных тропических болезней. Выжившие назвали эту дорогу «дорогой смерти». Однако большинство индийских солдат не разделили эту судьбу. Более 30 тысяч индийских военнопленных – они называли себя Индийской национальной армией – объявили о своей преданности индийскому националисту и фашисту Субхасш Чандра Босу и Токио, которое финансировало Боса. Они восстали против Лондона и присоединились к японцам на пути к их следующей цели: Бирме. Персиваль выжил в плену. Вернувшись после войны домой, он стал «бывшей персоной», его не приглашали на празднования, связанные с победой, его сторонились, написал сэр Джон Киган, «из-за неправильного руководства Малайской кампанией, которое привело к катастрофическим последствиям. Черчилль так и не смог простить его[1223]1223
  John Keegan, The Second World War (London, 1989), 261.


[Закрыть].

При свете солнца японцы творили ад, что способствовало полету фантазии Йозефа Геббельса. «Если бы я был англичанином, – написал он в дневнике, – я бы опасался за судьбу империи… Были времена, когда мы считали, что существование Британской империи необходимо для благоденствия Европы. Но это время прошло… Черчилль упустил шанс, который мы дали англичанам. Англии придется дорого заплатить за ошибку своего политика». Что же касается политического будущего Черчилля, Геббельс с Гитлером сошлись во мнении, что «можно предположить, что его ждет провал на политической арене»[1224]1224
  Lochner, Goebbels Diaries, 81, 83.


[Закрыть].

Многие в Лондоне соглашались с этим. Большинство верило, что будущее поражение такого масштаба положит конец политической карьере Черчиллем. Но не так уж много частей империи было потеряно.

Еще со времени своей поездки в Америку Черчилль знал о серьезных проблемах в Сингапуре. Японцы, сказал он канадцам в декабре 1941 года, обрушили на британцев «водопад катастроф». Он предупреждал, что впереди будет много горя и страданий, и это время наступило. Черчилль сообщил о потере Сингапура 15 февраля по радио, эта передача облетела весь мир. Гарольд Николсон написал, что Черчилль взывал к «национальному единству, а не критике, по примеру Невилла Чемберлена». Британцам, «слишком нервным и раздраженным, чтобы от них можно было отделаться изящными фразами», речь понравилась. «А что еще он мог сказать?» – написал Николсон. Двумя днями ранее Черчилль направил дело в палату общин и быстро закрыл его, сказав, что официального расследования причин капитуляции Сингапура проводиться не будет (как в случае большинства военных неудач с 1939 года), чтобы «не выдвигать скороспелых взаимных обвинений в тот момент, когда мы подавлены этой трагедией, и скорбим о неудаче». Никакого официального расследования никогда не проводилось. Обвинениями обменивались все, на улицах, в пабах и в палате общин, где Черчилль в тот день, в ответ на вопросы о том, как и почему такое произошло в Сингапуре, «стал раздражительным и довольно грубым». Гарольд Николсон опасался, что «изменение общественного мнения лишит Уинстона его легенды»[1225]1225
  WSC 3, 680; TWY, 212; Hansard 2/17/42.


[Закрыть].

Британцы, написала Молли Пэнтер-Доунес, хотя открыто критиковали Черчилля – годом ранее это казалось невероятным – «не хотели потерять мистера Черчилля, но и войну не хотели проиграть». Би-би-си и пресса потчевали британцев успехами в Западной пустыне и Сингапуре, когда там были одни неудачи. Они были сыты по горло увеличенным нормированием – 2 пинты молока на взрослого в неделю, строгие ограничения на бакалею и сухофрукты. Они испытали потрясение на той неделе, когда немецкие линейные крейсеры «Шарнхорст» и «Гнейзенау» вместе с «Принц Ойген» выскользнули из Бреста и в дневное время успешно прошли по усеянному минами Ла-Маншу, мимо британских радаров (немцы их заглушили) и береговых орудий (не могли прицелиться из-за сгущающегося тумана). Все три корабля немного пострадали от мин, но тем не менее благополучно прибыли вечером в немецкий порт на Северном море. Торпедоносцы-бомбардировщики, которые могли бы остановить немецкие корабли, отправились в Александрию для предотвращения будущих действий со стороны итальянских водолазов-подрывников. Шесть торпедоносцев-бомбардировщиков «Фэйри Суордфиш» отправленные, чтобы перехватить эти корабли, были сбиты, как и четыре средних бомбардировщика «Хэмпден». Наперекор слухам, Адмиралтейство не было захвачено врасплох, поскольку давно подозревало, что немецкие корабли могут попытаться ускользнуть. Черчилль заявил, что говорил об этом в палате общин, чтобы британцы понимали, что «наши дела ведут не полные дураки и тупицы». Однако побег немецких кораблей и падение Сингапура привели британцев к мысли о необходимости начать все сначала, но уже с новым составом кабинета, в который должен войти сэр Стаффорд Криппс, написала Пэнтер-Доунес, со свойственной ему той «прямотой высказываний», которую «народ давно и тщетно пытался услышать от премьер-министра»[1226]1226
  WSC 4, 72, 113; Panter-Downes, War Notes, 206—7; WSCHCS, 6615 («simpletons and dunderheads»).


[Закрыть].

Криппс в течение месяца ждал, когда народ потребует его введения в состав правительства, но по-прежнему опасался служить под началом Бивербрука.

В январе правительство Черчилля получило поддержку, но военные неудачи в феврале и растущая напряженность в политических кругах заставили Черчилля в середине февраля реструктурировать правительство и военный кабинет. Он сократил военный кабинет с девяти до восьми членов. Одним из первых был уволен военный министр Дэвид Маргессон. Черчилль не слишком хорошо обошелся с этим преданным тори, вспоминал лорд Джеффри Ллойд: «Должен признаться, я никогда до конца не смог простить Черчилля за то, что он уволил моего старого друга лорда Маргессона, который был его большим другом». На самом деле Маргессон был предан Черчиллю, но большим другом не был. Маргессон, парламентский координатор при Чемберлене, безжалостно расправлялся с тори, которые были не согласны с чемберленовской политикой умиротворения, делал все возможное, чтобы не допустить Черчилля в правительство. Но, хотя Маргессон был преданным чемберленовским стражем порядка, он помог справиться с опасениями и тори, и лейбористам, когда Чемберлена сменил Черчилль. С того момента он верно служил Черчиллю, и с начала 1941 года в качестве военного министра – должность, к которой он не стремился, но от которой не смог отказаться, когда Черчилль предложил занять ее.

Военный кабинет – несмотря на название – был административным органом, меньше занимавшимся стратегией, а больше корректировкой инструкций, изданием приказов и учетом солдат и материального обеспечения. Учитывая, что Черчилль был министром обороны, работа Маргессона была чисто символической и сводилась чаще к ловле дротиков, чем к их метанию, причем в основном черчиллевских, судя по запискам Черчилля Маргессону. В одной из последних, написанных после капитуляции Сингапура, Черчилль возмущался готовностью британских офицеров открыто обсуждать – признавать! – провал в обороне: «Они, похоже, оправдывают себя в самых мягких выражениях. Они вообще занимаются защитой крепости, а не возрождением бушманитов»[1227]1227
  Ссылка на доктора Франка Бухмана, американского лютеранского священника, переехавшего в Англию и создавшего Оксфордскую группу, чтобы проповедовать свое учение об общении с Богом посредством частых, искренних исповедей – «греши и говори», согласно Time (18 января 1943 года). Основы движения анонимных алкоголиков были заложены в конце 1930-х годов членами Оксфордской группы. (Примеч. авт.)


[Закрыть][1228]1228
  WSC 4, 81; WM/Lord Geoffrey Lloyd, 1980.


[Закрыть].

Маргессон не обладал организаторскими способностями; при Чемберлене у него отлично получалось держать партию в узде. Он больше года преданно служил Черчиллю только для того, чтобы быть уволенным в первых рядах, вспоминал лорд Ллойд; Черчиллю «нужен был козел отпущения для всех неудач в Западной пустыне, не мог же он сам признаваться в этих неудачах». В своих воспоминаниях Черчилль просто отметил, что Маргессон «перестал быть военным ми нистром». Маргессон впервые узнал об уготованной ему участи от своего постоянного заместителя, Перси Джеймса Григга, который был личным секретарем Черчилля в бытность его министром финансов. Черчилль попросил Григга взять на себя работу Маргессона, но государственный чиновник с карьерными притязаниями медлил, поскольку переход с государственной службы на должность министра означал потерю всех пенсионных накоплений. Черчилль настаивал. Григг вступил в должность «в качестве акта патриотизма», вспоминал Малькольм Маггеридж, хотя подозревал, что «Уинстону нужна была марионетка, а не военный министр». Так и случилось. Позже Брук написал: «Провидение было милостиво ко мне во время войны, поставив во главе военного кабинета П.Дж. [Григга]». Григг служил до конца войны. Когда он вышел в отставку, вспоминал Маггеридж, его финансы были «на нуле» и Черчилль «с ним больше не общался»[1229]1229
  WM/Malcolm Muggeridge, 11/25/80; WM/Lord Geoffrey Lloyd, 1980; WSC 4, 81; Danchev and Todman, War Diaries, 713.


[Закрыть].

Совершив перестановки в кабинете, Черчилль ждал решения Бивербрука относительно должности министра снабжения; в середине февраля, к удовольствию Черчилля, Бивербрук дал согласие. Но не прошло и двух недель, как Бивербрук решил отказаться. Он был болен, давно страдал от астмы. В последнее время его состояние настолько ухудшилось, что он рассматривал возможность полетов на большой высоте, чтобы у него очистились легкие и он смог немного поспать. Он настолько тяжело дышал, что Черчилль во время заседания принял его свистящее дыхание за мяуканье кота и приказал, чтобы «кто-нибудь прекратил это кошачье мяуканье». Бивербрук был на грани того, что Черчилль позже неоправданно назвал «нервным срывом». Клементина воспользовалась случаем, чтобы посоветовать мужу в письме: «Мой дорогой, попробуй избавиться от этого микроба, который, многие люди боятся, есть у тебя в крови, – изгони этого демона и посмотришь, не станет ли воздух чище. Тебе будет не хватать его энергии, его гения, но в Криппсе ты сможешь найти новый источник силы». Черчилль последовал ее совету и принял отставку Бивербрука. Криппс вошел в новый состав кабинета в качестве лорда – хранителя печати и лидера палаты общин[1230]1230
  WSC 4, 75; W&C-TPL, 464.


[Закрыть].