Текст книги "Тайные знаки древней Руси"

Валерий Чудинов
Тайные знаки древней Руси

© Чудинов В. А., 2009

© ООО «Алгоритм-Книга», 2009

© ООО «Издательство «Эксмо», 2009

Предисловие

Полтора десятилетия спустя со дня дешифровки руницы (которую я произвел в 1992 году) мне было любопытно оглянуться на пройденный путь и постараться понять, почему ученые горячо любимого мною отечества не только не поздравили меня хотя бы устно с открытием мирового значения еще лет пять назад, а напротив, летом 2006 года, отзываясь на мои лекции в ЛГУ с демонстрациями надписей руницей и протокириллицей, написали после моего интервью ленинградскому изданию газеты «Московский комсомолец» от 26/07/2006 следующее: «ЧУДИНОВ СОЗДАЕТ НОВЫЕ МИФЫ. Алексей Гайдуков, кандидат философских наук, религиовед, специализируется в области древнего и современного славянского язычества: – Официальная наука считает, что наше государство существует со времен Ивана Грозного. Что касается самодеятельности авторов, то теорий существует большое количество. Например, некто Олег Попов предлагает возродить духовно-родовую державу Русь, Касак-Орду, как он ее называет. Этот деятель утверждает, что раньше государство Касак-Орда занимало всю Евразию и часть Африки. Себя же Попов именует царем Ордынским. Он не является профессиональным историком. Это просто такой, мягко говоря, странный человек. Но у него есть группа последователей. Живет Олег Попов в городе Электросталь. Есть еще один автор, Виктор Ордыев. Он написал и выпустил книгу «Веда – религия руссов». На протяжении всего увесистого тома повествует о прародителе русского народа. Судя по его изысканиям, получается, что прародитель славян – инопланетянин. Он прибыл из созвездия Орион 30 тысяч лет назад. Существуют в этом ряду попытки «научных открытий», связанных с религией. Так, широкое распространение получила инглистическая церковь – древнерусская церковь православных староверов-инглингов. Они считают, что нашему государству около 7 тысяч лет. Называют себя единой древнейшей общиной великой расы и рода небесного, которая объединяет всех белых людей во всех землях. Высший церковный орган староверов-инглингов – духовная миссионерия. По их словам, орден миссии – «Джива – Храм Инглии» находится в Омске, который они называют Асгардом Ирийским. Официальная наука считает все эти точки зрения авторскими. Более того, адекватных и достоверных исторических источников, которые могли бы подтвердить их истинность, не существует. Проблема онтогенеза древних славян обычно ограничивается IV–V веками нашей эры. Официальная наука рассматривает Чудинова и Носовского с Фоменко как создателей альтернативных концепций. Их существование признается, но они недостоверны. Я могу сказать, что некоторые моменты работ Валерия Чудинова заслуживают внимания, а некоторые не выдерживают никакой критики. Что касается дешифровки Чудиновым древних письмен, можно сказать, что его труд – более комплексный, чем у его предшественника Григория Гриневича, который расшифровывает древнеславянские письмена. Примерно о том же пишет и широко известный сегодня Эрнст Мулдашев. Можно сказать, что Чудинов более наукообразно подошел к тому, что исследовал Гриневич и популяризировал Мулдашев. В период становления национальной идеи современной России подобные попытки поиска удревнения своей истории являются весьма частым явлением. Это нормально для переходного периода. Как это всегда и бывает, факторы стабильности люди ищут в древности. Профессор Чудинов занимается формированием исторических мифов. Его теория, конечно, интересна, но очень спорна».

После такого рода рецензии остается только развести руками. Прежде всего, я никак не могу понять такое предложение: «Официальная наука считает все эти точки зрения авторскими. Более того, адекватных и достоверных исторических источников, которые могли бы подтвердить их истинность, не существует». В любой своей книжке я публикую 150–200 исторических документов, то есть надписей на различных носителях (дереве, металле, кости, камне), найденных не мной, а археологами и признаваемыми всеми учеными за подлинные. Очевидно, религиовед Алексей Гайдуков не знаком с разделом «источниковедение» в исторических дисциплинах, и потому мнения археологов ему «не указ». Так что если на древнем камне, который был обнаружен археологами и датирован как камень палеолита, начертано слово РУСЬ, и я его прочитаю, то из этого по А. Гайдукову следует, что «достоверных исторических источников, которые могли бы подтвердить их истинность, не существует». Источник автоматически становится недостоверным, если он подтверждает мою точку зрения, но сразу же переходит в разряд достоверных, если подтверждает позицию А. Гайдукова. Я очень благодарен этому религиоведу за открытие дотоле неизвестного свойства исторических источников – менять степень своей достоверности в зависимости от того, кто их упоминает. Итак, с его точки зрения исторические источники – все насквозь являются хамелеонами. Поразительно! Это, конечно же, выдающееся достижение представителя официальной науки. Но неужели официальная наука именно такова?

Кстати, а кто уполномочил кандидата философских наук А. Гайдукова говорить от имени официальной науки? Я, например, пишу свои книги от имени Научного совета по мировой культуре РАН, где имею честь состоять в нем Председателем Комиссии по культуре Древней и Средневековой Руси. Но меня на эту должность избрал Научный совет по истории мировой культуры РАН. Моим предшественником на этом посту был академик-секретарь историко-филологического отделения РАН академик Б.А. Рыбаков. Вообще говоря, это положение предполагает, что занимающий ее ученый руководит каким-то исследовательским учреждением. Академик Б.А. Рыбаков руководил Институтом археологии РАН. Я руковожу Институтом древнеславянской и древнеевразийской цивилизации. Наконец, я являюсь членом Бюро научного Совета «История мировой культуры» РАН. Более официального представительства по мировой культуре в Российской академии наук просто нет. Но это, по мнению А. Гайдукова, «наука не официальная». Вот он, Гайдуков, это – «наука официальная». Где он работает и работает ли – из газетной заметки неясно. А уж кто его сделал полномочным представителем официальной науки – и вовсе неизвестно. Поэтому, опираясь на отсутствие необходимых в таких случаях разъяснений, вполне допустимо принять, что он просто самозванец. Либо «уполномоченный по линии науки» от газеты «Московский комсомолец» в его санкт-петербургской версии.

Разумеется, я не столь наивен, чтобы полагать, будто А. Гайдуков выступил с опубликованной им чепухой по собственному желанию. Разумеется, есть силы, от лица которых выступил этот религиовед. Судя, однако, по его замечаниям, что мой труд – «более комплексный, чем у моего предшественника Григория Гриневича», могу сказать, что он не читал ни меня, ни Гриневича, ни Мулдашева. Иначе он знал бы, что Гриневича зовут Геннадий Станиславович, а вовсе не Григорий, и труд его – более комплексный, чем мой, поскольку под «письменностью типа черт и резов» он понимал не только славянское письмо, но и письмо аланское, тюркское, дьяковское, германский футарк, буквы этрусков, письмо линейное Крита А и Б, письмо Фестского диска и протоиндийское письмо из Мохенджо-Даро. Я же под руницей понимаю только русское письмо, и никакого комплекса из письменностей древних эпох я не конструирую. Эрнст Мулдашев же письменностью вообще не занимается; он офтальмолог и его «конек» – это форма глаза. Не выдерживает критики и подход инглингов, поскольку в их «славяно-русских ведах» среди якобы древних рун имеются знаки, введенные в научный оборот А.И. Асовым в 1994 году и до того ни на одном памятнике письменности не встречавшиеся. Но это требует определенной научной компетенции в области эпиграфики, которой у религиоведа, как можно видеть из процитированного высказывания, нет. В этом усматриваю скорее не его промах, а промах редакции, не нашедшей для рецензии эпиграфиста. Как в известном рассказе А.П. Чехова, когда не нашлось свадебного генерала, пришлось позвать флотского капитана, что позже привело к конфузу. Тут тоже вышел конфуз: перепутано имя моего предшественника. Из этого я заключаю, что у рецензента не было под рукой и сочинений Гриневича, так что его имя он выдумал, зная только инициалы. Удивительно и то, что религиовед путает название «государство» с его сутью, и не понимает, что название «Империя» или «Княжество» все равно означает «государство». Вообще говоря, это понятно, религиоведу позволительно не знать таких тонкостей. Но коль скоро он вещает от имени официальной науки, то пусть заглянет хотя бы в IV главу «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина, где почти с первой строки говорится: «Славяне добровольно уничтожают свое древнее правление, и требуют Государей от Варягов». Иными словами, начиная с такого государя, как князь Рюрик, возникает, по Карамзину, русское государство. Иначе получится, что Россия возникает лишь с XVI века, а до того ее и не существовало. Но такого никакая официальная наука никогда не утверждала – ни во времена царизма, ни при советской власти, ни в демократической России. До подобной благоглупости додумался лишь ее то ли самозваный, то ли назначенный газетой представитель – Алексей Гайдуков.

Можно обратиться и к более свежим источникам, например, к статье А.П. Богданова «Кто построил русское государство», опубликованной только что в «Трудах института Российской истории» РАН, вып. 6 (М., «Наука», 2006). В качестве итога там приводится такой вывод: «Построенное Ольгой государство освободила от ордынского ига Софья Палеолог, спасла от усобицы Елена Глинская, привела к процветанию впервые отменившая смертную казнь Елизавета Петровна и поставила во главе великих держав Екатерина II» (БОГ, с. 52). Так что «мнение официальной науки» чуть изменилось, от Рюрика до Ольги, однако создание государства все же отнесено примерно к тому же историческому периоду. И уж никак не относится к эпохе Ивана Грозного. И на этом примере мы видим, что наш «представитель официальной науки» снова проявил замечательное невежество.

Таким образом, благодаря его рецензии мы возвращаемся к временам «партийных чисток», когда рядовые члены партии честно признавались: «я произведения Солженицына не читал, но горячо их осуждаю». Не разбираясь ни в понятии государства, ни в особенностях письменности, не читая моих работ, равно как и работ моих предшественников, А. Гайдуков конструирует некий произвольный ряд из произведений графоманов, религиозных фанатиков, почитателей царских титулов (этот ряд легко можно было бы продолжить – только у меня в домашней библиотеке найдется около десятка подобных произведений других авторов), засовывая в него и мои работы. Естественно, не читая самих работ и не разбираясь в услышанном от кого-то, невозможно отличить зерна от плевел.

Самой выразительной является последняя мысль этого рецензента: «Профессор Чудинов занимается формированием исторических мифов. Его теория, конечно, интересна, но очень спорна». Так миф или теория? Религиовед не может не знать, что теория – непременная часть научного инвентаря, теория, даже если она ложна, никогда не является мифом хотя бы потому, что она проверяема (иногда только в принципе). Миф же непроверяем принципиально. Если А. Гайдуков не верит моим чтениям, пусть предложит свои. Я вовсе не против научной дискуссии. В каждой своей работе я привожу массу подтверждений уже приведенных ранее чтений (чего, например, не делал Г.С. Гриневич), и тем самым постепенно вырисовывается достаточно надежный эпиграфический базис для дальнейших исторических построений. Но ведь так работает вся научная историография. Единственное отличие моего подхода от общепринятого состоит в том, что я читаю не сочинения древних авторов (которые часто из политических или иных побуждений тоже искажают истину), а короткие надписи на различных предметах (но эпиграфические источники уже давно считаются в историографии достоверными, правда, к ним обращаются реже). Так что принципиально нового я в историографию ничего не вношу, разве что читаю новый вид письменности. Но это во всех странах и во все века только приветствовалось, а не порицалось. Так, эпиграфист Жан Франсуа Шампольон, расшифровавший египетскую иероглифическую (а также слоговую и буквенную) письменность, одновременно считается и основоположником научной египтологии. Было бы странно прочитать о нем строки, что «Профессор Шампольон занимается формированием исторических мифов. Его теория, конечно, интересна, но очень спорна». И поставить его в один ряд с теми, кто публиковал свои досужие домыслы о Египте (а таких в XIX веке было немало). Нет, во Франции его чтят, в его честь к его юбилеям выпускают даже почтовые марки.

Что же касается академика РАН Анатолия Тимофеевича Фоменко, то, вообще говоря, он пока целостной историографии не создал, занимаясь, в основном, критикой существующей науки. Хочу обратить внимание на то, что в других областях культуры такая критика существует, где-то недавно, где-то давно. Так, в изобразительном искусстве долгое время роль критика исполнял Стасов, в литературе – Белинский. Ученые тоже часто критикуют друг друга. Однако роль критика историографии в советское время взял на себя ЦК ВКП(б) и лично И.В. Сталин. В частности, историю новейшего периода России он переименовал в «Краткий курс истории ВКП(б)», дополнив ее рядом разделов, написанных лично им. Любой критик хотя бы одной строчки из этого произведения мог быть арестован и расстрелян как «враг народа». Поэтому историки в советский период ходили как по лезвию ножа, стремясь как можно точнее передать в своих работах «генеральную линию партии». Позже их деятельностью руководили лица на более низких ступенях партийной номенклатуры, Идеологический отдел ЦК КПСС. Однако в те годы у историков появилось странное чувство: если они вписываются в «генеральную линию», значит, любой их результат– это научная истина, а критиковать их имеет право только власть, и никто более. Поэтому столь болезненно они восприняли критику от математика.

Могу согласиться с тем, что в ряде своих построений он, увлекшись своим методом, перегнул палку и озвучил явные фантасмагории. Однако каждый ученый заинтересован в применении своего метода к возможно большему кругу научных фактов. За это его порицать нельзя. Но вот чувства меры ему явно не хватает. При нормальном развитии научного диалога историки должны были бы либо признать в некоторых случаях недостаточность своей аргументации и усилить ее, либо в других случаях увидеть собственные промахи и заменить одни положения на другие. То же самое и с творчеством самого А.Т. Фоменко. На деле же все их дискуссии напоминают беседу глухого со слепым; собеседники совершенно не слышат друг друга. Если А.Т. Фоменко обвиняет В.Л. Янина в том, что тот удревнил историю Новгорода века на четыре, то Янин говорит о том, что дендрохронология дает результат с точностью до десятилетия, и вся хронология Новгорода построена абсолютно верно; в ответ Фоменко заявляет, что не услышал от Янина ничего нового. Иными словами, Янина совершенно не интересует метод датировки по астрологическим гороскопам, которым в совершенстве владеет Фоменко, а того абсолютно не трогает метод дендрохронологии. Заниматься сопоставлением методов и определением границ их применимости, а также величиной погрешности ни одна, ни другая сторона не желает. В результате каждая сторона оказывается правой только в глазах своих сторонников, а престиж науки в целом падает.

В каком-то смысле (в весьма ограниченном) я создаю альтернативную историографию. Вообще говоря, любая альтернативная концепция наукой воспринимается весьма болезненно. Можно вспомнить о том, как в физике попеременно развивалась то корпускулярная, то волновая точки зрения в XVII–XVIII веках. Но уже в XIX веке ученые поняли, что и тот, и другой подход справедливы для определенного круга явлений и, вообще говоря, переходят друг в друга, и все споры о достоверности противоположного метода прекратились. Аналогичная, но более длительная ситуация возникла, когда спор о лидерства в математике вели между собой геометрия и аналитическая математика (алгебра и анализ). В античные времена господствовала геометрия, с эпохи Возрождения – аналитика, но когда Р. Декарт создал свою «Аналитическую геометрию», все страсти улеглись.

Я развиваю свои представления о древности в основном применительно к таким историческим эпохам, где сложившихся в историографии взглядов еще нет, например, применительно к палеолиту. С другой стороны, говоря о Средневековье Руси, я показываю более высокий уровень грамотности населения, чем обычно предполагалось, опираясь на вновь обнаруженные данные. И в том, и в другом случае я развиваю не столько альтернативу, сколько простое дополнение, то есть действую в том же направлении, что и академическая наука. При нормальном развитии отечественной науки такая моя деятельность должна была бы приветствоваться академическими учеными, ибо я просто выполняю часть их работы. И только там, где я противоречу сложившейся относительно недавно точке зрения на древность, меня можно назвать представителем альтернативной науки, да и то весьма условно. Я лишь заново, на новом материале, показываю то, что было известно отечественной историографии в XVI–XVII веках. Другое дело, что этот материал был произвольно выброшен в XVIII веке. Но в таком случае следует говорить о произволе и о мифотворчестве ученых XVIII века, а вовсе не о якобы моем создании научных мифов. Я лишь продолжаю ту линию, которую развивали мои русские предшественники, и противоречу тем новациям, которые были внесены учеными-инородцами, с целью умалить роль Руси в истории. Историческому субъективизму, и, прежде всего, проведению германской точки зрения на Русь как на отсталое и ни к чему не способное государство, я противопоставляю русскую точку зрения на Русь в различные эпохи как на государство мирового уровня, опираясь на факты и демонстрируя точку зрения научного объективизма. Но реалии нынешней эпохи таковы, что доказательные данные объявляются мифологическими положениями потому, что они противоречат спекуляциям, насчитывающим пару сотен лет. Спекуляция объявляется наукой, а попытки ее развенчания – мифологией. Где же тут логика и объективность?

Опять-таки, при нормальном положении вещей человеку, дающему рецензию о том, чего он не читал, никогда бы не позволили публиковать свой опус в средствах массовой информации. А ему не только дали, но и возвели его в статус представителя официальной науки. И меня интересует как раз эта сторона дела. В конце концов, вместо Алексея Гайдукова мог бы написать не меньшие глупости любой Иванов, Петров или Сидоров. Дело не в них. Дело в адептах той самой пресловутой «официальной науки». Именно они оказались ущемленными моими исследованиями, хотя цели кого-то ущемить или притеснить я никогда не ставил. Я лишь хотел восстановить историческую справедливость и показать, что Россия и в древности играла огромную роль, за что ее, в конце концов, и устранили из историографии. Уж слишком малозначительной на ее фоне выглядела историография других европейских народов, в том числе и идейных истоков Западной Европы – греков и римлян. В моей книге «Вернем этрусков Руси» я показал, что до прихода эллинов на территории Древней Греции существовала «грако-склавинова держава» (эту фразу я прочитал на одном из древнегреческих сосудов), а Рим был основан этрусками, выходцами из Руси (и эти сведения я почерпнул на ряде этрусских зеркал). Но, овладев моим методом, то же самое может прочитать любой другой исследователь, тот же самый Алексей Гайдуков. Ведь надпись, однажды созданная, уже не зависит от того, кто ее читает. Конечно, в некоторых случаях могут быть сложности в чтении или интерпретации отдельных фрагментов надписи (в силу их плохой сохранности, или возможности чтения лигатур в разных вариантах, или из-за описки писца), однако, как правило, это вносит лишь некоторые оттенки в смысл, но не отменяет его. Более того, рано или поздно мои чтения перейдут в разряд «источников по истории России» академической науки, и тогда обвинения Гайдукова и тех, чьи положения он озвучил, покажутся историческим курьезом.

Но я живу в современную эпоху и должен разъяснять свои положения еще до того, как они пробьют стену непонимания. Занимаясь методологией науки, я знаю, что, вообще говоря, в ряде наук новые положения входили в тело науки за период от 20 до 100 лет. Даже 20 лет в моем возрасте представляется довольно большим сроком, а на еще больший срок судьба мне времени не отпустила. Поэтому все доказательства, какие могу, я должен предоставить уже сегодня.

Сначала я писал на эту тему отдельные статьи или некие фрагменты в мои книги. Но теперь я вижу, что сама проблема оказалась довольно сложной, комплексной, где воедино переплелись и объективные, и субъективные факторы. Чтобы понимать, почему опытные в науке люди восстают против совершенно очевидных положений, необходимо понять, как они оказались по ту сторону научных баррикад, отбросив мысли о низменных помыслах. Итак, я не считаю нужным полагать, будто мои оппоненты стремятся к деньгам, славе или следуют по пути наименьшего сопротивления. Я всегда с большим уважением относился к деятельности как моих предшественников, так и моих оппонентов. Чаще всего им кажется, что я не знаю каких-то элементарных сведений. Однако всякий раз при анализе этих сведений оказывается, что они – далеко не элементарные, и моя трактовка их учитывает именно в максимально возможной их полноте. И, напротив, мои оппоненты не замечают этой полноты и оказываются в довольно нелепом положении. Но именно это требует перейти от отдельных статей к написанию полноценной книги.

На суд читателя я выношу эпиграфический анализ тех доказательств, на которых строились концепции моих оппонентов. Конечно, эпиграфика не всесильна и может дать ответ на вопросы тогда, когда используется какой-то иллюстративный материал – рисунки, фигурки, надписи. Однако в этом небольшом кругу своей применимости она оказывается поистине волшебной по своим возможностям. Как правило, применяющие иллюстрации исследователи зачастую не подозревают, что у этих изобразительных примеров имеется свой тайный язык, который либо подтверждает, либо опровергает иллюстрируемые положения автора исторической концепции. И это дает возможность либо показать удивительную проницательность ученого, либо, вопреки его мнению о себе и своей догадке, выявить его научную несостоятельность. И тогда оказывается, что часть некоронованных королей от науки оказываются «голыми», их построения видятся построенными на песке и рассыпаются от проведенной научной критики.

Вместе с тем, в книге предпринимается попытка более глубокого рассмотрения методологического положения о соотношении профессионализма и дилетантизма. Насколько соответствуют друг другу официальный пост и реальный вклад той или иной личности в науку? Можно ли считать, что человек без научной степени и звания может быть только дилетантом? Является ли получение степени в одной области знания гарантией высокого научного статуса в другой области? Мешает ли чувство патриотизма достижению научной истины? Как быть с тем, что высокий научный пост дает возможность для публикации от лица науки весьма сомнительных, а порой и совершенно безосновательных утверждений? Готово ли научное сообщество к изменению научной картины мира? Несет ли ученый ответственность, а если да, то какую, за внедрение ложных позиций? Отличается ли ложь по незнанию (заблуждение) от сознательно насаждаемой неправды (от кривды)? Можно ли считать научными достижения в области поэтической фантазии, экстрасенсорного ясновидения, религиозной догматики или математического подсчета неформализованных сущностей? Что означает слово «дилетант», произнесенное в адрес коллеги по цеху или в отношении уважаемого деятеля в истории науки? Что означает выражение «научные результаты не выдерживают никакой критики»? Попыткой ответить на эти вопросы на примере конкретных персоналий и служит данная книга.

Москва, сентябрь 2006 года