Текст книги "Чужими руками"

Глава 15

Выезжаю за ворота базы отдыха и за первым же поворотом останавливаюсь, чтобы позвонить. Хотя тут нет и не может быть гаишников, говорить на ходу не люблю. Набираю номер Василия.

– Слушаю!

– А где «здравствуй»? – спрашиваю.

– Ну, здравствуй! Чего звонишь?

– Хочу узнать твои планы на сегодня.

– Никаких планов. В гараж собираюсь.

– На обед домой придешь?

– Да нет! Тут перехвачу. Захватил бутерброды.

– Ну ладно! Пока тогда!

– Пока!

Поговорили. Не спросил даже, как корпоратив проходит. Это меня, конечно, не огорчило. Что мне нужно, я узнала. Василий собирается пробыть в гараже до вечера. Чудненько.

Хотя мой план оставить след в памяти бывших сослуживцев и не удался, главная задача выполнена. Запомнят Зою Андреевну! Навсегда запомнят!

Еще раз спасибо тебе, Амрита! Как легко ты научила меня жить, не думая о возможной скорой смерти! Я уже не боюсь умереть. Но и торопить переход в вечность не собираюсь. Кто его знает, как оно там будет? Амрита ничего об этом не пишет. Одно ясно: там у меня не будет моего чудесного, молодого, жадного до радостей жизни тела. Амрита говорит, что оно не понадобится.

Тогда вообще непонятно, в чем смысл вечного существования в каком-то неведомом состоянии. Каково это: если ты – только Сознание. И больше ничего. Тебе не надо одеваться. Наряжаться. Радоваться красивым тряпками и дорогим украшениям. Мужчины не будут оглядываться, чтобы восхититься совершенством твоей фигуры. Да их ведь тоже не будет! В чем же тогда смысл такого бессмертия? Амрита пишет: душа всегда будет жить в вечном космосе. А что такое душа – не пишет. Она пишет: Сущность. А как она выглядит, эта Сущность? Никак. Невидима. Неосязаема. Бесплотна. Как же она тогда чувствует? Никак, что ли? В общем, торопиться в вечный космос – это как идти туда, не знаю куда и неизвестно зачем. Раз все там будем – беспокоиться не о чем. Вот бы только с сестричкой да мужем разобраться.

Я сворачиваю к дому Супермена. И через десять минут звоню в его дверь. Долго, очень долго за дверью царит тишина. Мое терпение на исходе, и я звоню снова. Наконец слышу какие-то шорохи. Ворочается ключ в замке. Сонный Супермен недоуменно смотрит на меня. Похоже, он не понял, кто стоит перед ним. Улыбаюсь ему:

– Привет! Это я! К тебе в гости! Пустишь?

Супермен все еще таращит на меня глазищи, отходит в сторону. Я делаю шаг вперед. За спиной щелкает замок захлопнувшейся двери.

– Ты что? Не рад?

– Ничего не понимаю… – бормочет Супермен. – Ты?

– Ну слава богу! Узнал!

– Откуда ты взялась? Ты же на корпоративе!

– Не вынесла разлуки! А ты, как мне кажется, не рад! Или я ошибаюсь?

Сонная одурь сходит с небритого лица Супермена. На его губах проснулась и заиграла озорная улыбка.

Права ли ты, Амрита? Хороша ли вечная жизнь в холодном космосе? Заменит ли она радости земной жизни? Что принесет блаженство бесплотной, бесчувственной душе? Не окажется ли, что там мы будем только вспоминать с тихой грустью о навсегда утерянных радостях любви?

Мы неподвижно лежим рядом друг с другом. Наши глаза закрыты.

Но прав был Соломон! «Все проходит!» Как бы ни были неистовы волны могучего шторма, они обязательно стихнут, и на смену им придет блаженный штиль. Так и страсть уступает место тихому умиротворению.

– Почему ты так рано вернулась?

– Я же сказала! Соскучилась!

– Не ври!

Я открываю глаза. Возмущенно хлопаю ресницами:

– Ты мне не веришь?

– Что там стряслось? – вопросом на вопрос отвечает Семен.

Снова закрываю глаза. Несколько секунд лежу молча. Откуда в этом самце взялась проницательность? Женское, вообще-то, чувство. Несвойственное мужчинам.

– Так что? – не выдерживает Супермен.

Я вздыхаю:

– Ты прав! Стряслось.

– Что именно?

– Я напилась, как… зюзя. Устроила маленький дебош. Обозвала всех, включая босса, идиотами. Хамами. Лицемерами. Ну – и так далее.

– И тебя с треском выгнали! – продолжил за меня Супермен. – Не только с корпоратива, но и с работы. Без выходного пособия.

– И с «волчьим билетом», – добавляю я.

– И что теперь? – после небольшой паузы осведомляется Семен.

Похоже, он ничуть не удивился. Словно всегда знал, что я плохо кончу.

– Не знаю… Может быть, работу новую буду искать. А может быть, не буду…

– Интересно, – с едким сарказмом отвечает Супермен. – Могу я узнать, какая муха тебя укусила, что ты так там разошлась?

– Я же сказала. Напилась…

– Так я тебе и поверил!

– Ты лучше вот что скажи. Что ты будешь делать, если меня не станет?

– В каком смысле? Если ты бросишь меня? Ты об этом?

– Нет. Ну мало ли что может случиться. Например, какой-нибудь придурок въедет в мою машину. Еще что-то…

– Не нашла ли ты, моя радость, другого?

Вот это поворот! Ему про Фому, а он – про Ерему! Как заставить его серьезно отнестись к тому, что я собираюсь сказать? Мне надо, чтобы он поверил! Пожалел. Испугался за свою возлюбленную. Иначе… нехорошо иначе.

– Я не это имела в виду…

– А я это! Олигарх, что ли, подвернулся? С мешками денег?

– Нет, милый! Никакого олигарха я не нашла! Да и не искала. Мне ты нужен! Но я подумала: что ты будешь делать, если вдруг меня не станет? Если… убьет меня ревнивый муж?

– Кто? – презрительно кривится Супермен. – Твой муженек? Да он же – ни рыба ни мясо!

Мне становится даже обидно за своего благоверного:

– Ну, допустим, не такой уж он… безвольный. А кроме того. Самые жестокие убийства совершают трусы и слабовольные.

– Самые жестокие убийцы – женщины! – заявляет Супермен. – После психов, конечно.

– Ладно! – примирительно говорю я. – Мы отвлеклись. Ты так и не ответил на мой вопрос.

– Что тут скажешь? – пожимает плечами.

– Тебе все равно, что со мной будет?

Супермен обнимает меня. Нежно целует завиток возле уха. По моей коже пробегает волна озноба. Я осторожно, чтобы не обидеть его, отстраняюсь. И тихо шепчу:

– Не надо!

– Почему? – тоже шепотом спрашивает мой возлюбленный.

– Ты же знаешь. Шея и ухо – мои самые слабые места. Еще раз к ним прикоснешься – я, как «феррари», с полоборота заведусь. А ты еще не восстановился. Конфуз получится. Тебе это надо?

– Ты меня провоцируешь?

Я целую его небритую щеку:

– Ну что ты, дорогой! Я тебя берегу! Ты мне очень-очень нужен!

Я отодвигаюсь от него. Потом сажусь:

– Ладно, милый! Пора мне!

– Куда? На работу тебе не надо. Ты же уволена. Да и выходной сегодня.

– Домой поеду!

Супермен обиженно сопит. Такой большой! Такой сильный! А обидчивый – как ребенок!

– Да не к мужу я тороплюсь! Домой! Себя в порядок привести. Да мыслями собраться!

Супермен продолжает сопеть.

Какие же вы, мужики, странные! Все вы – эгоисты! Что жена, что любовница для вас – собственность! Ведь я замужем! Мало ли что между мужем и женой бывает. Может быть, я решила помириться с ним? Какая может быть ревность? Правда, наш случай – особенный. Но ты же этого не знаешь!

– Ладно! – преодолевая себя, примирительно говорит Супермен. – Когда увидимся?

– Не знаю, милый! – грустно отвечаю я, застегивая бюстгальтер. – Может быть, никогда!

– Ты что? – почти выкрикнул Супермен. – Ты это о чем?

Пожимаю плечами. В зеркале на дверце шкафа вижу, как на мое лицо набегает тень вселенской печали:

– Да так… Кто его знает, какие мысли в мою дурную голову взбредут? Сейчас приду домой, сяду в кресло, переберу свою жизнь непутевую… Кто знает – вдруг решу, что жизнь – дерьмо! Никакого смысла в ней нет. А раз так, возьму да и сигану с балкона! Ведь мы, женщины, существа непредсказуемые!

Супермен опускает волосатые ноги на пол. Испуганно смотрит на меня:

– Ты чего это, Зоя? То вопросы задаешь идиотские. Теперь вот это… Что случилось? Неужели из-за работы своей так расстроилась? Да наплюй ты на нее! С твоими-то данными – да работу не найти?

– Дело не в работе, дорогой!

– Тогда в чем?

– В смысле жизни!

Супермен протяжно свистит. Поднимается. Натягивает трусы. Набрасывает на себя халат. Потом решительно подходит ко мне, обнимает:

– В таком настроении я тебя никуда не пущу!

По моей щеке бежит слеза. Слизываю ее языком. Горькая. Утыкаюсь лицом в могучую грудь друга.

Мы стоим молча. Супермен огромной ладонью гладит меня по вздрагивающей спине.

– Ну перестань! – шепчет он. – Будь паинькой!

Он берет меня на руки и садится. Я оказываюсь у него на коленях. Мне тепло и уютно. Чувствую себя как в далеком детстве, когда вот так, на коленях бабушки, находила защиту и утешение от несправедливости и Лизкиных обид.

– Почему тебе так плохо? – участливо спрашивает Супермен. – Ты что-то скрываешь от меня?

– Какие у меня могут быть от тебя тайны? Тут другое…

– Что?

– Мне тут на днях девчонка в кафе книжку оставила почитать. С виду книжица – ничего особенного. Брошюрка, можно сказать. Я сначала даже брать ее не хотела. А потом. Будто что-то меня подтолкнуло. Домой принесла. Прочитала. Очень интересная книжка!

– О чем?

– О смысле жизни. О вечности.

– А-а-а, – разочарованно тянет Супермен.

Начинаю объяснять ему суть учения Амриты.

Рассказывая, смотрю в лицо друга и вижу в его глазах озорные искорки.

– Ты что? Не веришь?

Он улыбается:

– У тебя тушь на щеках! Ты такая страшная!

Вскакиваю с его колен и мчусь приводить лицо в порядок.

– Представляешь, мы с тобой будем жить вечно! – кричу я ему из ванной. – Разве это не здорово?

– Здорово, конечно, – отзывается Супермен. – Только рано нам с тобой об этом думать. Занятие для стариков.

Выхожу из ванной, становлюсь в дверном проеме.

– Тебе, может быть, и рано. А мне – самое время.

Мой возлюбленный оборачивается ко мне. На лице недоумение:

– Да что с тобой сегодня?

Подхожу к нему. Заглядываю снизу вверх в глаза:

– Все еще не знаю, как тебе сказать…

– Как есть, так и говори!

– Я узнала, что меня хотят убить!

– Кто? – выдохнул Супермен.

– Муж с его любовницей так решили…

Я сказала это таким обреченным тоном, что Семен мне поверил сразу и безоговорочно.

– Как ты узнала?

– Неважно…

– Не ошибаешься?

– Нет! – качаю я головой.

– У него что – баба есть? – кривит рот в презрительной усмешке.

Мне почему-то обидно за Василия. Все-таки он мой муж.

– Есть у него баба! И между прочим, очень даже неплохая. Почти как я!

– Ты ее знаешь?

Мне вдруг становится грустно. Опускаю голову. Негромко говорю:

– Знаю, Сема.

– И кто она?

Я долго молчу. Тупо смотрю в чашку и медленно кручу в ней ложечку. Сказать? Теперь, наверное, надо!

– Сестра моя.

Супермен несколько секунд молчит. Наверное, обдумывает услышанное. Потом негромко произносит:

– Ситуация!

– Обычная ситуация! – небрежно бросаю я. – Сколько угодно таких было. И еще будет.

– Ладно! – приходит в себя Супермен. – Есть у него любовница! Что дальше?

Нехотя рассказываю суть дела.

Супермен внешне спокоен. На лице – никаких эмоций. Но я вижу, что ему интересно.

– Такие вот дела, мой дорогой! – заканчиваю я свой рассказ. – А ты решил, что я стала шизофреничкой. Навязчивой идеей страдаю. Поторопился с выводами!

– Не надо тебе идти домой! – заявляет Супермен.

Я улыбаюсь:

– Жалко меня стало?

– Мне не до шуток! – отрывисто говорит Супермен. – После того, что ты рассказала…

В груди поднимается волна нежности к моему герою.

– Спасибо, милый! Так приятно и радостно сознавать, что я тебе дорога! Я ведь сначала очень испугалась! Но сейчас… Рассказала тебе… И страх прошел!

– Я не хочу, чтобы этот рогоносец тебя убил! Я сейчас пойду и вправлю ему мозги! Если они у этого мудилы есть.

– Не вздумай! Сдуру в тюрягу напросишься.

– Ну просто по-мужски поговорю с ним. Чтобы знал: если с тобой что-то случится – ему тоже будет кирдык!

– Спасибо, Сема. Но не надо им мешать!

– Не понял, – хлопает Супермен глазищами. – Раз ему нужна твоя сестричка – пусть к ней сваливает! А мы с тобой останемся.

Одобрительно киваю:

– Хороший план! Только он не годится, родной мой!

– Почему?

– Потому что я – баба избалованная! Нищета – не для меня! Я себе цену знаю!

– У тебя есть что-то на уме?

– Да нет пока ничего. Подчинюсь судьбе. Приду сейчас домой. Убьет муж – значит, так тому и быть. Не убьет. Тогда видно будет, что делать.

– Ты это брось! «Так тому и быть!» Погоди! Я с тобой поеду!

Супермен бросается одеваться.

– Куда?

– К тебе! – отвечает мой герой.

– Вот этого не надо!

Супермен замирает. Смотрит пристально на меня:

– Почему?

– Ты же ненормальный! Грохнешь Василия, а мне что потом делать? Всю жизнь тебе передачки носить? Свидания по полгода ждать?

– Да зачем мне этого слизняка убивать? Руки только пачкать.

– Все! Ничего больше не говори!

Супермен покорно замирает. Потом начинает целовать мою ладонь. Убираю руку. Мы обнимается, целуемся. Убедившись, что Супермен успокоился, отстраняюсь от него.

– Не езди сейчас домой! – просит меня Супермен.

– Я не сразу домой. По магазинам хочу побродить. Василий сейчас в гараже. Сказал, что поздно придет.

– Ты действительно не хочешь, чтобы я с тобой поехал? – снова спрашивает меня Супермен.

– Да! Так будет лучше!

Глава 16

Запускаю двигатель. Перед тем как тронуться с места, смотрю на окна квартиры Супермена. Он стоит, сложив руки на груди, и смотрит в мою сторону. Мой единственный друг на всей огромной Земле. Вот только до сих пор не знаю, верен он мне или нет. Надежный или может подвести? Скорее бы уж это прояснилось!

Я не смирилась с тем, что меня могут замочить. Страшно, если смерть будет болезненной. Кровавой. Мучительной. Но я искренне верю, что заговорщики выберут самый гуманный из всех возможных способов. Не потому, что не хотят причинить мне страданий. Просто из соображений собственной безопасности. И удобства. Если это слово применимо к задуманному двумя негодяями злодейству.

«А не лукавишь ли ты, Зоя, сама с собой?» – задаю себе вопрос. «Встречу смерть совершенно спокойно…» Как бы не так! Воображение рисует встречу с Василием. Его лживые, бегающие глаза. Лепечущие что-то невнятное губы.

Фу! Видеть все это, чувствовать и сознавать, что каждое мгновение, каждую секунду это ничтожество может броситься. Ведь он неврастеник! Он же запросто может сорваться! Не выдержать напряга, в котором находится с того самого дня, когда согласился на Лизкино предложение. И может тупо кинуться на меня с ножом! Молотком! Удавкой! А то и вовсе попытается задушить голыми руками. Вот всего этого я точно боюсь! Я же не смогу покорно позволить ему совершить его грязное дело. Я же, помимо своей воли, начну сопротивляться! Мне будет больно! И страшно! Потому что в такой ситуации страх появится сам собой. Что бы я там ни решила, как бы ни убеждала себя, что умрет только тело, а душа моя бессмертна, все равно буду визжать от ужаса.

Перед глазами, как наяву, картина борьбы с набросившимся на меня Василием. Его сверкающие ненавистью глаза. Его искривленный в гримасе безумия рот. И руки! Холодные, с неровно остриженными ногтями и черными полосками под ними!

По коже пробегает волна озноба. Нет! Только не это! Я не позволю себя убить!

Мне всегда нравится водить машину. Даже в плохую погоду я получаю от этого удовольствие. Сегодняшний день – не исключение. У меня есть свободное время, так почему бы и не покататься. Тем более что в выходной движение не слишком интенсивное. По радио передали, что загруженность дорог оценивается в три балла. Это совсем немного.

Но разъезжаю я по улицам не просто так. Мне надо убить время. Успокоиться. Сосредоточиться. Чтобы то, что должно случиться, не сорвалось из-за собственной глупости.

На парковке перед торговым центром вижу свободное место и сворачиваю на него. Выхожу из машины и иду в магазин. Стекло, бетон, люстры. Шмотки, тряпки, безделушки. Выпученные глаза покупателей перед витринами. Равнодушные лица продавцов.

Слоняюсь из отдела в отдел. Зачем-то перебираю кофточки, блузки, юбки. Рассматриваю ценники. Каждый раз рядом тотчас возникает фигура продавщицы. «Вам помочь?» Задаю вопросы. Пропускаю мимо ушей ответы. Благодарю и прохожу дальше. В отделе косметики вздрагиваю, увидев в зеркале Василия. Что ему тут делать? Следит за мной, что ли? Липкий страх сбегает капелькой пота между лопатками. Ноги становятся ватными. Шея деревенеет. С трудом поворачиваю голову. Облегченно вздыхаю: обозналась! Это не Василий. А похож! Фигурой. Походкой. И куртка, как у моего!

У кафешки останавливаюсь. Очень кстати! Во рту пересохло. Подкалываю себя: а чего перед Суперменом храбрилась? Трусиха ты, Зоя Андреевна!

На витрине кафешки красивые пирожные. Особенно мне нравится одно, с ягодками клубники. Решаю, что имею право не только выпить кофе, но и нарушить диету.

Терпеливо жду официантку. Из подсобки доносится ее веселый смех. По репликам понимаю, что она болтает с дружком. Уж больно они двусмысленные. Расстались час назад, наверное, а уже соскучились! Эх, молодость!

Стучу костяшками пальцев по стойке. Девушка сворачивает разговор и выходит из подсобки. Круглое, добродушное лицо усеяно веснушками. Взгляд невинный. Желание высказать недовольство тем, что она заставила дожидаться ее, пропадает. Делаю заказ.

– Садитесь за столик! Я все принесу! – говорит она.

Все до единого столики свободны. Покупатели еще не нагуляли аппетит. Выбираю тот, что в дальнем углу. Чтобы за спиной никого не было. Зато мне виден весь зал кафешки. И коридорчик, прилегающий к нему. Очень удобно. Я вижу всех, кто находится тут или проходит мимо. Ловлю себя на мысли, что раньше я предпочитала, чтобы меня все видели. Снова страх?

Пирожное свежайшее. Кофе обжигающий. Не торопясь, наслаждаюсь вторым завтраком. В коридорчике появляется высокий мужчина. Супермен?

Мужчина сворачивает в ближайший отдел и скрывается за колонной. Теперь я могу рассмотреть лишь удаляющуюся спину. Снова обозналась.

Что с вами, Зоя Андреевна? Глюки начались? То Василий пригрезился. Теперь вот Супермен. Уж не шизофрения ли?

Выхожу из магазина. Смотрю на часы. Домой мне еще рано. Спускаюсь с крыльца и медленно бреду к набережной. Шагаю вдоль гранитного парапета.

Река в эту зиму не замерзла. В мутной темно-серой воде отражается лежащее на крышах домов небо, проткнутое шпилем Нахимовского училища. Останавливаюсь около подростка с удочкой в руках. Сначала мне кажется, что на руках мальчишки красные перчатки. Потом понимаю: нет, это они у него замерзли. Негнущимися пальцами паренек пытается насадить на крючок белого червячка. Неужели в Неве еще водится рыба?

Кажется, я не заметила, что удивилась вслух? Рыбачок бросает на меня быстрый взгляд:

– Еще как водится! Вчера братан шесть штук поймал!

– Больших?

– Нормальных! Вот таких!

Против моего ожидания, он не разводит руки на полтора метра. Между его ладонями от силы тридцать сантиметров. А еще говорят, что рыбаки всегда врут! Или мне попался начинающий? Еще не набравшийся опыта? А может быть, это просто скромный мальчик? Или все дело в том, что он не про свою удачу рассказывает? Вспоминаю названия рыб, которые, по моему представлению, могут быть в реке:

– И что за рыбешка? Караси?

Паренек едва не выронил удочку:

– Вы что? Какие караси? Это же Нева!

– А какая тут водится?

– Разная. Ерша можно поймать. Окуня.

– А что-нибудь поприличнее попадает? Корюшка, например?

– Корюшке сейчас не сезон. Да и ловить ее надо не здесь. Она только до Кривого Колена поднимается.

У Невы, оказывается, есть Кривое Колено. Я и не знала…

– А ряпушка?

– Тоже есть! – отвечает паренек, продолжая возиться с червячком, которому, похоже, не улыбается перспектива быть насаженным на крючок. – Но только до Ивановских порогов.

Ни хрена себе! Всю жизнь в Питере прожила, а таких подробностей о реке не слышала!

– А ты кого ловишь?

Парнишка бросает на меня неприязненный взгляд, в котором ясно читается: «Ну чего привязалась?» Но сдерживается. Отвечает с явной неохотой:

– Кто попадет. Только… не берет сегодня рыба на опарыша. Надо было с мотылем приходить…

Так! Сам на вопрос напросился:

– От наживки что-то зависит?

– В рыбалке все важно! – Паренек не скрывает высокомерия. – Место. Время. Наживка – это само собой. Правильно наживку выбрать – первое дело!

Ему удается наконец преодолеть сопротивление червячка. Коротко взмахнув рукой, он забрасывает удочку в мутную невскую воду. На сморщенной поверхности реки колышется красный поплавок. Теперь мальчишке не до меня.

Отхожу от рыбачка на несколько метров и останавливаюсь. Облокачиваюсь на парапет. Говорят, что можно сколько угодно смотреть на воду, огонь и на то, как работают другие. И потому самый лучший объект для наблюдения – пожар.

Насчет воды и огня согласна полностью. Огонь меня завораживает. Особенно если это костер. Или камин. Да хотя бы и печка. В детстве, когда приезжали в деревню, я часами могла сидеть перед жерлом русской печи и разглядывать пламя в ее глубине. Его постоянно меняющиеся языки казались мне живыми. Иногда я видела в них сказочных чудовищ, которых совсем не боялась. Знала: они не могут причинить мне вреда. Потому что не в силах вырваться наружу. А то вдруг раскаленные поленья превращались в причудливо изогнувшегося дракона, изрыгающего пламя из своей пасти. Это было так интересно!

Вода тоже меня гипнотизирует. Говорят, что у нее есть память. А еще она способна понимать речь. Рассказывали как-то по телику, что форма снежинок зависит от того, что сказали воде перед тем, как заморозить. Если признаться в любви, то снежинки красивые, правильной формы. Если выругаться – снежинки получаются уродские.

А вдруг вода не только понимает речь, но еще умеет читать мысли? Что, если вот эта самая невская вода понимает, чем сейчас занята моя голова? Эх, если бы она помогла мне увериться в том, что я всегда поступаю правильно! Предостерегла от возможных ошибок!

Но вода молчит. Лениво покачивается передо мной. Гребешки волн скользят по серому граниту, словно облизывая его. Может быть, она пытается дотянуться до меня? Чтобы прошептать заблудшей душе известный только ей рецепт счастья и душевного покоя? Ведь я ей не чужая. Как и все люди, я, больше чем наполовину, состою из воды. А мозг – тот и вовсе одна вода.

Вдруг в голове мелькает неожиданная мысль: что, если та вода, что сейчас неспешно катится подо мной, когда-то была частью меня самой? И мутная невская водичка все знает про меня? Мои тревоги, ожидания, настроения, приключения – все ей известно?

Нет! Не может быть! Ведь тогда вода точно так же все знает про Лизку. И вообще, про каждого человека. Тогда она – и есть Бог! Будь она Богом, она ни за что бы не допустила, чтобы люди ссорились, скандалили, воровали, убивали! Нет, не может этого быть!

Не знает невская водичка про мои проблемы. И не смотрите, Зоя Андреевна, на волны в надежде, что они подскажут, как вам быть и что делать, к чему стремиться, чего добиваться любой ценой, а от чего держаться подальше. Не подскажет. Не поможет.

Да и не нужны вам, Зоя Андреевна, подсказки. Не пытайтесь обмануть саму себя. Все вы знаете. Решение уже принято. Дело за малым!

Снова смотрю на часы. Половина двенадцатого. Через полчаса Лизка выйдет на ежедневную прогулку вокруг моего дома. Пора ехать. Нам надо пообщаться именно сегодня. Я так решила.

Мне везет. Уже через двадцать минут я останавливаюсь в «кармане» перед Лизкиным жилищем. Мне хорошо виден угол дома, из-за которого должна появиться на улице сестра. Мимо проезжают машины. Торопятся по своим делам озабоченные петербуржцы. Из динамиков несется негромкий голос Боярского, загрустившего по поводу того, что все пройдет. Наверное, прав записной мушкетер в черной хасидской шляпе! Все пройдет! И мы тоже! Как прошли до нас многие тысячи поколений. По много миллионов в каждом. У всех без исключения были свои проблемы. Серьезные и не очень. Вселенского масштаба и местного, так сказать, значения. Кто-то справился с ними. Кто-то нет. А результат? Все: и победители и побежденные, и удачливые и неудачники – все без исключения – там. В лучшем из миров. Если Амрита не ошибается.

Из-за угла появляется женская фигура в светло-серой куртке. Капюшон с меховой опушкой лежит на плечах. Каштановые волосы свободно рассыпались по плечам.

Женщина выходит на тротуар и неторопливо шагает в сторону моего дома. Я стискиваю руль. Лизка! Ну что, сестричка. Пора нам встретиться!

Надеваю парик. Смотрюсь в зеркало. И трогаюсь с места. Выезжаю из «кармана» и медленно догоняю идущую впереди Лизку. Она не торопится. Идет спокойно. Отмечаю про себя, что походка у нее за прошедшие годы не изменилась. Уверенная и в то же время расслабленная.

Уже почти догнала ее, когда в голове сверкает, словно молния, внезапная мысль: а вдруг я купилась? Что, если сегодняшняя встреча, идея которой родилась в моей голове, на самом деле задумана Лизкой? Она специально ходит вблизи моего дома. Специально сделала так, чтобы я узнала об этом, для того чтобы инициатива нашей встречи исходила от меня. А на самом деле – это ее задумка? Ее наживка. А я, как глупая рыбешка, хватаю червяка и знать не знаю, что сейчас наткнусь на железное жало крючка?

Тут же прогоняю эту фантастическую догадку. Не могла она все это спланировать! Слишком тонко. Слишком неестественно. А главное: зачем?

Прогоняю из головы глупые мысли. Наступает кульминационный момент!

Я собиралась поравняться с Лизкой и окатить ее брызгами летящей из-под колес грязной жижи. Потом выйти из машины с извинениями. Изобразить раскаявшуюся грешницу. И «вдруг» узнать в пострадавшей от моей неосторожности дамочке родную сестру. Ну а далее – удивление, радость. И все такое прочее.

В последнюю минуту понимаю, что этот вариант никуда не годится. Лизка на тротуаре не одна. Перед ней идет старушка. Сзади – молодая пара с ребенком. Случайные люди ни за что пострадают.

А это плохо. Они могут не только расстроиться. Могут и разозлиться. Наброситься на меня с упреками и обвинениями. От молодого отца вообще можно ожидать чего угодно. Мне станет не до Лизки. Даже если и она будет негодовать вместе с остальными. Еще и номер могут запомнить. Кто его знает, чем это потом может обернуться.

Медленно проезжаю мимо молодой семьи, мимо Лизки, мимо старушки. Аккуратно прижимаюсь к тротуару. Выхожу из машины с тряпкой в руке и начинаю протирать лобовое стекло. Боковым зрением слежу, как старушка приближается ко мне. Когда она проходит мимо, делаю шаг назад, словно хочу увидеть результат своих трудов. И сталкиваюсь с Лизкой.

– Извините, пожалуйста!

Сестрица поднимает голову. Смотрит на меня. Округляю глаза:

– Лизка? Ты? Откуда?

В черных зрачках Лизки тонкой молнией мелькает страх. И сменяется чем-то похожим на удивление. Брови сестры сближаются. Между ними возникает глубокая вертикальная сладка. Тонкие губы сжимаются в узкую полоску. Лизка молчит. Останавливаюсь перед ней:

– Ну привет, сестричка! – говорю я. – Как ты здесь оказалась?

Лизка понемногу приходит в себя. Складка между бровей исчезает. Губы приоткрываются в полуулыбке. Она едва заметно кивает каким-то своим мыслям. Потом отвечает:

– Привет! Да вот. Приехала на историческую родину посмотреть.

– Когда?

– Недавно…

– А чего не предупредила? Я бы встретила. Ты надолго? Где остановилась?

Лизка силится улыбнуться:

– Слишком много вопросов. Я отвечать не успеваю…

– Ладно! Давай садись в машину! Поехали ко мне!

– К тебе?

В голосе Лизки звучит искреннее изумление. Похоже, она не ожидала от меня такого приглашения.

– Конечно! – отвечаю. – Мы что, не сестры, что ли? Или все еще дуешься?

– Да нет… – неуверенно отвечает сестрица. – Чего дуться-то? Не маленькие дети. Просто…

Она замолкает, подбирая необидное слово. Я ей помогаю:

– Забыть не можешь?

– Ну да! – соглашается она, глядя мне прямо в глаза.

– Так давай поговорим и об этом! – предлагаю. – Пора расставить точки над «и»! И закроем эту тему навсегда! Садись!

Иду к машине с таким видом, словно знаю, что Лизка примет приглашение. Сажусь за руль, открываю правую дверцу. Лизка все еще стоит на месте. Вижу, что она никак не может решиться. Кричу ей:

– Да садись же!

Лизка медленно приближается. Перед тем как сесть, осматривает «ласточку»:

– Красивый автомобиль!

– Спасибо! А ты на какой по своим заграницам рассекаешь?

– Чаще всего езжу на кроссовере. Люблю большие автомобили! – отвечает Лизка, усаживаясь на переднее сиденье.

До дома едем молча. Въезжаем в наш двор. Народ уже разъехался по магазинам, поэтому с парковкой – никаких проблем. Ставлю автомобиль почти напротив подъезда. Выключаю двигатель.

– Ты здесь не была еще?

– В нашем дворе? – В голосе Лизки звучит удивление. – Нет, конечно!

Врать и притворяться ты всегда умела! Ладно. Запомним!

– И как? Изменилось что-нибудь за эти годы?

– Многое… – Лизка вертит головой, смотрит по сторонам. – Детскую площадку сделали. «Москвичей» и «запорожцев» совсем не стало. Да и «Жигулей» не видно.

– Пошли в дом?

Почему я не сказала «пошли домой!»? Тоном, который не допускает сомнений в моей искренности? Вместо этого проблеяла что-то жалко-просительное. Лизка – психолог не хуже меня. Она просекла мою неуверенность! Это плохо.

– Ты считаешь – это нормально?

В голосе Лизки звучат жесткие нотки. Она смотрит на меня, прищурившись. Изо всех сил стараюсь сохранить невозмутимость. И непонимание:

– Тебя что-то смущает?

– А тебя нет?

– Я хочу, чтобы мы снова стали родными сестрами. Мало ли что было когда-то! Нельзя жить прошлым!

– Вот как ты заговорила! – усмехается Лизка. – Жениха отбила! Квартиру отобрала! По миру меня пустила! А теперь с невинным видом предлагаешь: давай все забудем!

– Квартиру я не отбирала! Одна комната была твоя! Могла оставаться. Какие проблемы? Ты сама не захотела!

– Ага! – отвечает Лизка. Сколько в ее голосе язвительности! – Чтобы каждый день видеть, как ты с моим бывшим женихом милуешься!

– Так ведь жених – бывший! Что – ты первая, у кого жениха увели? Сплошь и рядом!

– Но не родные сестры!

– А какая разница?

Лизка не находит, что ответить. Отворачивается к окну. Некоторое время сидим молча.

– У меня тогда голова закружилась, Лиза! – говорю извиняющимся, даже виноватым тоном. – Завидно стало, наверное! Думала: вот у Лизки жених есть! Любит ее! А я – чем хуже? Такая же красивая! И с головой все в порядке! Меня же тогда только что Кирилл бросил. Помнишь, может быть, как я от обиды подушку грызла? А тут ты… Каждый день перед собой вижу. Вся счастливая! Светишься. И подумала: да не может быть, чтобы Василий ее любил так, как… единственную и неповторимую. Вот возьму и отобью!.. Глупая была! Ты уж извини!

– Да чего уж теперь! – глухо ответила Лизка.

Ее ответ вдохновляет меня:

– А Василий тоже хорош! Не пришлось уж как-то особенно стараться, чтобы его соблазнить! Можно сказать – поманила только! А он и поплыл! Вмиг забыл свою Лизоньку! Он виноват, что так получилось! А не я! Любил бы тебя по-настоящему – ничего бы у меня не вышло! Так что ты мне еще «спасибо» должна сказать! Что уберегла тебя от такого… легкомысленного избранника!