Текст книги "Чужими руками"

Глава 7

С самого утра тружусь, как пчелка. Светочка даже не задумалась о том, чтобы сделать за меня бумажную работу. Объяснять, зачем ее посадили на мое место, не потребовалось. Девочка молодая, да ранняя. Без лишних слов поняла, что надо ублажить шефа. Не знаю, насколько ему она понравилась, но мне от этой помощницы один убыток. За несколько часов Светочка умудрилась такой бардак в бумагах устроить, что я несколько часов разибралась, что там к чему. Хорошо еще, что босс по каким-то причинам задержался. К его приходу как раз успеваю привести приемную и входящие-исходящие в божеский вид. Свежий цветочек от таинственного вздыхателя переставляю на столик с ксероксом, чтобы не мозолил глаза начальству.

О том, что босс зашел в офис, меня предупредила охрана. Есть у меня с ними такая договоренность. На всякий случай. А то однажды босс пришел, а меня на месте не было. Выхожу из туалета, а он стоит у моего стола и смотрит на меня, как бык на матадора. Пришлось извиняться. Хотя до сих пор не понимаю, за что?

В коридоре раздались звуки голосов. Среди них отчетливо слышен неторопливый и властный баритон босса. Вот в матовом стекле двери в приемную появилась его тень. Босс остановился, чтобы закончить разговор с кем-то, подсуетившимся перехватить начальника на переходе. Неплохая тактика! У нас по этой части лидирует Петр Степанович, наш главный по логистике. Прислушиваюсь к разговору за дверью и по скороговорке узнаю: как раз Степаныч и поймал шефа. Судя по интонациям, разговор приятный. Хуже нет, когда босса заводят, едва он порог офиса переступит. Тогда весь день – на нервах.

– Хорошо, Степаныч! Молодец! – довольно рокочет босс. – И держи меня в курсе дела!

Босс распахивает дверь. Поднимаюсь со стула. В руках – стопка папок с документами. Вслед за ним захожу в кабинет. Привычным жестом босс показывает мне на место за столом. Сажусь и жду. Босс неторопливо ходит по кабинету. Наконец, уселся. Кресло под его могучей тушей жалобно скрипнуло.

– Что у нас сегодня?

Молча подаю ему папки. «На подпись». «Почта». «Разное». Он сидит, сложив руки на столе. Скосил взгляд на папки, потом поднимает глаза на меня:

– Вы съездили на озеро?

– Конечно!

Рассказываю свои впечатления о вчерашней поездке. Босс слушает, внимательно разглядывая траурные полоски под ногтями на огромных лапах. Когда я замолкаю, он поднимает глаза:

– Как, по-вашему, годится эта база для мероприятия или нет?

– Я считаю, что очень даже подходит. Если сравнивать с теми, где мы проводили предыдущие корпоративы, – эта имеет целый ряд преимуществ.

Несколько секунд шеф молчит, осмысливая то, что я сказала. Потом берет в руки телефон:

– Вагиз! Привет, дорогой! Как поживаешь?

Сижу, смотрю по сторонам. Пребываю в недоумении. Чего он не отпустил меня? Зачем ему нужно, чтобы я слушала его разговор? Следующие фразы босса все объяснили:

– Вчера я заслал на твою базу лазутчика. Провести, так сказать, рекогносцировку. Ты знаешь?… Да, девушка… Девушке все понравилось. Я доверяю ее вкусу. Но все-таки хочу сам посмотреть. Сегодня после обеда будешь на месте? Отлично! Я подъеду! Все слышала?

– Уши золотом завешены, – ответила я, показывая ему на свои сережки.

– Я съезжу посмотреть. Тебя уже неудобно просить, чтобы со мной поехала.

Честно говоря, мне совсем не улыбается тратить на него сегодняшний вечер. Своих дел до черта! Сестричка, муж, Супермен. Но если прикажет или того хуже – попросит – не отвертеться. Кормилец, мать его! Благодетель!

– Ладно, – вздохнул босс. Понял, видимо, мое настроение. – Иди, занимайся. Светлану пришли ко мне.

Ну, Светка! Ну, сучка белоглазая! Чтобы этот боров три дня подряд одну и ту же бабу трахал – такого еще не было! Кроме меня, ни одна, насколько я знаю, не сподобилась так его ублажить. Чем же ты его околдовала?

– Совещание начнется как обычно?

– Да!

Я уже у двери, когда слышу за спиной его голос:

– У тебя все в порядке?

Опешила. Выпускаю из руки ручку двери, поворачиваюсь к нему:

– Что вы имеете в виду?

– Смурная ты какая-то… Есть проблемы?

Ишь ты! Заботливый… Но проницательный.

Улыбаюсь ему в знак благодарности за внимание к своей персоне. Отвечаю самым бесцветным голосом, на который только способна:

– Так. Пустяки. У женщин всегда есть проблемы…

– Помощь нужна?

Чуть слезу не пустила. Нет, Петр Ильич. Чужой помощи мне в этом деле не надо! Из последних сил кокетничаю:

– Спасибо, Петр Ильич! Справляюсь. Но если пойму, что не получается, – буду иметь вас в виду. Еще что-нибудь?

Босс пристально смотрит на меня. Такое ощущение, что его взгляд, как мышь, шныряет по моему мозгу.

– Иди! – бросает он, беря верхнюю папку с бумагами.

В приемной уже полно народа. Все начальники подразделений.

– Доброе утро, Зоенька! – ласково улыбается Бэла Ивановна, главная в нашей конторе по дензнакам. – Совещание состоится?

– Да. Велел запускать через… – смотрю на часы. – Через двадцать три минуты.

– Как сегодня у Петра Ильича настроение?

Остальная компания с интересом ждет, что я отвечу.

Бэла Ивановна всегда задает этот вопрос. Наверное, чтобы на ходу сориентироваться, в какой тональности докладывать о наших финансовых делах. О чем промолчать, если настроение у шефа неважное. Что подчеркнуть, чтобы поднять его. Бэлочка – тертый калач. До того как к нам прийти, в большой фирме трудилась. Как только ушла оттуда – фирма рухнула. Кое-кого даже посадили. За финансовые махинации. Но Бэлочка, как жена Цезаря, осталась вне подозрений.

– Прекрасное настроение! – успокаиваю всех.

В назначенное боссом время запускаю компанию в его кабинет. Моя приемная опустела. Только Славик разгадывает очередной сканворд. Возвращаюсь к своим делам. Их накопилось выше крыши. Светка вчера не только на столе бардак развела. Проекты договоров на согласование не запустила. Пока с тем да этим разобралась, совещание закончилось. Все разбрелись по своим норам. А я продолжаю крутиться в своей.

Это только в фильмах показывают, что у секретарши всего-то и работы, что начальнику кофе носить. На самом деле забот – полон рот.

Самое большое зло – посетители. Особенно пришлые. Потому что приходят всегда в самое неподходящее время. И все почему-то думают, что, если секретаршу задобрить комплиментом, цветочком или шоколадкой, она для них перед шефом словечко замолвит. Глупость!

Посетители из своих ненамного лучше. Эти зачем к начальнику идут? Или чего-то просить, или покаяться. Не люблю ни тех ни других. Но приходится со всеми ладить. Зачем мне репутация мегеры?

Сегодня мне везет. Посетителей практически нет. Без помех разбираюсь со звонками, факсами, бумагами. Все, что нужно, получила, все, что нужно, отправила. Шеф тоже практически не беспокоит. Всего пару раз пробежалась по фирме с его поручениями. Это мелочи. Бывает, весь день с этажа на этаж мечешься.

Перед самым обедом босс распорядился предупредить шофера, что скоро поедет. Еще через пару минут вышел из кабинета одетым. Славик быстро поднимается, засовывая сканворды в карман. Босс на ходу бросает мне через плечо:

– Я на Ладогу. До завтра.

В окно приемной вижу, как он подсаживает Светку в машину. В его «Тойоте-Пайлот» двоим на заднем сиденье очень даже уютно. Знаю не понаслышке.

Едва шеф уехал, как контора ожила. Захлопали двери, раздались необычно громкие голоса. И смех. Конечно, а как же иначе! Начальства в конторе нет. Теперь сам бог велел посачковать!

Звоню Супермену:

– Привет! Это я!

– Наконец-то вспомнила! – отвечает он капризным голосом ребенка, которому не купили понравившуюся игрушку. – Приедешь сегодня?

– Приглашаешь?

– Приглашаю! Во сколько тебя ждать?

– Могу около шести.

– Почему не сейчас?

– Я же тружусь. Ты забыл?

– Ладно! – проворчал Супермен. И добавил страстным шепотом: – Я жду тебя!

К концу дня в конторе остались только охрана да я. На стоянке одиноко скучает моя «ласточка». Еду к Супермену.

Давлю на кнопку звонка. В ответ слышу его голос: «Не заперто». Толкаю ручку. В глаза ударяет яркая вспышка. На Супермене халат на голое тело, из-под халата торчат кривые волосатые ноги. В руках фотоаппарат. Он снова и снова щелкает затвором, обрушив на меня серию вспышек.

– Ну хватит! – прошу я его, пряча глаза от яркого света. – Я почти ослепла.

– Это будут замечательные кадры! – восторженно кричит мой непризнанный гений. – Вот, посмотри!

Он сует мне под нос фотоаппарат. На экране «Никона» мое испуганное лицо. Из вежливости пару секунд разглядываю картинку. Потом выношу приговор:

– Фон никудышный!

– Чем он тебе не нравится? – недоуменно таращит глаза Супермен.

– Что хорошего? Лестничная площадка с ободранными дверями. На стене матерное слово.

– Так в этом же самый цимес! – втолковывает мне Супермен. – Как здорово я тебя схватил? Кадр – просто супер! Посмотри еще!

– Может быть, дашь мне раздеться?

– Ой, извини!

Супермен сгребает меня в объятия. Мы сливаемся в продолжительном поцелуе. Осторожно отстраняюсь от любовника. Рано еще заводиться.

Семен помогает мне освободиться от верхней одежды. Присев на корточки, снимает с меня сапоги. Полы его халата разошлись, и я вижу то, что является главным достоинством Супермена. Не могу удержаться от смеха.

Он некоторое время в недоумении смотрит на меня снизу вверх. Проследив за моим взглядом, все понимает и поднимается на ноги. Теперь мы смеемся вместе.

А потом… Потом было два часа безудержной, страстной, всепоглощающей любви. Когда на свете не существует ничего, кроме меня самой и моего любовника. Когда уходят прочь все заботы и тревоги. Когда напрочь вылетают из головы все мысли. Потому что им нет места. Потому что я превратилась в только чувствующее существо.

Но все когда-нибудь заканчивается. Мы выпили друг друга до дна и обессиленные, но счастливые замерли в неподвижной тишине. Я лежу на спине. Мои глаза закрыты. Тонкие пальцы Супермена нежно скользят по моей груди, по животу, касаются лобка, потом ниже. Я улыбаюсь.

Почему невозможно, чтобы блаженство длилось вечно? Почему сердце перестает выскакивать из груди и снова начинает биться ровно, словно ему все безразлично? Почему? Как я хочу, чтобы счастье любви было вечным! И бесконечным!

Супермен убирает руку, резко поднимается и выходит из комнаты. Хлопок двери в ванную, шелест струи душа. Вот и все! Сегодняшнюю порцию блаженства ты получила. Да, порция щедрая! Но все равно, это только порция. Молча лежу с закрытыми глазами и слушаю тишину. Мысли растворяются в безбрежном эфире. Я становлюсь частью Вселенной. Еще немного – и я полечу в холодном межзвездном пространстве к сверкающей вдалеке звезде. Я знаю: там мне будет хорошо!

Путешествие в иные миры обрывает ворвавшийся в сознание голос Супермена:

– Чай? Кофе?

Открываю глаза. Он стоит в дверном проеме.

– Чай.

Он отправляется в кухню. А я иду приводить себя в порядок. Стою под душем и чувствую, как горячие струйки смывают с кожи память о неземных ласках любовника.

Супермен не умеет готовить. Сделать яичницу, пожарить картошку – это для него недостижимый высший пилотаж. Но вот заваривать чай – в этом он многим даст фору. В этом деле он разбирается лучше, чем в фотографии.

Маленькими глотками пью ароматный напиток. Перекидываемся ничего не значащими репликами. Потом Супермен начинает рассказывать о своих планах. О том, как он завоюет место под солнцем. Как его уникальный, но пока еще непонятый и непризнанный талант пробьет однажды барьеры косности и непонимания. И он, мой Супермен, станет самым популярным, самым известным фотохудожником.

Я поддакиваю, давая понять, что верю в его талант. На самом деле совершенно четко знаю: ни хрена у него не получится! Как любовник он действительно Супермен. Что ж касается всего остального, то мой Сеня – существо очень даже приземленное. Но как поется в старой песне: «Ты мне дорог и такой!»

– Мне пора! – решаюсь я оборвать его разглагольствования.

– Уже?

Супермен смотрит на часы. Несколько секунд уходит у него на то, чтобы понять значение синих цифр на циферблате. Я терпеливо жду. Наконец, Супермен обреченно кивает и поднимает глаза на меня. В черных зрачках тихая печаль. Мне становится жалко Супермена. В сущности, он очень одинок.

В прихожей мы надолго застываем в продолжительном, нежном поцелуе. Наконец, нахожу силы оторваться от его сладких губ. Прощальный взгляд. Щелканье дверного замка. И вот я на улице, бреду по свежевыпавшему снегу к машине, чтобы ехать в мир свалившихся на меня проблем.

Глава 8

Два дня подряд Василий приходит с работы вовремя. Начальство не грузит его срочной работой. Друзья не приглашают обмыть новую машину. Уж не поссорился ли с Лизкой? Присматривалась к нему. Пришла к выводу, что нет. Мучается мужик. Слишком сложную задачу сестричка моя поставила. Перспективы нарисовала радужные. Вот теперь ему и хочется и колется.

После душа выхожу из ванной в чем мама родила. Останавливаюсь перед зеркалом и разглядываю себя.

Из зеркала на меня смотрит красивая молодая женщина. Высокая и стройная. С тонкой талией. Про такие говорят: как у осы. Да уж. Талия – это моя гордость. Сорок девять сантиметров – это вам не хухры-мухры. Ноги длинные. Таким ногам сама Ана Хикманн[2]2
  Ана Хикманн – фотомодель с самыми длинными ногами в мире (123 см), включена в Книгу рекордов Гиннесса.


[Закрыть] позавидовала бы.

А грудь? Еще лучше! Если бы ее увидела Гала Дали – удавилась бы от зависти. Видела я ее. Моя грудь в тысячу раз красивее!

Вспомнилось, как в детстве, когда я училась в классе третьем-четвертом, мама взяла нас с Лизкой в гости к тете Вере. У тети Веры было два сына: младший, Виталик, мой ровесник, а старший, Петя, в то время уже в мединституте учился. Взрослые за столом оттягивались, а нас, мелкоту, отправили в другую комнату, чтобы не мешали. И Виталик показал нам учебник брата по анатомии. Сначала картинки были страшные: кости, черепа, люди без кожи. А потом, ближе к концу книжки, были нарисованы разные органы. Больше всего мне запомнилась картинка с бюстом. В статье к ней было написано, что женская грудь после вскармливания ребенка навсегда теряет свою форму. Это меня потрясло. Наверное, тогда я и решила, что у меня не будет детей. Чтобы никто не испортил мне форму.

Я снова и снова любуюсь своим отражением. Становлюсь в третью позицию, поворачиваюсь вполоборота. Во всех позах я себе нравлюсь.

В груди вспыхивает жаркое пламя негодования. Такую красавицу хотят убить! За что? Нравится тебе Лизка – так уходи к ней. Не больно-то я за тебя держусь. Слава богу, мужским вниманием не обделена. Сестричка! Убить меня – это ведь ее идея. А движет ей зависть! Месть! Ненависть! Ей мой Вася-бесприданник не нужен. Ей нужно захапать то немногое барахло, что у меня есть. Квартиру вот эту.

Мне становится тесно в квартире. Стены будто бы придвинулись вплотную ко мне. Это даже не клетка. Хуже! Такое ощущение, что я уже в гробу.

Я мечусь из комнаты в комнату, забегаю в кухню, жадно пью воду, снова бегу в гостиную. И нигде не нахожу себе места. Надо куда-то выйти. А как же муж? Ждать его? А он сейчас, может быть, с сестричкой моей единоутробной забавляется! Хотя Вася у меня под колпаком. Не успеет он Лизкин порог перешагнуть, как сыщик мне позвонит. Зря, что ли, я ему такие деньги плачу?

Нет. Василий еще на работе. И придет не раньше чем через час. А меня дома не будет. Ну и что? Образцовая жена должна смиренно ждать мужа? Ужин ему сготовить? Была я образцовой. И вот что из этого вышло.

Быстро одеваюсь и выхожу на улицу. Уже темно. Из низкого зимнего неба, как пыль из старого мешка, лениво сыплется мелкий снежок. Пятна света от фонарей лежат на асфальте ровными желтыми кругами. Мимо проносятся машины. На нечищеном тротуаре полно озабоченных прохожих.

На противоположной стороне улицы светится зеленым светом вывеска: «Игуана». Это кафе. Совсем небольшое. Шесть столиков, стойка. Свет приглушенный, негромко играет музыка. Запах табачного дыма. Вижу свободный столик в дальнем углу. Тут же возле меня появляется приветливая девчушка-официантка. Заказываю кофе и рюмку виски.

Кафе постепенно наполняется посетителями. Две девочки-припевочки. Из тех, что называют офисным планктоном. Заскочили после работы кофейку хлебнуть да полялякать о своем, девичьем. Два молодых мужика. Сразу же задымили, достали один планшетник на двоих и, голова к голове, что-то перетирают.

А потом заходит странная девица. Ростом под метр восемьдесят, но до того тощая и сутулая, что сразу на ум приходит сравнение с оглоблей. Джинсы в обтяжку. Коротенькая курточка едва прикрывает то, что у нормальных баб называется задницей. А у нее – какая-то фига, а не задница. Даже под курткой видно, что спереди у нее так же пусто, как и сзади. На плече девицы – сумочка на длинном ремешке.

И вот это чудо, обведя взглядом зал, прямиком направляется ко мне.

– Свободно? – спрашивает.

Голос с хрипотцой, будто с бодуна девочка. Лицо – обтянутый пергаментом череп. Но весь этот ужас компенсируют немыслимой красоты глаза! Голубые. Огромные. Как у куклы Барби. И взгляд пристальный. Внимательный, как у следователя. Пронизывающий насквозь. Когда она на меня посмотрела, у меня в мозгах что-то зашевелилось. Словно она своим взглядом копается в моих мыслях, как архивариус в древних фолиантах.

– Да, конечно.

Чувствую, что боюсь этой девицы. Черт его знает почему. Первой мыслью было встать и уйти. Тем более что моя рюмка уже пуста. Но что-то заставляет меня остаться. Я беру чашечку остывающего кофе и делаю крохотный глоток.

Девица заказывает коньяк. Достает сигареты и выпускает длинную струйку дыма. После каждой затяжки подносит ко рту рюмку и смачивает коньяком губы. При этом неотрывно смотрит на меня. Притворяюсь, что не замечаю ее бесцеремонный взгляд. Но на самом деле чувствую себя очень неуютно. Делаю знак официантке, что готова рассчитаться.

– У вас проблемы! – вдруг произносит девица.

Не спросила, а именно констатировала. Видимо, действительно в моих мозгах рылась.

Растерянно моргаю. Неужели по мне видно, что у меня проблемы? Но почему тогда никто другой ни о чем не спрашивает? Уж Илларионовна-то просто обязана была поинтересоваться. Никто ни словом, ни намеком, ни взглядом не дал понять, что заметил: я не в себе. А эта видит меня впервые и вдруг заявляет такое. Хотя… Босс тоже что-то засек. Спросил же: «Ты чего сегодня смурная?»

– С чего вы взяли? – отвечаю, стараясь не смотреть на нее.

На губах девицы появляется улыбка все понимающего человека.

– Это так естественно. Радость и печаль даются людям поровну. Но человек такое существо, что хочет знать только радости. И пытается игнорировать противоположное. А надо правильно воспринимать обе стороны жизни. Потому грусть, печаль, даже отчаяние – более естественные состояния нашей сути, чем радость, восторг, блаженство. И прочая им подобная чушь. Не согласны?

– Что-то я вас не понимаю…

– Все просто! Вот у вас среди привычного благополучия возникли вдруг житейские проблемы. И вы пребываете в состоянии близком к отчаянию. Потому что не ожидали их. Не готовы к встрече с ними. Судорожно ищете выход, как избавиться от проблем, чтобы и дальше жить, не зная забот и печали. Вам комфортно только тогда, когда у вас все хорошо. И на работе, и дома. Но это же неправильно! Как раз печаль, боль, отчаяние – суть жизни.

А вовсе не примитивный животный восторг от удовлетворения естественных потребностей. Наполнение желудка, опорожнение прямой кишки, растяжение влагалища членом – вот суть так называемых земных радостей. Я не все перечислила, конечно. Еще есть увеличение матки плодом и последующее опорожнение ее в родах. Вся жизнь простых смертных – череда наполнений и опорожнений своих полостей. И сопутствующее им удовлетворение. Его обычно называют оргазмом. Не находите, что это пошло и примитивно? Что назначение человека в чем-то другом? Более возвышенном? Более значимом?

Зачем я слушаю ее бред? Понимаю, что надо встать и уйти. Тем более что официантка уже принесла счет. Но что-то меня удерживает на месте. Я даже знаю, что именно. Гипнотический взгляд девицы! Властные обертоны ее хриплого голоса! И какая-то непостижимая логика ее рассуждений.

– То, что я вам говорю, не так-то просто понять, – снова заговорила девица. – Особенно если человек не задумывался о смысле жизни, он покорно воспринимает внушенное ему по злому умыслу сильных мира сего понятие «земное предназначение».

Она фыркает. Пускает очередную струйку дыма и давит сигарету в пепельнице. Открывает сумочку, достает из нее тонкую книжицу и кладет на край стола. Наклоняется ко мне и произносит свистящим, заговорщическим шепотом:

– Запомните: мы дети космоса. Земная телесная оболочка изолирует нас от него. Смысл жизни в том, чтобы понять это. И как можно скорее вернуться в породивший нас космос.

Девица, как заправский пьяница, выплескивает в рот остатки коньяка. Со стуком ставит пустую рюмку. Бросает на стол купюру, встает и, не сказав больше ни слова, уходит.

Провожаю ее взглядом. Потом смотрю на оставленную книжку. Тонкая брошюрка. Страниц семьдесят, не больше. Черная, сверкающая глянцем обложка. На ней слепящий блик висящей под потолком лампы. Он мешает разглядеть название. Чтобы прочитать его, надо подвинуть книгу. Или подвинуться самой. Что-то мешает мне сделать и то и другое.

Смотрю на брошюрку со смешанным чувством страха, брезгливости и любопытства. Краем глаза вижу, что официантка идет к моему столику за сиротливо лежащей на нем купюрой. Мне почему-то становится не по себе от того, что эта девочка раньше меня увидит название брошюрки. Торопливо переворачиваю книжицу.

– За двоих? – спрашивает официантка, показывая на деньги.

– Нет-нет! Сейчас! Одну секунду. Сколько с меня?

Получив деньги, девушка уходит. Я снова смотрю на книжицу. Теперь мне видно, что на обложке есть фотография автора. Не удивляюсь, что на ней изображена моя недавняя соседка. Любопытство побеждает, и я пододвигаю книжицу к себе.

«Зачем мы живем? Что дает нам существование в телесной оболочке земной жизни? Есть ли смерть? Или она – всего лишь переход из несовершенного, опасного, противоречивого земного бытия в истинный мир гармонии?» Об этом и о многом другом размышляет Амрита Макта в своей книге.

О философской позиции автора красноречиво говорит псевдоним: «Амрита» в переводе с хинди означает «бессмертная», а «Макта» – «освобожденная».

Так я и знала! Девица – проповедник какой-то псевдорелигиозной ахинеи. Существо небесталанное, что характерно для обиженных внешними данными. Девочка с бодуна, после пьяной групповухи, мучаясь похмельем и пытаясь найти себе оправдание, разродилась новым учением. Накопала в Интернете псевдофилософских измышлений, скомпилировала, как сумела, более-менее причесала – и осчастливила мир книжицей. Издала, конечно же, за свой счет. В наше время это несложно. Смотрю выходные данные. Так и есть! Тираж – двести экземпляров.

Переворачиваю книжицу. Большие буквы вычурного шрифта складываются в два слова: «Смерти нет!» Название, прямо скажем, выигрышное. С таким смело вывешивай свое творение в Интернете – тексту гарантировано вполне приличное количество скачиваний. Тысяч несколько, я думаю, наберется.

Замечаю, что официантка, проходя мимо, задерживает взгляд на брошюрке. Почему-то испытываю неловкость. Как тогда, в детстве, когда с Лизкой и Виталиком рассматривали срамные картинки в учебнике анатомии. Бросаю книжицу в сумочку и выхожу из кафе.

На улице все так же лениво падает снег. Окна моей квартиры темнеют, словно черные очки на глазах слепца. На крыше моей машины шапка пушистого снега. Завтра утром придется помахать щеткой. А бывший старпом получит честно заработанный червонец.

Я дома. Переодеваюсь и устраиваюсь с книжицей на диване. С первых же строк понимаю, что девица, несмотря на внешнюю непривлекательность, неглупа. У нее вполне приличный язык. Понимает, о чем пишет. И делает это неплохо.

Все люди – дети необъятного космоса. Точнее, его информационного поля. Само поле состоит из двух частей: организованной и неорганизованной. Неорганизованная часть представляет собой что-то вроде бульона из отдельных частиц, каждая из которых является, образно говоря, готовой душой. Эти души бестолково роятся, как пузырьки в кипящей воде. Бессмысленно сталкиваются друг с другом, разбегаются и снова сталкиваются. В общем, души в космосе пребывают в латентном состоянии. Это происходит до тех пор, пока на Земле не родится новый человек. Тогда одна из душ перемещается в тело человека. Какая? Та, которая совершенно случайно оказалась ближе других. Это перемещение в земное человеческое тело выводит душу из своеобразной спячки. И она становится сознанием. Поскольку, пребывая в информационном поле, души бездействуют, мы ничего не помним про свое бытие в бесконечном космосе.

После смерти земной телесной оболочки души возвращаются в информационное поле. Но уже в другую его часть. В активную. Ту, что именуется Мировой Разум. То есть каждый из нас после смерти становится частью Мирового Разума. Таким образом, по теории девицы – как ее там? – Амриты Макты – земная жизнь для души является катализатором. Пусковым механизмом. Она необходима, чтобы активизироваться, выйти из бездеятельного состояния.

Как мастер в часовой мастерской заводит часы, так земное бытие запускает в наших душах механизм вечной жизни. А раз так, то нет повода грустить о том, удалась ли жизнь. Повезло нам в ней или не очень. Чего в ней больше – радостей или огорчений. Все это не имеет никакого значения. Часы вечной жизни запущены – и это главное. Потому бессмысленно стремление пожить подольше. Чем дольше длится земное существование – тем позднее мы придем в мир вечной жизни.

Вот, собственно, и все учение Амриты Макты. На последней странице она пообещала, что в следующей книжке расскажет, как живут и чем занимаются человеческие души в активной части информационного поля космоса.

Откладываю книжицу. Лежу с закрытыми глазами и пытаюсь понять, насколько правдой может быть только что прочитанное. Откуда девица все это узнала? Накопала в трактатах древних индийцев? Потому и псевдоним у них взяла. Хорошо ли быть частью Мирового Разума? Что это за штука? Ведь мы в нем, по ее теории, бестелесны? Хорошо ли это?

Мысли начали путаться, я засыпаю.