Текст книги "Служба ширванца 1726–1909 г. Исторический очерк 84-го пехотного Ширванского Его Императорского Величества полка"

Покорение Западного Кавказа в 1860–1864 г.г.

Покорением восточнаго Кавказа в сущности оканчивается Кавказская война. Дальнейшие действия войск сводятся к водворению и упрочению власти в уже завоеванном крае.

Стрелковый баталион Ширванского полка переходит на правый фланг и с 1860 по 1864-й год принимает участие в покорении западного Кавказа.

Тут уже не встречается ни тех славных штурмов, ни тех геройских подвигов, которыми так богата истории покорения восточного Кавказа; здесь ширванец несет другую, не менее трудную службу: с ружьем в одной руке и топором в другой, – тихо, незаметно, но упорно, в продолжении четырех лет совершает он свой трудный подвиг: валит вековые чинары, вырубает просеки, прокладывает дороги, строит укрепления и станицы и этим постепенно водворяет русское владычество в крае.

Памятником этой четырехлетней деятельности полка служат пожалованные стрелковым ротам георгиевские сигнальные серебрянные рожки с надписью: «За покорение Западнаго Кавказа в 1860–1864 годах».

Кавказский солдат

Шестидесятилетняя война за обладание Кавказом выработала и особый тип солдата, боевые качества которого прославили его надолго и доставили ему первое место в рядах русской армии.

Служба солдата в то время длилась 25 лет, поступал он в полк 25-ти, иногда 30 лет от роду, а уходил из него 50-ти, а то и 60-тилетним стариком. К концу службы он нередко забывал все, что у него оставалось дома; и для большинства полк, в котором они служили, делался их семьей, родиной; такие охотно оставались поселенцами в слободах при штаб-квартирах, продолжая жить радостями и печалями полка. Почти все русское население урочища Кусары, которое 50 лет служило штаб-квартирой милому полку, состоит из потомства ширванцев.

Проходить полный курс воинской науки, как это мы делаем теперь, в то время не было возможности; война велась беспрерывно и многому приходилось учиться в самом бою. Нелегко давалась эта школа. Прослужа лет десять в полку, солдат считался еще мальчишкой и называл своего седого собрата дядькой.

Много лишений и невзгод надо было вынести прежде чем солдат обстреляется совсем. Людей оценивали только по поведению их в бою; кто первый в бою – тот первый во всем и везде, тому честь и слава.

Вести войну приходилось почти все время в горах, а горная война – самая трудная, потому что приходится бороться одновременно с двумя врагами – с природой и людьми; и первый враг много страшнее второго: противник – если и побьет когда, так ведь не всех, а то и очень немногих.

А борьба с природой подрывает силы сразу тысячи людей, ложится тяжестью на целые отряды, подтачивает здоровье человека иногда на всю жизнь.

Да и неприятелю легче в горах: он дома, местность знает хорошо, и может устроят нам засаду за каждым камнем. А наступит передышка в боях – работы и хлопот не оберешься: надо устраивать свое хозяйство, – ведь у враждебного населения ничего не достанешь; строить крепости, проводить дороги, прорубать просеки, да и себя оберегать; горец сторожил нас за каждым кустом и не упускал случая напасть на солдата.

Нужно нарубить дров в лесу – снаряжай, кроме рабочих, вооруженную команду в прикрытие, а перевезти транспорт, – так и целый отряд с артиллерией.

Вот в этих-то суровых условиях и выработался наш Кавказский чудо-богатырь. Строго дисциплинированный, выносливый, умеющий довольствоваться малым, он выше всего ставил свою воинскую честь и боевую славу. Приказание начальника для него было свято и, чтобы выполнить его, он преодолевает все преграды. Вот характерный разговор, происходивший между двумя солдатами перед штурмом Гуниба.

«Ишь, где аул-то построили, проклятые! Да еще башни там какие у них! Одно слово, гнездо орлиное. Как ты думаешь, ведь туда влезть нельзя?

– Знамо нельзя.

– Никоим образом?

– Нельзя.

– Стало и взять-то нельзя?

– Нельзя.

Солдат призадумался, все глядя на аул, лепившийся на вершине скалы. Не нравилось ему слово «нельзя». Вдруг блеснула у него в голове мысль.

– А коли прикажут?

Тот усмехнулся.

– Чаво тут спрашивать-то? Дурак ты, братец. Прикажут: возьмем!»

И взяли, – даже не дождавшись приказания, взяли…

Вот как отзывается о старом Кавказском солдате, один из участников долгой Кавказской войны.

«Вижу тебя – сухого, морщинистого, но гордого и величественного. Очаровывает сердце, бодрит душу мою геройский вид твой. Помню твою службу без устали и конца, лишенья – без меры и числа.

Нет дома, нет семьи – прикормишь или голубка, собачку или котика, и на них изольешь свою естественную потребность ласкать и любить. Нет труда, от которого бы ты отказался, нет дела, которого ты не сумеешь. Израненными морщинистыми руками ты сворачивал гордые скалы Кавказа, ими же ты и косынку вымоешь и выгладишь для своей матушки-командирши.

На могучих руках вынес ты из боя своего раненого отца-командира, на них же выняньчаешь и его ребенка, нежно убаюкивая и припевая, словно любящая, хорошая няня.

Коля нужно, без устали отмахаешь ты двести-триста верст в 5–6 суток, и потом еще попляшешь своего разудалого солдатского трепака.

Руку оторвут – другой сдачи дашь, ногу вылущили – заковылял ты через высокие горы в родные места на деревяшке-самоделке… Ни перед каким затруднением не задумаешься, нн в какой опасности не потеряешься. Пришел к овражку – моста нет: станем пушки перевозить, лафеты, пожалуй, поломаем… Ну так что же?… Как быть?… Подставили плечи и спины солдатики, заслали их ружьями, покрыли шинелями для мягкости – и готов живой мост из чувствующего страждущего, но не стонущего, не охающего тела солдатского.

Не сдается Кавказский солдат никому и никогда, а коли выйдет такой случай, что некуда деться, силушки не хватает, – взорвал он себя и товарищей на воздух, и бренным телом своим вместе с камнями и бревнами придавил врагов Царя своего.

Сказал Царь-батюшка и сослужил солдат свою верную, шестидесятилетнюю службу нашей родине, грудью отстоял, защитил, охранил, дороги проложил города построил, через бездны мосты перекинул, поля кровью и костьми удобрил, да их же картошкой и капустой засадил, песенку сложил, да еще сам и выводил ее…

Вечная память, громкая слава тебе, самоотверженный, герой, честный Кавказский солдат!»

Хивинский поход 1873 г.

Кавказ завоеван. Но ширванцы не долго остаются без дела. Они переправляются по ту сторону Каспийскаго моря, чтобы принять участие в Хивинском походе 1873 года.

Характер военных действий здесь несколько иной, главным образом в зависимости от местных условий. Приходилось совершать переходы под палящим солнцем, часто без воды, по песчаным, безводным степям, с целыми караванами верблюдов, которых нередко удавалось добывать только с бою.

Это была уже 3-я попытка завоевать Хивинское ханство. Первые две, из которых одна была еще при Петре Великом, окончились полной неудачей, благодаря незнакомству с местностью и ее малодоступности. Хивинцы и киргизы ежегодно совершали нападения на наши поселения на юго-восточном берегу Каспийского моря и нередко брали в плен наших рыболовов и промышленников. Только в этом 1873-м году почувствовали они всю силу русского оружия. Испытанные ветераны Кавказской войны – ширванцы преодолевали все трудности похода с таким же упорством, с каким они взбирались перед тем на заоблачные вершины Кавказа.

Наши 1-я, 2-я и 3-я стрелковые роты, в составе колонны генерала Ломакина достигли Хивы и взяли город штурмом, во время которого 2-я рота отняла у противника одно орудие.

В награду за проявленную при этом храбрость все три роты получили по сигнальному Георгиевскому серебряному рожку с надписью: «За отличие в Хивинском походе 1873 года».

Поход этот памятен полку еще и тем, что наша 1-я стрелковая рота впервые принимала участие в действиях авангарда под начальством подполковника Скобелева. Этому имени суждено было вскоре прославиться на весь мир.

1874–1875 гг.

По окончании Хивинскаго похода 1-й баталион. остался в. Красноводске. В Августе 1874 года туда же был направлен из штаб-квартиры и 2-й баталион. Из рот этих двух баталионов с частями Дагестанского полка был составлен отряд, который, под начальством генерала Ломакина, совершал рекогносцировочные и карательные экспедиции вглубь страны.

Такие экспедиции были предприняты к укреплениям Чат и Мулла-Кары, к колодцам Игды и вверх по реке Атреку. Особенно памятен был второму баталиону переход от Михайловского залива к укреплению Мулла-Кары, который впервые совершал его по безводным сыпучим пескам. при жаре в 42°. Взятая с собой вода, конечно, скоро иссякла, и, только благодаря своевременному подвозу ее русскими поселенцами, дело обошлось без смертных случаев. Очень плохой оказалась трехнедельная стоянка в средних Игдах: воды мало, и та горько-соленая; появилась дизентерия со смертными исходами; фаланги и скорпионы, очень ядовитые, дополняли неприглядную картину. В результате этих экспедиций, несколько текинских племен изъявили нам свою покорность.

Эго был один из этапов к окончательному покорению Ахалтекинского оазиса.

В ноябре 1876 года 2-й баталион вернулся в Кусары.

Усмирение мятежа в Дагестане в 1877 г.

В 1877 году, в самый разгар Русско-Турецкой войны, вспыхнул мятеж в Чечне и Дагестане.

При усмирении этого мятежа, два наших баталиона 1-й и 4-й охраняют Алазанскую долину, 3-й действует в нагорном Дагестане, а 2-й баталион, оставшийся в штаб-квартире Кусарах выдерживает блокаду горцев.

Самые выдающиеся дела выпадают на долю 3-го баталиона. Он принимает участие в штурмах аулов Цудахара и Согратля.

19-го октября, в 5 часов утра. Дагестанский отряд двинулся на штурм Цудахара. Наш 3-й баталион был направлен против левого фланга неприятельской позиции, которая опиралась на два крепкие завала. За ними засело шестьсот мюридов. Местность, по которой баталиону предстояло идти, перерезывалась четырьмя оврагами и дважды приходилось переходить реку вброд под огнем. В первой линии наступали 9-я и 12-я, во второй 10-я и 11-я роты. 10-я составила прикрытие артиллерии, 11-я была направлена прямо на аул. 9-я и 12-я роты штабс-капитанов Касюры и Ягубова, пройдя около полуверсты, наткнулись на глубокие овраги, перешли их и вышли на высоту, отделенную от завалов еще одним оврагом. Противник открыл сильнейший огонь, – до завалов было не более двухсот шагов; минута была решительная; штабс-капитан Ягубов, под убийственным огнем, перешел с шестью взводами через последний овраг и двинулся на штурм завалов. Мюриды бросились на него с кинжалами. Ягубов тут же зарубил двух; в это время у него сломалась шашка, и один из вновь наскочивших горцев, ранил его кинжалом в правую руку. Ягубов бросил ему в лицо свою поломанную шашку и, когда горец пригнулся, чтобы избегнуть удара, он, выхватив револьвер, выстрелом уложил его на месте. Сам же Ягубов, обессиленный потерей крови, упал, когда вновь наскочивший мюрид уже занес над ним свой кинжал; но тут подскочил унтер-офицер Маркел Елисеев, принял мюрида на штык и тем спас жизнь своему ротному командиру.

Воодушевленные примером своего доблестного начальника, нижние чины со всех сторон ворвались в завалы. После короткой, но отчаянной рукопашной схватки, горцы дрогнули и бросились бежать по склонам горы, провожаемые ружейным огнем. В то же время и другие части ворвались в аул. Цудахар был взят и зажжен со всех сторон. Нижние чины за это славное дело получили 20 Георгиевских крестов. Потери наши простирались до 19 человек убитыми и ранеными.

1-го ноября отряд подступил к селению Согратль. По дороге шел снег и стоял густой туман и, когда он рассеялся, взору представился громадный овраг, за ним каменная башня, крепостца, а долее грозно высился большой укрепленный аул. Башня и укрепление, после артиллерийского огня, были взяты штурмом и, с падением их, Согратль изьявил покорность. Восстание было подавлено, и отряд распущен по квартирам.

За усмирение мятежа в Дагестане Ширванский полк удостоился большой награды: штаб и обер-офицеры получили золотые шитые петлицы на воротники и обшлага мундиров.

Штурм Геок-Тепе 1879 г.

Первая Ахалтекинская экспедиция окончилась для нас полной неудачей: мы начали ее без достаточной подготовки и с слишком малым количеством войск. Зато на долю нашего 4-го баталиона выпала блестящая роль спасти отряд при отступления от полного разгрома текинцами.

В середине июля 1878 года 3-й и 4-й баталионы нашего полка прибыли и Чикишляр. За неимением там пристани и вследствие крайнего мелководья, прибывающие шхуны останавливались веросах в двух от берега; туркменские лодки к берегу тоже не приставали; приходилось доходить вброд, а вещи перетаскивать на спинах солдат. Не сосчитать трудов и невзгод, выпавших на их долю. От постоянного погружения в соленую морскую воду, явилось воспалительное состояние кожи; проделывалось все это в одежде и сапогах, чтобы хоть несколько укрыть себя от палящих лучей солнца и обветривания. Зато через две недели люди остались без одежды и обуви. В течении почти всего следующего года 3-й баталион вынес на своих плечах работы по разгрузке судов и сопровождению транспортов к укреплению Чат, где предполагалось устроить главный складочный пункт. Приходилось иногда на привале разгружать, пасти и вновь нагружать до 2-х тысяч верблюдов.

Благодаря постоянным передвижениям по безводным, знойным пескам, ширнанцы настолько втянулись, что стали совершать эти переходы легко и прослыли в отряде лучшими ходоками. Трудами этого же баталиона была построена пристань и лавки в Чикишляре, благодаря чему он принял сколько-нибудь приглядный вид.

С 1-го апреля 1879 года стал собираться экспедиционный отряд. 30-го июля выступил из Чикишиляра первый эшелон, на другой день – второй, а 1-го августа 3-й. В 1-м и 3-м эшелонах состояли наши 4-й и 3-й баталионы. Путь к Геок-Тепе шел через естественные этапы, обусловливаемые нахождением в них воды; из них главные: Чат, Хаджам-Кала, Бендесен и Бали.

В Бендесене был оставлен наш 3-й баталион, под командой капитана Моравского, для разработки спуска перевала, а также постройки окопов для складочного места, и фуражировок. 28-го августа, в 3 часа утра, отряд с последней остановки в Яганджи выступил к Геок-Тепе двумя колоннами; третью составлял обоз. Во второй колонне, под начальством графа Борха, состоял наш 4-й баталион.

В три с половиной часа дня колонна прибыла к Геок-Тепе; из нее были выдвинуты баталионы Эриванского и Грузинского полков, а наш оставлен в прикрытие обоза. Все офицеры баталиона, опечаленные таким назначением, громко высказывали свое неудовольствие командиру баталиона майору Шауфусу; последний вынужден был обратиться с просьбой к командиру полка полковнику Шкуринскому; но и он, конечно, не мог изменить диспозиции.

Войска были расположены так: против северного фаса Куринский и Кабардинский баталионы и шесть орудий; против западнаго – баталионы Эриванский, Грузинский и сводный стрелковый и два орудия; в промежутке между этими фасами – саперная рота; кавалерия – в тылу; резерва никакого, за исключением нашего баталиона, находившегося у вагенбурга.

Началась непрерывная стрельба из крепости и со стороны отрада. Ровно в 5 часов[7]7
  5 часов – это фатальный час для Ширванцев; штурмы Ахалциха и Ахульго происходили в это же время.


[Закрыть], по залпу орудий, был назначен штурм крепости. В это время у вагенбурга командир полка полковник Шкуринский, окруженный нижними чинами четвертого баталиона, говорил им о долге солдата в бою. В ответ на слова любимого командира, нижнис чины ответили: «Не беспокойтесь, ваше высокоблагородие, не посрамим имени своего полка». Полковник Шкуринский подзавал к себе бравого фельдфебеля 13-й роты Овчинникова, лично ему известного, и пожелал отличий. Овчинников, глубоко тронутый лестным вниманием отца-командира, как называли полковника Шкуринского солдаты, ответил: «Если придется постоять, ширванцы сумеют показать себя». Как увидим, это были не пустые слова.

Последовал залп из орудий, и баталионы одновременно двинулись на штурм Геок-Тепе… Войска шли без выстрела, ускоренным шагом, наконец побежали. Едва они приблизились к валу, как текинцы ринулись на них страшной, подавляющей массой. Баталионы дрогнули, и стали отступать беспорядочно, без выстрела; текинцы преследовали их по пятам.

Общая паника… Раненые бегут с перевязочного пункта с криками о спасении…

В это время на наш баталион буквально налетели три адъютанта, и подскакал полковник Гродеков. Но ширванцы делали уже свое дело: майор Шауфус быстро выдвинул свой баталион за мост, распустил знамя, развернул фронт, дал три залпа и, под звуки полковой музыки, двинулся на текинцев. Зрелище было потрясающее: текинцы невольно остановились; видя наступление свежего баталиона, который шел в полном порядке, грозно подвигаясь вперед, готовый до последнего лечь на месте, но не посрамить имени славного полка. Текинцы остановили проследование, все еще отступавших войск и попятились к крепости.

Баталион в это время дал еще несколько залпов. Командир 13-й роты, штабс-капитан Яковлев, принял с ротой слишком много вправо и, отделившись от баталиона, пошел в атаку. В начале этого движения роты, прапорщик Марданов контужен в голову, фельдфебель Овчинников ранен в ногу и плечо, штабс-капитан Яковлев смертельно ранен пулей в живот; все взводные унтер-офицеры выбиты из строя; остались только рядовые и тех немногим более половины. И эта молодецкая рота, одна, вдали от баталиона, держалась близ стен Геок-Тепе, поражая текинцев огнем и оставила свое место, только получив приказание отступить.

Остальные три роты, после залпов, двинулись вперед, имея майора Шауфуса во главе. Полковник Шкуринский, стоя на кургане, осыпаемый градом пуль, лично руководил действиями баталиона; а главное, будучи любим солдатами, он ободрял их своим присутствием и редким хладнокровием. В начале движения рот ранены: командир 15-й роты штабс-капитан Семенов, контужен прапорщик Васильев; ранено много нижних чинов и знаменщик. Майор Шауфус взял знамя и со словами: «Где знамя, там и солдат», – двинулся вперед. Роты плотной стеной шли за ним. Не доходя до укрепления шагов 60, полковнпк Шкуринский приказал дальше в атаку не ходить; роты залегли и открыли огонь. Тут был ранен в плечо навылет всеми любимый майор Шауфус, которого сейчас же отнесли на перевязочный пункт. Командование баталионом принял командир 14-й роты поручик Чепурин.

Отступившие баталионы успели оправиться. Начало уже темнеть, почему полковник Шкуринский приказал отступить. Поручик Чепурин произвел отступление поротно, с левого фланга; 15-я рота также отступила. Текинцы осыпали нас градом пуль; мы едва могли отвечать, за неимением патронов; их подвезли только, когда баталион отступил уже на вторую поаицию. Когда совсем смеркалось, баталион подошел к обозу и построился вокруг него в каре. Ночью текинцы стреляли и с гиком бросались в атаку, но цепь нашего баталиона, заставляла их отступить.

Убыль в нашем баталионе: ранены один штаб и четыре обер-офицера, нижних чинов ранено тридцать три, убито двадцать; под полковником Шкуринским убита лошадь.

На другой день, 29-го августа, с рассветом, началось отступление отряда 1-го сентября, в селении Дурун, в пять часов утра, умер от ран командир 13-й роты штабс-капитан Яковлев. В 5½ часов отряд выступил. Пройдя одну версту, он остановился, была вырыта могила, отрядный священник отслужил панихиду в присутствии всех офицеров отряда, и тело похоронено в мертвой пустыне. Войска прошли церемониальным маршем, чтобы затоптать могилу и тем не дать возможность текинцам найти труп и надругаться над ним. Отряд двинулся дальше, и 26-го сентября 4-й баталион ширванцев вступил в Чикишляр для отправления на западный берег в свою штаб-квартиру.

Поход к границе текинских земель

 
Что ни соколы крылаты,
Чуя солнечный восход.
Царя Белого солдаты
Собирались во поход.
 
 
Царя Белого солдаты
Собирались во поход.
По линеечке текинской
Не сизой орел летал –
 
 
Наш Ломакин генерал
Вдоль по войску проезжал,
Вдоль по войску проезжал,
Речь хорошую держал.
 
 
Речь хорошу говорил
Ружья новые дарил.
Ружья новые Берданы,
Штыки вострые у нас.
 
 
Нам и нечего бояться
Мы поважены сражаться.
Ночь не спать, не дремать,
За текинскою ордой.
 
 
Тихо строят там завалы,
Строят башни до небес
Под ракитою зеленой
Солдат голову склонил.
 
 
Солдат голову склонил,
На грудь ручки положил.
Белый крестик к сердцу жмет,
А на раны кровь течет.
 
 
Вы слетайтеся вороны
Тело белое клевать.
Вы летите все вороны,
На родную сторону.
 
 
Относите, вы вороны,
Отцу, матери поклон.
Отцу, матери поклон,
Еще жене молодой.
 
 
Расскажите вы, вороны,
Что женился на другой.
Что женился на другой
На винтовочке стальной.
 
 
На винтовочке стальной
И на сабельке вострой,
Что на сабельке вострой
И на пуле свинцовой.