Текст книги "Святой флотоводец России. Жизнь и деяния святого праведного воина Федора Ушакова, адмирала непобедимого"

[2]

Группа Ионических островов называлась также с давних пор «Семь островов». Под этим названием понимались острова: Корфу, Кефалония, Св. Мавра, Итака, Занте, Цериго, Паксо. Ряд других островов, тоже входящих в этот архипелаг (Фано, Каламо, Меганисси, Касперо, Цериготто, Антипаксо, группа мелких островков Строфады или Стривали), примыкает к перечисленным семи островам и очень редко упоминается в документах. Климат островов мягкий, как в средней Италии, но летом большая жара. Почва для земледелия, садоводства, виноградарства и огородничества очень благоприятная. Маслины произрастают в изобилии. Есть соляные варницы; всегда существовала обильная охота за дичью, и охотничий промысел с давних пор был очень развит, так же как и рыболовство. Кое-где (на о. Корфу, на о. Занте, на о. Кефалония) существовала в те времена уже довольно развитая ремесленная деятельность (ткачество, ювелирное и кожевенное дело, прядение шелка и др.).

В самом конце XVIII века на Ионических островах существовала немногочисленная аристократия, которая, однако, уже не пользовалась былыми феодальными правами над личностью землевладельца, а мелкое крестьянское землевладение было очень развито, и крестьяне, жившие недалеко от городов, старались без участия торговых посредников сами сбывать в города сельскохозяйственные продукты. Более крупные землевладельцы сдавали нередко свои земли в аренду. При этом крупные поместья принадлежали не только дворянам-аристократам, но часто и лицам не дворянского происхождения. При младенческом состоянии тогдашней статистики в этих местах авторы, писавшие об Ионических островах, избегали давать какие-либо точные указания о классовом составе населения всех этих островов. Есть французское, но лишь общее, показание, по которому все население Ионических островов составляло в 1799 г. 242 543 человека. Казалось бы, что если «аристократы» могли не любить французов, приносивших лозунги первых лет революции о равенстве и свободе, то уж крестьяне-то во всяком случае должны были быть на их стороне. Но французский офицер, капитан Беллэр, наблюдатель и участник событий на Ионических островах, передает, что именно крестьяне сразу же стали на сторону русских, как только Ушаков подошел к Ионическим островам. Вот, например, что случилось (еще до высадки русских) на о. Занте: «Более восьми тысяч вооруженных крестьян, сбежавшихся со всех концов острова ночью, собрались вблизи города под русским знаменем. Эти бунтовщики решили помешать французам препятствовать высадке неприятеля (русских)»[28]28
  Bellaire. Precis des operations generales de la division francaise du Levant. Paris. An XIII, (1805), p. 449.


[Закрыть].

Наконец, казалось бы, что среди городского населения можно было бы ждать проявления сочувствия французам, «сыновьям великой революции», по тогдашнему ходячему выражению. Но и здесь не было сколько-нибудь прочной симпатии к французским завоевателям. Одной только агитацией дворян нельзя, конечно, объяснить ни массовых антифранцузских выступлений крестьян, ни такого сильного брожения среди буржуазии («les bourgeois de Corfou»), что французскому командованию пришлось и разоружать горожан, и усмирять артиллерией мятежников, и приказать сжечь целое предместье, и все это еще до прибытия русской эскадры.[29]29
  Bellaire. Precis des operations generales de la division francaise du Levant. Paris. An XIII, (1805), p. 285–287.


[Закрыть] Явно недоумевая сам по поводу такого «всесословного» отрицательного отношения к французам, капитан Беллэр предлагает читателю объяснение: греки и русские одной и той же Православной Церкви.

Есть и другое объяснение: французы очень мало церемонились с собственностью и крестьян, и горожан.

У нас есть одно очень ценное показание беспристрастного свидетеля, посетившего Ионические острова в 1806 году. Описывая царившие там условия, он утверждает, что французы, захватив в 1797 г. острова, не только не стали на сторону крестьян-арендаторов, но, напротив, своей политикой помогали помещикам угнетать крестьян, стараясь тем самым утвердить свое господство: «Дворянство отдает земли свои на откуп и беспрестанно ропщет на леность и нерадение мужиков, будучи не в силах принудить их к трудолюбию, ибо мужики до срока условий остаются полными хозяевами и не платят своих повинностей; посему помещики издавна почитаются у них врагами. Французы, обнадежив дворянство привесть в послушание народ, были приняты (дворянами) с Корфу с радостью, но ничего не сделали, кроме того, что некоторым, кои более им помогали, дали лучшие земли, отнимая оные по праву завоевателя у тех, которые им не казались (не нравились)»[30]30
  Записки морского офицера в продолжении кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Д.Н. Сенявина 1805 по 1810 г. (Владимир Броневский), ч. II, стр. 100-101.


[Закрыть]. Мудрено ли, что крестьянство ненавидело французских захватчиков?

Таким образом, обстоятельства складывались для Ушакова благоприятно. Мог ли рассчитывать на какую-нибудь поддержку со стороны греческого населения французский главнокомандующий генерал Шабо, о котором рассказывает Беллэр, всецело ему сочувствующий, его подчиненный и очевидец усмирения взбунтовавшихся горожан Корфу, которые укрепились в Мандухио – предместье города Корфу? «Генерал, видя упорное сопротивление греков и желая щадить свои войска, велел бомбардировать Мандухио артиллерией с Нового форта, с двух полугалер и бомбардирского судна „Фример“. Огонь этой артиллерии принудил бунтовщиков покинуть дома, которые они занимали. Чтобы отнять у них надежду на возвращение туда и чтобы особенно наказать жителей, генерал приказал сжечь предместье. Вследствие этого гренадеры 79-й полубригады вошли туда. Одни из них сражались с греками, тогда как другие, снабженные факелами и горючими веществами, рассеялись по домам и поджигали их… После семи часов сражения бунтовщики были вытеснены из их позиций, и большинство домов в Мандухио было сожжено»[31]31
  Bellaire, цит. соч., стр. 286-287.


[Закрыть].

[3]

Немало стоило труда защитить французов, при выходе их из крепости, от мщения народа: начальник отряда принужден был поставить в середину пленных, а по сторонам десантное войско, которое предохраняло французов от беспрестанных нападений провожавшей их озлобленной толпы. Жены французов проведены были офицерами нашими до самой пристани, где посадили их на гребные суда и отправили на корабли соединенных эскадр, на рейде стоящие.

Французы сами заслужили поведением своим ожесточение зантиотов и всех греков вообще, поскольку едва вступили ногой на берега Ионического моря, как попрали без разбора все священное, полезное и приятное. Гражданские нравы, коренные узаконения, торговля были вовсе уничтожены, и к самой даже религии французы оказывали явное пренебрежение, принеся с собой языческие обряды, приличные только заблужденному и чадом республиканским опоенному уму. Дерево вольности служило им храмом и зерцалом, а пышные слова вольности, равенства – заповедями и законом: всякий комисcap директории, являвший в себе настоящего проконсула, насылал по произволу так называемые «Arrets»; сии французские определения имели ту же силу, как и фирманы самих Парижских султанов и были исполняемы без всякой апелляции. Они подвергали самовластному заключению, лишению имущества и даже жизни. Ненасытные эти наместники великой нации делали что хотели в приобретенных Францией краях; они обогащали себя и своих наемных покровителей, которые их защищали и покрывали их беззакония и грабежи перед прочими представителями республики в Париже; непременная воля их служила законом, а расстреливание – правосудием. В Занте и во всех Ионических островах исторгаемы были беспрерывно контрибуции от дворян и от достаточных людей.

Следуя духу республиканской политики, французы ласкали чернь: первый чиновник города, равно как последний бродяга, имели общее наименование гражданина (citoyen). – Народу давали праздники всякие десять дней (decade) и простой крестьянин имел право входить во все публичные собрания с накрытой головой. Французы думали этим нарушением общественного порядка привлечь на свою сторону простой народ, но они сильно обманулись: на островах этих жители составляют несколько семейств; каждый поселянин имеет своего покровителя (Афенди) из дворян, и звание это переходит из рода в род. Поселянин обрабатывает поля или сад своего помещика-покровителя на утвержденных взаимно условиях: из платы или же из определенной части рождающегося хлеба и прочих произрастаний, смотря по качеству земли. Пользы обоих этих сословий тесно соединялись: земледелец в нуждах своих никогда не получал от покровителя своего отказа во вспомоществованиях всякого рода, а покровитель также был уверен, что в свое время вознаградится во всем трудами земледельца. Столь тесные, закостенелые и общеполезные связи не могли быть расторгнуты французскими новизнами. Поселянин в душе своей предпочитал название «покровителя» слову «гражданин», право, которое он имел, не скидать с головы изношенную свою шляпу, входя в общество, не делало его в существе равным богатому дворянину. Оскудение дворян отозвалось в скорости и в хижине землепашца, помещики оставляли земли свои невспаханными и сады без присмотра; торговля была пресечена переворотами, во всей Италии последовавшими, и блокированием всех портов французских англичанами; корника, деревянное масло и прочие произведения острова не имели никакой цены, а хлеб, в котором остров претерпевал величайший недостаток, покупался в Пелопоннесе контрабандой, дорогой ценой и на наличные только деньги, поскольку Оттоманская Порта запретила строжайше вывоз хлеба из своих владений, опасаясь сама голода по занятии французами плодоносного Египта. Таковы были плоды французского обладания на востоке.

Народ со дня на день более ожесточался претерпеваемыми недостатками, уничтожением торговли и прерыванием всякой промышленности; отчаяние скрывалось в глубоком и безмолвном унынии. Восклицание черни на площадях не могли быть вынуждены ни угрозами, ни награждениями: мертвая тишина (эта предвестница бунтов и народных кровопролитий) царствовала повсюду, и французы, опасаясь зантиотских вечерен, в подражание сицилийским[32]32
  Сицилийцы, приведены будучи в ожесточение насильствами французов, сделали в 1282 году тайный заговор, последствием которого было умерщвление вдруг всех французов, находившихся в Сицилии. – Название сицилийских вечерен было дано потому, что первый колокольный удар к вечерням в день Пасхи должен был служить сигналом к началу кровопролития. – Восемь тысяч французов были таким образом истреблены в один и тот же день.


[Закрыть], перебрались все в цитадель. Они не иначе отлучались оттуда, как принимая все возможные предосторожности, и ходили по городу только большими вооруженными толпами.

Бедствия зантиотов были, конечно, временные, появление русских поставило им конец, но нравственное зло, поселенное на островах французским развратом, могло пустить глубокие корни, если бы Ионические острова остались долее во владении новых своих хозяев. Они вводили везде самый разрушительный образ мыслей, соблазняли невинность, поносили старость, поощряли доносы, осмеивали религию; одним словом, французы проповедовали правила, вовлекшие собственное их отечество в ужасное безначалие. Свойственная им ловкость и любезность развращала особенно нежный пол, которого нравы и обычаи в Занте нимало не отличаются от азиатских. Здесь женщины не показываются вовсе на публике, а когда принуждены выходить по своим делам из дому, надевают маску, в церковь же ходят всегда на хоры, которые все с решетками.

Французы, несмотря на эти предосторожности, нашли средство обольстить многих девиц, с которыми сочетались по республиканскому обряду у дерева вольности, при пляске карманиолы и напеве неблагопристойных куплетов. Между тем как игрища сии совершались на площади при звуке военной музыки и при восклицаниях всего гарнизона в честь новобрачных, родители обольщенных девиц, запершись в своих домах, предавались горести и оплакивали своих детей, как погибших и отпадавших от веры православной.

Пленные французы оставались несколько дней на эскадре. На наших кораблях им оказывали свойственное русским человеколюбие и гостеприимство: женатым офицерам давали места в кают-компании, и все вообще пользовались нашим столом; нижним чинам производилась матросская порция, и их не употребляли ни в какую работу.

Турки не так были вежливы: всех французов, не разбирая чинов (следуя, конечно, французским правилам равенства) сажали они на кубрике, надевали на них кандалы, как на невольников, заставляли мыть корабли и употребляли во всякую черную работу; кормили же их так же худо, как и своих матросов. Какой жестокий переход для образованной, свободной, великой нации от вольности к кандалам, от изобилия – к сухому хлебу, от приятной праздности – к каторжной работе. Они вскоре отправлены были на фрегате «Сошествие Св. Духа» в Патрас, а оттуда при турецком конвое препровождены в Константинополь. Адмирал Ушаков, снисходя на просьбу жителей, дочери которых должны были по несчастью разделять с мужьями своими и малолетними детьми все ужасы плена у турок, позволил 18 семействам отправиться в Анкону, обязав офицеров честным словом не служить против союзных держав до общего замирения.

[2]

28 сентября (9 октября) 1798 г. Ушаков подошел к о. Цериго (Чериго). В тот же день с фрегатов «Григорий Великия Армении» и «Счастливый» на остров был высажен десант, который занял крепость св. Николая. Французы укрылись в крепости Капсала.

1 (12) октября эта крепость подверглась комбинированной атаке со стороны десанта, трех русских фрегатов и одного авизо. Французы сопротивлялись упорно, но не долго. Подавленный мощью артиллерийского огня и стремительностью атаки, французский гарнизон уже через несколько часов принужден был вывесить белые флаги. Ушаков поставил мягкие условия: французов отпускали «на честное слово» (не сражаться в эту войну против России), и им позволено было выехать в Анкону, занятую тогда французским гарнизоном, или в Марсель.

Здесь Ушаков впервые начал осуществлять план, который он, по-видимому, наметил еще до открытия военных действий. Население (греки по преимуществу) встретило русских с необычайным радушием, и Ушаков своим первым же распоряжением еще усилил эти благожелательные чувства: он объявил, что поручает управление о. Цериго попавшим в его власть лицам «из выборных обществом дворян и из лучших обывателей и граждан, общими голосами признанных способными к управлению народом»[33]33
  ЦГВМА, ф. 119. Канцелярия адм. Ф.Ф. Ушакова, д. 6926, лл. 147-148. Копия. Ср. также цит. соч. Е. Метаксы, стр. 37.


[Закрыть]. Острову давалось местное самоуправление, причем выборы на первых порах ограничивались двумя классами: дворян и торгового люда (купцов, судовладельцев, домовладельцев).

Конечно, это самоуправление было подчинено верховной власти адмирала Ушакова, но, по обстоятельствам времени и места, самоуправление с правом поддерживать порядок своими силами, с правом иметь собственную полицию, с охраной личности и собственности от возможного в военную пору произвола привело в восхищение островитян.

Чтобы вполне объяснить восторженный прием, которым так обрадован был адмирал Ушаков, нужно вспомнить историческую обстановку, в которой совершалось освобождение Ионических островов от французов русскими моряками.

В самой Франции это были годы крутой крупно-буржуазной реакции, время жестокого гонения на якобинцев. К 1798-1799 гг. уже миновало то время, когда французов с надеждой встречала как освободителей часть (и значительная часть) населения стран, куда они входили победителями. Крутая эволюция, превратившая «войны освобождения» первых светлых времен революции в войны завоевания и ограбления, – эволюция, уже очень заметная в 1796 г., при первом вторжении Бонапарта в Италию, продолжалась все ускоряющимся темпом в течение 1797-1799 гг.

Греки и славяне Ионических островов, итальянское крестьянство Обеих Сицилий и Церковной области, египетские феллахи на берегах Нила жестоко чувствовали суровый военный деспотизм победителей, полнейшее свое бесправие перед французами и ощущали французское завоевание как грабительский захват, потому что в большей или меньшей степени грабеж населения в этих южных странах, занятых французами, практиковался невозбранно. Пресловутый лозунг, брошенный генералом Бонапартом, – «война должна кормить себя сама», – приносил свои плоды.[34]34
  Любопытно, что генерал Бонапарт поспешил послать на Ионические острова ученого Арно и неотступно требовал от него, чтобы тот поскорее собрал и отправил в Париж все картины, статуи, драгоценные рукописи, какие только найдет. Арно не успел: русские помешали.


[Закрыть] Даже та часть населения, которая в других местах больше всего поддерживала французов, т. е. буржуазия, здесь, на Ионических островах, не оказала им ни малейшей помощи: ведь эти «Венецианские», как их называли, острова, так долго состоявшие в тесной связи с Венецией – богатой торговой республикой, почти никогда не знали угнетения буржуазного класса феодальным дворянством, а от военных постоев, от произвола и грабежа французов именно торговцы в городах страдали в первую очередь. В Калабрии, Апулии, Неаполе положение было иное: если часть крестьянства и городской неимущий класс остались в общем врагами французов, то часть буржуазии («образованный класс») стала на сторону Французской республики. Но несмотря на кратковременность пребывания французов в королевстве Обеих Сицилий, к концу этого пребывания даже и в среде буржуазии успели обнаружиться симптомы недовольства: стали замечать, что французское завоевание имеет в виду интересы не столько итальянской, сколько французской крупной буржуазии. Все это было уже задолго до установления военной диктатуры и полного самодержавия Бонапарта 18 брюмера 1799 г.

Такова была та солидная почва, которая подготовила благоприятное для русских настроение среди части населения сначала на Ионических островах, а потом в Южной Италии. Если же на Ионических островах это благожелательное настроение населения выразилось в столь бурно-восторженных формах, то не следует забывать, под каким террором жило христианское (греческое по преимуществу) население островов. Ведь Ушаков явился тогда, когда могущество Али-паши Янинского на западе Балкан находилось в зените. А о том, что между французами и Али-пашой уже велись переговоры, на островах были осведомлены.

Наибольшую ненависть населения Ионических островов французские захватчики возбудили к себе именно своей временной дружбой с Али-пашой, который, почувствовав эту поддержку и опираясь на нее, подверг страшному опустошению ряд селений, истреблял там (в Нивице-Бубе, в селе св. Василия, в городе Превезе, в других местах) христианское (греческое и славянское) население. Около шести тысяч человек было перерезано. Вешали для забавы семьями по четырнадцать человек на одном дереве, сжигали живьем, подвергали перед убийством страшнейшим пыткам. Изверг Юсуф, командующий войсками Али-паши, предавался всем этим зверствам именно в последние месяцы перед появлением Ушакова. «Можно представить себе без труда, какое впечатление эта мрачная драма произвела на Ионических островах. Популярность французов не могла противостоять подобным испытаниям», – пишет гречанка Дора д'Истрия, не желающая показать из любезности к своим французским читателям, что, помимо гибельной для греков политики «дружбы» французов с Али-пашой, французская популярность была подорвана уже очень скоро после 27 июня 1797 г., когда генерал Бонапарт, уничтожив самостоятельность Венецианской республики, послал одного из своих генералов (Жантильи) занять Ионические острова.[35]35
  Comtesse Dora d'Istria, Les Iles Ioniennes («Revue des deux Mondes», t. XVI, p. 398, Paris, 1858).


[Закрыть] Дора д'Истрия допускает небольшую неточность: командировка Жантильи состоялась 12 июня (24 прериаля) 1797 г., а 27 июня (9 мессидора) французы уже высадились на о. Корфу. Грабежи и поборы всякого рода и полное уничтожение даже того очень скромного самоуправления, которым пользовалось население при венецианском владычестве, водворение полнейшей военной диктатуры – все это еще до разбойничьих подвигов Али-паши на албанском берегу сделало французских захватчиков ненавистными большинству обитателей Ионических островов, особенно крестьянам. Это сильно облегчило Ушакову освобождение Ионического архипелага.

13 (24) октября 1798 г. Ушаков от о. Цериго перешел со своим флотом к о. Занте. Положение он застал здесь такое. Французский гарнизон засел в крепости на крутой горе и, кроме того, выстроил несколько батарей на берегу. Ушаков приказал капитан-лейтенанту Шостаку разгромить батареи и высадить десант. Для этой операции были выделены два фрегата и гребные суда. После оживленнейшей перестрелки Шостак сбил батареи и начал высадку десанта. Жители острова толпами стали сбегаться к берегу, восторженно приветствуя русские войска. Произошло, правда, некоторое замешательство, когда вместе с русскими стали высаживаться и турки, потому что греки ненавидели и боялись турок еще больше, чем французов. Но уже очень скоро они сообразили, что главой предприятия является Ушаков, и успокоились.

Наступал вечер, а оставалось еще самое трудное дело – взять крепость. Орудия, палившие с русских кораблей по крепости, ничего поделать не могли, так как ядра не долетали. Капитан-лейтенант Шостак послал в крепость к французскому коменданту полковнику Люкасу парламентера с требованием немедленной сдачи. Люкас отказал. Тогда Ушаков приказал десанту штурмовать высоту, на которой располагалась крепость. Солдаты и моряки, окруженные толпами жителей, освещавших путь фонариками, двинулись к крепости под предводительством капитан-лейтенанта Шостака. Но тут из крепости вышел комендант Люкас, изъявивший желание договориться с русским командованием о сдаче. Боясь, что население растерзает его, если он появится во французском мундире, Люкас явился переодетым в штатское.

Шел уже одиннадцатый час ночи, когда Люкас встретился с Шостаком в доме одного из старшин города, грека Макри. Шостак обещал в 8 часов утра выпустить из крепости с воинскими почестями французский гарнизон, который сдастся в плен и сдаст все свое оружие. Имущество у французов было обещано не отнимать, но они должны были возвратить все награбленное у населения. Русские обязались не преследовать тех, кто стал в свое время на сторону французов.

14 (25) октября состоялась сдача гарнизона, и над крепостью был поднят русский флаг. Комендант, 444 солдата и 46 офицеров с очень большим трудом были отправлены к Ушакову на корабли, – разъяренный народ хотел отбить их и растерзать. Нужно сказать, что, помимо ограбления жителей и произвола военных властей, греки островов (особенно Занте, Кефалонии и Корфу) страдали еще от полного прекращения с появлением у них французов какой бы то ни было морской торговли. Англичане еще до появления ушаковской эскадры пресекли всякое сообщение между Ионическими островами, Мореей и Италией. Обнищание населения быстро прогрессировало именно на тех островах, где торговля прежде кормила большую массу жителей.

На русских кораблях с пленными французами обращались прекрасно; тем же из них, кто попал на суда Кадыр-бея, довелось вынести все муки галерных невольников. В конце концов пленные были отправлены в Константинополь, а восемнадцати семейным офицерам Ушаков разрешил выехать с семьями в Анкону, занятую тогда французами.

[3]

15-го октября после утренней зари адмирал отправился в Занте с начальниками кораблей и фрегатов для слушания благодарственного молебствия в соборной церкви. Едва вступил он на берег, как народ, ожидавший его у главной пристани, громкими восклицаниями изъявил свой восторг. Духовенство вместе с главнейшими гражданами вышли к нему навстречу; архимандрит произнес перед ним на греческом языке благодарственную речь Российскому Императору, как защитнику Православной Веры и восстановителю их спокойствия, а ему как орудию и исполнителю Высочайшей воли. По окончании речи следовали все в соборную церковь, а после богослужения прикладывались к мощам Святого Дионисия, покровителя острова Занте. Между тем во всех церквях происходил колокольный звон; дома по улицам украшены были картинами, коврами и шелковыми материями; из окон свешены были военные Российские флаги с Андреевским крестом, и весь народ держал такие же маленькие флажки в руках. По следам русских бросали из окон цветы, деньги и конфеты. Все жители были на улицах. Съестные лавки и питейные дома были открыты для освободителей безденежно; но никто не смел отлучиться от своего места, и жители с чувством братской любви носили по солдатским рядам вино и всякие закуски. Матери, имея слезы радости, выносили детей своих и заставляли целовать руки наших офицеров и герб Российский на солдатских сумках. Из деревень скопилось до 5000 вооруженных поселян: они толпами ходили по городу, нося на шестах белый флаг с Андреевским крестом. Конечно более двадцати тысяч голосов повторяли: «Ура! Да здравствует Павел I, наш избавитель, Царь Православных!» Нельзя себе представить, сколь велико и чистосердечно было усердие зантиотов; зрелище это было самое трогательное.

Все русские внутренне восхищались этими непритворными знаками душевной приверженности греков, но не могли довольно обнаруживать этого чувства при своих союзниках. Турки неохотно взирали на эту чистосердечную и взаимную привязанность двух единоверных народов. По выходе из церкви начальники и чиновники обеих эскадр первейшими особами угощаемы были завтраком, после чего все возвратились на суда.

Вслед за этим приступлено было к учреждению временного правления, по примеру острова Цериго, впредь до Высочайшего утверждения; главнейшие граждане были созваны для совещания к адмиралу, народ же собрался на противолежащую пространную площадь, но когда зантиоты услышали, что они остаются независимыми под управлением избранных между собой граждан, то все взволновались и начали громогласно кричать, что они не хотят быть ни вольными, ни под управлением островских начальников, а упорно требовали быть взятыми в вечное подданство России, и чтобы определен был начальником или губернатором острова их Российский чиновник, без чего они на что согласия своего не дадут. Это неожидаемое сопротивление, сколь ни доказывало народную приверженность к России, крайне было оскорбительно для наших союзников и поставляло адмирала Ушакова в весьма затруднительное положение. Он с лаской доказывал им пользу вольного независимого правления и объяснял, что великодушные намерения Российского Императора могли бы быть худо истолкованы, если бы, отторгнув греков от ига французов, войска его вступать стали в Ионические острова не как освободители, но как завоеватели, что русские пришли не владычествовать, но охранять, что греки найдут в них только защитников, друзей и братьев, а не повелителей, что преданность их к Русскому Престолу, конечно, приятна будет Императору, но что он для оной договоров своих с союзниками и с прочими европейскими державами нарушать никогда не согласится. Много стоило труда адмиралу Ушакову отклонить это общее великодушное усердие зантиотов, но когда видели они твердость его и убедились в справедливости его возражений, то главнейшие из островских жителей приступили к избранию общими голосами членов присутственных мест на предложенном им праве. По оному Правление острова имело быть составлено из двух классов, то есть из трех первейших Архонтов, графов Кумуту, Марки и Дессила, и из граждан, ими избранных. Они обязаны были соблюдать законное производство дел, а чрезвычайные случаи представлять на разрешение союзных адмиралов. Для охранения города и крепости, по усильной просьбе жителей, оставлен был начальником крепости мичман Васильев[36]36
  Васильев Михаил Николаевич; в службе с 1794 г.; в чине мичмана участвовал в освобождении Ионических островов. С 1801 г. в Балтийском флоте исполнял с успехом разнообразные поручения. В 1819-1822 гг. совершил кругосветную экспедицию для описи берегов русских владений в Северной Америке и для исследования Берингова пролива; за труды его по экспедиции повелено было считать время кампании вдвойне. Удостоен был за службу многими отличиями и неоднократно особым монаршим благоволением. Умер в 1847 г. в чине вице-адмирала.


[Закрыть], с небольшим отрядом солдат. Что касается до городской стражи, ее положено было содержать в крепости и на брандвахтенном судне самим жителям островов, нарочно к тому выбранным. Морских батальонов майор Дандрие имел препоручение описать имение консула Гисса (Guisje) и некоторых французских купцов, скрывшихся во Францию перед прибытием нашим в Занте.

Капитан-лейтенант Шостак, коему вверена была Главнокомандующим экспедиция против острова Занте, показал в этом случае много расторопности и усердия, под ним отличились также лейтенант Тизенгаузен, майор Иванов, лейтенанты Навроцкий и Метакса; батальонные капитаны Тичин и Кикин, артиллерии лейтенант Ганфельт и мичман князь Шихматов.

После этого Адмирал Ушаков не медля назначил три отдельные маленькие эскадры, которыми предварительно и поспешно хотели действовать для занятия других островов.

Один из этих отрядов находился под начальством флота капитана Поскочина[37]37
  Поскочин Иван Степанович; в службе с 1779 г.; участник всех славных действий гребной флотилии Черноморского флота 1788-1790 гг. В экспедицию 1798-1800 гг. командовал кораблем «Св. Троица» и, начальствуя отдельным отрядом, был деятельным помощником адмирала Ушакова. Скончался в 1803 году в чине капитан-командора.


[Закрыть], и назначен был к островам Цефалонии и Итаке; капитан 1-го ранга Сенявин[38]38
  Сенявин Дмитрий Николаевич, известный славный адмирал, первые годы своей службы состоявший в Черноморском флоте. Впоследствии был главнокомандующим Балтийским флотом и сухопутными войсками в Средиземном море в 1805-1810 гг. в войне с Францией. Одержал несколько побед над турками в 1807 г. Скончался в чине адмирала и в звании генерал-адъютанта.


[Закрыть] с другим должен был следовать к острову Св. Мавре, а третий под командой капитана Селивачева[39]39
  Селивачев Иван Андреевич; в службе с 1769 г. Состоял с 1774-1784 гг. в донской и азовской флотилиях; командовал кораблями в сражениях у Фидониси в 1788 г. и у мыса Калиакрии в 1791 г. В экспедиции адмирала Ушакова, командуя отдельным отрядом, блокировал Корфу и участвовал в ее взятии; уволен от службы в 1800 г. в чине капитан-командора.


[Закрыть] назначался для блокирования острова Корфу.

С Поскочиным находился корабль «Троица» и фрегаты «Сошествие» и «Счастливый», судно «Красноселье» и турецкие два фрегата; с Сенявиным корабль «Петр» и фрегат «Навархия», да с турецкой эскадр тоже корабль и фрегат. Эти два отделения, получив от адмирала нужные повеления, отправились не медля в означенный им путь.

17-го числа турецкий вице-адмиральский корабль и фрегат «Николай» посланы в Патрас с пленным французским гарнизоном, при чем предписано было тамошнему паше отправить его в Константинополь. Этот гарнизон состоял почти из 500 человек. Между тем французы на острове Цефалония, будучи притеснены жителями, бежали в горы и там скрылись. Тотчас послан был с отряженной эскадры Поскочина десант для отыскания их; жители соединились с ним и обнадежили русских, что они везде за ними последуют. На острове Св. Мавры происходило то же: жители тамошние подняли Российский флаг и с нетерпением ожидали нашей эскадры, чтобы вместе выгнать французов и отдаться в покровительство союзным державам. Между тем на покоренном союзниками острове Занте турки вели себя весьма хорошо и были в полном повиновении у офицера нашего, ими начальствующего. Участь их возбуждала даже зависть прочих товарищей, не почитавших себя в совершенной безопасности: свободные и вооруженные зантиоты приводили их в некоторую робость. Не те это были обезоруженные, покорные, трепещущие греки, которых привыкли они видеть в Турции, и которых величали они названием таушан, т. е. зайцев.

Временное правительство в Занте подарило турецкому отряду за участие в освобождении острова от французов 3000 пиастров. Капитан же Шостак не принял денежное награждение, поднесенное депутацией ему и всему отряду русскому.

[2]

Очень характерно для Ушакова изданное им в первые же дни освобождения Ионических островов распоряжение: выплатить жителям островов те долги, которые остались за французами. Погашать эти долги предлагалось с таким расчетом, чтобы всем хоть частично хватило: «которые бедные люди и французы им должны, следовательно, заплату должно делать всякому не полным числом, сколько они показывают, а частию должно оттого уменьшить, чтоб и другие не были обидны»[40]40
  ЦГВМА, ф. 119. Канцелярия адм. Ф.Ф. Ушакова, д. 6925, л. 313. Копия. Ордер Ф.Ф. Ушакова майору Дандри о выплате частным лицам французских долгов 20 октября 1798 г.


[Закрыть].

Это было нечто совсем уже неслыханное ни в те, ни в другие времена. Конечно, немудрено, что молва о том, с какой внимательностью и участием русский адмирал относится к населению, широко распространялась по островам восточной части Средиземного моря и на о. Мальта.

Оставив на Занте небольшой гарнизон, Ушаков отправился дальше к о. Корфу.

Но еще до ухода от берегов Занте адмирал получил известие, что отправленный им для овладения о. Кефалония капитан 2-го ранга И.С. Поскочин успешно выполнил 17 (28) октября 1798 г. свое поручение.