Текст книги "Святой флотоводец России. Жизнь и деяния святого праведного воина Федора Ушакова, адмирала непобедимого"

[3]

На другой день[41]41
  25 ноября 1798 г.


[Закрыть] оба адмирала отправились в Аргостоли для посещения представителей народа. Все купеческие суда, находившиеся в гавани, украсились флагами, и во все время пушечная пальба не умолкала. На пристани встретил русских Главный Совет (il Gran Consiglia), составленный из дворян, имевших на себе черные кафтаны и красные плащи, одеяние, наследованное ими от венецианских патрициев, прежних их правителей. Адмирал со свитой и с турецкими чиновниками прибыл в дом графа Хорафы, где собраны были члены правительства и все почти сословие дворян.

Один из этих последних произнес на итальянском языке благодарственную речь избавителям за дарованную острову независимость и за восстановление прав его. Ушаков принял с признательностью изъявленные ему дворянством чувства, просил правителей соблюдать правосудие, быть в тесном между собой согласии и предать совершенному и искреннему забвению поступки всех тех, которые принимали какое-либо участие в последних политических событиях, или были защитниками введенного французами республиканского правления. Несмотря на эти благоразумные советы, ожесточение, рождающееся во всех землях между жителями от различия в политических мнениях, и здесь также вооружало граждан друг против друга. Лейтенант Глези, для уличения некоторых злоумышленников, представил адмиралу копии с прокламаций, обнародованных на французском, итальянском и греческом языках французским комиссаром Витерби в день открытия Республиканского правления. Акты эти были действительно подписаны некоторыми из здешних жителей, заседавшими тогда в Островском правительстве (Municipalite).

Адмирал Ушаков, входя в положение этих несчастных граждан, покорствовавших силе и действовавших, вероятно, более от страха, нежели от вредных намерений, не обратил никакого внимания на этот донос и избавил мудрым своим поведением обвиненных не только от неминуемых гонений, но и от бесполезных нареканий.

Для любопытства читателей не лишним считаем сообщить здесь в переводе одну из этих прокламаций, отличающуюся пышным поэтическим слогом и коварными обольщениями.

Вольность. Равенство.

Аргостоли 22 августа

1797 года.

Именем народного самодержавия, комитет общественной безопасности Цефалониотскому народу. Перерожденные Цефалониоты.

«Новый порядок вещей утверждается ныне между нами; день ясный, лучезарный заменяет продолжительную и глубокую ночь. Безобразное, чудовищное скопище законов, составленное сословием, основавшим блаженство свое на одном лишь угнетении, управляло вами доныне. Вольность, равенство и правосудие будут на предбудущие времена одни уставами нашего законодательства! Счастливый переворот, ниспровергая ныне самовластие вельможей, заменит оное правительством, единственно достоинству человека приличным: но со всем тем… (кто бы мог этому верить?) есть между ними люди, столь нерадеющие о собственных своих выгодах, что дерзают нечестивыми устами своими оскорблять священные постановления народного правления!..

Нам не безызвестно, какое наказание заслуживали бы сии вероломные самолюбцы, сии враги отчизне своей и всего человечества, но предав забвению все преступнические их заблуждения, мы объявляем от имени целого народа: что кто впредь дерзать будет произносить хулу против народной власти или делать предложения, клонящиеся ко вреду ее, кто будет обольщать народ и выхвалять последнее, столь ненавистное нам, правительство, тот признан будет врагом отечества и яко преступник наказан во всей строгости законов».

Подобными высокопарными воззваниями французы вскураживали везде головы легковерного народа, который воображал себе, что он подлинно царствует. Руки наряженных в красные колпаки граждан для того только были заняты, одна мнимым якобинским скипетром, другая красноречивыми прокламациями, чтобы карманы их могли быть беспрепятственно и удобнее опорожняемы. Во всех землях, заразившихся республиканской горячкой, развязка была одинаковая: прокламации, т. е. пустая бумага, оставались при заблужденных учениках, а деньги переходили к коварным учителям.

Нищета, раздоры и нарушение общественного порядка следовали всюду за этими преобразователями. Таковы-то памятники восхваляемого перерождения народов, быстрых успехов ума человеческого, стремления людей к независимости, свободе и равенству… всех этих химер, столь пышно превозносимых знаменитыми и острыми французскими философами.

Они не хотят понять, что истинное благоденствие только там, где кроткий, богобоязливый и человеколюбивый Государь, имея власть самодержавную, пользуется оною для строго наблюдения законов, которым (в пример своим подданным) должен подвергать себя первого…

[3]

28-го октября соединенные эскадры при тихом южном ветре оставили гавань Цефалонскую и направили плавание свое на Корфу. На пути получил адмирал [Ушаков] известие от капитана 1-го ранга Сенявина, что французы на острове Св. Мавра имеют гарнизона 540 человек и заперлись в крепости, снабженной большой артиллерией и окруженной с двух сторон водой, а с двух других – широкими рвами.

Известие это заставило адмирала Ушакова взять другие меры. Призвав на совет товарища своего Кадыр-Бея, он решился, не следуя на Корфу, отправиться сам к Св. Мавре, а в подкрепление Корфиотскому отряду послал он корабль «Троица», два фрегата и одну корветту; распорядившись таким образом, сам с остальными эскадры нашей двумя кораблями, двумя фрегатами да турецкими двумя же кораблями и одним фрегатом прибыл к острову Св. Мавра 31-го числа октября.

Приближаясь к проливу, слышали беспрестанные пушечные выстрелы: осада была уже начата отрядом капитана Сенявина. Эскадры легли на якорь при устье канала, и Сенявин встретил главнокомандующего на берегу; оба адмирала отправились с ним на катерах осматривать со всех сторон крепость и к Албанскому берегу, где были устроены батареи, действовавшие против крепости. Ушаков для подкрепления действия Сенявина написал немедленно к коменданту письмо, в котором доказывало бесполезность его сопротивления, потому что он обойден вокруг и помощи ниоткуда ожидать не может, что он может сдаться на выгодных условиях, но если замедлит со сдачей крепости, то никакой пощады ожидать не должен.

Едва прибыл сюда с отрядом Сенявин, как явился к нему на корабль архиерей, сопровождаемый старшинами: они описали ему бедственное свое положение и отчаяние всех островских жителей, страшившихся сделаться жертвами свирепого Али-Паши Янинского, вошедшего в тайные переговоры с французским комендантом, полковником Миолетом, о сдаче ему крепости Св. Мавры, отстоящей от владения его на полупушечный только выстрел. Али-Паша обязывался заплатить Франции за эту уступку 30 тысяч червонцев и отправить на свой счет весь Св. Маврский гарнизон в Анкону или другой порт Адриатического моря, который будет ему назначен. Вместе с ним Али-Паша прислал к островским старшинам несколько доверенных ему албанцев с превежливым письмом, в котором давал им обещание сохранить коренные их постановления, законы и имущества, и соблюсти всякое уважение к православной церкви; также обязывался он не требовать от них никакой подати и запретить всякое сообщение между албанским гарнизоном, имеющим занять крепость, и островом.

Жители Св. Мавры, не смея отринуть коварные эти предложения и зная плачевное состояние толикого числа смежных с ними христиан, стенящих под игом Янинского Паши, могли одними лишь горестными слезами ответствовать лукавому и непримиримому врагу своему. Однако же они не предавались отчаянию: прибытие Сенявина успокоило и ободрило их. Он дал им честное слово, что в непродолжительном времени остров Св. Мавра будет от французов освобожден вверенным ему отрядом и обещал ему притом те же преимущества, которыми пользуются прочие Ионические острова, под покровительством союзных монархов находящиеся. К вящему успокоению жителей острова вручил им Сенявин флаги союзных держав для поднятия оных в городе, дабы тем удалить всякую надежду в успехе переговоров посланников Али-Паши с французским комендантом. От них не требовал Сенявин другого пособия, кроме нескольких порожних лодок для скорейшей перевозки снарядов и нужное количество материалов для построения на матером берегу батарей, вверенных управлению командира фрегата «Навархия» графа Войновича[42]42
  Войнович, Николай Дмитриевич граф; в службе с 1781 г. За участие в подвигах гребной флотилии в Днепровском лимане в 1788 г. награжден Св. Георгием 4-й степени, золотой шпагой и чином капитан-лейтенанта за отличие. Участник морских сражений 1790-1791 гг. в Керченском проливе, у Гаджибея и мыса Калиакрии. В настоящую кампанию командовал отдельным отрядом, аттестовался адмиралом Ушаковым «во всех случаях неустрашимо храбрым». В 1801 г. выключен (по-видимому, по недоразумению) из службы «за не скорое возвращение с эскадрою» к черноморским портам.


[Закрыть].

Вышеозначенные албанские чиновники, скрывая истинные свои намерения и цель присылки их, явились к начальнику города под видом, яко бы посланы были от Али-Паши предложить союзникам пособие его для скорейшего покорения крепости Св. Мавры. От Сенявина не могли скрыться происки коварного турка, но он этого не показал: принял вежливо албанцев и, поблагодарив их за предложение, объявил им, что он надеется с одним вверенным ему отрядом весьма в скором времени привести к концу данное ему от союзных адмиралов препоручение. Сверх того вручил он им письмо к Али-Паше, в котором изъявлял ему также благодарность свою за участие, приемлемое им в освобождении острова Св. Мавры от французов.

Осмотря немедленно все позиции около крепости, Сенявин в продолжении одних только суток построил пять батарей, а именно: 1-ю при местечке Удзус, 2-ю у мельницы Сундиа, 3-ю при Гире, 4-ю при монастыре С. Георгия и 5-ю на Албанской стороне (в Акарнании) на возвышенном мысу, лежащем против крепости.

Матросы наши, невзирая на беспрестанную пальбу из крепости, втащили на гору несколько 24-фунтовых пушек, и работы производились безостановочно. Столь примерная неустрашимость, деятельность и терпение, невиданные французами ни в одном из народов, с какими они до сего времени вели войну, привели их в изумление и заставили их прибегнуть к переговорам.

Французский комендант прислал к Сенявину парламентера, предлагая сдать крепость с тем, чтобы гарнизон отправлен был за счет союзников во Францию. Сенявин отринул эти предложения, а требовал, чтобы гарнизон сдался военнопленным, дав на размышление только время, необходимо нужное для получения ответа из крепости. Французы не согласились на это предложение, и Сенявин открыл лично сильный огонь из устроенных им батарей, при которых находился сам неотлучно, до самой сдачи крепости. Неприятель равномерно начал производить пальбу, продолжавшуюся с обоих сторон целые сутки.

На другой день французы возобновили свои предложения, обещая честным словом не воевать против России и ее союзников во все продолжение настоящей войны, с тем только, чтобы войска их отправлены были на наших судах в Анкону. Домогательства эти не имели лучшего успеха, как и прежние, и Сенявин подтвердил, что в предложениях, сделанных адмиралом, ничего переменено быть не может.

Между тем старшины островские еще до получения прокламации адмирала Ушакова, приглашавшей их взять оружие, под предводительством венецианского дворянина Орио, прежде бывшего их контр-адмиралом, набрали между жителями и поселянами до восьми тысяч вооруженных охотников, готовых штурмовать крепость с сухого пути и ожидавших нетерпеливо только приказания на то российского начальника. Сенявин, тронутый усердием и ревностью их, объявил им свою признательность, обещая, что ежели настоять будет надобность атаковать крепость со стороны города, он назначит российского офицера для предводительства храбрыми островитянами на приступ; но после семидневной пальбы и сделанной в крепости бреши, французы, льстившиеся, вероятно, надеждой иметь подкрепление из Корфу или от Али-Паши, подняли перед вечером 1-го ноября белый флаг и выслали артиллерийского капитана и армейского поручика с объявлением, что крепость сдается. Сенявин предложил коменданту условия адмирала Ушакова, которые состояли в следующем:

1-е, крепость Св. Мавры сдается флоту Его Императорского Величества капитану 1-го ранга и кавалеру Сенявину, со всей военной амуницией и прочими к ней принадлежностями.

2-е, гарнизон выйдет из крепости со всеми военными почестями и останется потом военнопленным.

3-е, собственность, принадлежащая гарнизону, останется при владетелях своих неприкосновенной.

4-е, гарнизон содержан будет во время плена в добром порядке без малейшего притеснения. Одни только офицеры останутся при своих оружиях.

Французы целый день 2-го ноября препроводили в совещании о сдаче крепости и наконец приняли предложенную им капитуляцию, которая и была подписана капитаном Сенявиным, французским комендантом Миолетом и прочими частными начальниками.

3-го числа французский гарнизон занимался приготовлениями о сдаче крепости, а 4-го ноября в полдень комендант прислал в Российский лагерь офицера с уведомлением, что он готов сдать крепость, на что ответствовано требованием, чтобы гарнизон был немедленно выведен. Воля Сенявина была исполнена тотчас по возвращении офицера в крепость; победители подошли к гарнизону, выстроились во фронт, и французский комендант Миолет вручил своих два знамени, флаг и все ключи крепости начальствовавшему десантом капитан-лейтенанту и кавалеру графу Войновичу. После этого французы положили ружья, а 60 человек русского войска с капитаном вошли в крепость, заняли караулы и подняли флаги Государя Императора и турецкого султана. Прочие же войска российские сопутствовали французский гарнизон на суда, для отвоза их приготовленные.

Орудия и снаряды, найденные в крепости по сдаче оной союзникам, состояли в следующем: пушек медных 18-фунтовых 37, чугунных 38, мортир 4, ядер разного калибра до 10 тысяч, бомб чиненых 320, холостых 210, гранат 1200, ружей 817, пистолетов 26, пороха 160 пудов, патронов боевых 40 тысяч. Провианта найдено по числу гарнизона на 1 месяц, большое количество оного было разметано и пролито по крепости, также найдено много ломаных ружей, пистолетов, тесаков, патронов и пороха, брошенных в водяные рвы и в изморье.

Пленный гарнизон состоял из начальствовавшего крепостью полковника Миолета, 46 штаб– и обер-офицеров, 465 рядовых с унтер-офицерами; всех же 512 человек. Убитых у неприятеля было в продолжение осады 34, раненых 43 человека. С нашей стороны потеря состояла из 2 убитых и 11 раненых.

Турки, участвовавшие в этом завоевании, были всегда в совершенном повиновении у российского начальника. Ибраим, командир корабля, прикомандированного к этому отряду, не отходил во все время от Сенявина. Сам адмирал турецкий был удивлен слепым повиновением войск его чужестранному начальнику. Турки, по приказанию Сенявина, ходили обезоруженные по городу и деревням, не причиняя ни малейшей обиды обывателям; начальники же турецкие, несмотря на самые строгие наказания, не в силах бывают унимать буйства своих матросов всякий раз, что они пристают с флотом к берегам миролюбивых и обезоруженных греков.

Искусство командовать со славой есть, конечно, отличное достоинство в начальнике, но привлекать сердца своих подчиненных, возбуждать послушание в союзниках, заслуживать уважение самих неприятелей – все это есть дар особенный, украшающий малое число отборных полководцев. Все те, которые служили под начальством Димитрия Николаевича Сенявина, знают, сколь он сильно даром этим обладает.

[3]

Турки, бывшие в совершенном повиновении у Сенявина во все продолжение осады, разделяя безропотно военные труды своих союзников и усердствуя во всех работах, на батареях производимых, по занятии крепости впали вдруг в негу. Взятие Св. Мавры казалось им покорением всей Греции. Они хотели отдыхать на лаврах своих и начали оказывать явное непослушание. Перемену эту старались произвести тайные эмиссары Али-Паши, который ничего не щадил, чтобы поселить несогласие между союзными войсками. Туркам внушали, что приближение Рамазана[43]43
  Рамазан или Рамадан есть так называемый священный месяц магометанского года, продолжающийся от явления одной луны до того часа, как увидят другую. Заключающийся в этом течении времени пост запрещает мусульманам пить, есть, курить табак и иметь сообщение с женами их во все продолжение дня, от восхождения солнца до захождения оного. В вознаграждение же сего дневного воздержания, позволяется верным магометовым сынам, как скоро появится только первая звезда, предаваться всем без изъятия неистовствам до самой утренней зари.
  Во время Рамазана все лавки, кофейные дома и шинки отперты целую ночь: в них-то турки ходят наблюдать пост и в распутстве стараются подражать пророку своему, имевшему припадки падучей болезни. Вера магометанская терпит таковой разврат, и духовенство дает собой пример; не смея пить вина (по крайней мере при свидетелях), принимают они опиум, производящий в них те странные засыпления, кои называют они небесными вдохновениями. Рамазан установлен в память месяца, в котором, по уверению Магомета, ниспослан к нему Ал-Коран, и турки уверены, что в продолжение этого поста врата рая отверсты, двери же ада напротив того заперты.


[Закрыть] должно бы освободить их от всяких трудов, и что русские, продолжая нарочно военные действия, стараются тем (следуя духу их религии) вовлечь турок в презрение веры магометовой.

Раздраженные мусульмане требовали, как участники в завоевании острова, половину орудий, снарядов и всего, взятого от французов в крепости, или же плату за все по оценке. Им было отказано и то, и другое; ожесточившись этим отказом, но боясь русских, все мщение свое обратили они на островитян. Одна шайка возмутителей начала производить всякого рода неистовства в деревнях, вооруженные поселяне, поймав и обезоружив несколько из них, привели их в градскую ратушу.

Кадыр-Бей заблаговременно был извещен ночью об этом своевольстве команды своей и весьма рано отправился с лейтенантом Метаксою к адмиралу на корабль. Он изъявил ему сердечное свое прискорбие о таком неприятном происшествии, чувствуя, сколь много он пострадать может от своего двора, ежели дойдут до сведения его обиды, причиняемые турками мавриотам, русскими покровительствуемым. Турецкий адмирал просил главнокомандующего препроводить к нему арестованных турок при письменном отношении, не щадя в том выражений касательно поведения турецких экипажей. Кадыр-Бей изъявил также желание, чтобы начертаны были правила строгой дисциплины, которыми бы впредь руководствовались команды на союзных кораблях, дабы опираясь на таковое общее предписание российского главнокомандующего, мог бы он в приказах своих к подчиненным ему турецким флагманам и капитанам требовать безоговорочного исполнения. «Не удивляйтесь настоянию моему, – присовокупил откровенный Кадыр-Бей, – люди мои уверены в полной мере, что единая строка Ваша, одно Ваше слово подействует при дворе Султана Селима, нежели все мои донесения и жалобы; турки приобвыкли Вас бояться с давнего времени…»

Около полудня островская депутация препроводила на корабль «Св. Павла» посланных вооруженных турок, которые немедленно были отправлены к Турецкому адмиралу при следующем письме на греческом языке:

«Препровождаю при сем к Вашему Превосходительству пять турок команды корабля капитана Ибрагима, приведенных ко мне сейчас чиновником островской депутации: они пойманы и обезоружены в прошедшую ночь поселянами в садах и поместьях дворянина Ставро и причинили там грабежи и буйства столь ужасные, что жители тех мест принужденными нашлись прибегнуть к оружию для защиты собственности и семейств своих от наглости их. Шайки их, по сведениям до меня дошедшим, простиралась до 30 человек, из коих большая часть укрылась в горе Энглуви[44]44
  Самая высокая гора на острове Св. Мавра, на юго-западной его стороне лежащая.


[Закрыть], где, вероятно, намеревается основать вертеп своего разбоя.

Таковые поступки подчиненных Вашему Превосходительству команд вынуждают меня отстранить впредь турок от всякого содействия, опасаясь, чтобы они поведением своим не расстроили вовсе начертанного плана похода и не отдалили нас от великодушной цели государей наших, столь ясно и торжественно в воззваниях их ознаменованной. Можем ли мы угнетенным жителям края сего обещать независимость, уважение к религии, сохранение собственности и наконец освобождение от ига французов, общих наших неприятелей, когда поступками нашими будем отвергать даваемые нами обещания.

По личному моему почтению к особе Вашего Превосходительства и во уважение просьбы отличаемого мною капитана Сенявина, я беру на себя о сем неприятном происшествии умолчать в донесениях к Высочайшему двору. Зная при том строгость законов его Султанского величества в подобных случаях, я на сей раз довольствуюсь тем, чтобы виновники для примера были строжайше наказаны, и чтобы приняты были меры к поиску остальных товарищей их, укрывающихся на острове.[45]45
  Они все перебрались на матерой берег, опасаясь наказания, а более еще мщения оскорбленных ими жителей.


[Закрыть]

Я приглашаю Ваше Превосходительство подтвердить подчиненным Вам флагманам и капитанам, чтобы наблюдаема была наистрожайшая дисциплина и чтобы команды оказывали совершенное повиновение начальникам своим. Сверх сего не оставите Вы предписать по Вашей эскадре следующее:

1-е, во всех отрядах, назначаемых в десант, выбирать людей доброго поведения, приставляя к ним лучших и исправнейших офицеров, за поведение коих должны ручаться и отвечать начальники.

2-е, строжайше запретить туркам отлучаться самовольно в города и селения по своим надобностям, а увольнять определенное только число единовременно и без оружия, под присмотром исправных урядников; возвращаться им на суда не позже захождения солнца. Не являющихся в срок наказывать строго и не отпускать впредь на землю.

3-е, подтверждать нижним чинам, сколько можно чаще, чтобы обходились с обывателями ласково, не причиняя никому обид; гулять по островам смирно и не требовать от жителей ничего, а еще менее наглым образом, а напротив стараться поведением своим снискать их дружбу и доверенность.

4-е, десантным войскам отпускать исправно в сроки положенное количество провианта и всякого рода продовольствия, дабы они не находили себя принужденными требовать снабжения своего силой от островских жителей.

В заключение всего необходимо нужно Вашему Превосходительству отличать и награждать исправных и послушных для поощрения прочих».

Подписано: В. адмирал Ушаков. Ноября 5-го дня 1798 года корабль Св. Павел при Св. Мавре.

Подтверждение Кадыр-Беем этих приказов по турецкой эскадре подействовало сильным образом, и беспорядки прекращены были на долгое время. Какая странная судьба приуготовлена была туркам! Сперва побежденными адмиралом Ушаковым на Черном море, они после получают образование свои от него же на берегах Ионии.

Легко понять, до какой степени терзалась своевольность турок этим новым устройством, водворенным на их кораблях. У них обыкновение опустошать завоеванные земли, грабить жителей и содержать в оковах всех, попадающихся им в плен. Наш образ войны не мог не удивлять их, но вежливое и человеколюбивое обхождение наше с пленными французами и уважение к собственности их особенно приводило турок в изумление. Бескорыстие, которым руководствовался адмирал Ушаков и вообще все русские при освобождении Ионических островов, должно соделать еще славнейшими завоевания и подвиги их в Адриатическом море. В доказательство этого сообщим здесь следующие подробности.

По взятии крепости Св. Мавры досталась также в добычу победителям французская шестипушечная шебека. Хотя адмиралу предстояла величайшая нужда в малых военных судах, для разных рассылок по эскадрам и по островам с нужными предписаниями, но узнав, что судно это вооружено было французами насильственным сбором с жителей, адмирал отдал его местному правительству, которое определило командиром на шебеку чиновника своего Константина Исому. Вот другая еще черта, не менее разительная первой: капитан Сенявин, дав подробный отчет Главнокомандующему сделанным им по прибытии в Св. Мавру соединенных эскадр распоряжениям, донес также между прочим, что 24-го числа октября баркасы и шлюпки от сильного буруна не могли приставать к острову, почему доставка провианта для команд, находившихся на батареях, была сопряжена с большой опасностью для гребных судов, островское правительство, не ожидая просьбы русских, снабжало их достаточным продовольствием в продолжение четырех дней. Адмирал, поблагодарив вежливым письмом представителей народа за таковое пособие, потребовал однако же от них подробного отчета за доставленный провиант.

Вслед за этим, Орио, первый член правительства, явился к адмиралу, прося его почесть упомянутую доставку провианта угощением, делаемым благодарным и преданным народом избавителям своим; сверх того граф Орио испрашивал убедительнейшего позволения снабдить безденежно эскадры некоторым количеством вина, в коем остров имеет великое изобилие. Адмирал, по неотступной просьбе графа Орио, согласился не требовать никакого счета за провиант, изъявив же благодарность свою за предлагаемое эскадре вино. Ушаков просил, чтобы пожертвование сие обращено было на выкуп несчастных превезян, страждущих в неволе у Али-Паши, что и было исполнено ко всеобщему удовольствию всего народа.[46]46
  Какую разительную противоположность являет бескорыстие это с насилием и хитростями, которыми французские военачальники и комиссары того времени вымучивали контрибуции во всех землях, куда они, по словам пышных своих прокламаций, являлись для блага народов!


[Закрыть] Вот поступки истинного героя! Победы доставляют обладание землями, но великодушие одно налагает оковы на сердца. Греки простирали руки к единоверцам, но в объятиях русских они находили истинных избавителей и нежных братьев!..

8-го ноября адмирал отправил на турецком крейсерском судне мичмана Абруцкого 2-го в Неаполь с делами к лорду Нельсону. На другой же день отправился он [Ушаков] в крепость, в соборную церковь святой Мавры, покровительницы острова, в сопровождении гг. капитанов, штаб– и обер-офицеров. Литургию совершал здешний архиерей со всем духовенством; для главнокомандующего сделан был великолепный, обитый малиновым бархатом престол, на коем был вышит золотом герб Российский.

Архонтския дети отправляли должность певчих. В церковь, не весьма обширную, впущено было только дворянство и именитые граждане: народ молился на площади и наполнял стены крепости. После службы последовало молебствие за здравие Императора Российского и всего Августейшего дома, при окончании которого салютовано было с эскадры и крепости пушечной пальбой. По выходе из церкви Преосвященный пригласил адмирала и всех русских на завтрак. Мы пошли в город по водопроводу, усыпанному цветами; все улицы в городе были также оными усеяны. Подходя к архиерейскому дому при пушечной пальбе и колокольном звоне, нашли мы площадь Св. Марка (piazza di S. Marco), наполненную народом, встретившим нас ружейными залпами и многократными восклицаниями «ура!» Сюда прибыли также турецкий адмирал и его флагманы, которые были равномерно приглашены к этому пиршеству.

Угощение его было изобильнейшее: оно соответствовало здешней роскоши и являло смесь венецианского, греческого и турецкого. Все четыре комнаты обители архипастырской наполнены были столами и напитками.

‹…› В продолжение завтрака пили за здоровье союзных Монархов, потом адмиралов и капитана Сенявина, освободителя острова. При конце угощения Сенявин вышел на террасу к народу с рюмкой в руке и, кланяясь на все стороны, пил за здоровье жителей островских. Множество выстрелов и безпрестанно повторяемое «ура!» оглашали воздух. Восхищенный и тронутый народ произносил с восторгом имя Сенявина.

При этом случае союзные начальники утвердили правителями острова от имени Высочайших дворов графа Орио и Архонтов Ставра и Дандо, отправив комендантом крепости, по представлению капитана Сенявина, лейтенанта Сальти, которому вверено было военное управление всего острова.