Текст книги "Эра титанов"

Глава 13
Харпер

Я проснулась ближе к вечеру, мокрая как мышь. Все тело у меня отчаянно болело, но я знала, что должна двигаться, чтобы заставить кровь циркулировать, и решила, что смогу сделать круг по салону. Или по больнице… во что там превратился салон на данный момент… Я заставила себя встать, несколько мгновений пыталась балансировать, проверяя больную ногу, а потом двинулась по тускло освещенному проходу. На всех креслах лежали пассажиры: кто-то спал, другие находились без сознания. Несколько человек проследили за мной взглядами, но по большей части вокруг царила тишина, и никто не шевелился. У меня возникло пугающее ощущение, совсем как после катастрофы.

Через десять шагов меня оставили силы, и мне пришлось прислониться к одному из сидений в бизнес-классе. Задыхаясь, я вытерла пот со лба.

Мальчик, сидевший справа от меня, медленно открыл глаза, и я поняла, что уже видела его раньше. Он был последним из детей, которых мы с Майком вытащили из тонущего самолета. Чернокожий, лет одиннадцати, в пропитавшейся потом одежде, он стоял на пороге смерти. Но не это, а выражение его глаз заставило меня похолодеть.

– Вы тут с чем? – спросил он и попытался улыбнуться, но у него не получилось.

– Рана на ноге. А что с тобой? – поинтересовалась я.

– Пневмония. – Ребенок закашлялся, прикрыв рот рукой и без сил опустив голову.

Мы несколько мгновений ничего не говорили, и тут подошла Сабрина, которая наклонилась над юным пациентом и протянула ему овальную таблетку и бутылку воды – вне всякого сомнения, из озера, только кипяченую.

– Это антибиотик, – прошептала она. – Давай, прими, быстро!

Мальчик проглотил лекарство, и мы с врачом встретились глазами. Я медленно кивнула ей, спрашивая себя, поймет ли она, что я имела в виду. Она кивнула в ответ.

Последние антибиотики, возможно, могли спасти жизнь этого мальчика и, может быть, кого-то еще. Я и раньше знала, что поступаю правильно, но теперь была совершенно уверена, что приняла верное решение.

– Вы из Британии? – спросил меня мальчик.

– Да.

– Мне нравится ваш акцент.

– А мне – твой. – Он был американцем, судя по всему, с севера. – Ты откуда?

– Из Бруклина.

– Я бы хотела жить в Бруклине.

– Шутите, да?

– Нисколько. Бруклин – отличное место для писателей.

– Вы писательница?

– Именно.

– Это что-то вроде журналиста?

– Я сначала была журналисткой, а теперь пишу книги.

– Какие?

– Автобиографии.

– Вам нравится?

– Сначала нравилось…

Мальчик снова сильно закашлялся, а когда приступ прошел, закрыл глаза. Я уже решила, что больной засыпает, но он вдруг спросил:

– Вы знаменитая писательница?

– Нет. Но я беру интервью у знаменитых людей. Я пишу книгу, а потом ее печатают под их именами.

– Как будто они написали?

– Угу.

– Это отвратительно!

Одиннадцатилетний мальчик очень точно и всего в двух словах дал определение моей карьеры. Но мой ответ был ответом взрослого рационального существа:

– Работа не хуже других.

– А вы не думали заняться чем-нибудь другим?

– Я занималась, в последнее время.

– Моя мама много читает. Особенно биографии. Она говорит, что это помогает в работе.

– Да? И чем занимается твоя мама?

– Она юрист. Мы с нею вместе летели на этом самолете. Только я не могу ее отыскать. Очень много людей так и не нашлось после катастрофы.

Я кивнула, хотя и знала, что он меня не видит. Мне никак не удавалось придумать, что сказать. Я вспомнила мгновение за несколько секунд до того, как я увидела этого мальчишку – тогда я прикоснулась к холодной коже сидевшей рядом с ним женщины, а потом потянулась к его шее, почувствовала тепло и быстро отстегнула его ремень безопасности. Да благословит Бог того, кто сказал ему, что еще не все пассажиры, спасшиеся во время крушения, нашлись!

– Знаешь, я уверена, она невероятно гордится тем, что ты такой храбрый, – заверила я ребенка.

Он ничего не ответил, и я уже собралась встать, когда он снова заговорил:

– Я Нейт.

– А я Харпер. Тебе нужно отдохнуть, Нейт.

Мальчик провалился в сон еще раньше, чем я договорила. Неожиданно я поняла, что и сама так смертельно устала, что даже не смогла встать.

* * *

Я проснулась от стука дождя по обшивке самолета, такого громкого, будто это были не капли, а огромные градины.

Лихорадка вернулась и стала еще сильнее, чем прежде.

Нейт проспал всю бурю, неловко повернув голову набок – так, что я даже испугалась.

С трудом поднявшись на ноги, я протянула руку через проход, и мои пальцы коснулись невероятно горячей кожи. Мальчику тоже стало хуже.

Я оглянулась по сторонам в поисках Сабрины, но ее нигде не было видно. Тогда, еле переставляя ноги, я побрела в первый класс, но там ее тоже не оказалось. Я рухнула на свое место, и волна горячей боли наполнила мое тело. Где же доктор? Я решила отдохнуть минутку и потом отправиться на ее поиски.

Сквозь овальные иллюминаторы внутрь пробивался тусклый свет, и я не знала, наступила ли уже ночь или на улице просто было темно. Даже в хорошую погоду густые кроны деревьев не пропускали лучей солнца.

Я сидела и слушала стук дождя, который становился все сильнее и громче, словно мы оказались в набиравшем скорость поезде. Вскоре к нему присоединился ветер, и его жуткий вой перекрыл шум дождя. У меня возникло ощущение, будто я попала в аэродинамическую трубу, а снаружи бушует страшный ураган с градом.

В задней части самолета ветер наконец разрушил стену из чемоданов и сумок, и находившиеся там люди поспешили укрыться от его порывов.

Я снова закрыла глаза. Нескончаемый стук капель по металлической крыше лишал меня чувства реальности, став чем-то вроде белого шума. Время снова переместилось вперед, и когда я опять открыла глаза, то увидела около себя Сабрину.

Я откашлялась, но мой голос прозвучал едва слышно и хрипло:

– Нейт. Мальчик в бизнес…

– Я делаю все, что могу. – Шредер показала на мою ногу: – Мне нужно взглянуть.

Я видела, что она устала: ее бесстрастное лицо игрока в покер осталось в прошлом, и я прочитала по нему, насколько серьезно мое положение, еще прежде, чем она заговорила:

– Мы должны перейти к следующему этапу лечения. У нас имеется два варианта: поступить консервативно и удалить часть воспаленной мышечной ткани или сделать решительный шаг, который, возможно, приведет к тому, что нам удастся остановить развитие инфекции. Первый путь означает, что в дальнейшем, если результат будет отрицательным, может возникнуть ситуация, когда нам придется удалить часть ноги. Однако если мы сейчас отрежем больше, чем нужно, следует быть готовыми к определенным осложнениям. Иными словами, оба варианта имеют свои плюсы и минусы. У вас пятнадцать минут, чтобы принять решение, а я пока сделаю обход и подготовлюсь к операции.

Она ушла, и я снова легла. Решения. Моя Немезида.

Минуты казались мне часами. Тщеславие или жизнь? И есть ли у меня надежда остаться в живых?

Из-за навеянного лихорадкой тумана я не очень поняла, что произошло дальше. Неожиданно внешняя дверь распахнулась, и внутрь начали вваливаться люди: те, кто оставался около озера. Первый вошедший человек был ранен и весь покрыт кровью. Что там произошло?! Молния ударила или дерево упало?

Люди медленно, один за другим, с трудом забирались внутрь. У одних шла кровь, другие кашляли, третьи хромали без видимой причины… Их поддерживали те, кто не пострадал, призывая на помощь.

Они отчаянно искали Сабрину, но не могли ее найти. «Она должна быть здесь, я же ее совсем недавно видела, – подумала я. – А выход все время был запечатан. Неужели я снова потеряла сознание?» Мне казалось, что нет.

Я подумала, что врач могла находиться только в одном месте – в кабине пилотов, – и попыталась сказать это вновь прибывшим, но даже сама не услышала собственного голоса: его заглушали шум непогоды и крики людей. Я протянула руку к мужчине, который проходил мимо, но он, не обращая на меня внимания, двинулся дальше.

Наконец я встала и, держась за стену кухни, похромала в сторону кабины. Я уже собралась постучать в закрытую стальную дверь, когда изнутри до меня донеслись тихие ссорящиеся голоса.

– Я хочу знать все, что известно тебе, – сказала Шредер.

– Я тебе все рассказал, – ответил какой-то мужчина, которого я не узнала по голосу.

– Ты знал.

– Что самолет потерпит крушение? Сабрина, неужели ты думаешь, что я бы полетел на самолете, если б знал, что он упадет?

– Ты знал, что должно случиться что-то.

– Я ничего не знал!

– Зачем ты летел в Лондон?

– Понятия не имею. Мне сказали, что я получу инструкции, когда мы прибудем, так же, как и тебе.

– Где мы находимся?

– Клянусь, я не имею ни малейшего представления!

– Ты можешь с ними связаться?

– Возможно…

– Попытайся, Юл. Ты должен.

– Ты сошла с ума?!

– У нас закончились еда и лекарства.

– А если катастрофу устроили они?

– В таком случае мы находимся в их власти. Свяжись с ними. Это наш единственный шанс.

В этот момент дверь распахнулась, и я оказалась лицом к лицу с Сабриной и молодым азиатом.

Глава 14
Харпер

Докторша прошла мимо меня по правому проходу, словно ничего особенного не произошло, и начала лихорадочно оказывать помощь раненым пассажирам, пришедшим с озера.

Я же осталась стоять на месте, будто превратилась в каменную статую. Юл – видимо, так звали азиата – осторожно вышел из кабины и встал передо мною, точно ждал, что я скажу.

Я уже собралась пробормотать: «Я ничего не слышала!», но, слава богу, успела вовремя прикусить язык. Это было бы равносильно признанию, громкому и четкому: «Я слышала каждое слово». С таким же успехом я могла спросить этого парня прямо в лоб: «Эй, как я поняла, вы имеете отношение к тому, что вызвало катастрофу, и являетесь участником какого-то действующего заговора. Не хотите объяснить, что происходит?»

Но я удержалась и, напустив на себя виноватый вид, едва слышно сказала:

– Приветик.

Юл, не говоря ни слова, зашагал по левому проходу. Когда он добрался до своего места в бизнес-классе, то, прежде чем сесть, оглянулся и немного дольше, чем следовало, смотрел на меня.

Я без сил прислонилась к стене кабины, чтобы дать отдых больной ноге, и прижалась горячим лбом к металлической поверхности, чувствуя, как она холодит кожу. Да и ветер, который проникал внутрь сквозь дверь, заставил жар немного отступить. Последние несколько дней меня то знобило, то жгло, как в огне, но теперь осталась только лихорадка, которая безжалостно сжигала меня изнутри. Я знала, какое решение должна принять, если хотела жить. А я очень хотела жить.

Когда я подняла голову, потрясение от того, что я увидела, поглотило все мое существо. В первый момент я решила, что у меня начались галлюцинации. Сабрина промыла раны первых пассажиров, пришедших с озера.

Это были… старики. Я узнала несколько человек, но они, казалось, за один день постарели на пару десятков лет. Их изможденные лица избороздили морщины, но дело было не только в этом. Они стали по-настоящему старыми, а не просто измученными и голодными.

Это зрелище произвело пугающее впечатление не только на меня. Шредер тоже начала терять контроль над собой: я видела ее обезумевшие глаза, да и движения доктора стали какими-то слишком резкими и неуверенными. Я поняла: происходит нечто очень, очень странное. «Интересно, – подумала я, – знает ли она, в чем дело? Или просто не выдержала напряжения? В любом случае это плохо для всех нас».

Оттолкнувшись от стены, я шагнула вперед, в кухонный отсек первого класса, приготовившись сесть на свое место в первом ряду. Краем глаза я заметила справа какое-то движение и увидела, как внутрь вбежал мужчина, который держал на руках женщину. Он налетел на меня, прежде чем я успела повернуться, и уронил свою ношу на мою правую ногу.

* * *

Я пришла в себя от жуткой боли и обнаружила, что снова лежу на своем кресле. Снаружи по-прежнему шел дождь и царил непроглядный мрак – видимо, наступила ночь.

Незнакомая женщина сидела на полу передо мной, прислонившись спиной к стене. Увидев, что я очнулась, она поднялась и протянула мне на ладони большую белую таблетку:

– Сабрина сказала, чтобы вы это приняли.

Я взяла таблетку и попыталась ее проглотить, но у меня так пересохло в горле, что я выпила полбутылки воды, чтобы таблетка проскользнула внутрь.

Затем я откинулась на спинку кресла, опираясь мокрой от пота головой на подголовник, и стала наблюдать за тем, как мимо меня тащат к выходу безвольные, мертвые тела.

Я попыталась рассмотреть их лица, но среди них не было ни Нейта, ни девочки-индианки в футболке с надписью «Мир Диснея». Эти были люди, только что пришедшие с озера. Мимо пронесли еще двоих. «Сколько же человек умерли? – спросила я себя. – И что тут происходит?»

У себя за спиной я услышала голос Сабрины, но теперь тягучие, монотонные интонации в нем уступили место резким и нетерпеливым, отрывистым окрикам и вопросам. Она задавала их, но явно не ждала ответов: «Где вы живете? Вы когда-нибудь посещали одну из этих клиник: «Кинг-стрит медикал» в Нью-Йорке, «Бейсайд праймер кэар» в Сан-Франциско или «Виктория-стейшн клиник» в Лондоне? Вам делали прививку от гриппа в какой-нибудь из них? Вы принимаете мультивитамины? Какие? У вас дома есть освежитель воздуха? Вы страдаете хроническими заболеваниями?»

В следующее мгновение докторша оказалась рядом со мною и тоже забросала меня вопросами, не дожидаясь ответов. Я сказала ей, что единственный доктор, к которому я за последние несколько лет ходила – это мой гинеколог, что в этом году мне не делали прививку от гриппа и что я принимаю витамины для женщин. Когда я попыталась вспомнить их название, Сабрина наклонилась надо мною с таким видом, будто я совершила убийство и оказалась в Скотленд-Ярде, где меня с пристрастием допрашивает злобный полисмен. Когда же я вспомнила название, докторша кивнула и записала его, точно получила улику и теперь сможет прижать Джека-потрошителя. А потом она ушла.

Я села и огляделась по сторонам. Еще двоих людей выбросили наружу.

Боль немного притихла и стала терпимой. Ощущение было знакомым, и я поняла, что Сабрина дала мне болеутоляющее.

Через несколько секунд я заснула.

* * *

И снова я проснулась и обнаружила, что вокруг царили тишина и мрак. Боль вернулась. Я повернулась, чтобы посмотреть вдоль прохода, но ничего не сумела разглядеть. Сквозь маленькие окошки внутрь почти не проникал лунный свет. Дождь не прекратился, но стал уже не таким сильным.

Я лежала, дожидаясь, когда глаза привыкнут к темноте, и вдруг заметила, как мимо, справа от меня, скользнула чья-то худая фигура. В следующее мгновение я сообразила, что это Юл.

Потом у меня за спиною послышались шаги, и я увидела женщину с черными волосами, примерно одного со мной роста, с механической походкой – Сабрину.

Через три секунды со щелчком закрылась толстая металлическая дверь.

Я вытянула в проход здоровую ногу, а потом проверила, как двигается больная. Она действовала не слишком хорошо, но я все равно, не обращая внимания на боль и стараясь не шуметь, похромала через кухонный отсек в сторону кабины пилотов.

На этот раз они вели себя осторожнее, и мне пришлось встать совсем близко к двери, чтобы хоть что-то услышать.

– Это сделали мы, – настаивала докторша.

– Ты не можешь знать наверняка, – возражал Юл.

– Я уверена.

– Корреляция – еще не причина, Сабрина. Если ты станешь задавать правильные вопросы всем пассажирам подряд, то рано или поздно выяснишь, что они знают человека по имени Кевин Бейкон.

– Кто такой Кевин Бейкон? – напряженным голосом спросила медичка. – Еще один агент? Пассажир?

– Нет…

– Какое он имеет отношение к происходящему?

– Господи, Сабрина, забудь про Кевина Бейкона!

– Я хочу знать обо всем, что они заставили тебя сделать, каждый твой шаг перед тем, как мы сели в самолет.

– Хорошо, – в голосе Юла прозвучало отчаяние. – От чего умирают люди?

– От старости.

– Что?

– Они умирают от разных болезней, которые, как я предполагаю, развились бы у них к старости, – пояснила Шредер. – Только очень быстро.

– Почему этого не случилось с нами?

– Я не знаю. Похоже, оно не подействовало на половину пассажиров.

Голоса стали еще тише, и я практически прилипла к двери, пытаясь их расслышать. Но их заглушил новый низкий звук, который доносился не из кабины, а снаружи.

Когда я отошла на шаг от двери, яркий луч света ворвался в маленькие овальные иллюминаторы и быстро промчался вдоль корпуса самолета. Рев стал громче, перекрывая шум дождя, а потом свет померк, и стало тихо.

В этот момент распахнулась дверь кабины, и наружу выскочили Юл и Сабрина. Они не стали останавливаться, чтобы спросить меня, что я там делала, – молодой азиат быстро открыл дверь самолета и принялся всматриваться в темный, густой лес, который почти не пропускал капли дождя.

Потом он оглянулся на меня.

Я кивнула:

– Я тоже видела луч света, который пробежал вдоль корпуса самолета.

Юл посмотрел на Сабрину, открыл рот, собираясь что-то сказать, но в этот момент снаружи послышался отчетливый хруст, и он промолчал. Не вызывало сомнений, что кто-то бежал в нашу сторону, наступая на упавшие сухие ветки, только я не могла разглядеть, кто это.

Возможно, кто-то из тех, кто оставался около озера. Или спасательный отряд. Или…

Азиат быстро выхватил телефон из кармана, включил фонарик и вытянул вперед руку. Свет был совсем слабым, но его хватило, чтобы увидеть тени между деревьями. Сначала у меня возникло ощущение, будто дождь окутал невидимые человеческие фигуры, словно бы закутанные в толстые плащи, – их было трое, и они мчались к самолету.

Прежде чем мы успели как-то отреагировать, первый из них взлетел вверх по ненадежной лесенке и остановился на площадке – высокий, больше шести футов, окутанный сиянием телефона Юла и похожий на стеклянную статуэтку.

Он выбросил правую руку в сторону азиата, потом сделал такой же жест в сторону Сабрины, а затем – в мою. Раздались три выстрела подряд, почти безмолвных и без вспышек, и мою грудь пронзила боль.

Глава 15
Ник

Несколько секунд Майк, Боб и я стояли и просто смотрели на высокие каменные колонны Стоунхенджа – совершенно целые и ровные. Как такое могло быть? Нет, как – неверное слово. Когда? Объяснений было только два: мы оказались в прошлом (нам, живущим в 2015 году, понять его не дано) либо в будущем, в котором этот громадный монолитный памятник был восстановлен.

Я разглядывал восьмиугольное сооружение из стекла и металла, пытаясь отыскать ответ на свои вопросы, и ничего не нашел – ни надписей, ни символов, никаких намеков на то, что это могло быть.

Стеклянная панель у нас за спиной с тихим щелчком снова вернулась на свое место, и Боб открыл рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент прозвучал ровный, компьютеризированный голос:

– Добро пожаловать в интерактивный музей Стоунхендж. Чтобы начать экскурсию, идите по дорожке справа. Ради вашей безопасности и для сохранения исторического памятника, пожалуйста, не покидайте дорожку.

Экскурсия. Я посмотрел вниз и только теперь заметил выложенную стеклянными плитками тропинку, которая шла вокруг здания. На ней вспыхнул свет, и зеленые стрелки указали на пульсирующий красный круг, где мы должны были остановиться. Не говоря ни слова, мы пошли по стрелкам к красному кругу.

– То, что вы сейчас видите, отражает представления ученых о том, как Стоунхендж выглядел примерно четыреста или пятьсот лет назад, когда он был построен. Идите дальше по дорожке, чтобы продолжить ваше путешествие в прошлое и увидеть все стадии создания Стоунхенджа, – продолжил невидимый экскурсовод.

Стеклянные плитки снова засияли зеленым светом, направляя нас к следующему красному кругу, который находился в двадцати футах.

– Видимо, освещение здесь работает от солнечных батарей, – прошептал Уорд, когда мы медленно направились к следующему красному маяку на тропе.

Оглянувшись, я заметил, что он еще больше постарел, но отмахнулся от этих мыслей, сосредоточив все свое внимание на Стоунхендже.

Голос нашего гида слегка изменился, и мы услышали вопрос:

– Вы хотите узнать о том, как Стоунхендж связан с солнечным календарем?

Мы переглянулись, на мгновение смутившись.

– Возможно, это поможет нам понять, что здесь произошло, – тихо сказал Боб. – И в каком мы году.

Затем он повысил голос, отвечая на заданный нам вопрос:

– Давайте попробуем!

Следующие пятнадцать минут мы спрашивали механический голос о самых разных вещах. Но он ничего не знал, если не считать того, что касалось Стоунхенджа. Зато в этом ему не было равных. На вопросы, не имевшие отношения к историческому памятнику, вроде: «Какой сейчас год?», мы получали короткий и одинаковый ответ: «К сожалению, я не могу ответить на вопросы, не связанные со Стоунхенджем. Мы должны продолжить нашу экскурсию, чтобы другие посетители получили возможность насладиться выставкой».

Не вызывало сомнений, что программа не включала в себя корреляцию с внешним миром.

Мы втроем, погрузившись в размышления и пытаясь понять, что делать дальше, направились к следующему красному кругу. Высокие каменные колонны впереди вдруг исчезли, и перед нами раскинулось огромное зеленое поле, которое, казалось, тянулось в необозримую даль, за стеклянные стены диковинного сооружения.

На поле были быки, которые тащили тяжелые каменные глыбы, и, приглядевшись внимательнее, я увидел под камнями нечто вроде деревянных рельсов с колесиками, благодаря которым гигантские колонны двигались вперед. Я подумал, что это была гениальная задумка – по крайней мере для того времени. Группы людей, одетых в шкуры животных, вели быков по полю в сторону строительной площадки.

– Вы видите начало Стоунхенджа. Ученые считают, что его строительство заняло тысячу лет… – сообщил наш гид.

Наконец, я понял, что перед нами модель, и все сооружение – это обычная голограмма, а проекторы спрятаны где-то подальше от глаз, например в обшивке.

– Конец экскурсии, – сказал я громким голосом.

– Вы хотите перейти к самостоятельному осмотру? – уточнил голос.

– Да.

– Желаем вам насладиться экскурсией по Стоунхенджу, возвращенному к жизни благодаря щедрой поддержке «Фонда Титанов»!

Поле, быки и доисторические работники исчезли, и вместо них нашим глазам предстали разрушающиеся каменные руины, которые я видел двадцать пять лет назад. Стеклянный колпак, видимо, построили, чтобы защитить Стоунхендж от влияния погодных условий и вандалов и сохранить эту маленькую часть истории для будущих поколений.

По стеклянной крыше у нас над головами застучали капли дождя – нечто вроде музыкального сопровождения диковинному переживанию.

– Ник, смотри, – вдруг сказал Майк, показывая на середину зеленого луга, и я увидел человеческие тела. Их было примерно с дюжину, но эти люди давно умерли, и их кости торчали из лохмотьев, в которые превратилась одежда.

Майк сошел с тропы и собрался к ним подойти, но я схватил его за руку:

– Будь осторожен.

Механический голос начал выкрикивать предупреждения о том, что мы должны оставаться на дорожке, но мы не обращали на него внимания, что оказалось не трудно – сильный дождь практически заглушал его.

Майк осторожно прополз последние несколько футов к телам, встал на колени и принялся их обыскивать.

– Документов нет! – крикнул он мне.

– Сомневаюсь, что они есть у людей в будущем, – заметил Боб.

Я решил, что, скорее всего, он прав. Напечатанные на бумаге и ламинированные удостоверения личности наверняка представлялись тем, кто построил это сооружение, древними артефактами. Их вполне могли заменить вживленные чипы, отпечатки пальцев или сканирование радужной оболочки глаза.

– Часов и телефонов тоже нет, – покачав головой, доложил Майк. – Вообще ничего нет. Только кости и одежда.

Мы с Уордом прошли по траве и остановились рядом с ним.

– Возможно, их обчистили вандалы, – предположил Боб и закашлялся. Выглядел он ужасно измученным.

Я кивнул, мысленно пытаясь выстроить по порядку вопросы. Как нам поможет то, что мы нашли? И о чем говорят руины и тела?

– Господа, – сказал Уорд, голос которого прозвучал слабо, но официально. – Полагаю, мы только что получили жизненно важную информацию. – Он замолчал, очевидно, ожидая вопросов от парочки любимых учеников.

Я приподнял брови, показывая, чтобы он продолжал, и наш пожилой спутник уставил палец на кости:

– Они говорят нам о том, что в Англии больше не существует эффективного правительства с четкой организацией. Причем уже много лет. Стоунхендж является объектом всемирного наследия, но для британцев он имеет особое значение. Если бы правительство продолжало функционировать, если бы здесь существовала цивилизация, они бы не оставили кости около Стоунхенджа. Ни на один день и ни на одну минуту. А они тут пролежали несколько лет, возможно, десятилетий.

Мы с Майком кивнули, соглашаясь, потому что его слова звучали вполне разумно.

– Что будем делать дальше, Ник? – спросил Боб.

– Наша следующая цель – сельский дом, который мы видели, когда шли сюда, – ответил я.

Посмотрев на стеклянную крышу, я обнаружил, что дождь усилился. Неожиданно я понял, что страшно проголодался, ведь мы не останавливались по дороге, чтобы перекусить. Я не сомневался, что Майк и Боб тоже голодны, хотя ни тот, ни другой не сказали ни слова.

– Давайте поедим, – предложил я им. – Может, за это время дождь немного утихнет.

Мы отошли от костей в заросли травы, расположились на земле, совсем как индейцы, и устроили пикник рядом со Стоунхенджем. Сначала хотели сесть на один из упавших столбов, но решили, что это будет неправильно, и не важно, остались ли здесь еще люди или нет. Я ел и раздумывал над загадками, с которыми мы столкнулись, включая даже самые незначительные. Во-первых, трава здесь была такой ухоженной, какой я не видел даже на полях для гольфа. Видимо, в диковинном сооружении имелось устройство климат-контроля, и оно действовало не только в самом здании, но и на территории вокруг.

Если мы попали в будущее, где произошла глобальная катастрофа, это могло объяснить отсутствие дорог – или любых других признаков цивилизации.

Майк засунул в рот остатки сэндвича и, продолжая жевать, заговорил о главной загадке.

– Я никак не могу осознать, что мы оказались в будущем, – сказал он, не обращаясь ни к кому из нас в отдельности.

Боб с трудом откашлялся. Бедняга уже едва поспевал за нами даже во время еды. Я отложил свой сэндвич. Дождь продолжал лить как из ведра, и у нас было время на рассуждения.

– Научно доказано, что путешествия во времени возможны и на самом деле происходят каждый день, – сказал Уорд. – Эйнштейн объяснил их через теорию относительности, и мы изучаем этот феномен уже много десятилетий. Каждый человек, который хотя бы один раз летал на самолете, является путешественником по времени.

Майк, прищурившись, повернулся ко мне, но меня слова Боба заинтересовали.

– Скорость, с которой проходит время, в разных концах Вселенной разная и зависит от гравитации и составляющих скорости, – принялся он объяснять нам. – Я приведу пример. Давайте предположим, что сегодня родилась пара близнецов. Одного поместили в космический корабль и отправили в космос. Корабль двигается по орбите Солнечной системы, только на огромной скорости – скажем, девяносто девять и девять десятых от скорости света. Эйнштейн совершенно правильно назвал данные показатели пределом скорости масс в нашей Вселенной, хотя мы уверены, что некоторые частицы в состоянии передвигаться быстрее скорости света. И это открывает перед нами самые разные возможности: например, квантовое сплетение, которое позволяет данным путешествовать быстрее скорости света. Но это не отменяет теорию Эйнштейна, касающуюся пределов скорости, – во всяком случае для частиц, имеющих массу.

Боб замолчал, окинул взглядом наши озадаченные лица и продолжил:

– Итак, вернемся к близнецам: один остался на Земле, а другой находился в корабле в космосе. Тому, что остался, исполнилось пятьдесят, он уже стал человеком среднего возраста. А что произошло с тем из братьев, который был в космосе? Он все еще ребенок, хотя, конечно, немного старше, чем когда родился, потому что корабль не мог развить скорость света, не переходящую в энергию, а для того, чтобы ее развить, требуется время. Итак, вывод: быстрое движение и гравитация замедляют ход времени. И вот еще один пример, на сей раз из реальной жизни: ГСП. Глобальную систему позиционирования разработало Министерство обороны в семидесятых годах двадцатого столетия, чтобы помочь доставлять военные объекты туда, где они были нужны. В настоящий момент она состоит из двадцати четырех спутников, находящихся на высокой орбите, примерно в двадцати тысячах километров от поверхности Земли. На данном расстоянии земная гравитация не оказывает такого же влияния на искривление времени-пространства, как на поверхности. Как я уже сказал, гравитация замедляет течение времени. Чем она сильнее, тем медленнее движется время. Таким образом, чем ближе вы к Земле, тем медленнее проходит время. Если вы окажетесь достаточно близко к очень сильной гравитации – скажем, к черной дыре, – время практически остановится. А если вы пересечете радиус черной дыры на космическом корабле, то прежде, чем она вас поглотит, перед вашими глазами в течение нескольких секунд промчится судьба всей Вселенной.

Уорд вздохнул, набирая побольше воздуха, и стал рассказывать дальше:

– При этом чем меньше гравитации, тем быстрее идет время – вы переживаете больше событий, вроде фильма, поставленного на перемотку. Как раз это и происходит с ГСП. В соответствии с теорией общей относительности, часы на каждом спутнике должны уходить вперед по сравнению с теми часами, что находятся на Земле, на сорок пять микросекунд в день. Поэтому на каждый день, который проходит здесь, на Земле, там, в двадцати тысячах километров от источника гравитации, приходится один день и сорок пять микросекунд. Кажется, не слишком много, но это уже путешествие во времени. Спутники летят в наше будущее. Но это лишь часть того, что происходит наверху.

Майк потер глаза и проворчал:

– У меня от твоих рассуждений мозг начал плавиться, Боб.

– Послушай еще немного, – усмехнулся наш пожилой товарищ. – Есть одна часть загадки путешествий во времени, связанная с ГСП, – скорость. Помните пример с близнецами?

Он сделал паузу, дожидаясь ответа, но мы с Майком молчали.

– Хорошо, – кивнул Уорд. – Как и наш космический корабль, спутники ГСП передвигаются в пространстве очень быстро. Они не находятся на геостационарной орбите, как думают многие. Они облетают земной шар примерно каждые двадцать четыре часа, а для этого им необходимо развивать скорость, равную приблизительно четырнадцати тысячам километров в час. Скорость света равна примерно миллиону километров в час, так что это всего лишь маленькая ее часть, но и ее достаточно для искажения времени. В данном случае вместо того, чтобы ускорить его бег, она его замедляет. Помните нашего близнеца в космическом корабле? Для него время текло медленнее из-за гравитации и скорости движения. Специальная теория относительности предсказывает, что благодаря скорости в четырнадцать тысяч километров в час мы должны увидеть, что стрелки часов на спутниках ГСП двигаются медленнее на семь микросекунд в день – и так действительно происходит. Таким образом, скорость спутников замедляет время на них на семь микросекунд, но низкая гравитация ускоряет его на сорок пять. Когда вы сложите результаты специальной и общей относительности, получится, что каждый спутник движется вперед во времени на тридцать восемь микросекунд в день. Ровно это с ними и происходит: часы на спутниках ежедневно отмечают тридцать восемь микросекунд, которых мы не видим здесь, на Земле.