Текст книги "Ночи «красных фонарей»"

Майкл с удивлением на него взглянул.

– С Джо?

– Да. Совсем недавно он купил новую пятидесятифутовую яхту. Она развивает скорость до тридцати узлов и через пару дней может быть уже здесь. Он переправит тебя с Джульеттой на Гоцо, а с яхты до берега, скорее всего, вас доставят ночью на рыбачьей лодке. Тебе придется запереть девочку в винный погреб за домом и держать ее там, пока она не отвыкнет от наркотиков. На это уйдет дней десять, и за это время ей придется пройти через все круги ада… впрочем, как и тебе. Тебе даже, может быть, хуже придется, если только такое вообще возможно представить. И никто к тебе там на помощь не придет. Ни одна живая душа не должна будет даже заподозрить, что девочка у нас. Из погреба все вынеси. Положи туда только матрас и проведи шланг с водой, да поставь еще одну из тех больших бочек, в которых мы делаем вино. Наполни ее водой. Рядом положи стопку простынь – не меньше дюжины. Когда все это сделаешь, вколи ей последний раз метадон. Ад начнется спустя двенадцать часов. Я тебе потом расскажу, что с ней будет твориться. И сразу, как в последний раз укол ей сделаешь, спустись в деревню и скажи Терезе, что она может быть свободна, пока ты ее не попросишь снова приходить. Скажи ей, что сам будешь в доме убираться. И еды купи, чтобы хватило недели на две.

– А если она и в самом деле заболеет? – спросил Майкл. – Врача мне вызывать?

Кризи покачал головой.

– А если она умрет?

Кризи взглянул на сына и ровным голосом произнес:

– Похорони ее в дальней части сада, где растут гранатовые деревья. Закопай ее глубоко, как минимум на восемь футов. Оставь записку на воротах, чтобы никто тебя не беспокоил. – Он ненадолго задумался и сказал: – Проведи в погреб телефон, но, когда будешь оттуда уходить, не забывай уносить его с собой. И всегда оставляй дверь запертой. – Он кивнул головой в сторону двери спальни. – А теперь иди к Джульетте. Скажи ей, что лекарство скоро привезут.

Как только Майкл скрылся за дверью, Кризи снял телефонную трубку.

Глава 21

В десять минут седьмого раздался звонок домофона. Кризи дремал в кресле. Голова его дернулась, он взглянул на часы, быстро встал, подошел к переговорному устройству и нажал кнопку.

– Да, – сказал он в микрофон.

Ему по-французски ответили:

– Красная тройка.

– Зеленая четверка, – ответил Кризи и нажал на другую кнопку, открывающую дверь парадного. Потом он подошел к столу, взял «Кольт-1911» с глушителем, проверил обойму, вернулся к двери и стал ждать.

Через пару минут раздался тихий стук в дверь. Он открыл замок и отступил назад, держа пистолет на уровне пояса.

– Войдите, – сказал он.

Вошел человек, державший в руках черный портфель. Через его плечо был перекинут ремешок кожаной сумки. Поставив и то и другое на пол, он какое-то время смотрел на Кризи, потом кивнул, протянул руку и сказал:

– Меня зовут Марк.

Кризи переложил пистолет в левую руку, направляя его дулом вниз. Они пожали друг другу руки, потом Кризи жестом пригласил его к столу и спросил:

– Кофе будете?

Француз кивнул. Он был невысокого роста, полноватый, в очках с сильными линзами без оправы. По его виду можно было предположить, что он работает школьным учителем или банковским клерком. На нем был деловой серый костюм и голубой галстук. Заметив оценивающий взгляд Кризи, он слегка улыбнулся.

– Я знаю, – сказал он, – что выгляжу не очень представительно, но именно это всегда было моим главным преимуществом в жизни. Меня никто не хочет принимать всерьез… поэтому я всегда бью первым.

Кризи улыбнулся в ответ и прошел на кухню налить гостю кофе. Француз поставил портфель на стол и раскрыл его. Войдя в комнату с двумя полными чашками горячего кофе, Кризи сел рядом с ним за стол.

– Оружие у вас есть? – спросил он.

Француз кивнул и похлопал себя по левому боку.

– Вам придется оставить его здесь, – сказал Кризи. – И кобуру тоже.

Несколько секунд француз смотрел ему прямо в глаза, потом встал и снял пиджак. В наплечной кобуре у него была девятимиллиметровая «беретта». Француз снял кобуру и вместе с пистолетом положил ее на стол. Кризи вынул «беретту». Он проверил, есть ли в стволе патрон, потом взглянул на предохранитель, вынул обойму и положил ее себе в карман. Француз сначала молча наблюдал за его действиями, потом заговорил.

– Я работаю на Рене Леклерка уже пятнадцать лет. Он мне не раз доверял свою жизнь. Я знаю все о человеке по имени Кризи. Когда Леклерк посылал меня сюда, он мне сказал только одно: держаться с вами точно так же, как я веду себя с ним.

Кризи на мгновение взглянул ему в лицо, потом взял «беретту», вынул из кармана обойму, вставил ее в рукоять пистолета и положил его на стол перед французом.

– Хорошо, Марк, – сказал он. – Пока вы здесь, можете его держать у себя. Но когда вы с моим другом покинете это помещение, вам его все равно нужно будет оставить.

– В чем состоит работа? – спросил француз.

– Ничего особенно сложного делать не придется. Я хочу вас просить съездить с моим датским другом в Копенгаген, отвезти туда одну девушку. Дорога займет у вас около сорока восьми часов. Вести машину вы будете по очереди. Девушка села на иглу, и всю дорогу ей придется делать уколы, чтобы она не мучалась. Мой друг – датский полицейский.

Глаза француза округлились, но Кризи его успокоил.

– Не волнуйтесь, это честный полицейский. Когда вы оставите его в Копенгагене, машину надо будет перегнать обратно в Марсель. Вам хорошо заплатят.

Француз покачал головой.

– Ничего мне платить не надо. Я работаю на Леклерка, и платит мне он.

Кризи кивнул в знак согласия, встал и заглянул в раскрытый портфель. Потом запустил в него руку, прежде всего нащупал лекарства и вынул шприцы с метадоном. Два он положил на стол и спросил:

– Вы знаете, как с этим обращаться?

Марк утвердительно кивнул и сказал:

– Можно мне задать вам один нескромный вопрос?

– Пожалуйста.

– По дороге сюда я слушал по радио в машине краткую сводку новостей. Передавали, что на вилле Бутэна на побережье была стычка между бандами. Там нашли много трупов. Вы имеете к этому какое-нибудь отношение?

Кризи лишь слегка пожал плечами, но этого жеста было вполне достаточно.

– Бутэн убит? – спросил француз.

Кризи чуть заметно кивнул. Француз поднялся со стула и протянул Кризи руку. Тот ее пожал.

Француз спросил:

– Девушка с той виллы?

– Да, а в другой спальне вторая. Совсем ребенок – ей еще только тринадцать.

Кризи заметил, как в глазах француза мелькнули злоба и ненависть.

– Вы уверены, что Бутэн мертв?

Кризи снова едва заметно кивнул и произнес:

– Его разорвало в мелкие клочья.

Без всякой патетики француз сказал:

– Теперь я могу вас считать своим другом.

Кризи обернул два шприца белой салфеткой, взял немного ваты и небольшую склянку медицинского спирта. Они остановились перед дверью в первую спальню, и Кризи постучал. Когда Йен отворил, Кризи представил его Марку. Ханна сидела на постели. Она немного дрожала, лицо ее было почти таким же бледным, как простыня. Йен спокойно заговорил с ней по-датски и указал на Марка. Француз улыбнулся девушке. Улыбка преобразила его лицо. Он сразу стал выглядеть, как любимый всеми дядюшка.

– Вы говорите по-французски? – спросил он ее.

Она мельком взглянула на него и срывающимся голосом произнесла:

– Совсем немного.

– А по-английски?

– Да, по-английски я говорю неплохо.

– Отлично. Тогда мы будем говорить по-английски. Я, правда, владею им не совсем свободно, но, надеюсь, в ближайшие два-три дня вы поможете мне его улучшить. Мы обязательно станем друзьями. – Он снова улыбнулся, и по измученному лицу девушки тоже скользнуло некое подобие ответной улыбки.

Поддавшись внутреннему порыву, Кризи передал французу белую салфетку и сказал:

– Сделайте это вы. И потом продолжайте ее колоть каждые восемь часов, пока она не будет в безопасности в Копенгагене.

Он подал знак Йену, они вышли из комнаты и закрыли за собой дверь.

– Кто это? – спросил Йен.

– Друг моего близкого знакомого. На вид он не очень крут, но я уверен, это впечатление обманчиво. Ты ему можешь полностью доверять. Он вместе с тобой поведет машину до Копенгагена. Сегодня к вечеру документы девушки будут готовы, и, как только мы их получим, вы тут же уедете. – Он показал на телефон. – Тебе бы лучше позвонить прямо сейчас Бриджит, пока она не ушла в школу. Говори с ней как можно быстрее. Скажи, чтоб никому об этом звонке не докладывала. Больше ей не звони, пока не пересечете датскую границу. Потом позвони своему начальнику, попроси его все организовать, чтобы отвезти девушку прямо в клинику. Думаю, с родителями ее надо будет связаться только тогда, когда она уже будет там.

Йен задумчиво кивнул и спросил:

– Что будет с тобой, Майклом и Джульеттой?

Кризи взглянул на часы и сказал:

– Через час я позвоню на Гоцо. Дня через два сюда прибудет на скоростной яхте один мой приятель, заберет Майкла с девочкой и отвезет их домой.

– Домой?

– Да. Домой – на Гоцо.

– А ты?

Кризи пожал плечами.

– Я отправлюсь в Милан побеседовать с человеком, который покупает этих девушек.

Он снова сделал жест в сторону телефона. Йен подошел к нему и набрал номер. Как только его соединили, он что-то быстро сказал по-датски и повесил трубку. Кризи с удовлетворением отметил про себя, что он не представился и не назвал никаких имен.

– Вопросов она не задавала? – спросил он.

Йен покачал головой и улыбнулся.

– Она – жена полицейского.

Из спальни Ханны вышел Марк, тихонько прикрыл за собой дверь и сказал:

– Девушка успокоилась. Через несколько минут она заснет. – Обратившись к Йену, он предложил: – Может быть, вы бы с ней побыли, пока она не уснет… она вам доверяет. – Он не мог сдержать кривой ухмылки. – Хоть я никак в толк не возьму, как кто-то может верить полицейскому.

Йен проворчал что-то о том, что он не француз, и прошел мимо него в спальню. Марк все еще держал в руке белую салфетку. Кризи постучал в дверь другой спальни. Ему открыл Майкл. Кризи представил мужчин друг другу, и все они повернули голову в сторону лежавшей в постели девочки. Казалось, на лице ее были одни огромные, темные глаза – глаза, полные отчаяния. Француз заглянул в них, и двое других мужчин уловили почти неслышные проклятия, сорвавшиеся с его губ.

Кризи сдержанно сказал:

– Майкл, представь ее Марку. Он покажет тебе, как и куда вводить ей метадон.

* * *

Полчаса спустя четверо мужчин сидели вокруг кухонного стола. Была половина восьмого утра. Между ними установилась странная связь, которая объединяет членов одной спортивной команды, когда наступает время действовать всем вместе. Марк принес детальный план дорог, проходящих от Марселя до Копенгагена. Вместе с Йеном они наметили маршрут и подсчитали, что, если ехать без остановок и учесть загруженность магистралей, они смогут быть в Копенгагене через сорок часов с момента выезда.

Кризи, как и собирался, позвонил на Гоцо. Джо Тал Бахар уехал с острова, когда ему было восемнадцать лет, чтобы попытать счастья в Нью-Йорке. Вернулся он через десять лет с таким состоянием, о котором и мечтать не мог. Часть его он потратил на то, чтобы удовлетворить все свои прихоти. Очень скоро прихотей у него не осталось, и теперь он скучал. Небольшая увеселительная прогулка, которую предложил ему совершить Кризи, тут же зажгла его воображение. Он сказал, что сможет быть на яхте у побережья Марселя через пару дней и «гости» его будут переправлены на Гоцо так, что об этом не узнает ни одна живая душа. Кризи договорился с ним о том, что перезвонит позже, когда определит место, к которому ему надо будет подплыть. Марк тоже сделал несколько телефонных звонков, потом вынул из портфеля фотоаппарат «полароид».

– Мне нужны фото девушек для документов, – сказал он.

Йен и Майкл уже хотели было встать, но он остановил их жестом руки.

– Оставайтесь здесь, девочки успокоились.

Он вошел в первую спальню, оставив дверь открытой. До остальных донесся его ласковый голос и спокойный ответ Джульетты.

Йен повернулся к Кризи и спросил:

– Что это за человек, с которым ты собираешься беседовать в Милане?

– Я знаю только его имя, – ответил Кризи. – Это имя дал мне Бутэн, когда просил сохранить ему жизнь. Не знаю даже, может быть, это вовсе не имя, а кличка… итальянское прозвище… Донати.

– И это все, что у тебя есть? – спросил Майкл. – Только одно имя?

– Было еще одно, – ответил Кризи, – но не совсем понятное. Пойми, Бутэн был в шоке. Он говорил, бормотал что-то, зная, что жизнь его находится на волосок от смерти. Как я понял, этот человек, Донати, имеет какого-то связного, который осуществлял контакт между Бутэном и Донати. По мнению Бутэна, он наполовину француз, наполовину итальянец, потому что на обоих языках говорит как на родном. Никто вроде не знает, как этого малого зовут на самом деле. О нем говорят как о связнике, и сам он так себя называет.

– Бутэн описал его? – спросил Майкл.

– Да, что знал, он вроде рассказал, хоть это и немного. Ему около сорока, он совершенно лыс, немногословен и в хорошей форме. Бутэн сказал, что, когда он приезжал в Марсель, был совсем не прочь побаловаться с девочками. Есть у него еще одна отличительная черта – он пьет только кампари со льдом, зато целыми стаканами.

– Да, для начала не густо, – заметил Майкл. – Мне кажется, основное внимание надо уделить Донати. Здесь хоть прозвище известно или имя. Он из мафии?

– Нет, – спокойно продолжал Кризи. – По словам Бутэна, он из «Синей сети». Это единственная связь, которая у него была с этой организацией. Как только у него появлялась новая девушка на продажу, он звонил по номеру телефона, который у него был, и ему говорили, как и куда ее нужно доставить.

После некоторых раздумий Йен сказал:

– В нашем отделе есть кое-какие связи с итальянской полицией и карабинерами. Может быть, мне удастся получить на этих людей наводку?

Наступила полная тишина. Потом Майкл спросил:

– Такую же, как на Корелли?

Казалось, Йен воспринял это замечание без обиды, но, когда снова заговорил, по голосу его было ясно, что он занял оборонительную позицию.

– Ну что ж, я могу просмотреть наши собственные материалы в Копенгагене. – Тут его осенило. – Ведь когда я вернусь, у меня еще останется семь недель от отпуска за свой счет. Интересно, что я буду делать? В бирюльки играть или баклуши бить?

Он окинул остальных воинственным взглядом. Кризи улыбнулся, но взгляд его оставался задумчивым.

– Может, от тебя и будет какой-то прок, – сказал он, – если я тебя как приманку смогу использовать.

– Это еще какого черта? – возмутился датчанин.

Кризи взглянул на Майкла и пояснил:

– Приманку используют тогда, когда хотят привлечь внимание противника. Если использовать в этой роли тебя, опасность тебе никакая грозить не будет. В своей официальной ипостаси ты просто будешь во все дыры нос совать, не представляя для них никакой реальной угрозы. Они будут на тебя смотреть как на занудного полицейского чиновника и нервничать особенно из-за тебя не станут.

Майкл рассмеялся, а Йен разозлился.

– Ты что, на самом деле меня считаешь «занудным полицейским чиновником»? – задиристо спросил он.

Кризи дружески улыбнулся, чтобы датчанин не затаил на него обиду.

– Это что-то вроде инспектора Клозо, – объяснил он. – Пока они будут над тобой посмеиваться, я им с другого конца на хвост сяду.

Йен взвесил это предложение и сказал:

– Я в жизни занудой не был, но, если это поможет делу, попробую научиться.

Последние слова он произнес без тени иронии. Всем было ясно, что ему очень хотелось остаться в команде. Кризи сказал:

– Ты действительно можешь быть нам очень нужен, Йен. Я об этом где-то через неделю буду знать точно. Надеюсь, недели через три Майкл уже освободится, чтобы снова иметь возможность ездить, куда понадобится. Быстро эта операция не закончится. Мне придется восстановить в Италии кое-какие свои старые связи.

– Какие, например? – спросил Майкл.

– Прежде всего с твоим нареченным дядей Гвидо в Неаполе. Он хоть и сидит сиднем в своей берлоге, но связи у него колоссальные, и он всегда даст хороший совет.

Кризи объяснил Йену, что Гвидо Арелио – его лучший и самый близкий друг. Они вместе служили еще в Иностранном легионе и потом в течение многих лет как наемники побывали чуть ли не во всех уголках мира. Партнерство их кончилось, когда несколько лет назад друзья оказались на Мальте и Гвидо влюбился в старшую дочь Лауры Шкембри – Джулию. Они поженились, переехали в Неаполь и открыли там небольшой пансион. Через несколько лет Джулия погибла в автомобильной катастрофе. Кризи, в свою очередь, женился на ее сестре – Наде, которая вместе с родившейся у них дочерью погибла в авиационной катастрофе, когда они сто третьим рейсом «Пан Американ» пролетали над местечком Локербай.

– Кроме того, я свяжусь с полковником Марио Саттой, – сказал он.

Теперь даже у Майкла лицо вытянулось от удивления. Кризи снова принялся объяснять:

– Это еще один мой старый друг. И очень необычный. Многие годы он возглавлял разведывательную службу итальянских карабинеров, боровшихся с мафией. Несколько лет назад я вел настоящую войну против одного из ее кланов. Тогда мы с Саттой еще не были знакомы. Но он обо мне слышал и был в курсе того, чем я занимался. Сатта представил мне свободу действий, несмотря на то что я убивал итальянцев в их собственной стране. Они, конечно, были мафиози, но по закону он обязан был попытаться меня арестовать. Однако вместо этого он отозвал всех своих людей, чтобы хоть они меня не преследовали, вплоть до последней битвы в Палермо, где я убил их главного дона и почти всех его подручных. Меня самого тогда сильно ранили, и я чудом уцелел. Старший брат Сатты работает главным хирургом в больнице Кордарелли в Неаполе. Он-то меня с того света и вытащил. Кроме того, он же подписал свидетельство о моей смерти, чтобы другие мафиози не тратили времени на мои поиски. – Кризи улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям. – Мне рассказывали, что похороны мои удались на славу.

– Вот, оказывается, откуда ты получил на Гоцо свое прозвище, – сказал Майкл. Он обернулся к Йену и пояснил ему: – На Гоцо у каждого есть прозвище.

– И как же его там называют? – спросил Йен.

– Меджет, – ответил Майкл. – Это значит «мертвый». А еще там его называют Уомо, что по-итальянски значит «человек».

– А у тебя какое прозвище?

Майкл почувствовал себя немного не в своей тарелке.

Кризи усмехнулся и ответил за сына:

– Его на острове называют Спикка, что значит «конченый». Он получил это прозвище, когда его привели домой после первого посещения диско-клуба. Так эта кличка к нему и прилипла. – Кризи обернулся к Йену и, перейдя на серьезный лад, сказал: – Теперь и тебе надо прозвище придумать. Оно будет всем нам служить своего рода паролем. Если кто-то тебе позвонит и назовет этим именем, ты будешь знать, что этот человек либо от меня, либо от Майкла. – Он взглянул на молодого человека и спросил: – Как мы его назовем?

Майкл немного подумал, расплылся в широкой улыбке и сказал:

– Давай назовем его Десерт. Очень уже Йен падок на сладенькое да на вкусненькое, – пояснил свою мысль Майкл. – Это заметно и по его брюшку.

– Отлично, – сказал Кризи. – С этого момента ты наречен Десертом.

Из второй спальни вышел Марк, держа в руках фотоаппарат и несколько снимков. Он положил их на стол и указал на одну из фотографий. На ней была изображена Джульетта. Он сказал:

– А девчушка-то с характером. Перед тем как разрешить мне ее сфотографировать, она потребовала, чтобы я ей дал свою расческу.

Он собрал карточки и положил их к себе в портфель вместе с фотоаппаратом. Потом надел на себя упряжь наплечной кобуры, засунул в нее «беретту», взял в руки портфель и сказал:

– Вернусь с документами через пару часов.

Он уже собрался было уходить, но его остановил голос Йена.

– Марк, погоди. У тебя есть прозвище?

Озадаченный француз пробормотал:

– Ну есть вообще-то.

– Какое? – резко спросил Кризи по-французски.

После некоторого замешательства француз поправил на переносице круглые толстые очки и сказал:

– Ну, если это вам так надо, можете звать меня Совой.

Остальные трое улыбнулись, и Кризи произнес:

– Это будет твой пароль. Если кому-нибудь из нас позвонит Сова, мы будем знать, что это за птица. Никогда по телефону не произноси свое настоящее имя.

Француз скорчил гримасу и вышел, пробормотав в дверях что-то неразборчивое. Понять можно было лишь одно слово: «психи».

Глава 22

Грета и Флемминг Андерсены жили в богатой части копенгагенского пригорода Геллеруп в большом, увитом плющом старом доме, который стоял в заросшем деревьями саду. Дом был слишком велик для супружеской четы с одним ребенком, но, когда они его покупали, была надежда, что детей будет несколько. Они уже лежали в кровати, когда без десяти двенадцать ночи зазвонил телефон. Флемминг спросонья потянулся к трубке стоявшего рядом с кроватью телефона. Он слушал полминуты, пытаясь уловить смысл того, о чем ему говорили, потом резко сел в постели.

– В чем там дело? – озабоченно спросила жена.

Он поднял руку, делая ей знак замолчать, потом произнес:

– Да-да, конечно, – и взглянул на часы. – Мы будем через полчаса. – Он поставил телефон на место и встал с кровати. – Давай, Грета, скорее, – сказал он, – это Ханна. Ее нашли!

* * *

Йен ждал у входа в клинику. Он приехал два часа назад. Сова терпеливо сидел в машине. Путешествие прошло быстро и гладко. Он увидел фары серебристого «мерседеса», подъезжавшего к стоянке, и снова задумался над тем, как лучше все объяснить Андерсенам. Из документов, с которыми ознакомился Йен, и на основе впечатления, сложившегося у него во время встречи с ними в его кабинете несколько недель назад, полицейский мог заключить, что они – люди сильные. Флемминг Андерсен сделал себе состояние на строительных работах, значительная часть которых велась на негостеприимной земле Гренландии. Можно было сказать, что этот человек создал себя сам. К трудностям, с которыми ему приходилось сталкиваться часто, он привык. Жена его Грета, была его первой юношеской любовью, она поддерживала его всегда и во всем. Особенно тяжело им приходилось в первые самые трудные годы их совместной жизни. Хотя во время их встречи в его кабинете она была страшно расстроена и много плакала, Йен полагал, что у нее хватит сил с достоинством взглянуть правде в глаза.

Они поднялись по ступеням к входной двери, в глазах их светились одновременно беспокойство и надежда. Он распахнул перед ними дверь и проводил в небольшую приемную. Как только они расположились в креслах, Грета сразу же стала задавать вопросы.

– Скажите, почему она именно в этой клинике?

Муж взял ее за руку и остановил.

– Подожди, дорогая, инспектор сам нам все объяснит.

Йен объяснил. Объяснил детально. Голос его был проникнут сочувствием, но тверд. Он рассказал им о тяжелых испытаниях, которые выпали на долю их дочери, о трудностях, с которыми им придется столкнуться в ближайшие недели, а может быть, и месяцы. Объяснения свои он закончил, сказав, что в клинике их дочь находится в надежных руках, и выразил уверенность в том, что, когда ее выпишут отсюда домой, она тоже будет окружена заботой и любовью. Особый упор Йен сделал на том, что в этой ужасной истории Ханна была совершенно невинной жертвой и обвинять ее в чем бы то ни было просто недопустимо.

Отец девушки оторвал взгляд от покрывавшего пол ковра и спокойно сказал:

– Да, винить во всем нужно только тех людей, которые над ней надругались. Они арестованы?

Йен покачал головой.

– Нет… их уже никогда не смогут арестовать. Я понимаю, что большого облегчения вам это не принесет, но могу сообщить, что все они умерли насильственной смертью, и они знали, за что умирают. Ваша дочь была не единственной их жертвой. Ей очень повезло – во-первых, потому что она осталась в живых, и во-вторых, потому что у нее такие замечательные родители.

Грета плакала. Она подняла лицо и отерла слезы.

– Их убили вы? – спросила она.

Йен снова отрицательно покачал головой.

– Нет, но я при этом присутствовал. Сейчас я не могу посвятить вас в подробности, поскольку это может повредить человеку, который спас вашу дочь и отправил ее домой. Никаких официальных сообщений об этом происшествии не будет. Ни в газетах, ни в других средствах массовой информации.

Андерсены сидели молча, потом Флемминг спросил:

– Этот человек, который ее освободил и убил этих скотов… я могу его как-то отблагодарить? Вы знаете, я человек не бедный.

Йен взглянул на него и с серьезным видом кивнул.

– Да, конечно, вы можете его отблагодарить. Когда с вашей дочерью снова все будет нормально, сделайте несколько ее фотографий и пошлите их мне на службу. Я передам ему эти снимки. Они станут для него самой лучшей вашей благодарностью.

Полицейский встал, подошел к двери, открыл ее и сделал кому-то знак рукой. В приемную вошел мужчина среднего возраста в ничем не примечательном костюме. Йен представил его как доктора Ларса Берга, руководителя этой клиники и лучшего специалиста Дании в вопросах излечения наркоманов. Инспектор сказал:

– Доктор Берг вкратце расскажет вам о ходе лечения. Я постоянно буду поддерживать с клиникой связь.

Он повернулся, чтобы уйти, но его остановил голос матери девушки. Женщина подошла к нему и крепко обняла. Она его благодарила со слезами на глазах. Он поцеловал ее в мокрую щеку, бережно обнял, отстранился и направился к выходу. Это был один из редких случаев, когда Йен получил от исполнения своих служебных обязанностей полное удовлетворение.

* * *

Сова спал на небольшом диванчике в гостиной. Йен заснул на широкой двуспальной кровати в спальне. Рядом с ним лежала Бриджит. Она заснуть не могла. Проведя рукой по телу мужа, она ощупала синяки, ссадины и кровоподтеки. Бриджит открыла им дверь десять минут назад. Ни есть, ни пить они не хотели – единственным их желанием было выспаться. Многое она понять не могла. Когда второй мужчина расположился на диванчике, Йен пошел в спальню, бросив гостю через плечо:

– Спокойной ночи, Сова.

Тот приподнял веки и ответил:

– Спокойной ночи, Десерт.

Бриджит вздохнула и поцеловала фиолетовую ссадину на левой ягодице мужа. Ну ничего, утром она узнает обо всем, что произошло.