Текст книги "До белого каления"

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Глава 20

Кантарелла прекрасно знал расхожее выражение, что власть держится на штыках, и не однажды убеждался в том, что эта немудреная истина слишком часто оказывается верной. Однако при этом штыки должны быть направлены в четко определенную цель. Кантарелла чувствовал себя так, словно он был подъемным краном без груза или Микеланджело без Сикстинской капеллы.

Конти был его правой рукой, безотказным инструментом при проведении его дипломатического курса. Его смерть стала для Кантареллы особенно сильным ударом потому, что теперь сдерживать его страх больше было некому. Как ни пытался он скрывать тревогу от Дикандиа и Гравелли, провести их Кантарелле не удавалось. Сидя за столом его кабинета, они кожей чувствовали исходивший от босса страх. Такое состояние Кантареллы удивляло и пугало их.

Но как бы то ни было, дон Кантарелла оставался их хозяином. Все, что они имели – власть, богатство, положение, надежды, – было связано с его именем. Вся их жизнь была неразрывно переплетена с его судьбой.

Они внимательно слушали приказания босса по поводу усиления безопасности виллы Колаччи. Еще пару дней назад слова Кантареллы их просто поразили бы и они бы, конечно, отговорили его от этих планов. Однако смерть Конти и, главное, способ, которым он был убит, произвели на них сильное впечатление. Не меньше потрясла их информация из лежавшего перед ними досье. В нем содержались подробные сведения о человеке, способном творить насилие в таких масштабах, которые даже им не снились.

Поэтому они молча, без возражений слушали указания босса об установлении прожекторов на стенах ограды, которые на двести метров освещали бы прилегавшую к вилле территорию. После этого Кантарелла распорядился скупить все строения в радиусе километра от виллы и разрушить их до основания, приобрести специально обученных собак, которые круглосуточно охраняли бы территорию виллы, и вызвать восемнадцать дополнительных охранников, чтобы они постоянно, в три смены, несли караульную службу. В пятистах метрах от ворот виллы следует установить дорожный пост, где производился бы тщательный досмотр всех приезжающих на виллу машин. На территорию виллы не допускать ни один автомобиль. Другие боссы или их представители могут попасть на территорию лишь поодиночке и только после самого серьезного обыска. А еще Кантарелла велел спилить пятнадцать фруктовых деревьев, которые росли у ограды.

Двадцать лет назад, когда босс Палермо еще только приобрел эту виллу, он лично следил за тем, как разбивали фруктовый сад. Позже этот сад стал составлять предмет его особой гордости. Люди из его ближайшего окружения даже подтрунивали над ним, хотя, конечно, только в своем кругу и очень сдержанно. Жена Кантареллы умерла тридцать лет назад, не оставив ему наследников, а больше он никогда не женился. Поэтому посаженные при его непосредственном участии деревья иногда в шутку называли его детьми. Его приказ спилить несколько этих деревьев красноречивее всего свидетельствовал о глубине его отчаяния.

После обсуждения мер безопасности Кантарелла перешел к общей ситуации. Необходимо установить постоянный контроль над всеми въезжающими на Сицилию. Следить повсюду, вплоть до рыбачьих лодок в самых маленьких деревнях, вплоть до каждой взлетной полосы во всех аэропортах, вагона каждого поезда, каждого автомобиля, прибывающего паромом из Реджо.

– Что там полиция, карабинеры? – спросил Кантарелла с перекошенным от злости лицом. – Все так же сидят сложа руки?

– Да, вроде они и не чешутся, – ответил Дикандиа. – Через несколько часов после убийства Конти они расставили на всех выездах из Рима дорожные посты, разослали приметы американца и объявили его розыск по всей стране. Но имени его не объявили, фотографии тоже до сих пор обнародовали.

– Подонки! – проворчал Кантарелла. – И первая сволочь из них – Сатта. Как же он, должно быть, наслаждается всей этой заварухой! Ну и скотина!

– Сегодня утром он приехал в Палермо, – сказал Гравелли.

– Вместе со своим помощником Беллу и этим неаполитанцем, – гнев Кантареллы нарастал. – Сволочи! Для них это веселый спектакль. Как считаете, есть хоть какой-нибудь шанс достать неаполитанца? – Босс ткнул пальцем в лежавшее на столе досье. – Он должен быть как-то связан с этим маньяком.

Гравелли покачал головой.

– Они остановились в двухместном номере в «Гранде» и не оставляют его одного ни на минуту. Если нам не удастся куда-нибудь вытащить Сатту и Беллу, подобраться к неаполитанцу мы не сможем никак.

В разговор вмешался Дикандиа.

– А если мы попробуем, потом хлопот не оберешься – этой бодяге тогда конца-края не будет.

Кантарелла рассеянно кивнул.

– Сатта об этом знает. В один прекрасный день я из этого перекормленного стервятника отбивную сделаю.

Гравелли пожал плечами.

– Да, но пока что он нам много крови попортил. Хоть он здесь, в Палермо, сидит, его люди повсюду шастают, во все нос суют. Даже Абрату на допрос таскали. Спокойнее он себя от этого чувствовать не стал – им многое что известно.

– Сатта использует ситуацию в своих целях, – сказал Дикандиа. – На севере и в Риме все в смятении, а Сатта, как заклинатель, над чем-то колдует и лишь усугубляет этот сумбур.

Кантарелла подался вперед и раскрыл досье. На внутренней стороне обложки была прикреплена копия старой паспортной фотографии Кризи. Несколько минут Кантарелла внимательно изучал изображенное на ней лицо.

– Пока он будет жив, ничего, кроме неприятностей, у нас не предвидится. – Он отвел взгляд от снимка и выразительно сказал: – Для человека, который его убьет, я ни за чем не постою! Вам ясно?

Гравелли и Дикандиа молча кивнули. В следующий момент оба они были ошарашены – Кантарелла оторвал фотографию от обложки и бросил ее через стол.

– Я хочу, чтобы завтра в утреннем выпуске всех газет страны на первой полосе была крупным планом напечатана эта фотография.

Дикандиа опомнился первым.

– Дон Кантарелла! Но ведь тогда газетчикам придется выкладывать всю эту историю. Разумно ли это?

– Раньше или позже они все равно до всего докопаются, – ответил босс. – Им и так уже почти все известно. Это только Сатта зажимает информацию в своем департаменте, чтоб в мутной воде рыбу ловить. Рожа эта запоминающаяся – посмотрите на его шрамы и глаза. Его же для нас ищут тысячи людей. Чтобы нам самим распространить этот снимок, потребуется несколько дней. А газеты это сделают вместо нас за день.

– Как бы нам из него героя не сотворить, – предупредил Гравелли.

– Тогда это будет мертвый герой, – резко сказал Кантарелла. – А о мертвых скоро забывают.

* * *

Пэдди вышла из «мёбекса» и потянулась всем своим большим телом. Ее рост создавал свои неудобства, например, во время путешествия часто затекали руки и ноги. Уолли вышел вслед за ней, обернулся к раскрытой двери и спросил:

– Тебе что-нибудь нужно?

Кризи покачал головой.

– Обедайте себе на здоровье. Вы точно не хотите, чтобы я вас подхватил после ресторана?

– Нет, прогулка пешком нам совсем не повредит, – сказала Пэдди. – Мы после обеда хотим здесь немного послоняться, по магазинам пройтись. Не беспокойся, мы не потеряемся.

По восточному побережью страны они проехали от Пескары до Бари. Пэдди думала, что через три дня Кризи надоест ее более чем простая кухня. Кроме того, ей хотелось слегка размяться и купить пару шерстяных свитеров – зима уже не за горами.

Кризи, однако, отказался с ними идти. Он сказал, что поедет на специальную стоянку для автотуристов, расположенную у южного выезда из города. Пэдди заметила, что он старался как можно реже выходить из «мёбекса», даже на стоянках. Это еще больше разжигало ее любопытство. Она немного говорила по-французски и в первый вечер путешествия попыталась слегка разговорить его. Он улыбнулся и что-то ответил. Потом она перешла на английский. Он снова улыбнулся и спросил, не хочет ли Пэдди устроить ему экзамен. Она обратила внимание на его американский выговор.

– Нет, – ответила Пэдди. – Просто не очень-то ты на француза смахиваешь.

В разговор вмешался Уолли, сказал, чтоб она не приставала к человеку и дала ему уснуть. Так что свое любопытство она не удовлетворила.

На автостоянку в Риме, где они условились о встрече, Кризи пришел с двумя большими кожаными чемоданами и брезентовой сумкой. Уолли помог ему затащить багаж в узкую дверь фургона. Как-то, спустя время, в разговоре с Пэдди он заметил, что сказать об этом малом, будто он путешествует налегке, никак нельзя.

Болтливым их попутчика назвать тоже было трудно. Он лишь ткнул на карту в какое-то местечко неподалеку от Авеццано и предложил там остановиться. Они провели там две ночи. Почти пустая автостоянка была расположена в очень живописной, поросшей лесом долине. Он объяснил, что устал и торопиться ему некуда.

* * *

– Вот магазин, – Уолли указал на противоположную сторону оживленной улицы.

– А там – ресторан, – сказала Пэдди, указывая чуть дальше, за магазин. – Давай сначала поедим, а то я помру с голода. – Она усмехнулась. – Знаешь, может быть, как я наемся, мне на размер больше свитер покупать надо будет.

– Больших размеров не существует, – съязвил Уолли и проворно отскочил в сторону, по опыту зная, что игривый шлепок ее огромной ручищи мог свалить его на мостовую.

Однако она пропустила его замечание мимо ушей. Они как раз проходили газетный киоск, и Пэдди остановилась около него как вкопанная. Уолли проследил за направлением ее взгляда.

С первых полос газет на них в упор смотрел Кризи.

Часом позже они оживленно спорили. Уолли насмерть стоял на своем.

– Деньги и паспорта у тебя с собой в сумке. Мы сейчас пойдем прямо на эту чертову железнодорожную станцию и возьмем билеты на этот чертов поезд. Все, что нам нужно, купим в Бриндизи. А завтра утром сядем на этот чертов паром, который идет в Грецию.

Она покачала головой.

– Я поездом не поеду.

Уолли вздохнул и отодвинул от себя тарелку.

– Пэдди, не сентиментальничай – тебе это не идет. Он – самый настоящий убийца. Мы ему ничем не обязаны – «мёбекс» у него. Он нас хочет использовать в качестве прикрытия.

Она снова покачала головой. Тогда он взял газету и сунул ее Пэдди под нос.

– Его повсюду разыскивают – сотни, может быть, тысячи людей. А когда его найдут, мы будем вместе с ним.

– Ладно, Уолли Уайтмен, отваливай тогда лучше сам по-хорошему.

В ресторане было много народу, и Пэдди произнесла эту фразу тихо, однако ее слова как будто пригвоздили Уолли к спинке стула. Она приблизила к нему искаженное злостью лицо и сказала:

– Так оно и есть – он нас использует. А почему бы и нет? Он один. Все это он сделал в одиночку. Сотни, говоришь? Тысячи? А про всю полицию страны забыл? Ему надо помочь. И я ему помогу. А ты можешь делать все, что хочешь.

– Но объясни мне почему? – безнадежно спросил он. – Нас это все вообще никаким боком не касается. Что ты лезешь не в свое дело?

Она презрительно фыркнула.

– Где это ты, интересно, слышал, чтобы австралийцу нужен был повод в драку лезть? – Она слегка стукнула пальцем по газете. – Они убили девочку. Эти сволочи изнасиловали ее и убили. Ей только одиннадцать лет было! Теперь они за преступление свое расплачиваются – это он их платить заставляет. И если ему нужна совсем небольшая помощь, он получит ее от Пэдди Коллинз. Я его в этом деле одного бросать не собираюсь.

Внезапно Уолли усмехнулся.

– Ладно, корова глупая, успокойся.

На какой-то миг она потеряла дар речи, но миг этот был очень кратким.

– Так ты согласен?

– Да, согласен.

– С чего бы это ты так быстро решение свое поменял?

Он пожал плечами.

– И вовсе не быстро. Мне так мой внутренний голос подсказал, хоть это и чертовски опасная затея. Хрен бы с этим малым, да вот девчушку – ты права – жалко.

Пэдди улыбнулась, протянула к нему огромную руку и потрепала по волосам.

– Мне очень нравится, когда ты таким рыцарем становишься. Пошли.

Когда они оказались на улице, он вдруг пробормотал:

– Как думаешь, что он отмочит, когда узнает, что нам все известно? Может, психанет и решит, что мы сдать его решили, или еще чего? Пэдди, имей в виду, этот малый совсем не промах.

Женщина покачала головой и взяла Уолли за руку.

– Я в этом очень сомневаюсь. Теперь, когда его физиономия во всех газетах красуется, ему любая помощь сгодится. Он это отлично понимает. А что до того, какой он крутой, так я тоже не из пугливых.

– Правда?

Пэдди усмехнулась, глянув на него сверху вниз, и сказала:

– Уолли, когда ты со мной и я уверена в твоей защите, мне ничего не страшно.

* * *

Сатта повернулся к Гвидо и Беллу.

– Почти наверняка это сделал Кантарелла, – сказал он. – Все газеты получили информацию приблизительно в одно и то же время.

– Зачем ему это? – спросил Гвидо.

Ответил на вопрос Беллу.

– Это еще один показатель нынешнего состояния Кантареллы. Он попытался самым быстрым способом раскрыть личность Кризи, чтобы его как можно скорее убрали. – Он вопросительно взглянул на Сатту и спросил: – Что теперь, полковник?

Сатта как-то загадочно посмотрел на помощника, и Гвидо внезапно почувствовал в воздухе напряжение. Беллу снова задал вопрос:

– Может быть, полковник, нам стоит поговорить с глазу на глаз?

Сатта вздохнул.

– Нет, не стоит.

Он снова набрал номер управления карабинеров в Риме. Довольно долго Сатта давал точные инструкции, потом повесил трубку.

– Какая же ты циничная сволочь! – сказал ему Гвидо.

Сатта сделал протестующий жест руками.

– На самом деле все это не имеет ровным счетом никакого значения: если его до сих пор не нашел Кантарелла, нашим людям и подавно его не найти. – Полковник окинул взглядом разбросанные на журнальном столике газеты. – Теперь у него уже почти не осталось шансов. Лицо это узнать очень легко. Остается надеяться, что мы его найдем первыми.

Гвидо поднялся со стула, подошел к окну и стал смотреть на оживленную улицу. Моросил мелкий дождик. Грибы зонтиков скрывали очертания движущихся людей.

– Поверь мне, Гвидо, шансов действительно почти не осталось. Теперь мы должны сделать все, что в наших силах. Ты же слышал, о чем я беседовал по телефону.

Сатта говорил, будто извинялся. Никогда раньше Беллу не доводилось слышать, чтобы начальник обращался к кому-нибудь таким тоном.

Не оборачиваясь, Гвидо с горечью спросил:

– Теперь он свою миссию выполнил? Тебя, небось, скоро в генералы произведут?

Тон Сатты резко изменился.

– Я его на это дело не посылал! Ни оружия, ни снаряжения, ни квартир, ни машин я ему не доставал и фальшивых документов тоже. Не я ему наводки на главарей мафии давал. Давай-ка не будем попусту друг с другом лицемерить.

Гвидо отвернулся от окна и взглянул на полковника. Впервые за время разговора на его лице отразились чувства, которые он испытывал.

– Ладно! – выпалил он. – Да, я действительно ему помогал, и мне не стыдно в этом признаться. Но теперь все изменилось. Я тебе поверил, думал, в тебе хоть капля совести осталась. В этом я, как видно, здорово ошибся.

Теперь заговорил Беллу.

– Ты, Гвидо, заблуждаешься, причем очень сильно. Полковник за Кризи личной ответственности не несет. Но я знаю, с какой симпатией он к нему относится. Теперь он сделает все, что в его силах. Все.

– Так что, получается, и вам от него прок был?

Сатта кивнул.

– Да, и еще какой! Имей в виду, больше я этого никому не скажу. Все началось с убийства Конти. Я бы никогда не подумал, что Кантарелла начнет после этого так паниковать. Даже если Кризи не достанет его, с властью Кантареллы будет покончено навсегда. Уже и теперь мафия на континенте переживает полный разброд. Кантарелле никогда больше не восстановить былое могущество по всей стране. Его влияние пока сохраняется на Сицилии, да и то с каждым днем оно становится все слабее. Иди сюда, Гвидо, садись. Сейчас самое главное – найти Кризи. Только ты знаешь образ его мыслей. Ты можешь напрячься и представить себе, что он сейчас думает. Как он попытается напасть на Кантареллу? С какого края возьмется за это дело?

Гвидо пожал плечами и подошел к ним.

– Дай-ка мне еще раз взглянуть на план.

Беллу убрал со столика газеты и разложил крупномасштабную схему виллы Колаччи и ее окрестностей. Все трое согнулись над ней. Сатта указал на план.

– Сегодня утром нам стало известно, что Кантарелла приказал вырубить фруктовые деревья, чтобы между садом и стеной было открытое пространство. Работают прожектора. По ночам вокруг стен виллы освещается вся территория на несколько сотен метров.

– А внутри ограды? – спросил Гвидо.

Сатта покачал головой.

– Нет. Очевидно, саму виллу Кантарелла освещать не хочет. Внутри по ночам темно, хотя, конечно, это вовсе не значит, что вилла не охраняется. Вчера туда привезли двух охранно-сторожевых собак – доберман-пинчеров. Их собак специально натаскивали на убийство людей.

В разговор вмешался Беллу.

– Одному человеку туда не проникнуть. Охранники у ворот и с наружной стороны стен вооружены автоматами, а внутри еще небольшая армия. Ни один автомобиль не может даже близко к ее стенам подъехать.

Гвидо печально усмехнулся.

– Все это он уже предусмотрел. Ему прекрасно известно расположение виллы и всех ее окрестностей. Кризи – воин, а Кантарелла – дурак. Он был бы в гораздо большей безопасности, если бы скрывался и постоянно менял укрытия, а не пытался защитить себя высокими стенами и своими головорезами. Самая неприступная крепость становится смертельной ловушкой, когда стены ее разрушены. Если Кризи удастся попасть внутрь, Кантареллу там никакая армия не спасет.

– Но как же он туда проберется? – спросил Сатта.

– Не знаю, – ответил Гвидо. – Но уверен, что у него уже есть план, в котором все предусмотрено до мелочей.

– Да, в этом деле пока что все идет по восходящей, – заметил Беллу. – Способы убийства постоянно все больше усложняются: Раббиа был застрелен из пистолета, Сандри – из ружья, Фосселла – подорван бомбой, Конти – противотанковой ракетой. – Он развел руками. – Интересно, какое оружие Кризи собирается применить против Кантареллы?

Наступило непродолжительное молчание, потом Сатта улыбнулся.

– Уж не знаю, что там на вилле происходит, но не удивлюсь, если завтра мне доложат, что главарь всех боссов роет себе укрытие против атомной бомбы.

* * *

– Вон там – еще один!

Пэдди указала на «альфа ромео», которая их только что обогнала. К ее заднему стеклу был приклеен прозрачный транспарант, на котором печатными буквами были написаны те же два слова: «Кризи – давай!».

С тех пор, как они выехали из Бриндизи, это был уже пятый. Уолли довольно кивнул головой и проговорил:

– Это же надо – какую мы знаменитость везем!

С тех пор как они оставили «мёбекс» в окрестностях Бари и вернулись из города с газетой, которую показали Кризи, прошло три дня. Он тогда посмотрел на свою огромную фотографию и медленно поднял глаза.

– Это напечатано во всех газетах, – сказал Уолли. – И вся история этого дела. Так что если ты где-нибудь в Италии высунешь на улицу эту мерзкую рожу, ее узнают ровно в тот же момент. По телевизору ее тоже наверняка уже не раз показывали.

Говорил он шутливым тоном, стараясь ничем не выдать своего напряжения.

Кризи не произнес ни слова. Только переводил взгляд с него на нее.

Обстановку разрядила Пэдди.

– Француз занюханный! – сказала она. – Я с самого начала поняла, что ты – янки.

– Как?

– По тому, как ты ешь.

Кризи улыбнулся, Уолли перевел дыхание и с облегчением вздохнул.

Они предложили ему свою помощь, но Кризи стал отказываться. Ситуация резко изменилась. Опасность слишком очевидна. Он просил австралийцев сесть на поезд до Бриндизи и дальше путешествовать самостоятельно. Их это дело не касалось.

Тем не менее логика все же взяла верх – логика и упрямство. Они спорили около часа. Если он сам поведет «мёбекс», далеко ему не уехать – его тут же вычислят. Если же вести машину будет Пэдди или Уолли, а Кризи останется в фургоне, он запросто проедет хоть через всю Италию. Им пришлось уламывать и убеждать его целый час. В конце концов Кризи сдался. Ему нужно доехать только до Реджо, причем особенно он не торопится. После этого они могут оставить себе «мёбекс» – ему эта машина не нужна.

Пэдди попыталась чуть ли не насильно вернуть ему деньги, но здесь заупрямился Кризи. Они могут на эти деньги переправить «мёбекс» в Грецию и дальше – до самой Австралии. Это было его непременное условие.

Два дня они провели в уединенном лагере около Бари. Кризи выходил из фургона только по ночам, чтобы размяться и сделать зарядку, да и то лишь тогда, когда Пэдди и Уолли следили, чтоб никого постороннего поблизости не было. Как Кризи собирался переправиться на Сицилию, он им не говорил, хотя план у него уже был. Он хотел все объяснить им в Реджо. Может быть, Уолли перед отплытием поможет ему там в одном деле.

– Интересно, как он будет выглядеть, если его наголо обрить? – спросил Кризи как-то у Пэдди.

Она лишь покачала головой.

– Представления не имею. Никогда его таким не видела. Наверное, и взглянуть бы на него побоялась.

– Я чертовски красив, – заявил Уолли. – Эту бороду я отрастил только для того, чтобы отгонять прочь толпы похотливых баб. О чем речь-то идет?

Кризи только улыбнулся и сказал, что расскажет, когда они приедут в Реджо.

Как-то вечером Пэдди попыталась отговорить его от задуманного. Все газеты писали, с каким сопротивлением ему придется столкнуться, что шансов у него практически нет. Ее так и подмывало сказать: «Вот еще, новый Дон Кихот отыскался с мельницами ветряными сражаться!» – однако, взглянув ему в глаза, тут же осеклась.

Теперь, когда они выехали на автостраду, ведущую к востоку от Таранто, ей припомнился тот разговор.

– Уолли, – спросила она, – а ты бы мог чувствовать то же самое, что и он? Испытывать такую же ненависть, чтобы совершить то, что он совершает?

– Многие на это способны, – ответил Уолли. – Но здесь вся штука в том, чтобы иметь не только ненависть, но и средства совершить задуманное. Ты же читала историю этого малого в газетах. Как думаешь, сколько таких, как он, ходят по земле?

– Ты считаешь, он действительно решится пробраться на эту виллу и сможет разделаться там с бандитами?

Размышляя над этим вопросом, он даже губы от напряжения поджал.

– Исключать такой исход дела я бы не стал. Он уже прошел большой путь, но ему для этого еще нужна удача – даже, я бы сказал, дьявольское везение. Но ему фартит – встретился же он с нами.

Пэдди улыбнулась, и на какое-то время в кабине воцарилось молчание.

– О чем ты задумалась? – спросил Уолли.

Она снова улыбнулась.

– О том, как ты будешь выглядеть, если тебя наголо побрить.