Текст книги "До белого каления"

Глава 21

Стены эти простояли века, но противиться натиску бульдозера им было не под силу. Чтобы сровнять фермерский домик с землей, потребовалось лишь полчаса.

Франко Мази стоял рядом с тележкой, доверху груженной его пожитками. И жена его сидела на той же тележке. Она смотрела в другую сторону, не в силах вынести это зрелище. Глаза ее были красными от слез.

Но Франко смотрел вдаль, на стены виллы Колаччи, во взгляде его светилась жгучая ненависть. Многие поколения здесь жили его предки, из года в год обрабатывая несколько акров каменистой земли на склоне холма. Хозяева виллы раньше всегда были их благодетелями, Франко жил и работал под их защитой и покровительством. Кое-что, например сыр, который делала его жена, всегда отдавали на виллу в качестве благодарности и признательности.

Когда ему сказали, что дом будет снесен, сначала он не поверил. Такого просто быть не могло. Защитники и благодетели на такое не способны. Он просил о встрече с хозяином виллы, но ему сказали, что это невозможно. Дон Кантарелла не встречается ни с кем. В течение суток Франко должен выехать из своего домика в новый, который ему подыскали в Палермо. И дали какие-то бумаги, чтоб он их подписал.

Бульдозер закончил свою разрушительную работу, развернулся, скрежеща гусеницами, и медленно пополз к узкой дороге.

Франко не мог сдержаться – из самых глубин его души вырвалась глухая мольба:

– Господи, помоги Кризи!

* * *

Уолли даже возмутился: платить семь тысяч лир за бритье и стрижку – безумная расточительность. Но пронять парикмахера не могло ничего. Он красноречиво указал на лохмы волос, упавшие на пол. Работа большая – не меньше часа. Так что оставалось либо соглашаться, либо уходить ни с чем.

Уолли согласился. Ему предстоял непростой день, и времени, чтобы ходить по парикмахерским и искать, где бы его постригли подешевле, уже не оставалось. По крайней мере, терять все волосы он не собирался. Кризи ему перед уходом сказал:

– Постригись коротко, аккуратно, так, чтобы стрижка в глаза никому не бросалась. А бороду сбрей.

Уолли все еще не понимал, что к чему. На эту стоянку они приехали прошлым вечером, и за ужином Кризи подробно объяснил, что ему нужно от Уолли. Но для чего, не сказал. Слишком много знать будете – скоро состаритесь, сказал он и пообещал вводить их в курс дела по мере надобности.

Сначала Уолли надо побриться и постричься. Потом – купить хороший дорогой кожаный чемодан и портфель, деловой костюм, белую рубашку, неяркий однотонный галстук и ботинки на шнурках. Переодевшись в новый наряд, он должен на трое суток снять себе лучший номер в гостинице «Эксельсиор». После этого ему надо пойти в контору фирмы «Авис» и на три дня взять напрокат машину – лучшую модель из тех, что у них свободны. Обедать он будет в ресторане гостиницы, причем заказывать очень дорогое вино, а к кофе – марочный коньяк. Кризи посоветовал ему «Аннесси-экстра».

– Ты хочешь, чтобы он походил на богатого дельца? – спросила Пэдди.

– Вот именно, – ответил Кризи.

Пэдди скептически взглянула на Уолли.

– Прямо как в сказке про Царевну-лягушку.

– Ты, Пэдди, лучше помолчала бы, – осклабившись, сказал Уолли. – Ты и представить себе не можешь, какой красавец из меня получится – я же не всю свою жизнь ходил, как оборванец.

После роскошного обеда Уолли должен подняться к себе в номер и позвонить в Австралию какому-нибудь старому приятелю – какому именно, не имеет значения, – но говорить с ним надо не меньше двадцати минут. Ночь он проведет в номере, а рано утром вернется к ним на стоянку.

* * *

Как раз в то время, когда в Реджо Уолли лакомился фаршированным перцем, Сатта, Беллу и Гвидо наслаждались жаренной на гриле рыбой в ресторане «Гранда» в Палермо.

– А ты что по этому поводу думаешь? – спросил Сатта своего помощника.

– Он сюда на лодке приплывет, – ответил Беллу. – Скорее всего, на рыбачьем баркасе. Реквизирует его у кого-нибудь в Калабрии.

Сатта указал себе в тарелку.

– Я совсем не об этом. Что ты думаешь по поводу этой рыбы?

Беллу улыбнулся. Иногда ему доставляло удовольствие злить шефа.

– Чуть передержана.

Сатта согласно кивнул и повернулся к Гвидо.

– Есть вероятность, хотя и очень маленькая, что в один прекрасный день наш бравый капитан все-таки будет произведен в полковники.

– Для этого что, необходимо быть экспертом по приготовлению рыбы? – спросил Гвидо. – Или у полковников, в отличие от всех нормальных людей, есть вкусовые рецепторы и на небе?

– Да, Гвидо, к сожалению, ты в кадровых вопросах слабоват, – ответил Сатта. – Мы просто обязаны выдерживать определенные стандарты, иначе, чего доброго, по службе начнут продвигать только умных и преданных своему делу людей. Это стало бы настоящей катастрофой.

– Ты хочешь сказать, что, если бы так и было на самом деле, ты и теперь еще ходил бы в капралах?

Сатта ухмыльнулся и, обратившись к Беллу, заметил:

– Тебе не кажется, что, если неаполитанцы пытаются острить, у них это всегда получается с какой-то издевкой? Так почему же тебе кажется, что он переправится на рыбачьей лодке?

Беллу пожал плечами.

– А как еще? Обычными видами транспорта он воспользоваться не сможет. За каждым прибывающим самолетом, паромом и поездом ведется наблюдение. А он не из тех, кому легко загримироваться.

– Может быть, – согласился полковник. – Гвидо, а ты что думаешь по этому поводу?

– Не знаю, – сказал Гвидо. – Что бы мы сейчас ни говорили, это только пустая игра ума. Я немало над этим ломал голову, и все зря – ответа у меня нет. Очевидно лишь то, что лицо его теперь так хорошо всем известно, что он нигде и носа не сможет на людях высунуть.

Сатта согласился.

– Да, сегодня, пожалуй, его физиономия в Италии самая популярная. Это же надо, как люди реагируют на его подвиги! Если бы мне раньше кто-то сказал, что такое в наши дни возможно, я бы не поверил. – Он удивленно покачал головой. – В Риме и дальше к северу все молоденькие девушки щеголяют в майках по последнему писку моды – с его портретом и надписью: «Кризи – давай!» Общественное мнение целиком на его стороне, газеты идут нарасхват. Уж и не знаю, нормально ли это.

– Такая реакция людей вполне понятна, – высказался Беллу. – Они по горло сыты засильем боссов мафии и их наглостью. Правительство не в состоянии принять достаточно эффективные меры, поэтому они сотворили себе кумира из этого человека, сделали храбреца-одиночку своим героем. Это вполне естественная реакция.

– Для меня, – сказал Сатта, – самой большой загадкой остается вопрос о том, где он скрывается. Ведь чтобы его никто не видел, он должен находиться в полнейшей изоляции. Как он до сих пор умудряется скрываться и от полиции, и от бандитов? – Он тяжелым взглядом посмотрел на Гвидо. – Ты уверен, что после Рима у него не осталось ни одного надежного укрытия?

– Мне по крайней мере об этом ничего не известно, – ответил Гвидо. – Он ни разу не говорил со мной о своих планах после Рима, и ты прекрасно знаешь почему.

– Очень жаль, – сказал Сатта. – И по почте с тобой никто больше не связывался. Мы следим за этим круглосуточно.

– Жаль? – сухо спросил Гвидо. – Теперь тебе и в самом деле хочется его найти?

Выражение лица Сатты изменилось.

– Гвидо, поверь мне, пожалуйста. Я совсем не собираюсь спокойно смотреть на то, как его будут убивать. Он уже достаточно много сделал.

Полковник жестом подозвал официанта, и они заказали десерт. Когда официант отошел, Сатта положил руку на плечо Гвидо и мягко сказал:

– Это – чистая правда. Я многим ему обязан. У меня такое чувство, как будто я его давно и хорошо знаю. Мне очень хотелось бы с ним встретиться. Должен признаться, я испытываю к этому человеку глубокую симпатию. Если бы мне раньше сказали, что все это сможет сделать только один малый, я бы рассмеялся. Я и сейчас еще не все могу понять, особенно как ему удалось убить Конти.

Гвидо печально усмехнулся.

– Да, он ему устроил похороны, как в цветном кино.

Двое мужчин непонимающе на него посмотрели, и Гвидо пояснил:

– Эта фраза стала крылатой в Лаосе много лет назад. Как-то раз в одном из глухих уголков страны мы стояли неподалеку от взлетной полосы и наблюдали за посадкой самолета ДС-6 из «Эйр Америка». На его борту была взрывчатка, бензин и кое-что из боеприпасов. Почему-то он не смог выпустить шасси и сел на брюхо. Он долго бороздил землю, но потом зацепился за что-то концом крыла и его перевернуло.

Гвидо смолк, видимо погрузившись в воспоминания.

– Ну и что? – вернул его к действительности Беллу. – Что дальше-то было?

– Он взорвался, – ответил Гвидо. – Причем это происходило, как в замедленном цветном фильме. Сначала взорвался бензин, потом – взрывчатка, а после этого – боеприпасы. Мы все были знакомы с его пилотами – двумя канадцами, отличными мужиками. Когда грохот стих, воцарилось долгое молчание, а потом австралиец Фрэнк Миллер вроде как прощальное слово произнес. Он сказал: «По крайней мере похороны у них были, как в цветном кино». – Гвидо передернул плечами. – Так с тех пор это выражение стало одной из наших крылатых фраз. Если потом наемник хотел кого-нибудь припугнуть, он намекал на «похороны, как в цветном кино».

– Интересно, – спросил Беллу, – что может заставить человека идти в наемники?

Гвидо улыбнулся наивности вопроса.

– Тысячи причин. Там были люди всех сортов – неудачники, идеалисты, желавшие изменить мир к лучшему, просто полные идиоты. – Он снова пожал плечами. – Очень часто люди становились наемниками просто в силу стечения обстоятельств – без всякого специального умысла.

Официант принес десерт. Они молча стали с ним расправляться.

Беллу, однако, разбирало любопытство. Для него это был совсем другой мир, и он снова пустился в расспросы.

– Кризи, должно быть, – особый случай. Как он смог стать тем, кем стал? В нем ведь есть что-то особенное. Что отличает его от других?

– Ты же читал его личное дело, – вмешался Сатта. – Все дело в его опыте. Опыте и тренировке. Хотя, наверное, есть здесь и что-то еще. – Полковник вопросительно посмотрел на Гвидо. – Как тебе кажется?

– Да, есть и кое-что еще, – согласился неаполитанец. – Это – как сексуальное влечение, нечто сильное, но неуловимое. У солдата все может быть на месте, но отсутствие этого неуловимого качества не дает ему стать воином, несмотря на всю его техническую подготовку. Иногда – совсем редко – такие люди встречаются. Этот дар, превращающий солдата в воина, сразу же чем-то выделяет его из общей массы. Может быть, это особое сочетание удачи и силы воли. Ведь нередко бывает, что взвод солдат не может взять какую-то позицию, а одному воину, обладающему таким даром, это удается.

– Как ты считаешь, в тебе тоже есть этот дар? – мягко спросил Сатта.

– Да, – ответил Гвидо. – Но Кризи наделен им в избытке. Именно поэтому он настолько выше всех других людей его профессии. Скорее всего, этот его дар приведет его на виллу Колаччи.

– А вывести его оттуда он сможет? – серьезно спросил Сатта.

– Кто знает?

Этот вопрос уже давно беспокоил Гвидо. Конечно, у Кризи давно созрел план, как пробраться на виллу. Но знает ли он так же хорошо, как выбраться оттуда?

* * *

Уолли припарковал взятую напрокат «ланчию» рядом с «мёбексом». Пэдди сидела на ступеньке фургона и смотрела, как он выходит из машины. Уолли захлопнул дверцу «ланчии» и молча стоял, глядя на нее. Пэдди очень долго сидела не двигаясь. Потом скрестила руки на груди и стала раскачиваться взад и вперед. Лишь после этого она расхохоталась.

За ее спиной появился Кризи и оценивающе уставился на Уолли. Через какое-то время он кивнул и улыбнулся. Пэдди соскользнула со ступеньки, упала на траву и стала по ней кататься. Ее просто душил хохот.

– Вот баба чертова! – в сердцах проговорил Уолли.

Кризи не мог с ним не согласиться.

– Трудновато ей, видно, оценить истинную красоту.

Пэдди уже пришла в себя и снова села на ступеньку, обхватив руками колени.

– Уолли Уайтмен, – сказала она торжественно, обнажив в широкой улыбке белые зубы, – выглядишь ты прямо как расфуфыренный индюк!

Уолли стоял рядом с черной «ланчией» в темно-синем костюме в чуть заметную полоску и держал в руке дорогой черный портфель. На замечание подруги он никак не отреагировал.

– Ну что, нормально я выгляжу? – не без гордости спросил он Кризи.

– Отлично, – ответил тот, потом обернулся к Пэдди. – Ты просто в хороших вещах не разбираешься. А если он лишь индюк расфуфыренный, что же ты тогда всю ночь в подушку проревела?

– Чушь собачья! – фыркнула Пэдди, рывком поднимаясь с земли. – Я по нему и год не соскучусь, не то что одну паршивую ночь!

Тем не менее она подошла к Уолли и прижала его к себе.

– Потише, девонька, – сказал он с улыбкой. – Так ты мне новый костюм помнешь.

Они зашли в фургон и расселись вокруг небольшого стола. Уолли подробно рассказал, как он выполнил все указания Кризи.

– Что теперь делать будем? – с нетерпением спросил Уолли.

Кризи разложил на столе карту и показал на расположенный неподалеку небольшой аэродром.

– Здесь находится авиационный клуб Реджо-ди-Калабрия. Я хочу, чтобы ты прямо сейчас туда отправился и зафрахтовал небольшой самолет до Трапани на западном побережье Сицилии.

Уолли и Пэдди обменялись взглядами.

– Вот, значит, как, – сказала Пэдди. – Ты туда на самолете залететь собрался.

– Не совсем так, – ответил Кризи.

Он объяснил, что сначала планировал договориться по телефону о ночном полете, а при необходимости угнать самолет вместе с летчиком. Однако помощь Уолли упростила дело.

Загадка, которую он им загадал вчера, была разгадана. Уолли должен сказать пилоту, что он – бизнесмен, у которого каждая минута расписана. Ему предстоит провести несколько деловых встреч в Реджо, а как только они закончатся, надо срочно вылетать в Трапани. Если в авиационном клубе кто-нибудь заинтересуется его персоной, то сразу же выяснит, что он остановился в самом дорогом номере самой дорогой гостиницы в городе, сорит деньгами направо и налево, заказывая самые изысканные блюда и вина в ресторане, арендует самую дорогую машину и подолгу говорит по телефону с заграницей. Короче говоря, такой клиент должен сразу же внушить доверие.

Кризи попросил Уолли объяснить пилоту, что он точно не знает, когда сможет вылететь, и предупредит его о времени полета не меньше чем за шесть часов. Может быть, придется лететь даже ночью, но полет обязательно состоится в ближайшие три дня.

– Почему ты не можешь заранее назначить время? – спросил Уолли.

– Это зависит от погоды.

– Тогда почему же ты так уверен, что полетишь в ближайшие три дня?

– Потому что как раз в это время будет новолуние – месяца либо вообще не будет, либо свет его будет очень слабым.

Хоть любопытство Уолли и не было удовлетворено до конца, он попридержал свои вопросы, пока Кризи говорил о том, что в авиационном клубе есть четыре небольшие самолета: две «чессны», «пайпер комманч» и «коммандер». Важно зафрахтовать «чессну». Если настойчивость Уолли в этом вопросе вызовет какие-то подозрения, пусть скажет, что уже летал на этом самолете и хорошо с ним знаком. Оплатить рейс ему надо полностью и наличными.

– А почему так важно, чтобы это была именно «чессна»? – спросил Уолли.

– Потому, что у нее высокое расположение крыльев на фюзеляже.

– Ну и что из этого?

– Из нее легче прыгать.

Теперь любопытство Уолли было полностью удовлетворено.

* * *

Гравелли и Дикандиа сами делали обходы. Они проверяли все посты самым тщательным образом.

После беседы с часовыми, охраняющими подходы к стене виллы со стороны главных ворот, они по саду возвращались обратно в дом.

– Еще одна такая неделя, и уже ничего нельзя будет поправить, – сказал Дикандиа.

– И теперь может быть слишком поздно, – ответил Гравелли. – В Турине уже идет война. В Риме три семьи стали сводить давние счеты. Даже в Калабрии неспокойно. Дону Моммо было обещано, что пока он будет сидеть в тюрьме, все будет тихо. Но пару дней назад на него было совершено покушение. Кантарелла уже вообще ничего не делает. Он с каждым днем все больше подрывает к себе уважение, сидя здесь, как мышь в норе. Абрата завтра приедет пошептаться с Кантареллой. Он в ужас придет, застав его в таком состоянии.

Дикандиа подумал, что Гравелли немного сгущает краски. Он работал на Кантареллу вот уже двадцать лет, и его преданность боссу стала притчей во языцех. Поколебать его уверенность в непогрешимости Кантареллы было не так-то просто.

Внезапно Гравелли схватил его за руку, и двое мужчин застыли на посыпанной гравием дорожке как вкопанные.

Из темноты беззвучно вынырнули две длинные черные тени. Собаки подошли к людям, обнюхали их и так же бесшумно исчезли.

– От этих проклятых псов у меня мороз по коже продирает, – злобно процедил Дикандиа сквозь зубы.

– Брось, – усмехнулся Гравелли. – Когда эти собаки чуют знакомый запах, они совершенно безопасны.

– Лучше бы память их не подвела, – ответил Дикандиа, и они пошли по дорожке дальше.

На виллу мужчины вошли через заднюю дверь. Попали они сразу в кухню – просторное помещение с большой плитой, которое временно было переоборудовано в столовую для недавно прибывшего пополнения телохранителей. Человек шесть, лениво развалившись на стульях, смотрели телевизор. На деревянном столе в беспорядке стояли тарелки с остатками трапезы. Автоматы и пара ружей все время были у них под рукой.

В центральную часть виллы из кухни вел коридор. В ближайшей к кухне комнате, мимо которой он проходил, на деревянных скамейках перед выходом на ночное дежурство спали или просто отдыхали остальные телохранители.

В конце коридора шла лестница на второй этаж, там находились кабинет и спальня Кантареллы. К ним примыкали комнаты Гравелли и Дикандиа.

Боссы обменялись парой слов с охранниками и поднялись к себе.

Перед дверью в кабинет сидел личный телохранитель Кантареллы. Когда советники приблизились, он встал, два раза стукнул в дверь и отворил ее. Они вошли, чтобы доложить, что все в порядке.

* * *

Через два дня промозглый северный ветер утих. На ближайшие сутки прогноз был удовлетворительным: над Северной Сицилией синоптики обещали облачность и слабый восточный ветер.

Кризи готовился к вылету.

Ранним вечером он раскрыл большой широкий чемодан и вынул из него посылку, полученную в Марселе от французского генерала. Пэдди и Уолли с интересом наблюдали, как он на траве разворачивает и аккуратно раскладывает большие куски черной ткани.

– Это совсем не похоже на парашют, – заметил Уолли.

– Да, – согласился Кризи, – скорее на крыло. Времена, когда парашютист полагался лишь на удачу и везение, давно ушли в прошлое. Это – французский «мистраль». Хорошо подготовленный десантник может на нем лететь даже против ветра и приземлиться всего в нескольких ярдах от цели.

Они помогли ему распутать и разложить стропы, потом отошли в сторону, наблюдая за тем, как ловко он раскладывает их и размещает на куполе парашюта.

– А запасного у тебя нет? – спросил Уолли.

Он часто видел в кино парашютистов, у которых на всякий случай к груди был прикреплен небольшой запасной парашют.

Кризи покачал головой.

– Я не могу брать с собой столько лишнего веса.

Он объяснил, что, как правило, десантник, прыгая с парашютом, привязывает сумку со всем необходимым на пятиметровом тросе, и она свободно свисает в воздухе. Тяжелая сумка, первой упав на землю, смягчает ему приземление. Но, развязывая сумку на земле и доставая из нее оружие, он теряет драгоценные секунды. Кризи собирался прыгать, держа все оружие в полной боевой готовности. Поэтому он немного рисковал, зная, что его приземление будет жестким.

Он закончил сворачивать парашют и прислонил его к фургону «мёбекса». Потом обернулся к Уолли.

– Я буду готов через полчаса.

– Тебе еще понадобится моя помощь? – спросил Уолли.

– Нет. Я все сделаю сам. Подождите меня, пожалуйста, снаружи.

В фургоне Кризи достал вторую посылку – из Брюсселя. Когда он ее распаковал, почувствовался запах одежды, которой долго никто не пользовался. Это была его старая боевая камуфляжная форма. На рукаве красовалась нашитая разноцветная эмблема Первого воздушно-десантного полка Иностранного легиона.

Он долго держал форму в руках, погрузившись в воспоминания двадцатилетней давности. Потом резко бросил на скамью и стал переодеваться.

Когда он вышел из «мёбекса», уже почти стемнело. Пэдди и Уолли стояли рядом, опершись на «ланчию». Пэдди, взглянув на Кризи, застывшего в дверном проеме, тихо всхлипнула.

Они знали, кем он был и что он собирался делать. Но лишь теперь, когда американец стоял перед ними в боевой экипировке, они отчетливо представили себе, на что он идет.

В этом одеянии он напоминал слишком сильно накачанную автомобильную шину. Брюки камуфляжного комбинезона были заправлены в высокие ботинки на шнуровке. Грудь прикрывал десантный жилет с массой разнообразных приспособлений для боеприпасов и амуниции – с каждой его стороны свешивалось вниз по несколько гранат, между ними – объемная сумка. С правой стороны на ремне крепилась брезентовая кобура. Кроме нее, на поясе – спереди и сзади – было пристегнуто несколько небольших подсумков. С шеи на кожаном ремешке свисал короткий тупорылый автомат «ингрэм», плотно прижатый к правому предплечью специальным ремешком. В левой руке он держал черную вязаную шапочку.

Кризи поднял с земли парашют и двинулся к «ланчии», бросив на ходу:

– Ты готов?

Уолли хотел было что-то сказать, но слова застряли у него в горле. Он молча открыл дверцу машины. Кризи аккуратно положил парашют и обернулся к Пэдди.

– Со словами у меня, Пэдди, сама знаешь – плоховато. Но я так думаю, и без них все ясно.

Она хмыкнула, сглотнув слезы, затрясла большой головой и произнесла:

– Ты, Кризи, просто тупой болван. Даже представить себе не могу, что будет, если тебя не станет.

Он улыбнулся и обнял Пэдди за плечи.

– Со мной все будет в порядке. Мне к этому не привыкать – такая уж у меня профессия.

Она вытерла слезы с щек и крепко его обняла. Жесткий металл больно вжался в ее тело, но Пэдди на это было наплевать. Потом она пошла к фургону, забралась внутрь и с силой захлопнула за собой дверь.

* * *

Дорога до небольшого аэродрома заняла всего двадцать минут. Кризи лежал на заднем сиденье, и снаружи его не было видно. Минут через пять, как они отъехали, Уолли спросил:

– Как ты оттуда выберешься?

– Дверца «чессны» открывается против ветра, – ответил Кризи.

– Да нет, – сказал Уолли, – я имею в виду виллу Колаччи. Теперь я знаю, как ты туда попадешь, но не могу себе представить, как ты оттуда сматываться будешь.

Ответ был крайне лаконичным, он начисто исключал дальнейшие расспросы.

– Если туда можно пробраться, значит, есть и обратный путь.

Еще несколько минут они проехали в молчании. Потом Кризи спросил:

– Уолли, ты ничего не забыл? Точно помнишь очередность всех действий?

– Абсолютно, – ответил Уолли. – Не переживай, никаких неувязок не будет.

– А потом?

– Все пройдет как по маслу – уже вечером мы будем в дороге.

– Не откладывайте ни секунды, – проговорил Кризи. – Здесь большой переполох поднимется, но утром во что бы то ни стало вам нужно быть уже на пароме.

Уолли уверенно сказал:

– Кризи, можешь ни о чем не беспокоиться – мы там будем. Приезжай потом к нам в Австралию.

С заднего сиденья донесся приглушенный смешок.

– Приеду. Ты там за ней присматривай. Она у тебя женщина путевая.

– Я знаю, – отозвался Уолли. – Подъезжаем к аэродрому. На стоянке всего пара машин. Вроде все чисто.

Уолли поставил «ланчию» рядом с ангаром, взял портфель и открыл дверцу. Голову он назад не поворачивал.

– Удачи тебе, Кризи.

– Спасибо, Уолли. Чао!

* * *

Чезаре Нери посмотрел на бортовые приборы. Ему хотелось как можно скорее завершить этот чартерный рейс. Пилотом он был добросовестным, обучение и подготовку проходил в военно-воздушных силах и строго соблюдал все предписания. То обстоятельство, что о времени вылета его должны были уведомить за шесть часов, слегка выбило его из колеи – он не мог выпить. А он это любил. Ночь летчик собрался провести в Трапани – там у него жили хорошие приятели.

Он взглянул на австралийца, удобно расположившегося на сиденье справа. Мужчина, казалось, немного нервничал. Чезаре к этому давно привык. Люди, как правило, спокойно себя чувствуют в больших реактивных машинах, но стоит кому-нибудь оказаться в маленьком самолете рядом с пилотом, как все начинает казаться хлипким и ненадежным.

– Мы готовы к взлету.

Пассажир кивнул.

– Отлично.

Затарахтел двигатель. Чезаре следил за датчиком давления масла. Пассажир коснулся его руки и, перекрывая шум мотора, громко спросил:

– Сколько нам лететь до Трапани?

– Около часа, – ответил Чезаре, не сводя глаз со стрелок приборов.

– Туалета здесь нет?

Чезаре отрицательно покачал головой. Тогда пассажир сказал:

– Если вы не возражаете, я здесь схожу, чтоб по пути неприятности не случилось.

Чезаре слегка усмехнулся. Да, на этот раз ему действительно нервный клиент попался. Он протянул руку и открыл правую дверцу.

– Давайте, действуйте, только держитесь подальше от винта.

Пассажир отстегнул привязной ремень и выбрался из кабины. Чезаре снова стал внимательно следить за показаниями датчиков.

Через пару минут в раскрытой дверце появился человек. Чезаре скосил глаза и неподвижно застыл. Потом повернул голову вправо, внимательно взглянул на пистолет и на человека, который держал его в руке.

– Делайте свое дело, – сказал незнакомец, с трудом влезая в тесную кабину. – Вам ничего не угрожает, можете быть спокойны.

Пристегиваться ремнем он и не думал. Только немного склонился вперед в небольшом кресле, правую руку положил на приборную панель и слегка развернул корпус к пилоту. Пистолет был направлен чуть вниз, прямо под ребра Чезаре.

– Проверьте, как работают датчики, – сказал он. – Делайте все, что положено по инструкции. На этой машине летать я умею, как пользоваться радиопередатчиком, знаю. Так что не делайте глупостей.

Чезаре сидел совершенно неподвижно, сложив руки на коленях. Голова его напряженно работала. Новый пассажир не стал мешать ему думать, он просто сидел и ждал. В конце концов Чезаре принял единственно возможное решение. Он продолжил обычную подготовку самолета к полету.

Через десять минут они уже летели над Мессинским проливом на высоте четырех тысяч футов. Впереди горели огни Сицилии.

* * *

– Можете убрать вашу пушку. Я знаю, кто вы такой.

Думал Кризи недолго, потом вложил «кольт» в брезентовую кобуру и застегнул ее. После этого чуть развернулся, поудобнее пристроив на кресле парашют, протянул руку и взял карту Чезаре. Карандашом на ней был нанесен маршрут до Трапани. Он проходил в трех милях к югу от виллы Колаччи. Кризи взглянул на летчика.

– После того как вы минуете маяк в Термини Имерезе, я вас попрошу сделать совсем небольшой крюк.

Чезаре невесело усмехнулся.

– Надо мне было больше взять за этот рейс.

Кризи улыбнулся ему в ответ.

– Меньше: пассажир пролетит с вами только часть оплаченного пути.

– Хоть то хорошо, что вперед заплатили, – сказал Чезаре. – Вам бы лучше рассказать мне все, как есть.

Держа в руках карту, Кризи наклонился к летчику и ткнул пальцем в какую-то точку.

– Пропустить это место вы никак не сможете. Оно находится в пяти километрах к югу от Палермо и в трех – к востоку от Монреаля. Освещено оно, как настоящая рождественская елка.

Он взглянул на приборную панель. Самолет летел на высоте пяти тысяч футов.

– На какой высоте вы обычно летите?

– Семь тысяч футов.

– Отлично. Оставайтесь на этой высоте, пока не пролетите маяк. Потом поднимайтесь до двенадцати тысяч футов.

Чезаре удивленно на него взглянул, и Кризи пояснил:

– Я сделаю затяжной прыжок – прыгну с большой высоты, а парашют раскрою как можно ниже над землей.

Чезаре кивнул.

– На какой высоте вы собираетесь раскрывать парашют?

– Около двух тысяч футов. Все зависит от того, как далеко отнесет в сторону. Сейчас дует восточный ветер со скоростью десять узлов, так что я смогу выйти прямо на цель.

Чезаре взглянул на уложенный парашют.

– Что это за модель?

– Крыло – французский «мистраль».

Чезаре бросил взгляд на вооружение, которым был увешан Кризи.

– Я, конечно, знаю, что вы – мастер своего дела, – сказал он. – Вам по-другому нельзя. Действовать там придется быстро и решительно. – Чезаре немного подумал, затем продолжил: – С этими местами я неплохо знаком. Вас будет немного сносить воздушным потоком, который дует со стороны гор. В свободном полете вы этого не почувствуете, потому что сдувать начинает ниже двух тысяч футов. Поэтому я бы вам посоветовал прыгать чуть дальше к югу.

Об этом Кризи раньше не задумывался. Слова летчика, без всякого сомнения, были искренними.

– Спасибо, я так и сделаю. У вас, надо полагать, приличный опыт.

Чезаре кивнул.

– Я пять лет прослужил в ВВС, летал на транспортных самолетах. Сколько в те годы парашютистов сбросил, и сосчитать не смогу. А потом – любителей сбрасывал из парашютного клуба.

– Хорошо, – сказал Кризи. – Дальше по дороге сможете их всех пересчитать. Извините меня. Это дело чревато серьезными осложнениями. Мне придется вырубить ваш передатчик.

Какое-то время Чезаре молчал, глядя сквозь стекло. Когда он снова заговорил, в голосе его слышалось волнение.

– Я рад, что вы летите в моем самолете. Многие вас поддерживают, подавляющее большинство. Поколения моих предков жили в Калабрии. Мы знаем, насколько эти люди могущественны. Все мы потрясены тем, что вы смогли сделать в одиночку. Мы вами восхищаемся. Я очень рад, что именно мне посчастливилось вам помочь. Сброшу я вас так, что вы приземлитесь точно туда, куда рассчитываете.

Через некоторое время Кризи спросил:

– Вы потом продолжите полет до Трапани?

– Я вернусь обратно в Реджо – так будет безопаснее. А что это был за австралиец?

В неясном свете красной лампочки, освещавшей кабину, черты Кризи казались мягче, чем на самом деле. Он просто сказал:

– Такой же человек, как вы.

* * *

В Палермо стояла теплая погода, окна в баре гостиницы «Гранд» были распахнуты настежь. Сатта, Гвидо и Беллу стояли у стойки и потягивали перед ужином аперитив. Настроение у Сатты было неплохое, а все благодаря двум молодым американкам, сидевшим за угловым столиком. У одной были восхитительные рыжие волосы. Рыженьких Сатта просто обожал. Вторая была тоже ничего – блондинка.

– Прилипалой ее вроде не назовешь, – заметил Сатта и, увидев на лице Беллу озадаченное выражение, пояснил: – Красивая девица, как правило, по вечерам выходит вместе с безобразной подругой. В выигрыше остается и та, и другая. Красотка по сравнению с подружкой выглядит еще привлекательнее, а дурнушке достается приятель того, который снимает красотку. Прилипала – это рыба такая, она присасывается к акуле, и ей достаются объедки хищницы. – Он взглянул на блондинку и улыбнулся ей. – Но эту ласточку прилипалой назвать было бы совсем несправедливо – она и сама себя прокормит. Как считаешь, Гвидо, она тебе подойдет?