Текст книги "Главный свидетель – кошка"

– Была ли эта встреча случайной или условленной заранее – вот в чем вопрос, – задумчиво сказал Херстал.

– Вопросов тут полным-полно, – заметил Де Грип. – Точно мы знаем лишь одно: события развивались в бешеном темпе. Я имею в виду, после того как он сдал кружку.

Херстал согласно кивнул.

– В это время года в девять часов почти темно.

– Все же света достаточно, чтобы всадить человеку пулю в сердце. Если этот человек вдобавок стоит, подняв руки вверх, и ему тычут пистолетным дулом прямо в грудную клетку. Самое главное для нас – выяснить мотив убийства. Если принять во внимание банковский счет Криса в Амстердаме и купленные им дорогие вещи, напрашивается вывод, что рыльце у парня в пушку. Скорей всего, шантаж.

– Вечно тебе мерещится шантаж, – упрекнул его Херстал, – из-за этого ты часто попадаешь впросак.

Де Грип усмехнулся.

– При чем тут я? Шантаж – самый веский повод, чтобы кого-нибудь пристукнуть.

– Домыслы ни к чему не приведут, – сказал только что вошедший Эрик Ягер. – Надо исходить из фактов, а факты говорят о том, что преступник действовал, отчаянно рискуя. Справа от него был лес, слева – высокие деревья на берегу Заячьего пруда. Зато в стороне Эуропасингел местность совершенно открытая. Увидеть оттуда убийцу легче легкого.

– Он, безусловно, осмотрелся по сторонам – нет ли кого поблизости, – возразил Де Грип, – и наверняка отлично знал, что с наступлением темноты там ни души не бывает.

– В эту пору и в центре города ни одной собаки не увидишь, – добавил Херстал.

Де Грип кивнул, и Эрику Ягеру пришлось с ними согласиться. Он и сам однажды с этим столкнулся, когда расследовали другое убийство: если идти от центра через разводной мост, перед тобой вырастают три словно вымерших здания банков, такое же огромное здание страховой компании и еще несколько контор. За ними два кладбища, церковь и большая автостоянка, потом еще одна церковь и городской сад. Днем Кастеллум кишмя кишит транспортом, одни машины въезжают в город, другие выезжают, зато ночью – ни души, можно объехать весь центр на танке, никто слова не скажет. Но сравнение центра города с простирающимся вдоль Парквег лесом, где застрелили агента уголовного розыска, было по меньшей мере неудачным: на Парквег повсюду стоят дома. Была середина лета, окна распахнуты настежь. И тем не менее выстрел тогда слышал только один человек.

В этом смысле Заячий пруд был расположен еще более неблагоприятно. Людей там нет, одни гуси да утки. Вилла Хохфлигера находилась достаточно далеко, и росшие в саду деревья и кусты заслоняли ее от места, где произошло убийство. В этом смысле риск быть пойманным с поличным был не слишком велик.

И все-таки, если решил расправиться с врагом, можно подыскать и более безопасное место. Или место было выбрано нарочно?

– Во всяком случае, убийца пошел на риск, – сказал Херстал, как бы читая его мысли.

– Преступник торопился, иначе он выбрал бы более безопасное для себя место.

Эрик Ягер пристально на него посмотрел и хотел было что-то сказать, по Де Грип его опередил, щегольнув одним из своих афоризмов:

– Убийца всегда торопится.

Херстал задумчиво пососал свою трубку.

– А ты как думаешь? – полюбопытствовал Де Грип.

– Может быть, он хотел убить его именно на этом месте…

Эрик Ягер смотрел на него с большим интересом, но Де Грип, видимо, не вник в смысл сказанного Херсталом.

– Из гуманных соображений, что ли? Дескать, в таком прелестном уголке природы даже умереть приятней, – насмешливо сказал он.

Херстал пожал плечами и промолчал. Эрик Ягер вздохнул. У Де Грипа была скверная привычка разрывать своими комментариями нить разговора, и Ягер решил вернуться к этой теме, когда останется с Херсталом с глазу на глаз, тем более что он вспомнил, о чем хотел его спросить.

– Крис Бергман… это имя чем-то мне знакомо. Я слыхал его прежде. Впрочем, к уголовной ответственности парень не привлекался, стало быть, вряд ли…

– Угадал, – сказал Де Грип, который не очень-то умел следить за ходом чужой мысли, зато прекрасно отыскивал факты. – Я утром успел просмотреть несколько досье.

– Ну и?..

– Он проходил свидетелем по делу о нападении на служащего автозаправочной станции в южном районе Кастеллума. Три года назад. Ему тогда было семнадцать. Показания у него брал Петерс.

Наступила тишина. Петерс был тот самый полицейский, которого в прошлом году убили в лесу за шоферским рестораном в конце Парквег. Паршивое было дело, едва не стоило жизни и самому Ягеру.

Херстал запыхтел трубкой и смахнул с брюк горячий пепел.

– Его свидетельские показания гроша ломаного не стоили, – продолжал Де Грип, – как, впрочем, и большинство других показаний по этому делу. Все видели не того, кого надо. Один из свидетелей даже утверждал, что нападение совершила какая-то ведьма с красной шалью на голове.

Херстал рассмеялся.

– Да еще бегала вокруг не то с автоматом, не то с двумя дымящимися пистолетами. Какое-то пистолетное наваждение.

Эрик Ягер обратился к Де Грипу:

– Действительно, я вспомнил. Парню, который напал на заправщика, было лет двадцать. Его в конце концов схватили в Лейдене.

– Думаешь, Крис был каким-то образом замешан в этом деле как соучастник?

– Это не доказано. Хотя, вообще говоря, вполне возможно. Он мог быть членом банды, и его ликвидировали потому, что он завалил дело или грозил всех выдать.

– А что нового сообщила эта девчонка из ночного кабаре? – осведомился Де Грип.

Херстал непрерывно зевал. В эту ночь он тоже спал не больше четырех часов. Около часу он вместе со Схаутеном отправился в «Метрополь» побеседовать с девушкой, которая, по словам мефрау Грун, дружила с Крисом Бергманом.

Хозяин ночного заведения, крупный, красивый, смуглый мужчина, про которого сразу и не скажешь, занимается он темными делишками или нет, был отнюдь не в восторге от прихода агентов уголовного розыска.

Низкое, полутемное помещение «Метрополя» напомнило Херсталу не то мавзолей, не то сарай для хранения угля. Несмотря на громыхание джаза. Когда на эстраде и вовсе погас свет и под грохот барабана танцовщица сбросила с себя седьмое покрывало, стало темно как в могиле.

– Даже со стриптизом и то втирают очки, – прошептал Схаутен.

Хозяин очковтирательского заведения подвел их к Корри, которая сидела в баре с одним из клиентов, толстяком, по виду бизнесменом. Она так его обхаживала, что он выпил невесть сколько спиртного, все плыло у него перед глазами, и, когда она сказала, что должна отлучиться, он только кивнул головой. Схаутен остался в зале.

Корри проводила Херстала в свою уборную, вернее, в помещение, которое считалось таковой. Комната тесная, наподобие коридора, с двумя умывальными раковинами и туалетным столом, заваленным косметикой, от которой исходил удушливый запах. На стульях разбросаны платья. Помещение было залито пронзительным светом люминесцентных ламп, который безжалостно подчеркивал малейшие детали этой унылой комнаты. Херстал на первых порах чувствовал себя здесь как сова в разгар дня.

Корри оказалась стройной молодой женщиной с привлекательным круглым личиком, но наклеенные ресницы и густой слой пудры делали ее какой-то нереальной – приветливый призрак ранних ночных часов.

В действительности она выглядит, наверное, смертельно усталой и поблекшей, думал Херстал, отчаянно стараясь не смотреть ниже ее подбородка: на ней было очень сильно декольтированное вечернее платье и лиловое пушистое боа, которое при каждом движении обнажало ее пышную грудь.

В полутемном баре такой туалет, возможно, и казался соблазнительным, но здесь, в ярко освещенной уборной, он почему-то наводил на мысль о врачебном кабинете.

Корри заметно испугалась, когда Херстал сказал, что хочет поговорить с ней о Крисе Бергмане.

– Неужто он попал в беду?

– Почему вы так решили?

Она презрительно взглянула на него.

– А иначе вы бы сюда не пришли. Ведь так? Что правда, то правда.

– Но у вас, наверное, есть и другая причина предполагать, что он попал в беду, а? – дружелюбно, но настойчиво спросил Херстал.

– Что вы хотите знать?

– Все. Например, какие отношения были между вами?

Она закурила. Ее лицо и руки были спокойны.

– Я, конечно, могла бы ответить, что это не ваше собачье дело. Только зачем? Мы с ним познакомились не здесь, не в баре, а на пляже в Нордвейке. Так вот, самым обычным образом. И в постель я с ним не ложилась, хоть это и может вас удивить. – Она испытующе взглянула на него.

– Я редко чему удивляюсь, – скромно заметил Херстал.

Корри помахала рукой, разгоняя табачный дым.

– Он здорово влип? – спросила она.

– Можно и так сказать. Он мертв.

Девушка уставилась на него, широко раскрыв глаза. Уголки ее рта дрогнули, она несколько раз сглотнула.

– Господи! Быть не может! – хрипло прошептала она.

В наступившей тишине она старалась овладеть собой.

– Что… отчего?..

– Его застрелили.

Это потрясло ее еще больше. Или девчонка ловко прикидывалась? Правда, Херсталу сейчас было не до этого.

– Где?

– У Заячьего пруда.

– Бред какой-то! Почему именно там?

– Не знаю. А вы знаете, где это?

Она рассеянно кивнула, схватила лежавшие на стульях возле туалета платья и швырнула их в угол.

– Давайте лучше сядем.

– Что вам о нем известно?

Она погасила сигарету о крышку пудреницы, опять встала и положила боа на туалетный стол. Секунду она стояла перед ним чуть ли не голая. Потом вытащила из кучи платьев на полу черный халат с красным драконом на спине, плотно запахнулась и затянула пояс.

Херстал увидел в одной из створок трельяжа свое лицо, оно показалось ему невзрачным, и он отвернулся.

– Так что ж вам о нем известно?

Она снова села и закурила другую сигарету. Херстал молча ждал. Вынул трубку и начал ее набивать. Щелкнул лежавшей на столе позолоченной зажигалкой – не работает. Корри деловито достала из ящика стола коробок спичек и наблюдала, как он втягивает огонек в трубку. Она явно о чем-то усиленно размышляла. Херсталу до смерти хотелось спросить о чем, но все-таки он решил пока не задавать ей следующего вопроса, и только она собралась что-то сказать, как в дальнем конце уборной распахнулась дверь, ведущая, видимо, на улицу. В комнату ворвался свежий воздух и вошел мужчина. Увидев сидящих за столом, он от удивления заморгал и даже забыл притворить за собой дверь. На вид ему было лет тридцать, рост примерно сто восемьдесят. Черные волосы, удлиненное лицо и маленькие темные глаза, которые перебегали от Корри к ее посетителю и обратно. Было в нем что-то боязливое и вместе с тем вызывающее, как у многих, в сущности, трусливых людей.

Первое впечатление Херстала было, что он знает этого человека, где-то встречался с ним – только вот где именно?

– Что это значит? – спросил мужчина, бросив сердитый взгляд на Херстала.

– Это Ролф де Мёйс, – представила Корри. – Я с ним живу, к вашему сведению.

Херстал встал, закрыл дверь и предъявил свое удостоверение.

– Менеер Херстал пришел сюда с ужасной вестью, – сказала своему другу Корри. – Криса убили.

Ролф де Мёйс посмотрел на полицейского, потом на девушку – уж не дурачат ли они его.

– А почему следствие решило, что именно ты можешь что-нибудь рассказать? – спросил он несколько бравирующим тоном. Наверно, решил защитить подружку.

– Успокойся, я сама за себя постою, – сказала Корри.

Ролф сбросил платья со стула – их в комнате было несколько, – сел, засунул руки в карманы и вытянул ноги так, что Херсталу пришлось бы перешагнуть через них, чтобы подойти к своему стулу. Но он предпочел постоять.

– Вы имеете в виду Криса Бергмана? И кто же его убил? – спросил Ролф. До него, видимо, пока не дошло, что его вопросы остаются без ответа, и через несколько секунд он выпалил новую порцию: – Когда? Где? Почему?

Надо сказать, он был не лишен способности логически мыслить, так как затронул те самые неясные проблемы, над которыми ломало голову следствие.

– Это мы как раз и выясняем, – дружелюбно сказал Херстал.

Ролф, похоже, счел, что на этом его участие в разговоре кончено. Он небрежно вынул из кармана левую руку, придвинул к себе пачку сигарет, вытащил одну и закурил.

От Херстала не ускользнуло, что руки у парня слегка дрожали, но это не удивительно, ведь Ролф только что услышал страшное известие, куда больше удивляло то, как неестественно он держался вначале.

Херстал молчал. Пусть сами начнут. Корри взяла инициативу в свои руки – видимо, для того чтобы дать Ролфу возможность овладеть собой.

– Крис был из тех, кто хотел выйти в люди, понимаете? То и дело повторял: «Центы – это зубы и когти, которые необходимы в этих джунглях, чтобы выжить». Притом он не хуже нас с вами знал, что, если даже вкалывать с утра до ночи, все равно много денег не заработаешь.

Херстал удивился наблюдательности, с какой она обрисовывала характер покойного.

– Что вы хотите этим сказать?

– Именно то, что говорю.

– А он вам не рассказывал, каким путем собирался добыть большие деньги, если знал, что честным путем много не заработаешь?

– Нет, не рассказывал. Но часто говорил, что наверняка есть много способов, иначе не было бы на свете так много богатых шалопаев.

– Он, значит, был склонен критиковать общественные устои?

– Вовсе нет. Политика интересовала его как прошлогодний снег. По-моему, у него были совсем другие намерения, потому что, когда я однажды заметила, что некоторые из этих способов могут оказаться очень опасными, он меня высмеял и сказал, что надо уметь ловко обстряпывать свои дела. Больше я об этом не слышала.

– Следовательно, вас он в подробности не посвящал.

– Господи, да конечно же, нет!

Что ж, может, это и правда. Но Херстала не оставляло ощущение, что по той или иной причине Корри волновалась. Вообще-то она была из тех, кто живет весело и беззаботно на свой, быть может, и вульгарный лад. Такая манера держаться служила удобной ширмой, чтобы скрывать то, о чем она предпочитала не говорить.

– Где вы с ним познакомились?

Она украдкой покосилась на Ролфа, который безучастно смотрел перед собой, словно все это его не касалось. Херстал подумал, уж не задевала ли молодого де Мёйса дружба Корри с Крисом. Поводов для ревности, верно, было достаточно.

– Прошлым летом в Нордвейке. Я ведь уже рассказывала, – ответила Корри. – Мы лежали рядом на пляже, и было так тесно, что яблоку некуда было упасть. В этой давке или начнешь кидаться на соседей, или попросту заговоришь с ними. Потом я подвезла его в город. Я была с машиной.

– Он когда-нибудь заходил к вам в бар?

– Один раз. Но здесь он, по его словам, задыхался. Предпочитал прогулку на свежем воздухе. Да и денег у него не было. Тогда, во всяком случае.

– И когда же все изменилось? Она задумалась:

– Полгода назад он был еще беден как церковная мышь, но немного позже дело пошло, как говорится, на поправку. Он мне подарил этот браслет. – Она протянула руку и показала Херсталу гладкий массивный браслет, похоже из золота.

– Известно ли вам, откуда у него взялись деньги? Она посмотрела на него с неприязнью.

– Нет, я уже говорила. Мне-то какое дело! Я и сама устроилась на эту гнусную работу, чтобы хоть немного деньжат подработать. Думаете, приятно торчать каждый вечер у стойки бог знает с какой шушерой и стараться, чтобы они побольше вылакали. Или вы можете предложить мне работу лучше? Но не менее денежную, понимаете? И я никого не осуждаю, если он окажется при деньгах. Я Криса никогда не расспрашивала, мне было все равно. Не мое это дело.

– А больше он вам ничего не рассказывал? Ну например, нет ли у него врагов?

Слова Корри резко противоречили ее поведению: она боязливо избегала смотреть в сторону Ролфа.

– Нет, он не из тех, кто наживает себе врагов. Вообще-то он был хороший парень, разве что заносился малость. Обожал дорогие, шикарные вещи, но разве это запрещается?

– А может, он был просто не слишком умен? – предложил Херстал.

– Пороху он не выдумал. Это как пить дать. И все-таки я уверена, он был по-своему неглуп.

– Что вы хотите этим сказать? Она нетерпеливо пожала плечами.

– Что я хочу этим сказать? Вы меня уже в который раз об этом спрашиваете. Я хочу сказать именно то, что говорю, но почему я так считаю, не могу объяснить. Просто чувствую, и все тут.

Он промолчал.

– Я думаю, он попадал в рискованные ситуации оттого, что был слишком самонадеян, – добавила она, – весьма возможно, поэтому и получил пулю в лоб.

Херстал неожиданно обернулся к Ролфу.

– А вы что об этом думаете? Де Мёйс пожал плечами.

– Думаю, она права. Я его так близко не знал, да и не умею я разбираться в психологии людей, как Корри, – добавил он весьма ехидно.

– Когда вы его видели в последний раз?

– Господи, почем я знаю. Наверное, не так давно. Корри пришла ему на помощь.

– Пятнадцатого августа, в день моего рождения. Ролф посмотрел на нее.

– Да, точно.

– Это было у вас дома?

– Нет. Мы ужинали в Городском отеле.

– Кроме него, был еще кто-нибудь?

– А как же. Шах персидский. Вот пристал!

– Значит, интимная вечеринка на три персоны? Она сердито посмотрела на него.

– Да, вечеринка. Но интим тут ни при чем. Вам что, никогда не приходилось в день своего рождения сидеть с друзьями в ресторане?

Ролф с усмешкой переводил взгляд с одного на другого. Разговор этот, видимо, начал его интересовать. Хрестал атаковал с другой стороны:

– Вам было известно, что у Криса есть пистолет? Вопрос этот ничуть ее не смутил.

– Да.

– Разве вы не знаете, что ношение огнестрельного оружия в нашей стране запрещено?

Она засмеялась. Вопрос в самом деле был дурацкий, но у Херстала были свои причины задать его.

– Для чего он был ему нужен? Она ответила без запинки:

– Ни для чего. Просто такие вещи ему нравились, насколько я знаю. Возможно, чтобы ими похвастаться. Он любил корчить из себя сильную личность.

– Когда вы в последний раз видели Криса Бергмана?

С этим вопросом Херстал неожиданно обратился к Ролфу. Тот посмотрел на него с яростью.

– Что за вопрос? Конечно, тоже в Городском отеле, Крис дружил с Корри, а не со мной, – язвительно добавил он.

Херстал все ломал голову над тем, где и когда он видел этого человека раньше.

– Что вы делали вчера вечером? – спросил он.

– Смотрел телевизор, – спокойно ответил Ролф. – По вечерам я обычно дома.

– Где вы работаете?

– По профессии я металлист. Но сейчас безработный.

Корри встала.

– Надеюсь, вы в любом случае найдете негодяя, который его убил. А теперь мне надо вернуться в зал, иначе влетит от хозяина.

Хозяин, однако, чрезвычайно любезно проводил Схаутена и Херстала и сердечно с ними попрощался, не столько потому, что испытывал к ним симпатию, а скорее чтобы показать клиентам, что он с полицией на дружеской ноге.

6

– Итак, мы знаем, что убитый корчил из себя сильную личность и желал как можно скорее разбогатеть, – подытожил Де Грип факты, которыми они располагали. – И что в кармане у него была новейшая модель «вальтера», с пулей в патроннике, – добавил он с кислой миной. – И, по вашим словам, ясно как божий день, что эта пара старалась вас облапошить.

Херстал кивнул.

– Этот Ролф де Мёйс мне знаком, вот только не могу припомнить, где я его встречал. Но постараюсь вспомнить. Приводов у него не было. Я проверил.

– Ты мог просто столкнуться с ним где-нибудь в городе. Например, у кассы в универсаме.

Херстал пожал плечами.

– Устроим ему очную ставку с владельцами яхт, – решил Эрик Ягер. – Если они покажут, что Ролф де Мёйс тот самый человек, с которым Крис разговаривал за какой-нибудь час до своей смерти, мы учиним ему допрос по всей форме.

Де Грип был настроен скептически.

– Вряд ли их показания чего-нибудь стоят. Не забудь, они были сильно под мухой. Кроме того…

– Что «кроме того»? Если де Мёйс решил прихлопнуть Криса, например из ревности, он не стал бы за час до этого болтать с ним на виду у людей на Лейдсекаде.

Сильный удар грома, казалось, подтвердил правоту его слов. Они выглянули из окна, но увидели только сплошную стену дождя. За какие-нибудь четверть часа небо стало совсем черным. Погожие летние дни, которые так их порадовали, теперь, очевидно, ушли без возврата.

Вошел Схаутен, неся кофейник и поднос с чашками. Поддерживая поднос коленом, он включил свет.

– Вы что тут сумерничаете? – Он начал наливать кофе в чашки, остальные молча наблюдали за ним. – Что, собственно, здесь происходит?

– Размышляем, – объяснил Херстал.

Схаутен пододвинул стул поближе к столу, взял чашку и сказал:

– В день убийства эта самая Корри находилась в баре с восьми вечера. Я разговаривал с персоналом. Она всегда приходит рано, ведь ее дружок, видите ли, каждый вечер с семи часов сидит у телевизора. Форменный бездельник – вот как о нем говорят.

Полицейские задумались о судьбе девушек из ночного бара.

– Они бывают разные, – заметил Схаутен. – Одни имеют семью и занимаются этим для заработка. Другие содержат любовников. Доходы у них приличные, и они чувствуют себя самостоятельными, так как вносят львиную долю в семейный бюджет, и чихать им на то, что болтают или думают о них люди.

Де Грип кивнул.

– И все-таки возникает вопрос, нет ли у этого безработного Ролфа, который ровно в семь часов липнет к телевизору, какого-либо приработка. Не стоит ли нам пригласить эту девицу в управление и задать ей парочку вопросов о драгоценном Ролфе. Уж я ее обработаю.

Он взглянул на Эрика Ягера, который до сих пор не проронил ни слова.

– Не теперь. Посмотрим, что покажет опознание. – Ягер снял трубку и набрал номер Мулдера. – Вы больше ничего не нашли в комнате Бергмана?

– Только отпечатки пальцев – его и домохозяйки. Похоже, никто больше к нему не заходил.

Голос Мулдера звучал разочарованно. Он частенько давал важную информацию и теперь чувствовал себя как-то неловко оттого, что ничего не смог сообщить.

– Я уверен, эта девица весьма четко обрисовала характер убитого, – рассуждал вслух Де Грип. – Он искал легких денег, пускался в грязные делишки, а так как по натуре, видимо, не закоренелый негодяй, то живенько попал в ловушку. Во всяком случае, мы узнали о нем кое-что еще.

– Что же?

– А то, что он простофиля.

Херстал взглянул на Эрика Ягера, который отошел к окну. Ливень за несколько минут уничтожил розарий. Бургомистерский парк стоял насквозь мокрый и обнаженный. Над плечом памятника бургомистру Фреде свисала надломленная ветка платана.

Ягер думал о Крисе Бергмане. Со времени его убийства не прошло и суток, а дело как будто приобретает уже определенные очертания. По счастью, бывают случаи, когда в руках у следствия с самого начала более или менее приемлемая путеводная нить. И если даже они ошибались, считая мотивом для убийства Криса то, что он влип в какую-то грязную аферу, оставался другой возможный повод – ревность, ведь Ролф де Мёйс явно ревновал Корри к Крису, с которым она дружила. На такие вещи у Херстала был отличный нюх. Но не слишком ли гладко все идет?

Долгие годы работы приучили Ягера подходить к таким случаям, когда мотивировок было, что называется, хоть отбавляй, с известной долей предубеждения. Частенько дело оказывалось гораздо проще, чем представлялось поначалу, но столь же часто возникало множество непредвиденных осложнений.

И в тот же день он получил подтверждение, что его скептицизм был вполне обоснован.

Очная ставка ни к чему ни привела. Оба яхтсмена не смогли опознать ни в одном из показанных им восьми мужчин того, кто разговаривал с Крисом Бергманом незадолго до его смерти. Что же касается Ролфа де Мёйса, который с безразличным видом стоял среди этих восьмерых, то о нем вообще речи не было.

– Они стояли слишком далеко.

– Мы не очень приглядывались.

– Просто были мертвецки пьяны, – заключил Де Грип. – Забудь об этом.

Но Херстал не забыл. Он никак не мог отделаться от ощущения, что где-то видел Ролфа де Мёйса.

В шесть часов вечера, когда Эрик Ягер приехал домой, его младший сын Марк сидел за накрытым столом. Из кухни доносились дивные запахи, потом он услыхал, как Tea жалобно вскрикнула: наверное, проглотила что-то вкусное, но обжигающее. Tea любила снимать пробу прямо с горячей сковородки.

– Я выгнала Марка из кухни. Крутился возле меня и поминутно заглядывал в духовку. Я ведь колдовать не умею, хоть вам этого и хочется. – Она на миг подставила ему разгоряченную, румяную щеку. – Неужели ты? Прямо не верится.

– Что у нас сегодня на обед? – спросил он, так как был зверски голоден.

– Получите по тарелке трески с картофельным пюре и божественной подливкой. Довольны? А теперь не мешайте.

Он понял намек и тут же ретировался.

В комнате он сел против Марка, и оба весело посмотрели друг на друга.

– У меня в животе урчит от голода. У тебя тоже?

– Спрашиваешь!

Однако мысли Марка были, похоже, заняты не едой. Он отложил в сторону вилку и нож, испытующе взглянул на отца.

– Не знаю, можно ли спрашивать, но мне очень хочется знать, что нового в деле с убийством мотоциклиста?

Tea и дети не имели привычки расспрашивать его о ходе следствия. Наверно, чувствовали, что это неуместно, хоть и сгорали от любопытства. К тому же они прекрасно понимали, что он не любит, когда за обедом заводят разговор о его делах. Обстоятельства убийства и место преступления обычно столь малопривлекательны, что разговор об этом мог по меньшей мере отбить аппетит.

Но в данном случае было понятно, отчего Марк не сумел подавить свое любопытство.

– Рик учится со мной с одном классе, – уточнил он. – Это он нашел вчера вечером убитого парня, вот почему…

Эрик Ягер улыбнулся.

– Ты с ним ладишь?

– Он парень что надо. Фантазер немного, но зато по всем предметам у него всегда можно… – Марк осекся.

– Так что у него можно?

– Ну, всегда можно одолжить конспект, а ежели что, так и списать перевод.

Вошла Tea с дымящимся блюдом.

– Остальное принесите из кухни сами. Все готово, стоит на буфете. А я пока передохну немного.

Не прошло и минуты, как подливка и пюре, покрытое великолепной коричневой корочкой, появились на столе.

Марк, забыв обо всем, набросился на еду. Он, видимо, не обиделся, что на его вопрос отец ответил вопросом.

Эрик Ягер между тем думал о сыне. Когда Марк был маленьким, он с ним мало общался и поэтому нередко чувствовал себя виноватым перед мальчиком. Годами он встречал младшего сына, только когда тот шел на спортплощадку или в школу или же, наоборот, когда мальчик возвращался домой, а он собирался в свое управление. Пути их, так сказать, всегда расходились. Он нередко корил себя: мол, того и гляди, превратишься в этакого службиста, у которого нет времени для семьи.

Отметки у Марка средние, что называется на троечку, но с тех пор, как он едва-едва переполз в пятый «бета», произошли большие изменения. Он стал прилежно учиться и теперь, когда перешел в шестой класс, как будто бы решил сделать все от него зависящее, чтобы сдать выпускные экзамены.

А в последнее время Марк начал расспрашивать его о работе. Не о конкретных случаях, а о работе в целом, словно хотел сделать отцу приятное, проявляя интерес к тому делу, каким Эрик Ягер зарабатывал на жизнь.

Или тут нечто большее?

– Не собирается ли Марк поступить на службу в полицию? – как-то спросила его Tea. Значит, она тоже заметила. Особого восторга он в ее голосе не услышал. Видимо, она подумала о своих вечных тревогах за мужа.

Те времена, когда работа в полиции была не более рискованной, чем любая другая, давным-давно миновали.

Организованный бандитизм и террор стали нынче обычным явлением, тогда как полицейские кадры и их техническая оснащенность были далеко не На высоте. К примеру, они все еще обходились сильно устаревшими пистолетами, а террористы или члены организованных преступных банд располагали новейшим оружием и вдобавок не были связаны по рукам и ногам инструкциями насчет того, в каких случаях дозволено его применять. Они пускали в ход свое скорострельное современное оружие, пока полицейские еще раздумывали, можно ли им стрелять, пока вытаскивали пистолеты из кармана или из кобуры.

Правда, наконец-то – хоть и слишком поздно – начали обучать полицейских стрельбе с короткой дистанции, да вот беда: пистолеты здесь не годятся, нужны револьверы. К тому же, если полицейский в перестрелке убивал преступника, поднимался огромный шум – такое впечатление, будто преступник заслуживает большего снисхождения, чем полицейский, который обязан поддерживать порядок.

– Может, попробуешь отговорить его? – сказал Эрик Ягер.

Tea медленно покачала головой.

– Я не уверена, что родители вправе отговаривать детей от выбора какой-то профессии, если даже предположить, что они могут помочь им осуществить их планы. Но объяснить детям, что их ожидает, мне кажется, просто необходимо.

Этот разговор произошел незадолго до рождества, когда его выписали из больницы и семья еще не оправилась от панического страха за его жизнь. После они об этом не заводили разговора, хотя Марк иногда кое о чем спрашивал. Но о своих собственных планах не заикался.

Tea, наверное, слышала, о чем они говорили, и, после того как они молча поели, тоже стала задавать вопросы. Ей, видимо, как и Марку, любопытно было узнать подробности, и она, конечно, была согласна с сыном, что в данном случае Ягер мог бы что-нибудь рассказать.

– Рик, наверное, чувствовал себя сегодня героем дня? – с невинным видом обратилась она к Марку.

– Ты этого мальчика знаешь? – спросил Эрик Ягер.

– Разумеется.

Еще бы ей не знать. Немало ребят приходило к ним домой, а он их никогда и в глаза не видел.

– Он еще легко отделался, – ответил Марк на вопрос матери. – Никак опомниться не может. Но для него это полезно. – Он взглянул на отца. – Все утро приставал ко мне: мол, не рассказывал ли ты об этом случае. Но я ему прямо сказал, что ты этого никогда не делаешь и, даже если б и рассказал, я все равно передавать не буду.

Tea засмеялась.

– Пока и рассказывать-то нечего, – ответил Эрик Ягер на явный намек сына. – Мы кое-что узнали о жертве, а о преступнике ровным счетом ничего. Советую твоему другу читать газеты. Сегодня была пресс-конференция.

Марк скорчил гримасу.

– «Насчет мотивов преступления и личности убийцы полиция пребывает во мраке неизвестности». Такова, кажется, обычная терминология? – сказал он с полным ртом.

– И на сегодняшний день это горькая правда, – отозвался отец. – У нас нет даже соломинки, за которую можно было бы уцепиться… Да, а эта гимназистка, что живет на вилле возле Заячьего пруда, – ее, кажется, зовут Руда, – она как будто хорошая девочка, верно?

Марк засмеялся.

– Это что, допрос? Или просто так интересуешься?

– Все может иметь значение.

– Я уверен, ты говоришь это всем, кого допрашиваешь. Но, насколько я могу судить, с ней все в порядке.

– Рик в нее влюблен? – спросил Эрик Ягер не столько ради дела, сколько из любопытства, чтобы проверить свое первое впечатление.

– Кто его знает. Бабник он.

– Боже мой, что за лексикон! – сказала Tea. – Неужели у ваших девушек в чести бабники?!