Текст книги "Избранные. Тёмное фэнтези и хоррор"

Когда он ушёл, белки собрались вокруг мёртвого тела медведя, сжимая в лапках пёстрые разноцветные цветки, будто лесная траурная процессия. Они тупо смотрели на мощное тело, возвышающееся над ними, как холм и не знали, что делать дальше. Объект их задания мёртв. А нового задания ещё не поступило.

6

Соловьиная песня порой становилась неестественно ритмичной, музыкальной, из неё исчезал привычный обаятельный хаос. Поднялся лёгкий ветерок, заставляя кроны тереться друг о друга на верхних этажах леса. В ночи казалось, что деревья разумны, что они смотрят на Драгана древними заспанными глазами с презренным превосходством, как смотрят люди на муравья, пробравшегося в дом по весне.

Воцарилась тишина. Драган продолжал идти, ему больше не нужна была песня – он чувствовал, видел, как магия жизни стекается от всего леса в одно место где-то там, впереди. Под ногами будто сама собой возникла узкая тропа. Она петляла меж стволов, постепенно расширяясь, поднималась ступеньками из корней, пока не нырнула в овраг.

В овраге лежал огромный опрокинутый дуб. Его толстый ствол зарос плющом и грибами, а в корневище виднелся проход. Вокруг было много зверей, птиц и насекомых. Тигры спали, закинув головы на жирные бока оленей рядом с медведями и лисами, а змеи грелись у их лап, свернувшись калачиком. Когда Драган проходил мимо, животные не обратили на него никакого внимания, только один волк поднял заспанную морду и недоумённо изучил нежданного гостя.

Корни затянули проход по спирали, создавая подобие лестницы, спустившись по ней, Драган попал в неожиданно просторный тоннель. Здесь было непроглядно темно, но воину саламандры нет нужды в факеле – он и так прекрасно видит в темноте.

На стенах роились летучие мыши, вперемешку с гигантскими мотыльками и мухами. Звук их копошения раздражал слух, усиливал тревогу. Казалось, что всюду насекомые, что они вот-вот заползут под одежду, в уши, рот и нос.

Тоннель закончился залом, в котором, словно колоны, торчали из потолка мощные древние корни. Справа, возле стены, висели объятые лозой скелеты – пять штук, ещё один труп смешно дрыгался, будто пританцовывая – его жрали изнутри и снаружи ненормально большие опарыши, а следом висел живой человек. Всё его тело было покрыто белыми пушистыми яйцами мух, словно снегом. Он спал, блаженно расслабив лицо. Во главе ужасающей виселицы был ещё один живой, не тронутый насекомыми. Мужчина, лет сорок на вид, в поношенной мятой одежде, видимо, домашней.

Драган остановился рядом. Он разглядел порядок в этой кормушке для гигантских мух: чем правее весело тело, тем меньше на нём было мяса. Все тела и скелеты были примерно одного роста и телосложения. Словно этапы смерти, от здорового человека, к обвешанному яйцами, пожираемому червями, и далее, через разные степени обглоданности к совершенно белому скелету. Запах стоял отвратительный. Зал жужжал, иногда в лицо или под ноги встревали гигантские мухи. Он хотел спасти тех двоих, что ещё не успели стать пищей насекомых, но решил, что они могут проснуться и создать лишние проблемы. «Страшная смерть. Даже некроманты не додумались бы до такого. Что же у тебя в голове?» – подумал Драган и пошёл дальше по залу.

Потолок возвышался по мере продвижения, пока не уткнулся в стену. Идеально ровная, она представляла собой огромную картину – широкий луг, обрамлённый лесом. Картина казалась удивительно реалистичной: она беспрестанно мерцала и менялась, создавалось ощущение, что зелень, как настоящая, трепещет от щекочущих порывов ветра.

Когда Драган приблизился к стене, он замер: картина была выполнена на манер мозаики из разноцветных глаз людей и животных. Трава и листья – из зелёных; стволы деревьев – из карих; небеса – из голубых. Оттенков всех цветов было много, чтобы достоверно передать игру света и тени. Глаза хаотично моргали и озирались по сторонам, оживляя полотно. В центре находился дверной проём, закрытый пышной листвой на нитях виноградной лозы, как занавеской. За проходом слышался весёлый свист, почти переходящий в соловьиную трель.

8

Миновав шуршащий заслон, Драган оказался в ещё одном зале – поменьше. Здесь было светло – всюду шныряли огромные светлячки. Пол, стены и потолок покрывались пышным пёстрым ковром из всевозможных цветов, которых было так много, что листьев и стеблей почти не видно. Пахло, как на альпийском лугу в горах.

Друид сидел в противоположном конце зала. Его кресло было живым, оно напоминало громадное жирное пузо и шевелилось, то поднимаясь, то опускаясь, словно от дыхания. Справа и слева от мага жизни стояли широкие деревянные столы, на одном из которых лежало обнажённое человеческое тело. Он держал в руке спящую лысую голову, вальяжно развалившись и улыбаясь. Неестественно красивое и молодое лицо наполовину скрывала длинная чёрная чёлка.

– Чего стесняешься? Проходи. Думаешь, я не знал, что ты придёшь? У меня в лесу везде глаза есть, – друид перевёл озорной детский взгляд на Драгана и добавил: – Потому что это мой лес.

Драган молча пошёл вперёд, неспешно, словно на королевском приёме, наступая на мягкие цветки.

– Я тебя не боюсь. Если бы боялся – давно бы уже вырастил опухоль где-нибудь в мозгу, больше, чем вся твоя голова. Смотри! – друид подкинул голову левой рукой и та, взлетев в воздух, в ужасе открыла глаза и рот пока не приземлилась в правую. – Правда, забавно!

Друид ещё несколько раз повторил свой трюк, и каждый раз голова блаженно засыпала в его руках и испуганно просыпалась в полёте.

– Давно мечтал это кому-нибудь показать.

Драган остановился в нескольких метрах от друида. Он не знал, что сказать. Его учили, что друиды по своей природе не могут причинять зла, что их магия может только исцелять, и теперь он видел это. То ли в горле, то ли в груди защемило.

Маг жизни выставил указательный палец над головой жертвы, и из подушечки просочилась капля крови, через мгновение упавшая на лоб несчастному, что стал его игрушкой.

– Лови! – он внезапно подкинул голову, и Драган рефлекторно её поймал.

Гладкая лысая голова, на месте среза затянутая здоровой кожей, проснулась и открыла большие голубые глаза. Взгляд налился паническим ужасом, рот открылся в беззвучном крике.

Драган опешил, не зная, что ему делать с таким подарком. Он судорожно огляделся, пытаясь найти подходящее место для ожившей головы, и, взяв себя в руки, небрежно откинул её на пол. Она прокатилась как мячик и остановилась в зарослях луговых ромашек. Друид рассмеялся и прихлопнул в ладоши.

– Даже у тебя бывает глупое выражение лица!

Воин салмандры смерил друида взглядом. Драган сделал несколько шагов вперёд, подойдя к магу на расстояние вытянутой руки.

– Может, зря ты меня не боишься?

Друид расслабленно откинулся на спину в своём уродливом кресле и убрал длинную чёлку набок.

– Я с такими как ты раньше встречался. Знаю вас, как облупленных. Вы же ни в жизнь не нарушите закон, правда? А по закону что я сделал? Магия жизни разрешена.

– Но убийства людей – нет.

– А я никого не убивал. Этот, вон, живой, – он указал пальцем на голову на полу. – Я его так лечу. Это горожане всех убили. И мухи. А я тут ни причём, – дразня улыбкой и вызывающим взглядом, говорил друид, – Да и вообще, не твоего ума дело! Иди ведьм лови!

Он упивался своей безнаказанностью. Драган понимал, что он прав, он не нарушал предписанных воину саламандры законов. Единственное, что можно сделать – доложить обо всём в орден.

– Но зачем тебе всё это? Ради чего ты делаешь это? Ради веселья? – Драган решил выведать больше информации для доклада.

– Я художник, понимаешь? А всё это, – он обвёл зал жестом, – мои краски.

– Ты псих.

– Ничего другого от такого тупого вояки я и не ожидал. Ты не в состоянии оценить прекрасное!

– Что прекрасного в уродливой многоножке, сделанной из молодых девушек?

– Это ведь аллегория! Акционизм, слыхал о таком?

Драган молчал.

– И смеешь судить, не зная! Этой акцией, я лишь показал, что люди не могут действовать сообща, ясно? Но кто это понял? У всех глаза застилает страх и отвращение!

Драган хотел что-то сказать, но друид и не собирался замолкать:

– Я вообще не понимаю, как этого можно было не понять! А мэр этот их? Ну там ведь вообще всё на поверхности, никакого второго дна! Элементарнейший смысл! – друид говорил возмущённо и немного обиженно. Эмоции его были внешне преувеличены, излишни, как у неумелого актёра. Однако Драган чувствовал в нём искренность.

– Что же значила эта великая художественная акция?

– Я показал, что люди, как мухи, слетаются на всякое дерьмо! Ведь неприглядное же зрелище! А они собрались. Радовались. Понимаешь? – друид с надеждой взглянул на Драгана.

– Да-а. Конечно, понимаю, – наигранно сказал Драган. И его сарказм вдруг налился отвращением, ненавистью, жаждой отмщения. Из озера души вынырнул целый лес, снесся прочь валуны, что держали эмоции под контролем столько лет. Всё смешалось в голове, зашумело, забурлило и затопило глаза. В руках и челюсти появилось нервное напряжение, зубы крепко стиснулись, а пальцы едва заметно дрогнули.

Друид же принял реакцию Драгана, за проявление осознания. Широкая улыбка разрезала его лицо пополам, обнажив кипельно белые зубы.

– А с медведицей как тебе? Ты понял смысл?

– Не очень, – дрожащим голосом, ответил Драган.

Воин саламнадры сам удивился своей реакции. Ему было тяжело говорить. На руках будто выросли глаза и уставились в горло мага. Их тянуло туда, кисти гудели и чесались, просили тёплой крови. Слова мага жизни, сухо поясняющие дьявольские смерти, всё сильнее распыляли шторм внутри Драгана.

– Я нашёл медведицу раненной. Её подстрелили, но она как-то смогла уйти, уж и не знаю как. А я хорошо знал эту медведицу. Молодая самка, красивая, гордая. Я выкрал дочь охотника и всё повернул с ног на голову! По моему плану охотники должны были бы застрелить её. Тогда бы они задумались, что медведи тоже живые существа, и у них тоже есть молодые самки, дети, дочери, – глаза друида загорелись. Ему показалось, что он наконец нашёл того, кто его понял. Он вскочил с кресла и двинулся к Драгану. – Я не виню тебя, что ты оборвал мне эту акцию! Я всё сделаю заново!

– И всё же прошу прощения, – едва успел вставить Драган. В его словах была насмешка, чувство неизбежного скорого удовольствия.

– Раньше я рисовал. Потом пытался создавать разных существ. Но это всё мелко! Акционизм – вот за чем будущее! Я думал, что мне придётся ждать долгие годы, пока люди дорастут до понимания моего искусства и вот появляешься ты. Ты ведь понимаешь меня? Я чувствую!

– О да. Понимаю, – воин саламандры растянулся в улыбке. Он уступал в борьбе с самим собой.

Со лба Драгана незримо испарились капельки пота. Огнеупорная одежда немного разгладилась, а цепочка на шее начала раскаляться. Но друид не замечал этого, он ходил вокруг воина салмандры, одухотворённо рассказывая и взмахивая руками.

– Жизнь – это ведь абсолютный инструмент искусства, понимаешь? – не дожидаясь ответа, он продолжил: – Сейчас я собираю головы. Есть у меня одна идейка…

И-и-иде-е-ейка-а-а – размазалось в голове Драгана. Он подошёл к замедленному вместе со временем друиду.

Раскалённый клинок легко вошёл в лоб на милом одухотворённом лице. Сталь противно скрипнула о кость черепа, когда Драган провернул оружие внутри головы мага жизни. Огромные, пышущие силой глаза постепенно округлялись, расширяя зрачки; уголки губ тянулись вниз, одновременно с этим рот раскрывался, зарождая стон, размазанный, искажённый замедлением; из раны на лбу, словно линия чернил под пером, тянулась крупная капля тёмно-красной, почти чёрной крови.

Драган пылал. Его сердце ёкало от удовольствия. Кресло друида дёрнулось так, что было видно, как по нему не спеша бежит судорога и теперь обмякало, расплывалось. Маг жизни тянул, слабеющую руку ко лбу, падая.

Драган развернулся и пошёл прочь. Он не хотел выходить из раскалённого состояния – ему нравилось наблюдать за тем, как клонят головы-бутоны умирающие цветы, жухнут и рассыпаются под его ногами; как глаза на стене засыпают долгожданным сном, стирая картину точка за точкой, превращая стену в серость и пустоту; как крутятся на полу, умирающие мухи и прочие, пережравшие магии гады.

Это было восхитительно. Он словно заново родился.

Путешествие на Луну
Александр Остропико

– Одни считают тебя глупцом, другие – сумасшедшим. Но я знаю тебя с рождения, и знаю, что ты умён и сам скорее можешь свести с ума кого-то другого. Поэтому я не разделяю всеобщего мнения о тебе. Однако, твоя наглость и твоё нахальство порой переходят через край! Твои возгласы, мимика и движения во время молитвы – во время любой молитвы – непростительны! Однажды она тебя покарает, тебя изгонят, и ты окончишь свою жизнь во мраке, холоде и одиночестве!

– Уймись, старик! Кто тебе сказал, что ей нужны ваши завывания и песнопения с каменными физиономиями? Да за такое она не меня, а вас покарает. Не меня, нет, – Аргир на мгновение задумался и внезапно с воодушевлением вскочил, как будто ухватил удивительную мысль: – Нет! Даже не покарает, зачем? Просто посмеётся над вами, или ей вообще наплевать на всех вас, а мне она улыбается: я видел своими собственными глазами. И когда-нибудь я приду к ней, не знаю, когда, но приду, и мы сольёмся в своём единстве, и ни до кого больше ей не будет дела!

– Ох, Аргир. Ты ещё слишком молод, и я думаю…

– А ты уже слишком стар! Стар и слеп, как и все остальные, как и ваша вера, – Аргир резко, но бережно схватил старца за шею и повернул, так что их взгляды оказались направлены в одну сторону, – Смотри! Смотри же, как она улыбается! Видишь?

– Нет, – пробормотал тот, вырвавшись из объятий, – Не вижу. Но пусть будет так, пусть… И всё же послушай меня. Ты знаешь, что я никогда не желал тебе ничего дурного, и как наставник просто хочу тебя предостеречь. Ведь понимаешь же, что ожидает тебя, продолжай ты так себя вести. Если не думаешь о себе, подумай о спутнице своей? Которую ты, между прочим, сам выбирал. А дети? С ними что будет?

– Я только о них и думаю, и им не в чем меня упрекнуть. Они знают, что всегда могут на меня положиться, когда я с ними, и что я не всегда могу быть рядом. Это – жизнь, наставник, которую может изменить смерть. Ты сам меня так учил. К тому же я бы не смог жить с кем-то, кто никогда не разделяет моих мыслей, не может понять моих слов и поступков, хотя бы каких-то. Ты верно заметил, что я сам её выбирал, значит, что бы ни произошло – она меня поймёт. Тем более, и она сама меня выбирала. Уже поэтому я готов за неё порвать на части кого угодно. Этому тоже именно ты меня учил.

– Научил, на свою голову… а за неё – за Аврору? Или за неё – за… сам знаешь?

– За Аврору. А за неё, – Аргир кивнул, указывая, о ком речь, – Вы сами всех порвёте, и меня в первую очередь. Хотя вам невдомёк, что она об этом никогда не попросит. Ей это не надо.

– Откуда ты знаешь, что ей надо?

– Если чувствуешь единство – догадываешься. А если ещё и взаимно – знаешь наверняка!

– Ты опять за своё, – вздохнул старик, – Если тебе кажется, что она выделяет тебя из всех нас – это очень хорошо. Благодаря этому чувству такие как ты становились ведущими голосами молитвы, уважение общества к ним крепло с каждым днём. Их имена знали все, к их словам было приковано особенное внимание, но никто никогда не слышал от них подобной ереси!

– Потому что они были лжецами, и не чувствовали и не видели того же, что и я. Или просто трусами! И ещё раз повторяю: мне совершенно не важно, что вы думаете о нас. Да-да, о нас! С того мгновения, когда я ответил на её улыбку, мы стали единой сущностью, и лишь расстояние… Расстояние! Но для истинной взаимности не существуют неодолимых расстояний и преград. Для наших глаз нет зон и стен! И выколите вы мои глаза – я только посмеюсь над вами, ибо теперь мне не нужны они, чтобы видеть её. Слышишь, можете делать со мной что хотите, и ничего не измените! А ей вы вообще ничего не сможете сделать, лишь только изменить тональность ваших стонов, – Аргир расхохотался и внезапно оскалился:

– Но предупреждаю тебя: хоть одно движение в сторону Авроры и детей, и я перегрызу вам горло. Всем!

– И мне?

– И тебе! И выпущу всю кровь. Не обижайся, старик, я ценю тебя, но уверен, что ты был бы не менее решителен.

– Это так, Аргир. Но, прошу тебя, потерпи немного, не наводи смуту. Скоро зима, мы все будем нужны друг другу. Переждём зиму, может быть, и ты образумишься и поймёшь, что не надо идти напролом сквозь устои. А сейчас всем становится трудно и не надо жертвовать обществом в угоду своей прихоти.

– Это не прихоть! Я не мешаю никому заниматься своими делами, так пусть и занимаются. Если от меня потребуется участие в чём-то – пожалуйста, но не надо лезть мне в душу: я сам с собой разберусь.

– И всё же подумай. Хорошо подумай. Дело ведь не только в зиме. Не пересчитать уже, сколько зим мы пережили. Сейчас нам как никогда нужно держаться вместе: пламеносцы с равнин опять наступают. Возможно, придётся уходить: мы пока не можем дать отпор.

– Они забыли, что мы спасли их от чумы?

– Они и не знали. Мне так кажется. В любом случае, тогда не было иного выхода. Однако, речь не об этом.

– Я понял тебя. Я постараюсь вести себя как принято, но, знай, только лишь из уважения к тебе. И мне пора. Меня давно ждут дома.

Старик кивнул, обозначая прощание. Аргир пошёл к выходу, у порога остановился, широко улыбнулся:

– И всё же как вы глупы со своими молитвами! Но тем лучше для нас с ней…

* * *

– Я соскучилась, а тебя всё нет и нет. Сегодня было что-то особенное?

– Всё прошло как обычно. Старик попросил задержаться. Поговорили. О разном. Я тоже соскучился, – Аргир притянул к себе Аврору и продолжил:

– Соскучился – не то слово. Этот старый зануда опять взялся учить меня. Ты же знаешь, как меня это злит, и сегодня из-за него кто-то пострадает. Тот, кто первый попадётся на пути! И даже не думай сопротивляться и звать на помощь: будет только хуже!

Ощутив зубы Аргира на своей шее, Аврора взвизгнула, отпрянула, он успел схватить её, но не удержался на ногах, и два тела сплетясь покатились по полу. Она выскользнула, попыталась отбежать, однако Аргир настиг её одним прыжком и подмял под собой. Перед глазами Авроры сверкнул дикий взгляд и свирепо-весёлый оскал. Она невероятным образом изогнулась, каким-то чудом увернулась от зубов, чуть не сомкнувшихся на её шее, вскользь царапнула Аргира по спине, но это его, конечно, только ещё больше раззадорило. Аргир прижал Аврору всем своим весом, не оставляя ни малейших шансов её попыткам освободиться. Подчинившись грубой силе Аврора расслабилась и закрыла глаза.

Аргир потёрся носом об её шею, куснул за ухо:

– Я предупреждал, что не надо шуметь и сопротивляться?

– Да, – едва слышно ответила Аврора.

– И что же прикажешь теперь делать?

Она открыла глаза и улыбнулась:

– Я вся твоя.

Властвующий, плывущий по волнам взаимного экстаза, то ныряя в глубины, то оказываясь на поверхности, Аргир не заметил, когда сам оказался повержен, пал к ногам своей сразительницы, разделяя её триумф, и сквозь резонансное биение пульсов услышал усталый прерывистый шёпот:

– Это было невероятно!

– Ты мне льстишь, – протянул он.

– Нисколько! И вообще, этому старому зануде, как ты его называешь, надо сказать, чтобы почаще читал тебе морали, если уж они имеют такой замечательный эффект, – рассмеялась Аврора.

– Не надо, иначе не останется времени ни на что другое, кроме как выслушивать его. Потомство не разбудили? Пойду проверю.

Аргир обошёл спящих детей, убедившись, что всё в порядке и никто не потревожен, удовлетворённый вернулся.

– Мы должны поскорее выучить их всему, что знаем. Занимайся с ними как можно больше, и они станут тебе хорошим подспорьем в дороге.

– В дороге?

– Да. Вам вскоре придётся отправляться в путешествие.

– Зачем? И почему без тебя?

– Уже не секрет, что пламеносцы опять появились и всем нам придётся уходить. Говорят: «возможно, придётся», – но это значит, что несомненно придётся. Мы пока не можем с ними справиться. И, боюсь, уже никогда не сможем, если они сами не совершат ошибку. Так что пока мы в силах только отступать. А кто-то должен прикрывать отход и отвлекать внимание на себя. Да ладно тебе! – Аргир заметил печальный взгляд Авроры, – Всё хорошо. Я же не один там буду, справимся. А с тобой и мелкими старик пойдёт. Он, конечно, нудный и вздорный, но, если что, в обиду вас не даст. И начнётся всё не сегодня и не завтра. А в такие ночи, как эта, вообще не следует предаваться унынию. Тем более она сегодня снова мне улыбалась – это хороший знак!

– И ты улыбался ей в ответ?

– Конечно! На искреннюю улыбку обязательно надо отвечать такой же улыбкой.

– Я начинаю ревновать.

– К ней ревновать бесполезно. Вернее говоря: бессмысленно. Ты и сама всё понимаешь.

– Понимаю. Я не видела, как она улыбается, но верю тебе.

– Веришь мне?

– Верю. Тебе и в тебя. И если ты так говоришь о ней, то она действительно прекрасна.

– Да, совсем как ты…

* * *

Аргир встряхнул головой и вдохнул колючий морозный воздух, освежаясь и избавляясь от лишних мыслей. Сейчас не время для воспоминаний.

Несколько предателей уже перестали истекать кровью и безмолвно лежали, сливаясь со снегом, но рано расслабляться, явятся ещё, и с хозяевами. Надо ждать, пока не потянет тонким, едва заметным запахом дыма, и потом по ситуации: или тихо уходить, запутывая и заметая следы, или уходить шумно, привлекая к себе как можно больше внимания, или, в крайнем случае, вступать в прямую схватку.

С предателями разделаться несложно: за тысячи лет, с тех времён, когда они оставили род ради сомнительного союза с пламеносцами – стали по сути своей рабами, ничему не смогли научиться и были так же глупы, как в древности.

С хозяевами их гораздо сложнее, настолько, что чаще всего приходится отступать. Пламеносцы хитры и умны, с каждым разом они придумывают что-то новое, и часто ведут себя совершенно непредсказуемо.

Впрочем, в последнее время многие из них тоже стали слишком самонадеянны и могут сбить с толку лишь неопытных. Таких, как этот несчастный, охваченный страхом, и не знающий, куда рвануться.

Аргир подскочил, влепил плюху, рявкнул:

– Вставай! Уходим!

– Некуда идти, некуда, – задыхаясь, заговорил тот, – Все пути перекрыты. Три предателя на меня: я одного, другого, а третий сбежал. Я – за ним, чтобы хозяев не привёл. Дальше дороги нет, а он, представляешь, проскочил. Меня ноги обратно несут, но вдоль границы побежал. Всё! Всё закрыли, а где пройти можно – пламеносцы стоят и ждут. Не знаю, видели-нет меня, но не пройти нигде. Со всех сторон закрыли!

– Успокойся! Это тебе всё кажется. На детей рассчитано. И кто же тебя, молодого, отправил сюда? Уходил бы в сопровождении.

– Старики пошли, а сюда только я и мог: в прошлый раз потрепали сильно, один остался. А потом и вовсе некому пойти будет, – заскулил он.

– Тихо! Говорю же, что нормально всё будет. Прорвёмся! Найдём наши следы, сюда ведь как-то пришли, морок проскочим, а там уже никто не догонит. Идём!

Следы Аргира вели к единственному проходу, не занятому мороком, но там, действительно, оказались пламеносцы, к счастью, не заметившие бегущих.

– Здесь не пройти, давай теперь по твоим.

Снова побежали. Теперь было сложнее: спутник Аргира, мечась в панике, сильно запутал свои следы, сам он тоже натоптал, а после и вдвоём.

Наконец разобрались, обнаружили след, однако времени потратили изрядно. Обратив внимание на какие-то одному ему известные приметы, Аргир понял, что окружённая мороком территория заметно уменьшилась. Это означало, что выпускать их не намерены и теперь, действительно, впору было взвыть.

– Запомни это место! – приказал Аргир, – Выходить будешь здесь! Со мной или без меня!

– Здесь? Как?

Аргир вспомнил, как будучи таким же молодым и неопытным тоже случайно угодил в круг морока. Странное и непонятное ощущение: всё вокруг то же самое, ничего не меняется, и, кажется, вот – путь и можно идти, но ноги уводят в сторону, и в голове заглушая голос разума слышится только: «дальше нельзя, вернись, дальше нет дороги». Но стоит только собрать волю и сделать шаг вперёд вопреки желанию убежать – морок развеивается. Тогда Аргира вывел старик и сообщил, что никто не может первый раз пройти сам.

Теперь пришла очередь Аргира выступить в роли спасителя:

– Слушай и не перебивай. Здесь надо сделать только шаг, но дальше у твоих следов могут оказаться предатели и пламеносцы. Поэтому быстро к проходу!

– Зачем к проходу? – уже на бегу услышал вопрос Аргир.

– Ты здесь зашёл и, значит, знаешь этот путь. Искать новые тропы нет времени. Где зашёл я – теперь можно выйти только с боем. И если сделаем вид, что хотим прорваться, то пламеносцы решат, будто морок нас держит; они снимут посты и бросят все силы, чтобы зажать нас. Тогда мы можем быть уверены, что у твоих следов больше никого нет и спокойно уходить по ним. Только быстрее, быстрее. Видишь, круг сжимается. Пройти – пройдём, но оторваться от погони лучше внутри.

– Получится?

– Уверен! Не зря же она мне сегодня снова улыбалась!

* * *

Первыми, конечно, их заметили предатели и погнались сворой, пытаясь одолеть количеством. Однако, Аргир и новый его знакомый, уже пришедший в себя и решительно настроенный, дали жестокий отпор: ряды нападающих уменьшились наполовину, и окажись пламеносцы далеко отсюда – был бы очень хороший шанс прорваться из окружения. Но хозяева не давали в обиду своих рабов.

– Пора!

Аргир с соратником что было сил помчались обратно, молодой немного замешкался перед мороком, но Аргир не сбавляя ходу пинком толкнул его вперёд, и в то же мгновение круг морока оказался за спиной, а впереди продолжалась тропа.

Всё было бы хорошо, если бы не пламеносец, вышедший прямо на середину тропы. Только один. Значит, с ним можно было бы справиться, уничтожить, тем более вдвоём, но времени на схватку не было совершенно – достаточно увязнуть на мгновение и потом не выбраться совсем.

– Беги, не останавливайся! – проорал Аргир и прыгнул на пламеносца, желая просто сбить его с ног и пуститься дальше.

Тот упал, но успел применить что-то из своего снаряжения, потому что у Аргира неожиданно помутнело сознание, он слетел с тропы и провалился в сугроб.

Очнувшись, Аргир обнаружил себя связанным и лежащим на едущей телеге. Разорвать верёвки не удалось, тогда он решил подползти к краю, свалиться вниз, а дальше действовать по обстоятельствам. Но план провалился сразу же. Враг, сидящий рядом, покосился на Аргира, пробурчал:

– Ты смотри, какой живучий, – и сразу же принял меры против побега.

* * *

Аргир снова пришёл в себя, теперь в каком-то сарае на грязном полу, с удивлением отметил, что не связан, что глаз не болит и прекрасно видит, хотя, казалось, тот пламеносец на телеге своим ударом напрочь его выбил. Но всё это, в общем, мелочи – внимание на них можно уделить потом, а сейчас надо было выбираться. Через дверь не стоило даже и думать: она наверняка крепко заперта, а может быть, и охраняется. Окно, немного высоковато расположено, но тут уж не до выбора.

Аргир дотянулся, выпрыгнул, почему-то не услышал звук бьющегося стекла, но не задумался над этим, ибо взгляд его встретился с её взглядом. Она улыбнулась, и как будто успокаивая его мысли показала детей, Аврору, старика и всех остальных, уже почти закончивших путь. Сородичи, прикрывавшие отход, постепенно собирались вместе, и молодой напарник Аргира был уже среди них. Всё шло как надо, оставалось только вернуться самому.

А она снова улыбнулась и как будто подмигнула.

Аргир сказал сам себе:

– В конце концов, это тот самый случай. Жаль, старик не видит, что я был прав. Как они там без меня сейчас?.. Ничего, справятся, а я скоро вернусь и всё пойдёт своим чередом… Но сейчас! Сейчас я иду к тебе, ты не представляешь, как долго я этого ждал и как много мне нужно тебе сказать!

Она не ответила, только лишь протянула несколько широких светящихся лучей-дорог, приглашая подняться к ней.

Аргир зачем-то оглянулся, в свете лучей увидел сквозь грязное окно сарая кого-то связанного и окоченело лежащего на полу, покрытого серебристой шерстью, запачканной черными кровоподтёками, с оскаленными зубами и разбитым глазом.

Что-то чувствовалось в нём знакомое.

Впрочем, это было уже не важно.

Аргир улыбнулся, и не торопясь, с достоинством, переступая лапами по светящемуся лучу и покачивая хвостом, отправился навстречу ей.