Текст книги "Избранные. Тёмное фэнтези и хоррор"

Прислушиваюсь, жду моторного гула. Но вместо него только робкий писк телефона из придорожных лопухов. Надо же, выжил. Поднимаю его, осматриваю – боевой шрам-трещина во весь экран. Не читая сообщений, пихаю мобильник в карман, надеваю футболку. И иду – надо идти, пока не услышу шорох шин моего избавителя. Какова цена избавления – другой вопрос, а результат один – жарко мне уже не будет.

Шаг, другой. И еще шаг. «Та-там» сообщений падают в пыль и остаются в ней. Все потом, потом… Уговариваю себя, что надо шагать, потихоньку. Шаг, еще… Смотрю только вперед. Ветра нет, но где-то же он есть? Оглаживает холмы, они льнут к его ладоням, трутся, как большие кошки, подставляя круглые головы. Ложатся под него, готовые менять своё «я» под его нажимом. Величественные холмы величественны только для смертных. Ветер играет ими. Но сегодня ветра нет. Солнце съело великана.

Далеко над линией горизонта в белом слепом небе парят, орлуют два орла. Крылья их – ловушки ветра, они купаются в пойманных его струях, плывут в них, а утомившись, ложатся на воздушный поток. Свободны, потому и жара их не давит. А я приколочен солнцем к земле. И дорога эта – шар чугунный на цепочке, тянется за ногами. Шаг, и еще…

В кармане опять пищит телефон. Останавливаюсь – надо передохнуть. Достаю мобильник, открываю письмо – и снова солнце придавливает меня шершавой рукой. Сквозь пелену и жар с экрана наступает бредовое, бредущее вкривь и вкось:

«Я совсем одна. Одна одна однаоднаоднаоднаодна…»

Кликом схлопываю этот стон. Кажется, вырвись он – размажет по гудрону. Белое пятно экрана и адов этот полдень слились вдруг… сговорились. Прячу телефон. Жара тут же спадает с плеч задубелым свалявшимся одеялом – не совсем, нет, но становится чуть легче. Света, Светик мой, не пиши… Это пекло словно ждет твоих сообщений, чтоб навалиться, подмять.

Где-то вдалеке, в дрожании воздуха прорастает звук. Или я его придумал? Нет, кажется, музыка… шум мотора в ней едва слышен. Уже можно разобрать обрывки русского рэпа:

Другие берега, его… надежды,

Глаза людей, … руки весны,

Теплая кожа, взгляды.

…между строк – боли больше не надо.

Боли не надо. Но, может, все обойдется? Вот эта синяя «Хонда» сейчас плавно остановится в пяти – нет, лучше в трех метрах, выскочат из нее бритые ребята, подхватят меня, оседающего в пыль, и я наконец окунусь в холодок салона… Спасенье в стиле рэп – и пусть, рэп для меня сейчас лучшая музыка в мире! Только остановись!

Выдыхаю, встаю на середине дороги, как чучело – руки в стороны. Музыка ближе, громче. Машу, хриплю что-то.

Вот уже различаю номер…

вот – водителя и пассажиров…

вот – трепещущее тельце стрекозы в решетке радиатора

– радужные переломанные крылья…

Меня обдувает горячим потоком. Зажмуриваюсь…

Все тот же рэп – за спиной. Что?!!

Что произошло? Машина вильнула в сторону? Музыка отдаляется, глохнет в полуденном мареве. И снова – только кузнечики. Плачу от бессилья, ярости – без слез, их нет. Люди, вы что? Вы – люди? Промчались мимо, балдея, будто я – не человек – лепешка коровья. Мир сгнил, если можно бросить человека подыхать на трассе… вот так. Просто объехав, чтоб не мыть потом машину от ошметков… ошметков меня?

Не ве-рю. Не верю, чтобы все – мимо! Будут еще машины, будут! Надо только дождаться. Кто-нибудь остановится. Опускаюсь на дорогу, прямо на разделительную. Я врасту в этот асфальт, я пущу корни и птицы будут вить гнезда у меня на плечах. Гнезда будут похожи на лохматые эполеты. Генерал семидесятого километра. Но я дождусь. Шепчу это через трещины на губах, будто молитву – дождусь, дождусь, до-ж-д… Дождя бы… Ну, не может живой человек в одночасье стать лишним для всех!

«Та-дам» сигнала падает тяжелой каплей. Нет, я не лишний! Милая моя…

«Все, не буду больше, не должна это писать… Перестать с тобой все время разговаривать, я с ума схожу! Уже девять дней, поминки вечером. Мама твоя так постарела, Сереж… А того урода, что тебя сбил и бросил, не нашли. Говорят, след от протектора широкий – большая машина. Надо отпустить, надо как-то жить. Ты мертв. А у меня ладони до сих пор холодные от твоих пальцев, я их так сжимала на кладбище. Наверное, согреть хотела… не помню. Люблю тебя, Рыжик мой».

Порыв ветра ударил в лицо. Воздух. Застрял. В гортани…

Звуки выцвели и даже ярость солнечного света – словно сквозь фильтры.

Земля качается, прогибается чашей, кажется, выплеснет меня. Или я качаюсь? Бросаю взгляд, как якорь – цепляюсь им за давно известное, привычное, чтоб не смыло. Руки мои… Пристально гляжу в собственные ладони, будто там кто-то умный оставил мне записку, объяснил в ней, что же, черт возьми, происходит! Надо только суметь прочесть все эти черточки, кресты, линии… Линия жизни. Мама говорила, длиннее не бывает.

Знаки на ладони тускнеют, плывут. Память – будто включили! – запоздало прокручивает последние кадры хроники: мощная волна горячего воздуха от проходящего КАМАЗа, овраг… железная арматурина – сквозь легкие… на губах пузырится что-то… небо перед глазами – белое. Я вдруг разом поверил.

Я не лишний, я…

Но ты звала, тянула к себе. Сквозь жар, небытие, сквозь гигабайты мертвого моего профиля. Это мука такая…

Пью налетевший ветер – не могу им напиться.

Одноклассники, Фейсбуки, Вконтакты… Не стучите в мертвые аккаунты! Дайте уйти, не пишите! Забудьте… пожалуйста. Этот полдень вечный, солнце – ненавижу его! Воздух над дорогой дрожит, идет волной, совсем близко. И где-то, в глубине этого «окна» – фигуры в белом, те самые. Встречают? У ног их дышит влажная трава. Мне надо… туда. Не пишите!

Бросаю телефон на дорогу.

Еще шаг…

«Та-там!»

Запретное искусство
Реваз Качарава

1

Мэр, что так таинственно исчез пару недель назад, появился на улицах города с головы до ног измазанный в дерьме. Он шёл, шатаясь, что-то бубнил себе под нос и привычно поправлял жидкие волосы на лысеющем лбу. Люди узнавали его, удивлённо смеялись и шли следом.

– А я всегда говорил, что как человек он дерьмо!

– Мама, смотри, человек-какашка!

– Боже, Боже, что же это такое творится?

Наперебой кричали разные голоса, которых становилось всё больше.

Мэр замер на центральной площади, возле длинной деревянной сцены с виселицами и гильотинами, и упал на колени. Люди обступили его со всех сторон. Воздух заполнился гулом, как на воскресном рынке в разгар дня. Высокие детские голоса время от времени выпрыгивали из монотонного гомона.

Мэр заткнул уши руками и начал кивать головой, словно в такт музыке. Лицо его было сосредоточенным и серьёзным.

Рассеялась утренняя прохлада и слепящие лучи майского солнца устремились к отполированной тысячами шагов дорожной плитке. Атмосфера становилась праздничной – никто не любил мэра, и всеобщее злорадство соединяло людей в одно огромное бесформенное существо, которое сейчас торжествовало и радовалось беде врага. Полицейские в строгой чёрной форме протискивались в тело этого существа, выслушивая насмешки и оскорбления.

– Что это?

– Смотрите! Эй!

Люди тянули указательные пальцы вверх. Там, в голубых ослепительных небесах кружилось чёрное пятно – огромная стая птиц. Было в этой стае что-то странное, новое и оттого притягательное. Движения живой тучки были резкими, дёрганными. Отдельные точки внутри кляксы хаотично перемешивались, она рассыпалась, расширялась, почти рассеивалась, чтобы в следующую секунду вновь стать плотной и чёрной. Она будто вычерчивала на синем листе небосвода какие-то слова… и вдруг сорвалась вниз.

Это были вовсе не птицы, а здоровенные, больше воробьёв, мухи. Невыносимое жужжание обожгло уши. Оно напоминало музыку струнно-смычковой группы оркестра, которая вдруг сошла с ума. Насекомые ударились в охваченные ужасом лица, защекотали оголённые части тела, затрепали одежду и волосы, и люди начали дрыгать конечностями, метаться, давить друг друга, словно танцуя в такт обезумевших музыкантов.

Все закончилось также внезапно, как началось. Жужжание ослабло, отдалилось и исчезло. В нависшей тишине множились всхлипы и стоны, детский плач. Среди перепуганной толпы лежал мэр. На нём остались лишь лохмотья одежды и плоти на жёлто-красном скелете.

2

Всадник в бордовом плаще с глубоким капюшоном, казалось, плыл по высокой траве, точно по воде. Траектория его движения напоминала змеиную, и выглядело это забавно. До тех пор пока заросли не закончились, и из травы не показалась огромная, размером с лошадиную, голова чёрного варана. Глаза ящера и наездника имели одинаковый цвет – оранжевый.

По дороге под деревом встретился мужчина. Лицо его было неестественно молодым, совсем как у ребёнка. Кожа розово-белая, гладкая, без единой родинки. Глаза сияли здоровьем и жизненной силой, озорством, интересом. Тело же было мускулистым, крепким, с толстыми венами на шее и руках. Он подпевал птицам так, что ни в жизнь не отличишь его голос от соловьиного.

Варан остановился рядом с ним и чаще, чем обычно начал показывать свой длинный розовый язык. Всадник скинул капюшон, оголив исписанную рунами лысину.

– Здравствуй, друид. Как дела в твоём лесу?

Но друид не отвечал. Он дал понять жестом, что ему прежде надо закончить песню. Огромные голубые глаза, искрящиеся и любознательные и птичий голос вызывали неприязнь у всадника. Варан низко прошипел.

– В моём лесу всё хорошо. По крайней мере ни птицы, ни звери, ни пчёлки, ни мушки не доносили до меня дурных вестей, – сказал, наконец, друид мелодичным и необычайно чистым баритоном.

Всадник спрыгнул из седла и подошёл к друиду ближе. Его и без того маленькие зрачки сузились в точки и острый холодный взгляд устремился в весёлые глаза мага жизни. Тот улыбнулся и принял приглашение поиграть в гляделки.

– Значит, всё хорошо? – разжёвывая каждое слово, спросил чужестранец.

– Ага, – словно дразня, ответил друид.

– Спасибо за помощь.

Всадник ловко запрыгнул на варана и надел капюшон. Огромная ящерица, тяжёлая и неуклюжая с виду, с неожиданной прытью помчалась вперёд.

Варан, чтобы не пугать лишний раз жителей, остался в лесу. Ящер устроился на солнышке возле небольшого озера и задремал с открытыми глазами.

Воин ордена саламандры зашёл в город. На нём была свободная чёрная рубаха с короткими рукавами, размашистые штаны с изображением пламени на штанинах и широкий пояс, с большой, как блюдце, бляхой, на которой красовалась пятнистая трёхпалая ящерица, объятая огнём. От локтя начинались перчатки, массивные, со множеством замков и деталей. Под рубашкой виднелась красная металлическая цепочка.

Он никогда не моргал, даже когда солнце светило прямо в глаза, не отбрасывал тени. Всё тело было покрыто разноцветными татуировками защитных рун. Жители сторонились его, расступались, когда он проходил мимо, прятали взгляды – знали, что он может увидеть в них то, о чём они сами не догадываются. Знали, что он сделает, если увидит.

Городишко раскинул свои каменные бежевые плечи внутри огромного леса. Когда-то здесь нашли систему подземных рек, вода которых, по слухам, обладала волшебными свойствами. С тех пор начало расти поселение. Упоминание про волшебные воды нынче воспринимается с улыбкой даже местными старожилами, но укутанный лесом и свежим воздухом город стал излюбленным местом отдыха и бегства от громадных давящих мегаполисов королевства для многих людей. А ещё здесь часто «уходили на дно» различные преступники, пытались начать новую жизнь или просто прятались, выжидали.

Лес и город боролись друг с другом с переменным успехом с самого момента основания. Когда-то большая часть населения вымерла от чумы, принесённой вивернами. Сейчас ящеров почти полностью истребили, живые остались только в цирках и зоопарках. Город рос и выгрызал лес, но стоило какому-нибудь строению хоть на год опустеть – природа вцеплялась в него ползучими щупальцами лиан и плюща, съедала деревянные перекрытия муравьями, рушила, давила и возвышалась зеленью растений, словно знаменем победы, над растрескавшейся крышей. Подобные съеденные природой дома придавали городу особый шарм, вдыхали в него атмосферу дикости и древности.

Сквозь плотную мозаику плитки пучками торчала трава и, реже, коричневые и оранжевые отряды грибов. Здания, в основном невысокие – не более пяти этажей, сбивались в тесные однообразные кварталы. Узкие улочки почти круглосуточно оставались в тени. За счёт плотной застройки, в городе было много площадей и парков, которые были вовсе не парками, а кусочками древнего леса с высоченными деревьями, белками, птицами, амфисбенами, кроликами, и другими зверьками, которым люди умиляются, а не боятся.

Защитные руны молчали. Никаких следов запрещённой магии. Народу на улицах было мало, да и те что были, спешили, почти не общались. Глаза многих напуганы, измотаны страхом. Драган несколько раз пытался начать разговор с горожанами, но те отвечали уклончиво, врали, стараясь скорее свернуть диалог и уйти. Только одна боевитая бабулька сердито нахмурила брови и громко, будто привлекая внимание, рассказала о каком-то древнем проклятии, о том, что город построили в древнем святилище духов, и его скоро постигнет ужасная кара. Разведав обстановку, Драган направился к ратуше.

В центральной части города стояли вычурные, украшенные скульптурами, резными колоннами и величественными куполами здания. Здесь жили богачи и находились сооружения королевской власти: ратуша, штаб самообороны, полиции, местное отделение банка, огромный храм и несколько небольших часовен.

Вход в ратушу начинался огромной лестницей, в конце которой стояли скульптуры пауков, лапы которых сложены на манер короны – символ короля. Внутри Драгана встретил высокий худощавый мужчина в чёрном аристократичном костюме. Лицо его было вытянутым, испещрённым морщинами и беспристрастным. Годы службы превратили его в бесчувственный, безукоризненный механизм прислуги.

– Добро пожаловать. Мы ждали вас. Позвольте проводить вас к временно исполняющему обязанности мэра, господину Евгению Михайловичу, – поставленным, идеальным до тошноты голосом, сказал он.

Драган молча кивнул и последовал за служащим. Глядя на его высоченный силуэт с идеальной осанкой и неспешный шаг, Драгану и самому хотелось выпрямиться и сбавить темп. Воин саламандры шёл слегка агрессивно, наклонив голову и едва доставал до груди лакею. Рядом с ним он выглядел как рисующийся подросток.

Евгений Михайлович сидел за огромным блестящим от лакового покрытия столом. Его едва было видно из-за наваленных на стол бумаг. Увидев, кто к нему пришёл, он проглотил слишком много горячего кофе из золотисто-белой чашечки, на миг выпучил глаза и тут же ринулся к двери. Он был лишён той механизированной интеллигентности, какая была у лакея – видимо совсем недавно попал в это лишающее человечности здание.

– О, здравствуйте! Проходите, сюда, – он отодвинул стул. – Садитесь, располагайтесь. Как же я вас ждал!

Он скакал вокруг Драгана, как поклонник вокруг известного музыканта. Строгий костюм смотрелся на нём нелепо, рубашка была не заправлена и смялась, штанины длиннее, чем надо. Но Драган даже обрадовался, больше всего в жизни он ненавидел общаться с официальными лицами их мёртвым языком, в котором всюду намёки и ловушки. Они сели напротив друг друга. Евгений скинул со стола часть бумаг на пол, чтобы лучше видеть собеседника и разразился быстрой, малопонятной речью:

– Тут ужас что происходит! Даже не знаю с чего начать, – он замялся и, судя по суетливо двигающимся глазам, никак не мог сформулировать. Вдруг чуть подался вперёд и выпалил: – Мэра нашего мухи сожрали! Огромные! Вот такие! – он отодвинул рукав и продемонстрировал кулак. – А я слышал что мухи, комары, скорпионы, всякая эта гадость как раз-таки водится в жилищах ведьм и некромантов. Это раз такие огромные мухи, значит очень сильный некромант, да? – Драган молчал, глядя в стол. – А я ведь думал, что их не существует! И вас, думал не существует! Ужас! У нас многие после увиденного с ума посходили. Уезжают все. А вот буквально вчера, знаете, что произошло? Это кошмар…

Драган уставился прямо в глаза Евгения, отчего тот умолк и замер в глупой позе.

– Мне плевать, кошмар это или ужас. Мне плевать, кто тут сходит с ума или уезжает. По порядку. Чётко и ясно, без этих глупых эмоциональных уточнений. Сможете?

Евгений кивнул и отвёл взгляд, но Драган тут же едва заметно коснулся его руки, чтобы снова приковать к своим оранжевым гипнотическим глазам.

– Может, я лучше покажу?

– Что покажете?

– Эту злую мерзкую магию!

3

Исполняющий обязанности мэра повёл Драгана в полицейский участок. Внутри к ним присоединился вахтёр Эдуард. Увидев охотника на магов, он встрепенулся, выражение его лица стало важным и сосредоточенным.

Звуки шагов гулко отзывались в просторном зале, в котором, словно тени, шатались почти одинаковые силуэты сотрудников. Пройдя длинный душный коридор, они остановились возле одной из дверей. Вахтёр нервно перебирал ключи на огромной связке. Пахло сыростью и краской.

За дверью оказалось неожиданно большое помещение, заставленное коробками разных форм и размеров, а в центре лежало что-то бесформенное накрытое тёмно-серой тряпкой. Сквозь затянутые древней паутиной окошки слабо проступал солнечный свет. Запах стоял отвратительный.

– Там, – Евгений указал на тряпку.

Драган молча направился вперёд. Вахтер и Евгений стояли в дверях, с опаской поглядывая внутрь. Драган одним движением скинул огромную тряпку. В нос ударил невыносимый запах разложения. Перед ним лежало непонятное уродливое существо, вид которого вызвал замешательство.

– Не могу на это смотреть, – послышалось из-за спины.

Драган развернулся – на входе стоял только вахтёр с героическим выражением лица. Но было видно, что сохранять невозмутимый вид стоит ему не малых усилий.

– Что это за тварь? – спросил Драган.

– Я думал, вы должны знать.

Драган всмотрелся внимательнее: семнадцать пар человеческих ног, семнадцать человеческих голов, срощенные вместе на манер многоножки уродливыми складками кожи. Но самое отвратительное было то, что и ноги, и головы принадлежали симпатичным девушкам. Маски смерти на прекрасных молодых лицах были отвратительны: некоторые перекошены судорогами, на некоторых замер ужас, крик и плач. Сексапильные ножки хаотично смотрели носками в разные стороны.

Драган обошёл труп по кругу. Присел на корточки. Когда он начал трогать его, вахтёр тихо, но яростно выругался и вышел в коридор. Драган слышал перешёптывания Евгения с Эдуардом, жалобные, возмущённые, переисполненные суеверного страха.

– Эй! – крикнул воин саламандры.

В дверях снова показались оба.

– А где вы нашли эту штуку? – Драган невозмутимо стоял возле уродской твари, расслабленно опустив плечи.

– Лежала у городских ворот. Дрыгала ногами, плакала, кричала, сыпала проклятья, – ответил Евгений, с трудом выговаривая слова. Силясь не взглянуть вниз.

– Откуда взялась?

– Никто не знает.

– Ещё есть что-нибудь?.

– Есть.

– Показывайте.

– Только прикройте сначала эту, я вас умоляю!

Ему показали скелет мэра, обглоданный мухами и труп шестнадцатилетней девушки без головы. Причём не было ни раны, ни шрама. На шее, в том месте, где должна бы начаться голова – здоровая кожа, ни царапинки.

Вышли из полицейского участка ближе к вечеру. Людей на улицах стало чуть больше, но все они спешили по домам. Мало кто шёл в одиночку. Всюду сверкали огоньки подозрительных взглядов.

– Ну что? Что скажете? Кто это сделал? Маг крови? Ведьма? Некромант? – осторожно спросил Евгений, выглядывая из-за плеча Драгана.

– Никаких следов запрещённой магии.

– Как? Как же так? Новый вид магии! Это новый вид магии?

Драган развернулся и положил неестественно горячую руку на плечо Евгения.

– Это какой-то сумасшедший лекарь, не иначе, – с улыбкой сказал он.

– Что?

– В общем, магии запрещённой нет, значит дело не моё. Пишите письма в королевский дворец, описывайте ситуацию, вам обязательно помогут. Я сделаю доклад своему руководству. Всё будет хорошо! – сказав это, Драган убрал руку и решительно зашагал прочь.

– Но как же так? Как же так? Никакой лекарь не способен на такое! – Евгений семенил в след и кричал всё громче. – Никаких зацепок? Неужели вы никак не можете помочь? Молодые девушки ведь в такое превращены! Помогите нам, умоляю вас!

Видя эту картину, люди сбавляли шаг, останавливались.

– А ну стой! Стой, я тебе говорю! – вдруг озверел Евгений.

Он догнал Драгана и развернул, ухватившись за плечо. В него тут уже уткнулся прожигающий нечеловеческий взгляд оранжевых, неестественных глаз.

– Да. Я внимательно слушаю.

– Ты, ты…

– Да-да. Что?

Евгений не мог выдавить ни слова, лишь задыхался и заикался. Драган резко развернулся и продолжил путь, оставив исполняющего обязанности мэра в замешательстве и бессилии.

4

Городские ворота давно развалились и разворовались на дрова, так что теперь осталась лишь величественная высокая каменная арка. Под аркой в тени стоял наряд полицейских вперемешку с дружинниками. В темноте горели оранжевые точки сигарет. Слышались голоса, смех. Когда Драган проходил мимо них, ему вдруг невыносимо захотелось курить. Он избавился от гадкой привычки больше десяти лет назад, ещё до посвящения в орден саламандры, а сейчас давний порок внезапно объявился и начал скрести изнутри, как оголодавшее животное, проснувшееся после долгой болезни.

Сначала он в нерешительности прошёл мимо, но затем остановился. Дежурившие обратили внимание на странное поведение, замолчали.

– Эй! Что случилось? Чего замер?

– А не будет сигаретки? – развернувшись, спросил Драган.

После недолгой неловкой тишины один из полицейских откликнулся:

– Есть. Возьми.

Забрав сигарету, Драган стыдливо сказал «спасибо» и продолжил путь. В нём ожил подросток, которым он был когда-то. Который точно так же стрелял сигареты у незнакомых людей, стыдясь и заискивая. Он прошёл несколько десятков метров по широкой дороге, обрамлённой высоким зарослями травы. Громко стрекотали сверчки и кузнечики. Где-то рядом суетливо бродил ёж, шурша травой. В ясном ночном небе изредка проносились силуэты летучих мышей. Вдали огромной замершей волной таился лес. Верхушка его, освещённая луной, была светлее, а ближе к земле он становился совсем чёрным.

Драган отошёл к краю дороги и взялся двумя пальцами за кончик сигареты. Мгновение —и тонкая плотная струйка дыма потянулась ровно вверх по замершему в штиле воздуху.

Он перехватил сигарету другой рукой и глубоко затянулся, но ничего не почувствовал – ускоренный обмен веществ не давал дыму и шанса на приятное отравление.

Из-за тех возможностей, что даются воинам саламнадры при подготовке, они были обязаны непреклонно следовать закону. Без каких-бы то ни было исключений. Драган, как любой другой член ордена, чётко знал список правил, которым обязан следовать, знал, когда дело нужно оставить полицейским, и когда можно не обращать внимания на их мольбы или угрозы. Малейшее отклонение от правил каралось смертью, даже если от него была польза.

«А может, и правда новая магия? Может, стоит всё выяснить лучше, чтобы доклад был полнее? Того гляди и премию выпишут,» – думал про себя Драган.– «Но что, если я встречу нового мага? Я ведь не имею права его убивать. Я не имею права даже трогать его. А ведь у меня нет защитной руны от его сил, если они и правда новые, неизведанные. К чему тогда этот риск?»

Перед глазами сменялись ужасные картинки, увиденные сегодня, но не вызывали никаких эмоций. Ещё затяжка.

В лесу послышалась песня одинокого соловья. Едва уловимая, почти мираж. Девушки, может, тоже слышали эту песню, когда их превращали в монстра. Воображение рисовало ужасную картину – кричащая и плачущая многоножка дрыгает прекрасными ногами. Неожиданно из глубины сознания, будто ствол дерева, освободившийся от гнёта валуна на дне озера, всплыл страх.

– Это преступление. Такого не должно быть… – прошептал Драган и снова затянулся. У него была версия, не слишком правдоподобная, но была.

Следом всплыл ещё один ствол – осознание: он дал слабину, прогнулся. Это может погубить его, это может свести с ума, лишить работы, а в ордене саламандры увольняют только через могилу. Он напряг волю и затолкал ствол обратно на дно, надёжно прикрыв валуном побольше.

Рассеянный в размышлениях взгляд собрался в точку и уткнулся в камешек на дороге. Драган выкинул недокуренную сигарету и чётко, почти как военный, зашагал в лес. Туда, где его заждался варан.

5

Морда покоилась на зеркальной глади озера среди зарослей белых и розовых лотосов. Тело скрывалось в воде. Возле открытого глаза сидела большая синяя стрекоза. Засохшая. Всё это выглядело даже красиво, как на картине. Драган молча смотрел на безжизненный взгляд давнего соратника. Казалось, что сейчас он дёрнет глазами, зыркнет на хозяина и высунет розовый длинный язык. Но он был мёртв. Драган чувствовал смерть, его научили этому, чтобы распознавать воскресших некромантов и их слуг. «Кто же смог с тобой справиться?» – спросил сам себя воин саламандры. Выбора не оставалось – нужно возвращаться в город.

Ночной лес молчал. Казалось, время остановилось, даже молодые листики на ветках не вздрагивали. Лишь озорная соловьиная песня, слишком громкая для птицы, гуляла меж стволов и веток. Но слышалось ещё что-то. Вдалеке. Человеческий голос. Он приближался. Драган бесшумно нырнул в черноту чащи и затаился.

По лесу брёл медведь. Издали казалось, что у него нет головы, но когда он подошёл ближе – стало видно, что на огромном косматом теле зверя голова молодой девушки. Грязные каштановые волосы сливались со шкурой, лицо измождённое, глаза впали, скулы резко выделялись, а пухлые милые губы то и дело перекашивались оскалом.

– Оставьте меня в покое! – крикнула девушка и резко развернулась, размахивая устрашающими лапами.

С неё спрыгнули белки и разбежались кто куда по земле и деревьям. Лесные грызуны преследовали несчастную, будто оводы корову: они незаметно подкрадывались к ней, запрыгивали на спину и принимались плести маленькие аккуратные косички, вплетая в них яркими пятнами луговые тюльпаны, маки, васильки и другие цветы.

Девушка-медведь брела на задних лапах, понурив голову, перестав обращать внимание на вредителей, и внезапно выкинула лапу за спину, схватив одну из белок. Та пронзительно запищала, но в следующее мгновение заткнулась: девушка с силой кинула маленькое пушистое тельце об землю и придавила лапой.

– Всех вас изловлю, – с удовольствием протянула она, размазывая жертву лапой и взглядом.

Насытившись местью, она выдернула из шерсти тюльпанчик, сжав его двумя когтями и с грохотом рухнула под дерево, оперевшись об толстый ствол. Поднесла к носу цветок и втянула аромат.

– Наши домашние так не пахнут, – с грустью сказала она.

Белки тем временем снова подбирались к ней.

– Эх, Ванька, надо было уезжать с тобой. Ведь хотела. Хотела же, – она пискнула и уткнулась руками в широкие когтистые лапы. Плач её был почти бесшумным, слышались только всхлипы и ступенчатые рванные вдохи. Белки тем временем снова плели косички на её огромных плечах и спине.

В этот момент Драган вышел из укрытия и направился к незнакомке.

– Здравствуйте.

– А? – она испуганно оглянулась и уткнулась в Драгана взглядом.

– Могу я задать вам… – Драган замолчал и через несколько секунд продолжил: – Кто сделал это с тобой?

Она смотрела на него с ужасом, словно это он чудовище. Не отрывая взгляда неуклюже встала на задние лапы и тихо, почти шёпотом, сказала:

– Никто не должен был увидеть меня такой, никто, совсем никто.

Слова эти были наполнены такой ненавистью и отчаянием, что прозвучали, как проклятье.

– Я никому не расскажу. Просто скажи: кто?

– Я скажу, сейчас я тебе всё скажу. Только на ушко, хорошо? – с этими словами она шла к Драгану.

Глаза выпучивались, становились тупыми, дикими. До встречи оставалось пару метров. Белки спрыгивали со спины медведя, как крысы с тонущего корабля.

– Стой! Не приближайся, стой! – рявкнул Драган.

Но она сделала ещё шаг и взорвалась яростью:

– Задеру! Разорву! – неистовым писком, срывающимся на хрип, выпалила девушка-медведь.

Драган отпрыгнул назад, спиной на землю. Перед носом мелькнули длинные тупые когти, и от удара просвистел воздух. Он вскочил на ноги и тут же отпрыгнул влево, угодив в плотную сеть зарослей, словно муха в паутину.

– Задеру! Шкуру спущу! – кричал медведь, раздирая кустарник.

В лицо сыпались листочки и щепки. Драган ударил перчатками друг об друга, запястьем об запястье, и в его кисти уткнулись рукоятки. Стоило их сжать – из предплечий с звонким щелчком выскочили клинки. Тело воина саламандры в миг нагрелось настолько, что только-только зародившееся волоски на голове, да и по всей коже, обернулись струйками дыма. Время замедлилось. Он видел приближающуюся лапу, но приближалась она так медленно, что он успел несколько раз поразить её клинками, прежде чем она, обмякшая, уткнулась в листья над его головой. В ушах затянулся размазанный низкий крик.

Выжимая влажный пар из растений, воин саламандры ловко, несколькими движениями, выскочил за спину медведя. Тот поворачивался, неестественно, словно в дурном сне. Драган кувыркнулся вперёд и в нескольких местах проткнул обе лапы, на которых стояла девушка-медведь.

Враг миллиметр за миллиметром падал, зарождая новый вопль. Температура тела воина-саламандры понижалась, а вместе с тем ускорялось время. Шорох от падения прозвучал уже привычно. Девушка кричала от боли. Драган молча стоял рядом, ожидая пока она свыкнется и замолчит.

Когда крик, наконец, сменился тяжёлым дыханием, Драган заговорил:

– Живая?

– Никто не должен был увидеть меня такой. Никто-никто-никто, – словно повторяя волшебный заговор, причитала она таким голосом, каким молят Бога о спасении, зная что кто-то близкий попал в беду.

– Ты помнишь мой вопрос? Кто это сделал? Где он?

– Я не такая, нет, я совсем не такая. Не такая! Никому не говори, что видел меня такой!

– Просто скажи, кто сделал это?

Медвежье тело со стоном перевалилось на бок, так, что стало видно её лицо, обрамлённое бурой шкурой. Измученное, бледное. Она посмотрела на него жалобно и смиренно, как ребёнок, готовый признать свою вину:

– Уже ничего не сделаешь, правда? Я уже не буду, как раньше?

Драган кивнул. Взгляд его остался неизменно отстранённым.

– Я скажу тебе. Только убей меня, ладно?

– Кто?

Глаза девушки наполнились болезненным безумным ехидством. Она хихикнула и дала ответ. Драган уже знал его, ему было нужно лишь подтверждение.

– Друид.

Когда он вонзил клинок ей в сердце, она лишь дёрнула головой и блаженно улыбнулась. Ствол качнулся под тяжёлым валуном в глубине души воина салмандры. Драган вынул оружие из туши медведя и прислушался к песне соловья, разносившейся над лесом, пытаясь понять, в какую сторону идти.