Текст книги "Время умирать. Почему Ян Флеминг убил Джеймса Бонда"

Время умирать
Почему Ян Флеминг убил Джеймса Бонда
А. Владимирович

Дизайнер обложки Диана Кукса

Редактор Наталья Шевченко

Корректор Александра Макарова

© А. Владимирович, 2023

© Диана Кукса, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-4498-5082-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Время убивать

Кто только не пытался убить Джеймса Бонда! Шпионы, наемные убийцы, преступники самых разных мастей. В агента 007 стреляли, его пытались отравить, заморозить, опорочить, раздавить и охмурить, однако он всегда оставался цел-невредим. Многие пробовали, но так уж задумал автор, что никто из этих суперспособных злодеев не смог одолеть его героя, не брало его никакое оружие.

Секретом бессмертия английского шпиона владел только один человек на свете – его автор Ян Флеминг.

Но все-таки однажды агента 007 убили. Причем удалось это темное дело свершить не сексуальной красавице, хотя одна весьма симпатичная блондинка была замешана в этой истории. Джеймса Бонда убил майор советской госбезопасности – весьма неприятный на вид, страшенный, как в первых фильмах о Бонде. Что важно – женского пола.

История эта описана в финале романа «Из России с любовью», так что вы уже, наверное, в курсе, в чем там было дело и кто убийца. А потому я не стану тратить время на пересказ сюжета.

Меня больше интересуют мотивы этого события. Скажу точнее: причины, по которым автор допустил гибель своего «бессмертного героя» – главного защитника Британской империи и несгибаемого борца с любыми внешними врагами.

По моему скромному рассуждению, у автора было несколько причин для того, чтобы убить Бонда. Первая и самая банальная: он заразился «литературным вирусом» от одного из отцов-основателей детективного жанра Артура Конан Дойла – скукой смертной. До смерти надоел ему непобедимый агент, вот и решил Флеминг добить своего «картонного героя».

А почему надоел? В случае с Артуром Конан Дойлом все довольно очевидно, но Ян Флеминг был человеком скрытным, да еще несколько лет прослужившим в разведке. Чтобы докопаться до мотива, толкнувшего автора на это убийство, следует чуть ближе познакомиться с его биографией, погрузиться в течение его жизни и понять, как и из чего он создавал своего «бессмертного героя».

Те, кто читал одну или несколько историй из саги о Бонде, наверное, уже сообразили, что роман «Из России с любовью» – пятый в серии, а Флеминг написал гораздо больше. Четырнадцать, если быть точным. Это значит, что за приключением, которое заканчивается смертью шпиона, следуют еще девять книг, в которых живой и невредимый Бонд по-прежнему расправляется с врагами и устраняет угрозы. И рассказывается в них не о ранних подвигах агента: истории о Бонде написаны в линейной последовательности. Каким же образом агент 007 в очередной раз вышел победителем, на этот раз смерти вопреки?

Ответ мой будет банальным. Действительно, Джеймс Бонд, можно сказать, был вынужден воскреснуть из мертвых. В точности как Шерлок Холмс, история которого одной из первых в остросюжетном жанре стала демонстрацией ловкости Конан Дойла как сочинителя увлекательных историй. Агент 007 ожил, поскольку автора к этому вынудили обстоятельства. Но об этом мы поговорим ближе к финалу книги.

Ну а начну я свой рассказ не с Флеминга и не с английского шпиона, а с советского полковника МГБ и его жены, предавших Родину.

Из России

2 апреля полковник Спри, руководитель Австралийской службы безопасности (Australian Security Intelligence Organization; далее – ASIO), аналога британской МИ-6, явился на рабочее место чуть раньше обычного. Секретарши еще не было, зато в приемной у дверей его кабинета сидели двое – руководитель регионального отделения ASIO в Новом Южном Уэльсе Рон Ричардс и грузный лысоватый человек лет сорока. У обоих были красные глаза, как будто они всю ночь провели в клубе, распивая крепкие напитки, но запаха алкоголя не было и не могло быть: ночь они посвятили обсуждению документа, подписание которого австралийская разведка готовила на протяжении последних двух лет. Зато полковник явственно ощутил напряжение. Посетители напоминали двух боксеров после боя, когда результат официально объявлен и победителя и побежденного можно определить по уровню взгляда. И, судя по нему, удача была на стороне первого.

Завидев полковника, Ричардс по-военному вскочил и, отдав честь, представил ему второго человека:

– Полковник МГБ Владимир Петров.

И, когда они вошли в кабинет, лихо вытащил из папки, которую крепко прижимал к своему боку, несколько листов бумаги и демонстративно положил на стол. Полковник на секунду испугался, что обиженный Петров может в любой момент дать задний ход, и, решив разрядить обстановку, начал разговор с обсуждения морских деликатесов Австралии.

***

Весь следующий день и ночь Петров проспал в квартире своего друга Михаэля Бялогузски, которому безоговорочно доверял, но, будучи опытным разведчиком, посвящать его в детали операции «Кабинка №12» не торопился. А утром отправился в аэропорт встречать группу советских дипломатов, среди которых был его преемник – Коваленок.

В соответствии с неписанным протоколом Петров пожал всем прибывшим товарищам руку и помог донести багаж до машины. Первое, что сказал Коваленок, когда очутился на заднем сиденье машины рядом с Петровым, что Владимира ждут в Москве, и добавил: «Все будет хорошо». Вот только в этих словах чувствовалась фальшь, и ее Петров, словно опытный музыкант, уловил сразу. Его воображение моментально вытащило из подсознания самые страшные картины: возвращение в Москву, арест, камера, бесконечные допросы… Полковника МГБ пробил холодный пот, и, чтобы хоть как-то отвлечься, он стал рассказывать Коваленку о достопримечательностях Австралии, которые проносились за окнами служебной машины.

Товарищей встречали все сотрудники посольства СССР в Австралии в полном составе. Жаркие объятия и поцелуи – казалось, будто встретились давние друзья. Потом – торжественный обед и рассказы о Москве и переменах, случившихся после смерти вождя. О Петрове все забыли. Полковник МГБ на миг расслабился, словно бы ничего не произошло и ничто не предвещало трагического исхода. Коваленок попросил Петрова отвезти и передать деньги товарищам, которые остановились в отеле «Киркетон». Петров решил быть честным до финального аккорда и не прерывать заранее продуманную партию.

Сев в машину, где, кроме Ричардса, было еще несколько австралийских агентов, Петров попросил отвезти его в отель. Чувствовалось, как вернулось напряжение вчерашнего утра, но приказ был однозначным, несмотря на «причудливую» оговорку не оказывать на Петрова силового воздействия. Когда они подъехали к отелю, он попросил Ричардса подождать его и вышел из машины с пачкой денег в кармане, крепко сжимая в руках папку с документами.

Тридцать минут, пока он отсутствовал, показались целой вечностью для всех, кто ждал Петрова в машине. А полковник МГБ, спокойно передав деньги, решился на небольшую месть. Он отправился в бар, где выпил один бокал пива, затем – второй…

Когда он вернулся, Ричардс вручил ему пять тысяч стерлингов, а Петров передал ему папку с документами. Просьбу о предоставлении политического убежища он подписал еще утром 2 апреля, но только сейчас он стал не просто перебежчиком, а предателем и дезертиром.

Однако поединок разведчиков продолжался. Машина отвезла обоих на квартиру, где совсем недавно Петров выпивал со своим другом Бялогузски и трахал проституток. Первый же вопрос, заданный Ричардсом, поверг Владимира Петрова в шок. Его нервы были настолько напряжены, а психика так расстроена за последние месяцы, что он даже растерялся, когда его попросили рассказать биографию. Это был нокаут.

***

Афанасий Михайлович Шорохов родился в далеком сибирском селе. Когда в 1923 году до этих мест добрался агитатор, пропагандирующий большевистские идеи, Афанасию было всего шестнадцать, но сын кузнеца был не по летам статным молодым человеком. Идеи эти попали на благодатную почву, и Афанасий сразу же стал одним из самых активных участников комсомольской ячейки, а уже в 1927 году – членом Коммунистической партии и, благодаря рекомендации старших партийных работников, был отправлен в Свердловск получать высшее образование.

Спустя два года Афанасия, подобно герою одного из романов Бориса Акунина, представили к первой награде: дали новую фамилию – Пролетарский. И тут же перед молодым коммунистом поставили непростую задачу – помочь старшим товарищам в агитации среди молодежи в городе Надеждинске, крупном заводском центре.

В начале 30-х годов молодого агитатора отправили служить на Балтийский флот, где пытливый сын кузнеца обучался азам шифровального дела. После того как матрос Пролетарский был списан на берег, его привлекли для работы в Службу государственной безопасности. Типичная для большинства разведчиков того времени карьера. И вот Афанасий Пролетарский – уже сотрудник ОГПУ и работает в самом центре Москвы, на Лубянке. Пригодилось знание шифровального дела.

Его будущая жена попала на работу в органы скорее по случайности. Семья Карцевых покинула родную деревню в Рязанской области, спасаясь от голода. В 1924 году Карцевы добрались до Москвы, и отец Евдокии устроился водителем трамвая. К тому времени из семерых детей в живых осталось только двое. Лихого водителя скоро приметили и пригласили работать в ОГПУ.

Бойкая и красивая Евдокия выделялась среди своих сверстников. Когда ей было двенадцать, она оказалась одной из самых заметных пионерок на торжествах, посвященных памяти основателя советской разведки Феликса Эдмундовича Дзержинского. А к девятнадцати годам окончила техникум иностранных языков по специальности «английский язык» и устроилась работать в ОГПУ.

Молодую девушку направили в отдел, занимавшийся криптоанализом японских сообщений. Учить незнакомый язык приходилось без раскачки, прямо на рабочем месте. Евдокия занималась взломом сообщений, которые передавались из посольства в Японию, и, судя по тому, что ее повысили в звании, справлялась она с работой весьма успешно.

Пролетарский служил все эти годы в соседнем пятом отделе, занимавшемся шифрованием сообщений для агентов, действующих под прикрытием дипломатического иммунитета. Во время подавления антисоветского восстания в Северной Сибири он был направлен почти на год в качестве секретаря в один из штабов НКВД и вернулся в Москву уже не в пятый, а в шестой отдел, занимавшийся лагерями. К началу сороковых Пролетарский получил звание майора и должность руководителя спецотдела.

Между тем Евдокия сошлась в гражданском браке с одним из сотрудников отдела Пролетарского, неким Романом Кривошем, на которого с началом тотальных чисток легла тень подозрения из-за его балканского происхождения. Кривош был одним из старейших сотрудников шифровального отдела, начинал работать еще до революции, а потому приговор был жестокий.

По утверждению Роберта Манна, Евдокию спасли не банальные оправдания, мол, не знала об антисоветской деятельности мужа, а покровительство кого-то из руководителей НКВД. Красивую девушку оставили в живых, потому что она была прописана в квартире гражданского мужа и после его смерти оказалась единственной владелицей. Если бы Евдокию расстреляли, квартира отошла бы государству, а так девушка обменяла роскошную квартиру Кривоша на оправдательный приговор и переселилась в скромную однокомнатную11
  Manne R. The Petrov Affair: Politics and Espionage. Sydney: Pergamon Press, 1987. С. 6.


[Закрыть].

В попытке спасти себя Евдокия согласилась на брак с давним членом Коммунистической парии, руководителем отдела и, что еще более важно, руководителем кружка по изучению истории Коммунистической партии. Афанасий Пролетарский был настоящим коммунистом, крепко стоящим на ногах и имеющим неплохие шансы продвинуться дальше по карьерной лестнице. Брак по расчету? Возможно, но разве Евдокии в ее положении приходилось выбирать?

В разгар вторжения Германии в СССР, во время тяжелейших боев за Москву, Пролетарский получил новое задание и вместе с женой вылетел в нейтральную Швецию под новым именем – Владимир Петров: товарищам показалось, что революционная фамилия будет вызывать слишком много вопросов. В советском посольстве у нового сотрудника было две главные задачи – шифровка донесений в Москву и присмотр за другими сотрудниками посольства и советскими гражданами, находящимися на территории Швеции.

Евдокия Петрова стала не просто помощницей мужа и домохозяйкой. За Владимиром Петровым велась постоянная слежка, а потому на его жену легли обязанности агентурного плана. Под ее руководством на территории нейтрального государства работали две завербованные шведки. Помимо этого, Петрова выполняла работу машинистки, бухгалтера, секретаря и даже фотографа. Всю войну Петровы провели в Стокгольме и вернулись в Москву только в 1947 году. Энергичных и отлично проявивших себя сотрудников немедленно отправили на Дунай присматривать за советскими моряками, а в феврале 1951 года – в Австралию.

В советском посольстве в Канберре царила настоящая неразбериха. Исполнявший обязанности резидента второй секретарь посольства Садовников вместо шпионажа занимался решением личных вопросов, которых накопилось немало. Молодая и симпатичная секретарша посольства влюбилась в женатого Садовникова и забеременела. В итоге ее и второго секретаря отозвали в Москву. Судьба секретарши остается неизвестной (скорее всего, ее просто сослали), а горе-резидента пожурили за амурные дела и обнаруженные хищения денежных средств, понизили в звании и оставили в столице, в отделе, курирующем австралийское направление.

Но руководство в Москве понимало, что отзыв двух сотрудников не решит основную проблему. Ограниченные в общении товарищи воспринимались австралийцами как потенциальные шпионы и враги. За всеми советскими гражданами было установлено наблюдение, о котором знали и австралийцы, и советские дипломаты. Таким образом изолированные от внешних контактов несколько советских граждан превратили посольство в коммунальную квартиру со всеми ее достоинствами и недостатками – излишним вниманием друг к другу, склоками и сплетнями, наушничеством и доносительством.

В Москве планировали решить проблему кардинальным образом, доверив основные функции чете Петровых. Поэтому, пока Владимир занимался налаживанием внешних контактов и поиском потенциальных агентов, Евдокии досталась неприятная роль разгребать авгиевы конюшни. Петрова занималась шифрованием сообщений в Москву и секретарской работой вместо отозванной сотрудницы, выполняла обязанности бухгалтера, пытаясь разобраться во всех «финансовых злоупотреблениях». Все сотрудники посольства понимали, что еще одной негласной задачей Петровых было наблюдение за советскими гражданами, а потому сразу и откровенно невзлюбили вновь прибывших.

***

Владимир Петров, в отличие от предшественника, развел весьма бурную деятельность. Он регулярно встречался с бывшими соотечественниками и под прикрытием посольского иммунитета открыто поощрял их к возвращению на родину. А еще он активно искал выходы на антироссийские общины и людей, которые не вызывали бы подозрений у недавно созданной ASIO, и тем самым привлек к себе ее пристальное внимание. Среди своих перспективных контактов он отметил польского врача Михаэля Бялогузски, который бежал из Вильно в Австралию еще в начале войны. Так на полке с делами потенциальных кандидатов на вербовку появилась папка с материалами о Бялогузски, которому было присвоено кодовое имя Григорий. Петров не догадывался, что Бялогузски был также добровольным сотрудником ASIO и еще десятка разведывательных или близких к разведке организаций. Суетливый и неутомимый поляк обладал удивительно общительным и дружелюбным характером, но при этом старался никогда не упустить свою выгоду, продавал любую добытую информацию, самые скромные сведения сразу нескольким организациям, пытаясь получить как можно больше денег за любую мелочь.

Петров, вслед за сотрудниками американской, японской, австралийской разведок, нарыл немало грешков Бялогузски: например, его медицинская практика приносила слишком мало прибыли, а единственной доходной операцией были нелегальные аборты. Польский врач был любителем выпить, и ему, так же как Петрову, «нравились девочки». Но советский резидент был осторожен в случайных связях, поэтому Бялогузски поначалу свел его со своей бывшей любовницей Лидией Мокрас. Поляк регулярно встречался с резидентами австралийской и русской разведок, а добытые, в том числе с помощью Лидии, сведения продавал на обе стороны. Но уже скоро безумный треп Лидии стал раздражать как австралийскую разведку, так и советскую. Рекомендация оставить ее и связаться напрямую с поляком поступила Петрову почти одновременно с рекомендацией Бялогузски напрямую выйти на советского резидента. В этот момент австралийцы завели дело на Петрова, отметив его как потенциального кандидата для вербовки. Бялогузски перевели из разведки в контрразведку и присвоили ему кодовое имя Диаболо. Так по заданию двух секретных ведомств началась дружба двух шпионов, закончившаяся роковым образом.

Хотя Бялогузски и Петров стали близкими друзьями по заданию своих ведомств, но, вопреки приказам, с годами их дружба лишь крепла. Бялогузски предлагал какие-то фантастические планы для вербовки советского друга. Например, чтобы известный киноактер обратился к советским людям с призывом отказаться от гражданства и принять австралийское подданство. Но, очевидно, контрразведка хотела прихватить советского резидента на «горячем», а поскольку предыдущего резидента после откровенного сексуального скандала просто отозвали в Москву, австралийцы не интересовались похождениями Петрова, они ждали, что советский резидент проколется, когда будет делать закладку22
  Ситуация, когда человек, подозреваемый в шпионаже, оставляет в оговоренном месте секретное сообщение.


[Закрыть] или откровенно вербовать австралийских подданных или того же Бялогузски. Однако Петрову хотелось просто дружить с Михаэлем. При друге он преображался в обычного человека и забывал о своей разведывательной деятельности, вербовках и сети агентов.

Почти два года друзья просто общались. Они снимали проституток и выпивали. Михаэль возил его (правда, на машине советского посольства и в присутствии советского водителя) на природу, которой особенно восхищался советский резидент. Дальше пьяных рассказов о никудышном руководстве дело не шло. Австралийские контрразведчики догадывались о психологии советского человека, готового вечером на кухне после очередной рюмки откровенно ругать все политбюро, а утром с разбитой головой слушать запись у начальства и уверять, что это была лишь уловка, чтобы поймать несведущего иностранца.

Петров, в свою очередь, не предпринимал по отношению к Бялогузски никаких провокационных действий, отчего агента Диаболо спустя несколько месяцев перевели за штат, сохранив лишь небольшие регулярные выплаты. Еще теплилась надежда, что Петров в какой-то момент может клюнуть. И этот момент настал.

Однажды Петров сообщил другу, что планирует съездить в Союз за новым фотографическим оборудованием и ему хочется перед этим как следует «отдохнуть». Неутомимый Бялогузски предложил ASIO снять квартиру в Сиднее на несколько дней и обставить все так, чтобы Петров в будущем мог использовать ее для связи с агентами. Контрразведчики неохотно согласились.

После майских праздников Бялогузски и Петров сняли проституток и завалились на шикарную съемную квартиру, в которой, по словам Бялогузски, его просили пожить знакомые на время их отъезда. Когда девушки по вызову ушли, а Петров, допив вторую бутылку водки, завалился спать на уютный диван, Бялогузски принялся тщательно обыскивать карманы друга и документировать их содержимое. Среди клочков бумаги с непонятными заметками и целой кипой визиток на поддельные имена Бялогузски обнаружил записку на английском языке с ошибками. Написана она была рукой Петрова и адресована мадам Р. М. Ойли. Невинное содержание с предложением встречи привело Бялогузски в эйфорию. Как он докладывал несколько дней спустя, в записке, вероятно, заключалась подсказка к секретной сети советской резидентуры в Австралии. Правда, в ASIO значение документу не придали. Как же были неправы контрразведчики! Впоследствии подтвердились подозрения агента Диаболо, и эта записка стала первым шагом к раскрытию сети советских агентов.

Австралийская секретная служба не разделяла энтузиазма Бялогузски и не только отказалась оплачивать съемную квартиру, но также, согласно отчетам ASIO, сочла вербовку Петрова бесперспективным занятием. Бялогузски был раздосадован подобным исходом. Он подал рапорт об отставке и тут же предложил свои услуги американцам и британцам.

Между тем Москва неожиданно изменила планы: отъезд Евдокии был отменен, Петрову предложили прибыть одному. Подобная перемена стала поводом для возникновения подозрений у советского резидента. Он поделился своими опасениями с другом, а также откровенно рассказал, что у него есть проблемы со здоровьем. Тот предложил Владимиру организовать операцию на глазу, что могло отсрочить отъезд до того, как прояснится ситуация, а сам направился в ASIO с предложением еще раз сделать попытку завербовать Петрова, но не в обход, а прямо, предложив деньги и гарантию защиты. И снова Бялогузски был прав, однако австралийцы из осторожности отказали в подобном «прямом подходе», но обратили внимание на нежелание Петрова уезжать из Австралии и рекомендовали Бялогузски навестить его после операции и намеками на лучшее качество жизни в Австралии, например сравнением медицинского обслуживания, продолжить мягкое давление.

Петров тянул с отъездом, указывая в своих донесениях на опасность перелета после операции. Ситуация внезапно и неожиданно для всех изменилась. 10 июля стало известно об аресте главы МВД Лаврентия Берии. И отъезд в Москву отпал сам собой.

Это известие подвигло ASIO на смену подхода, но австралийцы не хотели теперь задействовать Бялогузски. Они опасались, что падкий на деньги поляк сам ведет двойную игру, может быть, даже работает на русских с целью разоблачить деятельность австралийской контрразведки. Также контрразведчиков очень смущала личная заинтересованность агента Диаболо в этом деле.

ASIO решилась организовать вербовку советского резидента через другого человека. Бялогузски устроил Владимиру консультацию у видного глазного хирурга. После приема доктор доложил, что Петров с безучастным видом выслушал предложение; хирург был неопытным агентом и не решился упомянуть о деньгах и гарантиях, он сказал лишь о людях, способных устроить пребывание Петрова в Австралии.

Петров не был дурачком, а потому, как только сел в машину к Бялогузски после консультации, тут же предупредил друга об очевидной связи доктора с австралийской службой безопасности. Но в ASIO по-прежнему не очень доверяли словам польского врача и решили не спешить. Этот гамбит контрразведки, попытавшейся найти другой выход на Петрова, очень задел добровольного помощника австралийской разведки. Он вновь подал прошение об увеличении постоянной зарплаты, грозя своим увольнением. До этого ему платили 10 фунтов в неделю, плюс давали еще 15 фунтов на расходы, за которые он должен был регулярно отчитываться. Бялогузски попросил избавить его от бумажной волокиты и платить в неделю 25 фунтов. ASIO вновь отказала, только в этот раз Бялогузски повел себя на удивление неординарно. Он не стал устраивать скандал с заявлением об увольнении и не бросился предлагать свои услуги британцам или американцам. Польский удалец решил шагнуть через голову всего начальства и подал письмо с просьбой о встрече самому премьер-министру – господину Мензису.

К премьер-министру Бялогузски не попал, но подобное нарушение бюрократических норм вознамерились покарать самым суровым образом. С польским врачом встретился глава австралийской разведки полковник Спри, который заявил, что Бялогузски отстраняют от работы. На жалобный вопрос, можно ли повернуть ситуацию вспять, полковник ответил холодно и резко: «Совершенно невозможно». Казалось, австралийская разведка решила поставить точку в планах по вербовке сотрудника советской разведки.

Несмотря на внешнюю твердость и уверенность, положение Петрова в посольстве было весьма шатким. Спустя четыре месяца после прибытия резидента в Австралию из Москвы пришел резкий выговор, в котором руководство указывало на простои в работе. Было очевидно, что после отзыва Садовникова ситуация в Австралии оставалась под контролем.

Неудовлетворительная работа Владимира Петрова объяснялась отсутствием оперативного опыта. Большую часть своей карьеры он провел за столом шифровальщика. Даже в Стокгольме основную часть оперативной работы выполняла его жена, поскольку все агенты были женского пола.

В начале 1953 года из Центра пришел очередной разнос, но после смерти Сталина наследники вождя схватились в смертельной схватке за власть. На это время, казалось, все забыли об Австралии и о плохой работе Петрова. Результатом разброда и шатания в разведке стали несколько побегов, которые случились почти одномоментно, но не были связаны между собой. Ян Флеминг в романе «Из России с любовью» упоминает об Игоре Гузенко, чете Петровых, Григории Токаеве и Николае Хохлове и умалчивает о Юрии Растворове и Петре Дерябине. Среди этих перебежчиков самым известным, самым громким провалом советской разведки был полковник Владимир Петров.

Однако Петров был очень осторожным человеком, он знал, что бывает с предателями родины. О его побеге могут забыть, просто вычеркнув его имя из списков сотрудников, только если он публично не будет высказывать оскорблений в адрес высшего руководства, особенно руководителей разведки, иначе расплата неминуема. А потому позднее в своих выступлениях советский перебежчик в качестве главной причины предательства называл скандалы и преследование со стороны послов и дипломатов австралийского консульства: «Мое намерение устроиться на жизнь в Австралии родилось примерно в 1952 году, когда посол Лифанов, Ковалев и другие начали преследовать меня и мою жену… Их действия были направлены на ведение войны против честных людей… Мы должны были пройти через все это… Было очень тяжело переносить все издевательства и оскорбления».

Возможно, наладить работу Владимиру Петрову мешали склоки и скандалы внутри посольства. Его признания подтверждает Евдокия, которая рассказывала, что ее муж не мог спокойно говорить об этих инцидентах: «Его руки дрожали. Удивительно, как он не покончил с собой».

Однако сотрудники австралийской и британской безопасности, которые вели допросы Петровых, отмечали, что Владимир обычно держался уравновешенно и спокойно, тогда как Евдокия позволяла себе эмоциональные взрывы, забывая об осторожности и высказывая все прямо в глаза. Советский резидент после побега признавал, что «неконтролируемое» стремление к правде у его жены было источником проблем.

Не только острый язык стал первопричиной бед и несчастий для Петровых. Евдокия была весьма привлекательной женщиной и выделялась в узком кругу работников посольства. А увлечение западным стилем одежды, кино и музыкой было отличным поводом для интриг, направленных против «опасной соперницы».

К сожалению, жены послов не могли похвастать ни красотой, ни интеллектом. Они действовали стандартными методами. Например, сохранились доносы, где главным обвинением против жены резидента был тот факт, что фотография Сталина стояла на одном уровне с фотографией западной кинозвезды. Впоследствии Евдокия Петрова осторожно упоминала, что посол Лифанов хотел изнасиловать ее или сделать своей любовницей, но она ему отказала. Против Петрова также регулярно выдвигались обвинения в пьянстве, но в те времена это не считалось серьезным поводом для отзыва в Москву. Зато когда 10 июля 1953 года на весь мир было объявлено о расстреле Берии, посол Лифанов попытался задним числом обвинить Петровых в том, что они собирались создать внутри посольства фракцию в поддержку Берии. Подобные обвинения раньше могли стать причиной для ареста и расстрела, но наступило другое время.

Когда в октябре 1953 года на место Лифанова прибыл Генералов, отношение к Петровым не изменилось. По словам Петрова, именно тогда он понял, что негативное отношение к нему и его жене – это не личная месть Лифанова, а тенденция, которую уже не переломить. Новый посол спустя месяц после прибытия освободил Евдокию Петрову от должности секретаря и бухгалтера. По словам Бялогузски, именно в этот момент Владимир осознал, что для него все кончено.

23 ноября Бялогузски поздней ночью позвонил Ричардсу и сообщил, что Петров готов к дезертирству, и тут же потребовал в ультимативной форме восстановить его в штате ASIO.

Этот звонок наделал много шума. Очевидно, австралийцы имели дополнительные источники информации о ситуации с Петровым. В этот раз сообщение Бялогузски было воспринято со всей серьезностью. На следующий день руководитель австралийской разведки доложил премьер-министру, не называя имен, о возможном перебежчике из Советского Союза.

Но на совещании 25 ноября полковник Спри все еще рассматривал два варианта развития ситуации. Первый: Петров с подачи центра разыгрывает спектакль, чтобы в случае прямого предложения о сотрудничестве устроить «дипломатический скандал». Второй вариант: Петров не доверяет Бялогузски, памятуя о предложении, переданном через глазного хирурга.

27 ноября Рон Ричардс ознакомил Бялогузски со списком требований ASIO. Австралийцы были готовы предоставить защиту, только если Петров передаст имеющиеся у него секреты службе безопасности. Ричардс настоятельно подчеркивал, что в ином случае, если Петров захочет просто получить статус беженца, правительство Австралии не сможет взять его под физическую и юридическую защиту. Ричардс также предупредил Бялогузски, что любые обещания Петрову сверх этого должны быть сперва согласованы с официальными лицами в разведке и правительстве.

Вместе с кнутом Ричардс предложил польскому врачу и пряник. Ему повысили еженедельную выплату до 20 фунтов (немного меньше, чем он просил) и выплатили 50 фунтов компенсации за период увольнения. Небольшой бонус, который Бялогузски оценил как «красную ковровую дорожку». В документах операция с Петровым получила официальный статус и свое название – «Кабина №12».

Между тем у Петрова закончился нервный кризис, и он вновь пытался заслужить одобрение начальства. Советский резидент по-прежнему был непроницаем для туманных предложений и уверенно говорил о своем будущем. Агенту Диаболо не оставалось ничего другого, как сообщать о «солидном прогрессе в дискуссиях с Петровым».

Вернувшийся на службу отныне агент австралийской разведки продолжил разрабатывать хитроумные планы. В одном из разговоров Петров обмолвился, что хочет отойти от всей этой нервной работы и возвратиться к корням, к спокойной работе на земле. В начале декабря Бялогузски отвез советского резидента на птицеферму с просьбой дать экспертную оценку, стоит ли вкладывать деньги в это предприятие, которое ему якобы хочет продать один из родственников, а также попросил помочь с оформлением сделки на подставное лицо. Петров выразил живейший интерес к птицеферме и лишь загадочно предложил своему другу Бялогузски подождать до Нового года, заверив его, что после этой даты сможет принять решение.