Текст книги "Цифровые вызовы современного наследственного права"

В ситуации регулирования отношений, возникающих в связи с применением цифровых технологий, следует отметить, что законодательство, теория и практика в разных странах формируются совершенно различным образом. Каких-либо единых подходов здесь не выработано. Поэтому задачей сравнительно-правового метода могло бы быть выявление законодательных решений, возможно, с последующей группировкой, а также анализ результатов применения норм права. В частности, принцип свободы договора на сегодня проявляется в возможности использования сторонами технических средств (абз. 2 ст. 309 ГК РФ). Среди таких средств – смарт-контракт, по поводу которого законодательные и правоприменительные органы различных стран выработали некоторые модели к регулированию¹³. По нашему мнению, можно условно выделить три законодательных подхода к смарт-контрактам: полное отсутствие норм о них, «косвенное» и «прямое» регулирование. «Косвенное» регулирование (применяются нормы схожих правовых институтов) видится наиболее эффективным, так как гарантирует регулирование «на перспективу» в отличие от казуального регулирования смарт-контрактов, являющихся лишь одной, но вряд ли последней из современных цифровых технологий. Есть, правда, предположение, что смарт-контракт (компьютерный код) сам может определить применимое право, которое наиболее подходит к конкретной ситуации¹⁴. Однако на данный момент подобный подход вызывает сомнения в плане возможности реальной реализации на практике.

Применительно к сравнительно-правовому методу хотелось бы добавить еще один момент. Ряд ученых при изучении цивилистических категорий делают упор на связь российского частного права с правопорядком германского типа. Из этого делаются выводы о необходимости существенного ограничения или даже принципиальной невозможности использования опыта стран англо-саксонской правовой семьи. Сказанное касается, в том числе, и особенностей правового регулирования гражданского оборота в ситуации цифровизации общества¹⁵. Возможно, поэтому и делаются достаточно спорные выводы, к примеру, о том, что без законодательного решения проблемы регулирования отношений в информационной системе нельзя говорить о применении к таким отношениям правил об имущественных правах¹⁶. Такой вывод, как представляется, противоречит принципам гражданского права, в частности, принципу свободы договора и диспозитивности правового регулирования. Не говоря уже о том, что перечень имущества и имущественных прав по смыслу ст. 128 ГК РФ является открытым.

В настоящий момент пока не стоит говорить о приоритете «немецкого» или «континентального» похода к регулированию «цифровых» отношений по нескольким основаниям. Во-первых, «внутри» стран континентальной правовой семьи регулирование отношений, осложненных использованием цифровых технологий, уже складывается по-разному, единого понимания здесь нет. Во-вторых, любые подходы должны быть апробированы практикой. В ситуации возникновения «цифровых» отношений пока не известно, будет ли это новое регулирование или на основании имеющегося законодательства будут выработаны практико-ориентированные выводы, например, высшими судебными органами разных стран.

Экономический анализа права. Возможность использования данного подхода в российской цивилистике крайне спорна. С другой стороны, при экономическом анализе права «конструкции частного права (собственность, договор, деликт и т.п.) рассматриваются как лучший выбор, как эффективное решение, обеспечивающее наилучшее использование ресурсов общества»¹⁷. То есть при экономической анализе права в определенной степени раскрываются ценность и значение частного права, что следует учитывать в научных изысканиях.

В действительности экономический анализ права следует рассматривать лишь как один из методов исследования правовых явлений, в том числе принципов гражданского права. Окончательные выводы должны строиться на основании совокупности методов, однако экономический анализ права может быть уникальным приемом при формировании отдельных актуальных для теории и практики выводов. Например, с точки зрения принципа свободы договора стороны могут выбирать различные способы заключения соглашения, в том числе с использованием технологии смарт-контракта. Однако экономически далеко не во всех случаях он будет эффективен. При этом смарт-контракты могут привести к улучшению экономического и правового положения потребителя в отдельных договорных отношениях. В качестве примера можно привести договор страхования. Сервис автоматически приведет в исполнение такой договор, как только произойдет необходимое условие. Потребитель будет защищен от отказа страховой компании производить выплату¹⁸.

Другой пример использование названного подхода – корпоративные отношения. Так, в трудах ученых разных стран мира рассматривалось правовое значение технологии блокчейна для целей осуществления корпоративных прав. В целом к основным преимуществам технологии блокчейн для целей голосования участников юридического лица обычно относят большую скорость, а также прозрачность и точность самой процедуры. Кроме того, при использовании блокчейна происходит снижение ошибок и издержек, отмечается большая точность голосования и легитимность решений, повышение прозрачности равных условий для конкуренции между корпоративными заинтересованными сторонами¹⁹. Имеются и другие преимущества смарт-контрактов и технологии блокчейн для корпоративного управления, многие из которых подробно расписаны в экономической литературе и трудах по менеджменту.

На сегодня в мире (в том числе в России) существуют серьезные юридические риски, связанные с использованием блокчейна для целей корпоративного права. Их минимизация возможна путем совершенствования законодательства, международных актов, а также дачи научно обоснованных рекомендаций юристам, работающих в данной сфере. Исследование указанных рисков и предложения по правовому регулированию в любом случае должны учитывать экономическую составляющую технологии «блокчейн» в корпоративном управлении. В противном случае результаты могут быть неэффективными и не достигнуть своих целей.

Межотраслевой подход. Автором настоящих строк неоднократно доказывалось, что понять принципы гражданского права, в частности, диспозитивности, юридического равенства сторон, возможно лишь при проведении сопоставления данных явлений с аналогичными категориями других отраслей права (семейного, гражданского процессуального, финансового, уголовно-процессуального, трудового и т.п.). Трудно спорить с тем, что между различными правовыми отраслями действует взаимная зависимость, обусловленность и общность²⁰. Соответственно изучение какого-либо явления в полном отрыве от схожих категорий других отраслей права приведет к результатам, которые нельзя будет признать всесторонне обоснованными.

Ученые предлагают ряд правил применения межотраслевого метода в цивилистических исследованиях. В частности, возможным алгоритмом может быть следующий: «1) установление вида межотраслевой связи; 2) определение формы межотраслевого взаимодействия (субсидиарное, совместное (паритетное) или коллизионное); 3) оценка эффективности межотраслевого правового регулирования; 4) предложение направлений гармонизации межотраслевого правового регулирования»²¹.

В процессе цифровизации общества проявляются самые разные ситуации, в которых наглядно демонстрируются межотраслевые связи гражданского права с иными отраслями отечественного права. Например, современные технологии идентификации человека, использующие биометрию, могут быть использованы как в публично-правовых, так и в частноправовых целях. При этом пока публичное право находится впереди как в плане практики использования таких идентификаторов, так и в правовом регулировании. К примеру, работниками МВД России разрабатываются самые разные способы идентификации личности, в частности, не только по отпечаткам пальцев или радужной оболочке глаз, но и татуировкам, шрамам²², рисунку вен ладони²³ и многим иным данным. Некоторые из таких способов вполне могли бы быть использованы в частноправовых отношениях для идентификации участников сделки, субъектов исполнения обязательств и т.п.²⁴ В перспективе возможность идентификации личности должна снизить нагрузку на нотариусов, особенно в плане составления завещания, которые, как минимум, применительно к цифровым активам, должны заключаться не только в традиционной нотариальной форме.

Говоря о принципах гражданского права, снова приведем пример с регулированием оборота криптовалют в России. ГК РФ не указывает прямо такой объект гражданских прав, ввиду чего возникли дискуссии по поводу его легализации. Однако уже имеется определенная практика признания преступлением ряда действий с криптовалютой. Так, она может выступать предметом легализации (отмывания) денежных средств, приобретенных преступным путем²⁵. На сегодня предложено сразу несколько законопроектов по поводу криптовалюты, важнейшей целью многих из них является налоговое регулирование, так как важнейшей проблемой является то, что «у налоговых органов отсутствует информация об открытых российскими юридическими лицами и гражданами Российской Федерации криптовалютных кошельках и осуществляемых операциях по ним»²⁶. К сожалению, о важности частноправового регулирования и презюмировании цели наиболее эффективной защиты прав и законных интересов участников гражданского оборота говорится не всегда.

С учетом межотраслевого метода исследования в данной ситуации необходимо выявить принципы регулирования отношений по поводу криптовалюты с позиции различных отраслей права. При этом учитывать, что гражданское законодательства строится на основе диспозитивности, свободы договора, равенства участников отношений. Здесь может быть сформирована форма межотраслевого взаимодействия, после чего только предложены механизмы правового регулирования отношений по поводу криптовалют. При этом такое регулирование не может строится только на основании таких целей, как необходимость противодействия легализации денежных средств или целесообразность сбора налогов.

Как видно из приведенных примеров, принципы гражданского права остаются актуальным и необходимым инструментом, который может быть использован и в законодательной, и в правоприменительной деятельности при решении отдельных юридических проблем, возникающих в связи с использованием цифровых технологий. При этом принципы гражданского права в данной ситуации наполняются особым содержанием, которое требует самостоятельного изучения.

Фрагментарное обсуждение отдельных кейсов не снимает необходимости глубокого изучения принципов гражданского права в условиях цифровизации общества и формирования по итогам такого исследования концептуальных положений. Методологическую основу такого исследования составят, в частности, методы изучения эмпирического материала, моделирование, сравнительно-правовой метод, экономический анализ права, межотраслевой подход.

§ 1.2. Принципы наследственного права

Основополагающими началами наследственного права являются его принципы. Автором настоящих строк в предыдущих исследованиях было доказано, что развитие законодательства и практики его применения наглядно свидетельствует о динамичности принципов гражданского права, их способности к саморазвитию, восприятию внешне происходящих объективно обусловленных процессов²⁷. Поэтому логично начать рассмотрение цифровых челленджей современного наследственного права именно с вопроса о том, какие вызовы поставлены сегодня перед принципами наследственного права, как развитие цифровой экономики и иных технологий должно повлиять на содержание, значение и правоприменительную роль основополагающих начал.

Ученые разных стран в том или ином контексте высказывались о неизбежности отказа от тех или иных принципов права в связи с цифровыми вызовами современности²⁸. Пишут и то, что компьютер «равнодушен» к основополагающим правовым принципам права²⁹, и то, что технологии будут «беспомощны» к применению принципов равенства и добросовестности³⁰, и даже то, что цифровой век – это время прощаться с традиционными категориями³¹. Достаточно распространено мнение о том, что технологии и их результат их применения часто противоречит основополагающим принципам, в том числе в сфере наследования³².

Среди наиболее консервативных сфер правового регулирования – наследственные отношения. Воздействие цифровых технологий на наследственное право пока минимальное, хотя абсолютно оставаться в стороне от происходящих во всем мире процессов невозможно. Определенная трансформация должна произойти и с основными принципами наследственного права³³. Принципы, являясь основополагающими началами подотрасли и выступая наиболее стабильными элементами правовой системы, должны адекватно реагировать на изменения в общественной жизни и, в наиболее общей форме, давать ответы на вызовы современности. Именно поэтому не стоит сомневаться, что повсеместная цифровизация не отменит действующих принципов гражданского и наследственного права. Произойдет лишь их трансформация путем наполнения специальным содержанием.

Принципы наследственного права само по себе явление не устоявшееся, конкретного представления об их составе нет. Например, Е.А. Кириллова указывает, что к ним относятся принцип свободы завещания, принцип универсального правопреемства, принцип учета воли наследодателя³⁴. Аналогичные принципы предлагаются ученым из Беларуси³⁵. Хотя более логичным является рассмотрение принципа учета воли наследодателя в качестве элемента принципа свободы завещания.

Н.С. Смольков выделяет, помимо указанных, принцип охраны интересов обязательных наследников³⁶. В теоретических и методологических целях допустимо признание такого принципа. Тем более, он фактически закреплен в отдельной норме права (ст. 1149 ГК РФ). Вместе с тем возможен подход, согласно которому охрана интересов обязательных наследников рассматривается не в качестве самостоятельного явления, а в качестве законодательно установленного ограничения принципа свободы завещания³⁷. Действительно, законы ограничивают свободу завещания только в тех случаях, когда наследодатель пытается достичь в завещании цели, которая запрещена или противоречит наиважнейшими ценностям, признанным американским законодательством³⁸. Такой подход представляется в большей степени практико ориентированный.

Среди принципов наследственного права выделяют также принцип приоритета наследования по завещания³⁹ и принцип сохранения единства состава наследственной массы⁴⁰. Скорее, данные категории являются основополагающими правилами наследственного права, но не принципами, которые должны в силу своих функций быть реализованы в совокупности различных норм прав, иметь определенное правоприменительное и правотворческое значение.

Некоторые ученые делают акцент на особенностях применения отраслевых принципов гражданского права по отношению к наследственному праву. Это касается, в частности, принцип равенства участников гражданских правоотношений⁴¹, принципа добросовестности⁴², принципа диспозитивности⁴³, принципа обеспечения восстановления нарушенных прав⁴⁴.

Не претендуя на всесторонность рассмотрения состава и содержания принципов наследственного права, рассмотрим основные челледжи современного наследственного права через призму его основополагающих начал.

Основополагающим принципом наследственного права практически в любом государстве является принцип свободы завещания. В Российской Федерации в наиболее общем виде она закреплена в ст. 1119 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее – ГК РФ). При этом российский законодатель установил достаточно широкий круг прав лица, составляющего завещание. Свобода завещания в качестве объекта исследования заняла особое место в трудах российских и зарубежных ученых, в том числе в работах автора настоящих строк⁴⁵. Однако актуальным остается вопрос о том, какие вызовы поставлены перед принципом свободы завещания в цифровую эпоху и каким образом произойдет трансформация его роли и содержания.

1. Свобода выбора формы завещания и цифровые технологии. Завещание может быть составлено только в предусмотренной законодательством форме (по общему правилу, это нотариально удостоверенная письменная форма). При этом лицу, составляющему завещание, предоставляется свобода выбора некоторых факультативных форм (закрытое завещание, совместное завещание супругов) или возможность составления завещания в иной форме при соблюдении определенных в законе условий (например, в банке или в чрезвычайных обстоятельствах). Таким образом, свобода выбора формы завещания минимальна, но имеет силу.

Современные технологии предоставляют альтернативные способы для заключения сделок. Так, юридически значимые последствия влекут действия на блокчейне и иных информационных системах и программах. На сегодня не допускается составление завещания с использованием электронных либо иных технических средств (п. 1 ст. 1124 ГК РФ). Отметим, что в научной литературе обосновывался вывод о преждевременной легализации электронных завещаний в российском законодательстве⁴⁶. Другой вопрос, насколько обосновано такое ограничение свободы завещания, если гражданин сам изъявил свою волю на составление завещания с использованием «технологии» блокчейн.

Т.С. Яценко, изучив опыт различных государств, отмечает, что «вопреки императивным нормам о недействительности завещания с нарушением установленной формы, распространение получают непризнанные законом так называемые электронные завещания»⁴⁷. Такие завещания (electronic wills, или e-wills) «постепенно легализуются в зарубежных странах судебной практикой»⁴⁸. Однако форма завещания традиционно устанавливается нормами закона, не подлежащими широкому толкованию. Допустимость «новых» форм завещания только по решению судов не рассматриваться как правильный подход.

Следует признать, что лимитирование права на выбор электронной формы завещания основано на разумных политико-правовых аргументах. Завещание – сделка, которая может быть совершена любыми полностью дееспособными гражданами, абсолютное большинство из которых не имеют представления о технических и экономических особенностях блокчейна и иных информационных систем. Просчитать возможные последствия от таких завещаний станет очень трудно.

Другое дело, если завещание непосредственно касается объектов, существующих только в цифровой форме, разговор о которых еще впереди. Смоделируем ситуацию, при которой гражданин хочет составить завещание на «прокаченный» аккаунт компьютерной игры. С одной стороны, такое завещание будет составлено особым субъектом (игроком, знающим «тонкости» игры и порядок работы информационной сети). С другой стороны, проще чисто технически совершить процесс оформления завещания именно в этой сети (представим, как у нотариуса завещатель будет описывать такой объект).

Таким образом, свобода завещания не может на данный момент распространяться на выбор электронной формы завещания. В перспективе законодательство должно установить возможность использования субъектом особой электронной формы завещания для совершения распоряжений по поводу специфических «цифровых» объектов.

2. Свобода выбора объектов наследственного правопреемства и объекты, существующие в цифровой форме. Фундаментальной проблемой современного наследственного права стал вопрос о наследовании объектов, существующих в цифровой форме. Не понятно, можно ли составлять завещание по поводу таких объектов и каким образом оформить волеизъявление. Не сильно помогает и имеющееся в ГК РФ регулирование. Цифровые права указаны в качестве особого объекта гражданских прав (ст. 128). Осуществление цифрового права возможно только в информационной системе без обращения к третьему лицу (п. 1 ст. 141.1), но информационная система не может быть использована для составления завещания (вспомним п. 1 ст. 1124 ГК РФ). То есть возникает мысль, основанная чисто на формальном подходе к анализу указанных норм, что осуществление цифровых прав путем составления завещательных распоряжений, невозможно. При этом цифровые права прямо названы в законе в качестве имущественных (ст. 128), а, значит, они могут быть объектом наследственного правопреемства (ст. 1112).

Другой вопрос, как установить имущественный характер отношений, то есть конкретное их экономическое содержание. Например, Е.А. Кириллова справедливо указывает, что «цифровые активы обладают самостоятельной экономической ценностью не как код или череда символов, а как удостоверенное им право на определенный объект»⁴⁹. Но так или иначе это вопрос экономической оценки, а не спора по поводу того, относятся ли цифровые активы к отношениям имущественным или нет.

На практике возникают проблемы, связанные с передачей в порядке наследования таких объектов как криптовалюта, аккаунт в социальной сети, аккаунт в компьютерной игре и другие⁵⁰. Видимо, не всегда данные объекты могут быть объектом наследственного правопреемства. В частности, нередко аккаунт в социальной сети может использоваться исключительно в целях личной переписки и не представлять экономического интереса, а, следовательно, не являться объектом имущественного правоотношения⁵¹. В последнем случае, полагаем, на такой объект не может распространяться свобода завещательных распоряжений. Даже если допустить, что объекты в «цифровом пространстве» могут рассматриваться в качестве объектов наследственном правопреемства, неизбежно встанет вопрос о сложности исполнения таких завещаний⁵².

Выход из такой ситуации может быть следующий: свобода завещательных распоряжений должна распространяться на объекты, существующие в цифровой форме и соответствующие определенным критериям, связанным с возможностью индивидуализировать объект, а также установить его экономическую сущность (эти критерии являются необходимыми для признания чего-либо объектом гражданских прав). Первое: возможность идентификации и описания в тексте завещания. Второе: экономическая ценность объекта и допустимость его примерной денежной оценки. Третье: возможность подтверждения факта принадлежности такого объекта лицу, составляющему завещание. Четвертое: практическая допустимость передачи объекта после смерти завещателя.

3. Установление исполнителя завещания и использование в качестве «исполнителя завещания» информационных систем. Традиционно под исполнителем завещания (душеприказчиком) понимается гражданин или физическое лицо, которому в соответствии с завещанием поручено его исполнение (ст. 1134 ГК РФ). Сейчас, когда ведутся активные споры по поводу правового статуса искусственного интеллекта⁵³, неизбежно возникнет вопрос, можно ли, руководствуясь принципом свободы завещания, установить, что искусственный интеллект или какие-либо информационные системы, выступят в качестве своеобразного «исполнителя завещания».

Программы уже сейчас вполне могут выполнять достаточно простые действия. Например, осуществить автоматический перевод безналичных денежных средств завещателя сразу после его смерти лицу, указанному в завещании. В будущем искусственный интеллект сможет, как предполагается, выполнять сложные действия. Так, вполне реальным представляется возможность проверки роботом факта исполнения наследником завещательного отказа или завещательного возложения.

Другой вопрос, могут ли доли наследников в завещанном имуществе высчитываться специальной программой в зависимости от определенных условий. Не секрет, что распределение долей наследников на отдельные виды имущества представляет собой большую сложность ввиду частого изменения стоимости этого имущества (предприятия, ценные бумаги, иные объекты, используемые в предпринимательской деятельности). Нельзя исключать, что найдутся завещатели, которые захотят использовать технические средства для разрешения этой проблемы.

В любом случае на настоящий момент практика применения законодательства, очевидно, пойдет по пути признания невозможности использования технических средств в качестве своеобразного «исполнителя завещания», исходя из формальных требований закона. Однако не стоит забывать, что проблема определения статуса искусственного интеллекта находится в стадии обсуждения. Нельзя исключать, что свобода завещания будет в скором времени предоставлять возможность указания на технические средства, как минимум, в качестве инструмента распределения имущества между наследниками.

4. Свобода установления завещательного отказа и завещательного возложения, связанных с использованием компьютерных технологий. Не такой уж нереальной на сегодня кажется ситуация, описанная Айзеком Азимовым. Робот уже сейчас вполне может стать очень близким человеку. Не забудем упомянуть и виртуальные игры, без которых многие люди не могут представить себе жизнь. Интересно, можно ли возложить на наследника обязанность содержать робота, принадлежащего завещателю (в чем принципиальное отличие от животного?). Интересно, можно ли возложить на наследника обязанность продолжить за завещателя прохождение компьютерной игры (в чем принципиальное отличие от обязанности совершить действие неимущественного характера?). Интересно, можно ли возложить на наследника обязанность передать «продвинутый» игровой аккаунт другому известному игроку (в чем принципиальное отличие от обязанности имущественного характера?).

На поставленные вопросы нужно дать положительные ответы. Такие завещательные распоряжения должны признаваться имеющими юридическую силу постольку, поскольку не противоречат закону. Однако нетрудно представить, как отнесутся к идее описать робота или аккаунт в компьютерной игре нотариусы. Скорее всего, многие из них заявят, что такие объекты не могут быть описаны в завещании. Тем самым, необходимы руководящие указания по поводу составления подобного рода завещаний.

Вторым традиционно обсуждаемым на страницах научной литературы принципом наследственного права является принцип универсальности правопреемства. Он также, как и свобода завещания, прямо закреплен в тексте ГК РФ. Согласно п. 1 ст. 1110 ГК РФ при наследовании имущество умершего переходит к другим лицам в порядке универсального правопреемства, то есть в неизменном виде как единое целое и в один и тот же момент, если из ГК РФ не следует иное. Принцип универсального правопреемства предусматривает, что в наследство входят принадлежавшие наследодателю на день открытия наследства вещи, иное имущество, в том числе имущественные права и обязанности, за исключением прав и обязанностей, переход которых в порядке наследования не допускается законодательством⁵⁴.

Универсальность наследственного преемства характеризуется следующими признаками: «наследники приобретают наследство как единое целое; наследники приобретают наследство непосредственно; наследники приобретают все переходящие по наследству права и обязанности сразу и одновременно»⁵⁵.

В контексте цели настоящего исследования следует обратить внимание на два момента. Во-первых, принцип универсальности правопреемства имеет ряд исключений, установленных законодательством и используемых на практике. Самый яркий пример: не переходят в порядке наследования права и обязанности наследодателя, неразрывно связанные с личностью (ст. 1112 ГК РФ).

Во-вторых, «в судебной практике этот принцип зачастую игнорируется и не используется при систематическом толковании норм ГК РФ»⁵⁶. Приводится и вполне конкретный пример из практики: «после смерти тети из спорной квартиры истцы забрали личные вещи П.Л.П. (наследодателя. – А.В.), а также предметы домашней обстановки и обихода», но при этом суд признал квартиру выморочным имуществом⁵⁷. Разумеется, с точки зрения принципа универсальности правопреемства такое не допустимо.

К сожалению, подобные примеры не редкость. Часто на практике при оформлении наследственных прав нотариусы и наследники не придают значения объектам, хоть и имеющим существенную экономическую ценность, но не подлежащих регистрации (бытовая и иная техника, наличные денежные средства, мебель и др.). В результате возникают проблемы теоретического плана (нарушается принцип универсальности правопреемства) и нередко практического плана (неправильная оценка наследственной массы перед последующим распределением имущества между наследниками).

Таким образом, имеются два момента: возможно формальное на уровне законодательства и используется фактическое на уровне практики отступления от принципа универсальности правопреемства. Возникает вполне логичный вопрос о том, как два указанные обстоятельства повлияют на спорные с теоретических и правовых позиций цифровые права, а также иные права и обязанности, так и или иначе связанные с использованием цифровых технологий. Законодатель и правоприменитель нередко стараются избегать данных категорий при решении вопросов, связанных с обязательственными и договорными правоотношениями. Не будут ли два указанных момента использоваться в целях нивелирования перехода таких прав и обязанностей по наследству?

Нельзя исключать, что законодатель в будущем прямо укажет, что те или иные объекты, существующие в цифровой форме, не будут переходить по наследству и, тем самым, будет установлено новое ограничение принципа универсальности правопреемства (уточнение п. 1 ст. 1110 ГК РФ). Это один из возможных выходов из ситуации и при этом самый простой. Можно даже предложить научное обоснование подобного подхода: наличие элемента связанности объекта с личностью. Действительно, многие из рассматриваемых объектов (аккаунт в социальной сети, игровой аккаунт и др.) определенным образом связаны с личностью, но, тем не менее, имеют экономическую ценность, могут быть оценены с точки зрения спроса и предложения. В связи с этим ограничивать возможность перехода их по наследству было бы нерационально с точки зрения гражданского оборота.

На практике в настоящий момент не имеется примеров споров, связанных с вопросами универсального правопреемства при переходе по наследству цифровых прав, переходе иных прав и обязанностей, связанных с объектами, существующими в цифровой форме. Здесь можно добавить такой вопрос: переход прав и обязанностей, возникающих в связи с использованием технологии смарт-контракта. При использовании такой технологии могут возникать различные права и обязанности, например, право собственности на объект, приобретенный после совершения автоматической трансакции. Интересно, как наследственное право ответит на вопрос о наследовании прав и обязанностей при смерти кого-либо из участников таких отношений.