Текст книги "Введение в психологию"

4. Простейшие проявления подсознания

Путь, который мы избрали для первого знакомства с подсознанием, состоял в анализе нашей сознательной психической деятельности. Как мы видели, должен существовать механизм, “монтирующий” последовательность воспоминаний или мыслимых образов. Существует также механизм, внезапно вызывающий “идеи” или “решения” сознательно обдумываемых задач. То и другое объяснимо лишь в том случае, если некоторая часть нашей психической работы остаётся вне нашего контроля. Фрейд пришёл к этому заключению, исходя из других фактов. Он обнаружил прорывы подсознания в повседневной жизни людей, в виде так называемых обмолвок; он впервые подверг научному исследованию сновидения, вызывавшие до того произвольные толкования философов и гадалок. Человек иногда говорит не то, что хочет сказать; этот факт, прежде не привлекавший особенного внимания, имеет в глазах Фрейда фундаментальное значение. Обмолвка – это невольная замена одного слова другим, чаще всего возникающая от замены или перестановки одного-двух звуков. Обычно такая замена искажает смысл фразы или делает её бессмысленной; но за этим стоит глубокий смысл, который может быть систематически исследован. Обмолвки делятся на вполне определённые типы, и в каждом случае можно обнаружить скрытые эмоции, выражение которых вовсе не входило в планы говорящего. Чиновник с негодованием описывает поведение своего коллеги, “сорвавшего” мероприятие уважаемого начальника; если при этом “сорвал” превращается в “соврал”, то обмолвка относится, как правило, к начальнику. Молодой человек невинно предлагает женщине снять пальто, но вместо “пальто” произносит “платье”. “Историчка” превращается в “истеричку”, “остаётся” в “отдаётся”, “чудный” в “нудный”, и т. д. Более того, обмолвками могут быть и целые фразы, неудачная форма которой обличает подлинные чувства говорящего. Начало фразы “заносит” таким образом, что к нему не удаётся приделать “запланированный” конец. Говорящий неловко останавливается, начинает фразу сначала, и слушатели фатальным образом догадываются, почему его “занесло”. В других случаях фраза, как будто бы, складывается по плану, однако, вместо одного слова вкрадывается синоним, намекающий на нечто непредусмотренное, иногда крайне нежелательное. Каждый может припомнить подобные случаи, но обычно их воспринимают с забавной стороны. Между тем, обмолвки глубоко значительны, а часто и трагичны. Они свидетельствуют о том, что параллельно сознательному, так сказать “официальному” психическому процессу происходит неосознанный, подспудный, угрожающий при любой возможности прорваться на поверхность. Бывает так, что говорящий отдаёт себе отчёт в своих подлинных чувствах или мыслях и сознательно лицемерит; подсознание, не стесняемое этим искусственным режимом, вырабатывает вместо “придуманного” слова “подлинное” и выдаёт его наружу, в момент расслабления или беспечности. Но это – не самый интересный случай. Гораздо важнее такие обмолвки, в которых субъект выдаёт чувства и реакции, неведомые ему самому. Чиновник может и не сознавать своё подлинное отношение к начальнику, а молодой человек, перепутавший предметы одежды, может не подозревать о своей специальной заинтересованности (например, считать себя верным мужем, или видеть в женщине только жену друга, и т. п.) Все эти официальные чувства для подсознания не обязательны.

Другой способ “разгрузки” подсознания – это сновидения. Согласно Фрейду, сновидения представляют собой выражения чувств и настроений, в фантастической и спутанной форме хранящихся в подсознании – иногда известных человеку, но сознательно подавляемых в состоянии бодрствования, а чаще таких, о которых сам человек и не знает. Но, как и в случае обмолвок, эта информация о подсознании нуждается в расшифровке. Подсознательная ненависть даже во сне редко проявляется в прямой форме. Чаще мы видим нашего подсознательного врага в странных и неожиданных ситуациях. Он может быть – во сне – наказан случайным происшествием, или выставлен на смех третьим лицом. Он может быть даже замещён, по определённым законам, нейтральной личностью, чувства к которой не подавляются, – козлом отпущения. Подавляемые эротические влечения могут также удовлетворяться – или не удовлетворяться – фантастическим или символическим способом. Фрейд обнаружил целый ряд замещающих предметов и действий, появление которых во сне символизирует половые органы, способы их возбуждения и половой акт. Эти символы связаны с образом жизни индивида, с его биографией, а больше всего – с эротическим опытом детства. (Одно из важнейших открытий Фрейда состояло в том, что эротический опыт человека начинается в детстве – с самого рождения!). Эротические сновидения представляют подлинную комедию масок и переодеваний. Мало того, что определённый, существенный для человека эротический объект заменяется другим, “невинным” или неопределённым; его могут заменить, в некотором смысле, части его одежды, его внешние атрибуты, даже предметы, формы которых ассоциируются с эротическими зонами объекта. Прямые эротические акты также могут замещаться символическими или “извращёнными” (это слово мы берём в кавычки, поскольку оно употребляется не в моральном, а в техническом смысле). Чем сильнее подавлены, загнаны в подсознание Ваши эмоции, тем более странны и фантастичны Ваши сны.

5. Эго и Суперэго

Поскольку движущей силой психики является подсознание, роль сознания может показаться второстепенной и пассивной. Но дело представляется иначе, если мы хотим объяснить поведение. Инициатива, стимуляция безусловно принадлежит подсознанию; сознание безусловно является “исполнительной”, “формальной” инстанцией; однако поведение человека, наблюдаемое в конечном счёте, в огромной степени зависит от сознания. Ясно, прежде всего, что сознанию принадлежит взвешивающая, оценочная функция, до выполнения которой стимул у нормального человека никогда не переходит в действие. Сильнейший подсознательный стимул может столкнуться в сознании с тривиальными препятствиями, вроде расписания поездов, или с более далёким, вполне холодным расчётом. Это обстоятельство настолько очевидно, что не стоило бы на нем задерживаться, если бы словесные формулировки не имели магической силы для неискушённого читателя (пусть сколь угодно изощрённого в другом!). Вопрос, что главное и что второстепенное, вообще не имеет смысла, пока не указано, по какому критерию производится сравнение. Если Вас интересует, откуда исходят наиболее глубокие стимулы Вашего поведения, где рождаются его мотивы, – тогда “главным” оказывается подсознание. Если же Вы хотите знать, как Вы, в конечном счёте, поступите, то очень часто “главную” роль играет сознание. Вообще действовать могут только оба механизма вместе – каждый из них в отдельности просто не проявляется. Может быть, даже материальные носители обеих систем смогут быть разделены лишь условно – когда они станут нам известны.

Ограничения, налагаемые сознанием на подсознательные стимулы, зависят не только от “экспертизы” внешних обстоятельств. В самом деле, поступающий из подсознания стимул сопоставляется также со всеми осознанными и фиксированными в сознании стремлениями, страхами, переживаниями, в общем, с эмоциональным содержанием личности. Совокупность всех эмоций, сознаваемых личностью, Фрейд называет техническим термином “Эго” (от латинского ego – я). Конечно, не очень понятно, что считать эмоциями, и что не считать ими. Некоторые из них мало подходят под обиходный смысл этого слова (желание заниматься астрономией; боязнь самопонимания; отношение к телепатии). Иначе можно сказать, что Эго – это сознательное Я субъекта. Мы не включаем, таким образом, в понятие Эго чисто информационного содержания сознания, не вызывающего и не связанного с эмоциями (знание таблицы умножения). Эту часть психики мы назовём, для краткости, Интеллектом. Итак, в отличие от Ид – совокупности подсознательных эмоций – Эго целиком находится в сфере сознания. Конечно, соотношение между осознанным и неосознанным не просто; инстинктивные стимулы могут быть вполне осознанными, а сознательные “чувства” могут быть лишь видимым выражением “тёмных” инстинктов.

Третий важнейший механизм психики, тесно связанный с обоими предыдущими, Фрейд обозначил термином “Суперэго”. Если между “Ид” и “Эго” можно провести отчётливую границу, отнеся к первому всё не сознаваемое субъектом, а ко второму – всё сознаваемое им, то граница между “Эго” и “Суперэго” гораздо более условна. К “Суперэго” Фрейд относит ту часть психической деятельности человека, которая обусловлена его системой ценностей, то есть усвоенными или выработанными им представлениями о том, что “хорошо” и что “плохо”, что “допустимо” и что “недопустимо”, что “прилично” и что “неприлично”. Мы намеренно упрощаем здесь понятие ценности, которым подробнее займёмся в конце этой работы. Кавычки, как обычно, указывают на техническое употребление слов обиходного языка: для нас здесь совсем не важно, что именно представляется субъекту хорошим, допустимым и приличным. Важно, однако, что такие представления у всех людей существуют, оказывая существенное воздействие на их психическую жизнь и поведение. Ценности воспитываются с детства и зависят от традиции, социальной среды, а в некоторых случаях также от самостоятельной умственной работы индивида. Поскольку ценности являются частью “официальной”, “сознаваемой” психической жизни субъекта, их следовало бы, как можно подумать, включить в состав Эго. Подчёркиваем, что здесь рассматриваются лишь представления субъекта, а не его расчёты и деловые соображения; существует много людей, воздерживающихся от известных поступков из трезвой оценки последствий, но нисколько не озабоченных ценностной стороной самого поступка. К Суперэго относится лишь оценка человеком поступка, как такового, а не соображения по поводу его выгодности, последствий или реакции других людей. Такая оценка, как можно заметить, всегда связана с эмоциями. Следовательно, Суперэго в значительной мере пересекается с Эго: некоторые ценности настолько усвоены субъектом, что являются частью его подлинного эмоционального мира. Однако, в ряде случаев дело обстоит как раз наоборот, что и даёт основание выделить Суперэго в качестве особой части психики. Может случиться, что предписания Суперэго приходят в противоречие с подлинными эмоциями человека, составляющими его Эго и его Ид; результат возникающего при этом конфликта зависит от соотношения сил между “враждующими” отделами психики. В любом человеческом обществе некоторые поступки считаются дозволенными, одобряются или поощряются, другие же – считаются недозволенными, осуждаются и наказываются. Ограничения, возникающие отсюда, составляют основу всякой культуры; в элементарном виде, как мы знаем, они наблюдаются уже у высших животных. Обучение этим ограничивающим правилам происходит с самого рождения человека, а раннее обучение, как мы уже упоминали, наиболее прочно усваивается. Совсем не важно, чему именно общество учит человека, и какие “рациональные” причины служат для обоснования этого учения. Важно, что взрослый человек, а в значительной мере уже и ребёнок, является носителем более или менее крепко “встроенного” в его мозг ценностного механизма. Есть все основания считать, что без воспитания этот механизм не складывается и, в частности, не является врождённым; дети, выросшие без общения с людьми, не только лишены ценностей, но вполне звероподобны. Таким образом, гипотеза о врождённых человеку понятиях “добра”, “совести” и т. п. не может обойтись без дополнительных разъяснений, вроде того, что человек наследует лишь способность к восприятию этих представлений. А воспринимает он их от людей, или не воспринимает вовсе.

Итак, в зависимости от культуры, в которой человек вырос, он усваивает представления о неприемлемости, запретности тех или иных поступков: насилия по отношению к некоторой группе людей, или ко всем людям вообще; сексуальных действий по отношению к женщинам, за исключением дозволенных случаев; бегства в бою; публичного произнесения известных выражений, и т. д. Наиболее глубоким слоем запретов психологи считают воспитываемые у людей препятствия к людоедству и к кровосмешению (половому общению с ближайшими родственниками); здесь обучение настолько прочно, что противоположные стимулы обычно отсутствуют или, во всяком случае, загнаны в подсознание.

Из всех этих “официальных”, общественно обусловленных запретов и состоит Суперэго. Отношение их к Эго (и тем более к Ид) зависит от того, насколько они “интегрированы”, т. е. стали неотделимой частью личности. Так, например, сознательное стремление к убийству встречается у “цивилизованного” человека сравнительно редко, и заповедь “не убий” сталкивается, как правило, не с Эго, а с Ид; тем самым, существование такого стремления не осознаётся. Напротив, недозволенные сексуальные стремления, опять-таки у современного “цивилизованного” человека, в ряде случаев сознаются, и Суперэго, вступает тем самым в конфликт с Эго. На первый взгляд, здесь нет ничего особенно нового, и можно даже усомниться в полезности изобретения особых терминов для общественных явлений. Вспомним, однако, что эти термины описывают объективное содержание психики субъекта, подлежащее изучению психологом, но, как правило, не известное ему самому. Субъект не подозревает о влиянии Ид, а в ряде случаев искренне считает Суперэго частью самого себя, между тем как ценностные предписания не более близки его личности, чем проглоченная пуговица – его желудку. И точно так же, как врач обнаруживает инородное тело там, где больной чувствует лишь раздражение, психолог изучает психику человека с помощью своей системы понятий, добираясь до вещей, вовсе не известных самому субъекту. После того, как Вы это прочли, Вы по-прежнему не знаете, из чего состоит у Вас Ид, Эго и Суперэго; но Вы знаете теперь, что этого не знаете, и что это всё-таки можно узнать.

6. Неврозы

Столкновения между различными психическими механизмами оказываются, таким образом, повседневным содержанием человеческой жизни. Прежде всего, Ид сталкивается со всеми “верхними”, или “дневными”, слоями психики: с Интеллектом, информирующим о фактических возможностях, вроде расписания поездов, погоды или денежных средств; с Эго, где могут обнаружиться эмоции другого направления; с Суперэго, предъявляющим свои заповеди; и, наконец, с другими стимулами самого Ид. Кроме того, Эго вступает в конфликт со всеми другими механизмами; Суперэго время от времени предъявляет свои претензии. Только один Интеллект не имеет самостоятельной инициативы, если его деятельность не способна вызывать эмоции и, тем самым, не затрагивает Эго. Постоянное напряжение, в котором находится психика человека, не исчезает даже в глубоком сне. Ясно, что организм может выдержать лишь ограниченный уровень напряжённости, в течение ограниченного времени. Дальше наступает расстройство, именуемое неврозом. До Фрейда не было никакого научного понимания неврозов, а, следовательно, не было и специфического их лечения. Это значит, что врачи могли прописывать невротику “общеукрепляющий режим”, отдых или успокаивающие препараты общего действия, вроде брома. Конечно, в самых простых случаях можно было установить непосредственную причину болезни, например, конфликт между долгом и чувством или, как мы теперь сказали бы, между Суперэго и Эго. Но в подавляющем большинстве случаев неврозы выглядели совершенно таинственно. С изучения неврозов, собственно, и начались исследования Фрейда, специальностью которого была невропатология. Он обнаружил, что в каждом случае невроза присутствует конфликт между психическими механизмами, один из которых, как правило остаётся не известным больному. Различные типы неврозов Фрейд проиллюстрировал большим числом клинических наблюдений, именуемых в медицине “историями болезней”. Мы изобразим их в обобщённом виде при помощи введённых выше понятий. Представим себе, что человек страстно ненавидит кого-нибудь, но сам этого не знает; более того, он привык рассматривать предмет своей ненависти как уважаемого, близкого, даже любимого человека. Ненависть заключена в его Ид, а положительные чувства – в его Эго и Суперэго. Так, очень значительная часть матерей не любит своих детей примерно с пятилетнего возраста (что доказывается точными психологическими исследованиями и стало известно не так давно; Фрейд этого ещё не знал!).

Мы отложим пока объяснение методов, позволяющих обнаружить такие факты; теперь для нас существенно другое: все эти матери безусловно уверены в том, что детей любят, заботятся о них, и крайне возмущаются при любом сомнении в их чувствах. Любовь к детям прочно заложена в их Эго; ненависть к детям бушует в темноте Ид. Когда Вы видите раздражённую мать с очевидной ненавистью отчитывающую ребёнка (для его же пользы), не сомневайтесь в её ненависти, потому что она более подлинна, чем её забота. Здесь заложен источник значительной части женских неврозов, и можно предположить, что ответственны в этом эволюционные механизмы, выработавшие у самки вполне нормальное и полезное для вида равнодушие к достаточно взрослым детёнышам (в каком возрасте созревают человекообразные обезьяны?).

Очень значительная часть детей не любит (даже ненавидит) своих родителей, не отдавая себе в этом отчёта; это было хорошо известно Фрейду, но не его современникам, воспринявшим его объяснение детских неврозов с должным негодованием. Очень значительная часть жён и мужей ненавидит своих супругов, но очень редко эта ненависть сознаётся (в этих случаях продолжение брачных отношений мотивируется выгодой или престижем). Как правило, в Эго существует только любовь и забота. “Дизъюнктные” чувства загнаны в подсознание и не признаются субъектом; обратите внимание на добросовестный характер его заблуждения. (Лицемерие есть конфликт между разными субъектами, или между Эго и Интеллектом).

Другой весьма распространённый тип неврозов возникает в тех случаях, когда человек испытывает сильное эротическое влечение, но сам этого не знает; более того, он привык рассматривать предмет влечения как совершенно непричастный к своей половой жизни. Сюда относятся, прежде всего, влечения, запрещаемые традицией: относящиеся к близким родственникам, к лицам, состоящим в браке, и к лицам того же пола. Половое влечение к матери, отцу, сёстрам или братьям, как правило, вообще не сознается; один из классических случаев Фрейда – невроз у девушки, ухаживавшей за больным отцом и подсознательно воспринимавшей при этом эротические стимулы. Врачу удалось вылечить девушку; но публика была бы ему больше благодарна, если бы он не обнаружил причину болезни. Влечение к жёнам и мужьям друзей часто эффективно подавляется и изгоняется в подсознание; у лиц со скованными эмоциями могут остаться неосознанными все влечения, кроме освящённых браком.

Наконец, гомосексуальные влечения не сознаются, как таковые, подавляющим большинством их носителей – а их значительно больше, чем думали во времена Фрейда. Открыв причину неврозов в конфликте Ид и Эго, Фрейд обнаружил при этом, что болезнь тем острее, чем сильнее противоречие между Эго и вытесненным стремлением. Напротив, осознанные конфликты сравнительно легко разрешаются или принимают не медицинский, а ситуационный характер, допуская тем самым применение практических мер. Исходя из этого, Фрейд пришёл к методу лечения неврозов, основанному на раскрытии вытесненного стремления и осторожном извлечении его из подсознания больного. Длительные беседы, в процессе которых психоаналитик зондирует подсознание больного и извлекает оттуда на поверхность травмирующий предмет, представляют собой своеобразное сочетание научного подхода с интуитивным личным пониманием, скорее принадлежащим искусству. В руках самого Фрейда и его лучших последователей этот метод приводил к блестящим результатам. Понятно, что в невротическом обществе такое лечение должно было принести Фрейду славу и достаточный контингент интересных больных, несмотря на неприятный характер его открытий; ясно также, что в руках худших врачей этот метод вырождается в шарлатанство. В последние двадцать лет широкое применение химических средств, дающих иллюзорное временное облегчение невротических явлений, удовлетворило потребности большинства невротиков, не имеющих денег или доступа к психоаналитическому лечению.