Текст книги "Контракт на тело"

Глава 13

Сон не идет. Я все прислушиваюсь к абсолютной тишине дома и вздрагиваю каждый раз, когда ее прерывает то топот шагов, то чей-то крик, то шум множества голосов где-то далеко внизу. Когда за окном раздается шум автомобильного двигателя, не выдерживаю и, спрыгнув с кровати, крадусь к окну, боясь разбудить скрипом половиц спящую Яну.

От вида кареты скорой помощи становится не по себе. Я вздрагиваю – то ли от холода, который пробирает до костей, потому что я босиком стою на не очень теплом полу, то ли от того, как быстро врачи направляются в дом.

Что-то случилось, но я пока не могу понять, что именно. Стою как припечатанная и не могу оторвать взгляда от всего, что творится внизу. Там суматоха. Врачи с носилками бегут к дому, кто-то из охраны машет руками, пара пареньков возраста Матвея стоят в стороне, наблюдая за всем, как и я, ошарашенно. Когда из дома выходят все те же медработники, у меня второй раз екает сердце, потому что на этот раз на носилках лежит человек. Из-за небольшой близорукости я плохо вижу и не могу разобрать лица, но кажется, это кто-то из приглашенных Матвеем.

– Ты чего не спишь?

Я едва не вскрикиваю, когда за моей спиной раздается голос Яны.

– Господи, напугала.

– Что там?

Шлепая так же, как и я, босиком по полу, Яна останавливается рядом, бесцеремонно отодвигает штору и впечатывается носом в стекло.

– С ума сошла?! Вдруг кто-нибудь увидит?!

Пытаюсь ее оттащить, но она не поддается. Я высовываюсь рядом, смотрю, на что уставилась Янка, и ничего такого не вижу. Зато замечаю художника. Он выходит из дома, засунув руки в карманы и глядя на уже отъезжающую машину скорой помощи. Его сына Матвея я почему-то не вижу и очень сильно надеюсь, что это не его увезли в машине, ведь тогда Лавинскому пришлось бы поехать с ним, разве нет?

– Что там делала скорая? – тихо спрашивает Яна, отстранившись от окна.

Я же как прикованная слежу за Лавинским. За тем, как он подкуривает сигарету и выпускает облако сизого дыма в воздух, а следом, словно почувствовав невидимое наблюдение, вскидывает голову и, кажется, впивается в меня взглядом. Я так быстро отстраняюсь от окна и зашториваю его, словно там внизу кто-то очень страшный и опасный.

– Эй… – толкает меня в бок Яна. – Что это было?

– Я не знаю.

– Как не знаешь? Кажется, ты была с хозяином, когда я уходила спать, – я улавливаю язвительные нотки в ее голосе, но стараюсь не придавать им особого значения.

– Потом меня привели сюда, потому что что-то случилось, и Ростислав попросил не выходить.

– Ростислав? – хмыкает Яна. – Как быстро, однако, ты со всеми познакомилась.

– Ты его знаешь?

– Конечно, знаю! – горделиво говорит Яна. – Я тут не без году неделю работаю. Я думала, что это я быстро со всеми познакомилась и сдружилась, но ты меня, конечно, переплюнула.

– Я не понимаю, ты винишь меня сейчас? Я всего этого не хотела.

– Ну да, ну да, – отмахивается Яна, забираясь в кровать и ежась под одеялом. – Я не хотела, он сам пришел.

Начинать спор совсем не хочется, поэтому я молча забираюсь под одеяло и все же пытаюсь уснуть.

– Можешь общаться с кем хочешь, но Ростислава оставь в покое, – говорит неожиданно Яна, хотя я думала, что она уже спит.

– Он просто проводил меня до двери и попросил не выходить. Тебя, кстати, тоже попросил остаться в комнате.

Я не вижу лица Яны, но мне почему-то кажется, что она улыбается, когда я говорю, что Ростислав о ней тоже беспокоился.

– Между вами что-то есть? – впервые позволяю себе заинтересованность в голосе.

Думаю, что неплохо бы построить с коллегами дружеские отношения, особенно после того, как я буду работать напрямую на Лавинского. Не хочется, чтобы они думали, будто я задеру нос и стану выше их. Ничего не изменится, но времени, чтобы доказать это, у меня почти не остается. Завтра у меня запланирован выходной, я планирую навестить маму и отдохнуть от этого дома, потому что в последнее время у меня такое ощущение, что за мной здесь круглосуточно наблюдают.

Утром Яна ведет себя так, словно этой ночью ничего такого не произошло. Спокойно принимает душ, надевает униформу, сетует на то, что ей без выходных еще работать и работать, ведь месяц назад она брала большой отпуск в счет выходных наперед. Она ездила куда-то на море, а теперь работает не покладая рук.

Я слушаю ее вполуха и продолжаю собираться. Через сорок минут от остановки неподалеку отъезжает автобус в город, и мне очень желательно попасть именно на него, потому что следующий будет только через два часа.

Из комнаты мы с Яной выходим вместе, потому что самой мне выходить после ночного происшествия немного страшновато. К моему удивлению, дом словно продолжает жить своей жизнью. Лавинского не видно, охраны тоже, наша управляющая улыбается нам радушно и прощается со мной. Такое ощущение, что ночное происшествие видели только мы с Яной, да и то… Янке словно без разницы. Она спокойно приступает к своим рабочим обязанностям, а мне не остается ничего, кроме как попрощаться и выйти за пределы дома.

На выходе меня спокойно пропускают, что, в принципе, неудивительно, ведь мой выходной был оговорен заранее, но я все же сомневалась, что меня просто возьмут и отпустят домой без лишних вопросов. Именно так все и происходит. Я быстро покидаю территорию и иду к автобусной остановке, когда чуть впереди останавливается черный седан, и из него выходит Ростислав.

– У меня приказ отвезти вас в город, – говорит он и открывает для меня дверцу заднего сиденья.

Глава 14

– Вы всех горничных вот так возите в город? – спрашиваю Ростислава с заднего сиденья.

– Насколько я знаю, вы со вчерашнего дня личная помощница Яна Вениаминовича.

– Значит, горничных не возите.

– Не возим, но бывают исключения.

– Это какие? – почему-то кажется, что Ростислава легко разговорить.

Он улыбчивый милый парень, который явно хочет понравиться и расположить к себе, но сразу, как понимает, что запахло жареным, мотает головой. Не отвечает, конечно, лишь усмехается, давая понять, что я почти подловила его.

Ему, как и мне, наверняка нельзя ничего рассказывать о работе, которую он выполняет. Я подписывала бумагу о неразглашении. Ростислав, подозреваю, не только ее, потому что он – из охраны. У них наверняка все куда серьезнее, чем у тех, кто просто подметает пол.

– Вы так и не сказали адрес, – улыбается Ростислав.

– Точно…

Называю ему адрес, едем какое-то время в тишине. Я исподтишка наблюдаю за парнем. Мужчиной его назвать не поворачивается язык. Он молодой, я бы даже сказала, юный или просто так выглядит. Старше, конечно, того же Матвея, но я бы не дала ему больше двадцати трех. И уже у такого человека, как Лавинский, работает.

– Вы работаете в охране?

– Иногда, а что?

– Я вас не видела.

– Я чаще в разъездах и ночую не на территории. На подхвате, можно сказать.

– Этим можно делиться с помощницей?

Он бросает озорной взгляд в зеркало заднего вида. Приподнимает брови, явно оценивая мою попытку разрядить обстановку, хотя особого напряжения между нами не случилось.

– Думаю, завтра вы будете знать всех сотрудников, их должности и обязанности поименно. Нет смысла скрывать, кто я в этой цепочке.

– Нравится работа?

– А вам?

– Горничной – нравилось, помощницей – пока не знаю. Ян Вениаминович странный?

Ростислав молчит, поглядывает на меня с улыбкой.

– Заносчивый? – подкидываю ему варианты, надеясь, что если не скажет, то хотя бы кивнет. – Деспотичный? Бьет помощницу, если та не выполняет обязанности?

Ростислав смеется, перестраиваясь на дороге в нужный ряд.

– Понимаю, почему Ян Вениаминович вас взял.

– И почему же?

– Вы живая, не механическая. Оставайтесь такой же и с ним.

– Вы не скажете, какой он? Я просто… ничего о нем не знаю, только то, что отыскала в сети.

– Вы порылись в интернете? Похвально… я не додумался, когда поступил на работу. А потом все то, что там написали, показалось бредом.

– Так уж и все?

– Поверьте.

Из-за небольшой разницы в возрасте я все порываюсь попросить его перейти со мной на «ты», но все время поджимаю губы, не решаясь.

– То есть вы хотите сказать, что он не гениальный художник?

– Это правда.

– А что еще?

– Правда?

– Да…

Ростислав тормозит, и я с удивлением замечаю, что мы прибыли к пункту назначения. Впереди больница, где лежит мама, а у меня, к собственному стыду, даже гостинцев для нее нет.

– Что-то не так? – спрашивает Ростислав, заметив мое замешательство и растерянность.

– Я в магазин хотела заехать, но забыла. Заговорили вы меня.

– Может, на «ты»? – неожиданно предлагает. – И в магазин мы можем поехать, у меня на сегодня в городе еще несколько дел, но я как раз не знал, где провести еще час до назначенной встречи. С удовольствием пройдусь с тобой по магазинам. Уверен, Ян Вениаминович одобрит мой благородный поступок.

– Если не сложно, то давай.

Машина снова трогается с места. Ростислав спрашивает, есть ли у меня предпочтения по магазину, но я мотаю головой. Какая разница, где именно я куплю маме вкусных фруктов и ее любимую молочную шоколадку?

Остановившись у магазина одной известной сети, Ростислав первым покидает машину. Я остаюсь в автомобиле, чтобы достать выпавший из пакета свитер, но когда оказываюсь готова выходить, парень открывает мне дверь и даже подает руку.

– Ты не перебарщиваешь с благородством?

– Это уже галантность, – мило улыбается он.

Мы заходим в магазин вместе. Пока я выбираю фрукты, Ростислав где-то пропадает. Встречаемся мы уже на выходе. Когда я покидаю супермаркет, вижу парня возле машины. Он что-то нажимает на смартфоне, но когда видит меня, закидывает мобильный в карман и снова открывает мне дверь в машину. На этот раз почему-то переднего сиденья.

– У меня для тебя сюрприз, – поясняет свой поступок и улыбается.

Я забираюсь в салон, закидываю пакеты на заднее сиденье. Рядом садится Ростислав и протягивает мне бумажный стаканчик, в котором по запаху угадываю кофе.

– Не знаю, какой ты любишь, взял латте. И вот, – берет с приборной панели шоколадку с цельными орехами и протягивает ее мне. – Я подумал, что ты наверняка спешила и не позавтракала перед выездом.

Ошарашенная, я все же беру и кофе, и шоколадку, потому что и правда не успела позавтракать.

– Так какой кофе ты любишь? – спрашивает Ростислав, потягивая свой кофе из стаканчика.

– Латте. Ты угадал.

– Вау. Ванильный? Маккиато? Амаретто?

– Откуда такие познания в кофейных напитках?

– Одно время работал бариста.

– Из бариста – в охрану?

– Карьерный рост, – шутливо хвастается Ростислав.

До больницы мы добираемся довольно быстро. Когда машина останавливается, я с сожалением отмечаю, что мне пора. Я безумно соскучилась по маме, но мне бы так же очень хотелось продолжить общение с Ростиславом, который за последние дни стал самым приятным воспоминанием.

– Завтра буду ждать тебя в семь утра возле дома.

– Ты приедешь меня забрать?

– Это приказ Яна Вениаминовича, так что да – приеду.

– Здорово, – искренне улыбаюсь, но в голове тут же всплывают слова Яны о том, что мне бы не стоило так сильно увлекаться Ростиславом, а еще лучше не общаться с ним, но я эти мысли отбрасываю, потому что не вижу ничего плохого в том, что мы подружимся.

– До завтра.

Ростислав машет мне на прощание и выезжает с территории парковки. Я же стою до тех пор, пока машина не скрывается из виду. Выбросив стаканчик в урну, собираюсь уже зайти в отделение, когда слышу свое имя за спиной:

– Полина!

Резко обернувшись, вижу Итана, выглядывающего из окон черного тонированного седана.

Я быстро шагаю к машине, обхожу ее и открываю дверцу с другой стороны. Забираюсь внутрь, опасаясь, что кто-то это может увидеть. Мне по-настоящему страшно, потому что мне, оказывается, есть чего бояться.

– Надеюсь, это был сам Ян? – спрашивает Итан, прищурившись.

Глава 15

– Нет, это был его водитель, – отвечаю максимально сдержанно.

За тонированными стеклами автомобиля становится легче, потому что здесь меня не смогут увидеть.

– А что с Яном?

– У меня так называемое повышение. Он назначил меня своей помощницей.

– Вот как, – заинтересованно произносит Итан. – Значит, чем-то ты его зацепила.

Я предпочитаю отмалчиваться, потому что сказать мне на это нечего.

– Я купил тебе телефон. Возьмешь его с собой для связи. Я хочу знать, что там происходит. Будешь писать мне каждый день.

Мне протягивают коробку с простеньким телефоном, но я не спешу ее брать, думая, как отказаться.

– Я не возьму, потому что Ян Вениаминович слишком подозрительный. Если у меня найдут телефон – он отправит меня за решетку.

– Сделай так, чтобы не нашли.

– Но послушайте…

Я быстро пересказываю Итану произошедшее в мой первый день пребывания. Он хмурится, внимательно выслушивает, а затем говорит:

– Хорошо, телефон плохая идея, но раз в неделю мы будем видеться у больницы твоей мамы, и ты будешь докладывать мне все.

Итан прячет купленный телефон в рюкзак и излишне долго на меня смотрит, словно оценивает, правильную ли ставку сделал.

– Если станешь его помощницей – приблизишься максимально. Первые несколько недель старайся выглядеть естественно, не подозрительно. Вотрись к нему в доверие, докажи свою преданность, пусть он подпустит тебя максимально близко.

У меня от слов Итана холодок по коже, так что я непроизвольно обнимаю себя за плечи и растираю их ладонями. Мужчина это замечает, хмурится.

– Ты же умница, да? Не натворишь глупостей? Это всего лишь твоя работа. Ничего плохого ты не делаешь. Это Лавинский поступает нехорошо, вешая мне лапшу на уши. Я хочу в этом убедиться и разорвать с ним договор. У меня большие деньги на кону, понимаешь? А он водит меня за нос.

Сухо кивнув на его откровения, говорю, что очень соскучилась по маме, и, если у него еще остались ко мне вопросы, я готова на них ответить.

– Как ты заговорила. Отрастила зубки или просто их не показывала? – смеется Итан.

– Я просто соскучилась по маме.

– Ладно, иди… Не забывай о том, кто финансирует лечение твоей мамочки. Я, кстати, узнавал, врач говорит, ей стало лучше.

Мне бы стоило сказать спасибо, но я никак не могу выдавить из себя слова благодарности. Молча киваю и быстро покидаю автомобиль, снова осматриваясь, будто кто-то и вправду будет за мной следить.

К маме меня пропускают быстро, потому что до моей новой работы я здесь бывала едва ли не каждый день. Персонал не сменился, так же мило и приветливо мне улыбается. Изменилась только мама. Мне стоит только зайти в палату, чтобы понять, что ей лучше.

Завидев меня, она взвизгивает и вскидывает разведенные руки вверх, прося меня в свои объятия. Обнимаемся крепко, давно не виделись, я успела соскучиться. Я маме о работе своей еще не говорила, она наверняка волнуется. Вот сегодня хочу рассказать, у нее наверняка много вопросов.

– Я волновалась, – говорит со слезами на глазах. – Ты даже не звонила, только писала. Я уже переживать начала, места себе тут в четырех стенах не находила.

– Прости, мамуль… Я на работу новую устроилась. Там очень хорошая зарплата, но график ненормированный, и мне было трудно тебе позвонить.

– Что за работа? За что много платят? – тут же обеспокоенно интересуется мама. – Мне начали какую-то другую терапию, и я подумала, что ты…

Мама замолкает, закусывает губу. Самое плохое она подумала, конечно же, как иначе? Впрочем, реальное положение дел ей вряд ли бы понравилось тоже. Расскажи я ей, что шпионю за известным человеком, она бы в обморок хлопнулась.

– Я устроилась домработницей в дом одного художника. Он безумно богат и хорошо относится к персоналу. С завтрашнего дня я буду выполнять обязанности его личной помощницы.

– Ох, дочка… За какие такие заслуги? – начинает причитать.

– Ему просто нужна помощница, он долго ее ищет, а я у тебя ответственная, ты же знаешь, поэтому ему подошла.

– Ты не врешь мне? – спрашивает, прищурившись. – Это где берут девок с улицы к богатым мужикам?

– Мам! Ян Вениаминович очень хороший, спокойный. Пока я была горничной, мы даже не виделись толком.

– Ну теперь-то будете!

– Мама! – произношу строго. – Перестань, пожалуйста. Я очень хочу помочь тебе с лечением, а ты сейчас говоришь так, будто я там продаю себя.

– Подозрительно это все. Хороший оклад, горничная, помощница… Как бы в любовницы тебя не переквалифицировал.

– Мам, если ты продолжишь в том же духе, я вообще перестану приезжать.

– Молчу, – утверждает, а потом начинает расспрашивать о том, что за художник и чего у него там в доме интересного.

Я говорю то, что можно, но прошу никому не рассказывать, хоть особо и нечего. Работаю на Лавинского, дом как дом, особых привычек не имеет. О том, что ночью увидела отъезжающую скорую от дома, умалчиваю. О таком говорить нельзя. Все услышанное и увиденное остается в доме.

– Эх, Полька… Брось ты это дело, – неожиданно говорит мама. – Оставь меня уже, я так устала от этого лечения.

– Даже не думай, мам, тебе стало лучше, ты вот сияешь даже улыбкой, поправилась. Да и работа у меня не трудная, безопаснее, чем модель, уж поверь мне.

Мама лишь тяжело вздыхает. Работа модели ей особо тоже не нравилась, поэтому приходится выбирать меньшее из зол. Учитывая деньги, она соглашается, что горничная – лучше. Я же в который раз убеждаюсь, что лучше ей не говорить о том дополнительном контракте, который я подписала с Итаном. Я, честно говоря, стараюсь о нем не думать. Воспринимаю как что-то, чего я не делала. Вообще… у меня есть надежда, что Лавинский все же рисует картину.

Это будет означать лишь то, что он никогда не узнает, что я была в его доме шпионкой. Он спокойно закончит работу над картиной, я отчитаюсь перед Итаном, и на этом все. Я бы еще осталась работать у Яна горничной, но это была бы излишняя наглость, поэтому о таком я даже не мечтаю. Впрочем, я смогу получить хорошие рекомендации и устроиться на новое место без проблем.

– Я переживаю, Полька… очень переживаю. Лечение такое дорогое. Вдруг это все напрасно?

– Даже думать перестань! – успокаиваю маму и сама стараюсь отгонять от себя мысли о том, что лечение может не принести должного результата. Я уверена, что вылечить маму можно, просто нужны деньги. Теперь я могу ей это обеспечить и впредь тоже смогу с зарплатой, которую получаю у Лавинского.

Я провожу у мамы весь день. Иду с ней на капельницу, читаю ей книгу и всячески подбадриваю разговорами. Когда темнеет, еду домой, перебираю вещи, собираю то, что хотела бы взять с собой, и заказываю на ужин пасту. Поздним вечером мысли ползут в сторону моей новой должности и того, что завтра утром я снова увижу Ростислава.

Глава 16

Машина, как и сказал Ростислав, ждет меня у подъезда дома ровно в семь утра. Я выглядываю в окно, не сдерживаю глупую широкую улыбку и, перебросив рюкзак с вещами через плечо, покидаю квартиру. Стоит мне только выйти из подъезда, как дверь открывается со стороны водительского места. Ростислав выходит мне навстречу, широко улыбается. В деловом костюме и рубашке выглядит сногсшибательно, и я совершенно не понимаю, почему вообще обращаю на это внимание.

– Привет, – улыбается парень, забирая у меня из рук сумку: вчера так и не получилось уместить все в один рюкзак.

– Привет.

– Отдохнула?

– А должна была?

– Да, с отдыхом у нас туговато, – соглашается Ростислав. – Но зато зарплата хорошая.

– Не поспоришь.

Я забираюсь на переднее сиденье, пристегиваюсь, Ростислав садится следом, мастерски выезжает с нашего укомплектованного по полной программе двора. Он обычный и довольно узкий, но ему это словно нипочем.

– Понимаю, почему Ян Вениаминович взял тебя на работу.

– И почему же? – спрашивает, повернувшись на мгновение ко мне и приподняв одну бровь.

– Потому что ты хороший водитель. У нас тут часто аварии, кто-то кого-то да поцелует, а ты ловко выехал.

– Это детский сад, – отмахивается. – Вот уходить от перестрелок и не схватить пулю – настоящее искусство.

Видимо, на моем лице отображается весь тот шок, который я испытываю после его слов, потому что, как только Ростислав снова поворачивается ко мне, заливается хохотом.

– Поверила, что ли?

– Откуда я знаю, какие у Яна Вениаминовича дела? Вдруг вы убегали от похитителей картин и попали под град пуль?

– Я бы не выжил, – серьезно говорит Ростислав. – И Яна Вениаминовича бы угробил. Я не проходил такую подготовку, как его охрана, поэтому пасусь на должности водителя.

– Кстати, почему в доме так много охраны? Были прецеденты?

– Насколько я знаю, нет, но все может быть. Ян Вениаминович точно не будет рисковать, пренебрегая охраной. Сегодня он никому неинтересен, завтра кто-то решит прийти в поисках новых картин, которых еще не видел мир.

– И Ян Вениаминович хранит их в доме?

– Это быстрее узнаешь ты, чем я, – усмехается Ростислав. – Я всего лишь водитель, в доме был пару раз, а ты теперь его помощница. Будешь мне рассказывать, что видела, какие еще произведения искусства скрывает великий художник.

– А вот и не буду! – говорю упрямо, припоминая его секретность вчера.

Как бы мне ни хотелось продлить поездку, но она заканчивается. Ростислав паркует автомобиль во дворе, помогает мне достать сумку и машет на прощание. С сожалением отмечаю, что в следующий раз мы наверняка увидимся очень не скоро. Впрочем, думать об этом, как только захожу в дом, перестаю. Меня тут же перехватывает Алевтина Викторовна и срочно просит зайти к Яну Вениаминовичу.

– Что-то случилось? – аккуратно спрашиваю.

– Он все тебе расскажет.

Взгляд Алевтины Викторовны выражает то ли неодобрение, то ли сожаление, но зациклиться на этом у меня не получается, потому что она уходит, а я подгоняю себя на второй этаж. Мы приехали вовремя, и до начала рабочего времени, оговоренного заранее, еще полчаса. Я планировала успеть переодеться в удобную одежду, потому что понятия не имею, чего от меня потребует Лавинский в качестве помощницы, да и сумку с вещами и рюкзак хотелось бы занести к себе, но на все это времени не остается.

Останавливаюсь у двери кабинета Лавинского, бросаю сумку с рюкзаком на пол и тихо стучу в дверь, сразу же получая разрешение войти.

– Доброе утро, – слишком бодро произносит Лавинский. – Не завтракала еще?

– Нет.

– Тогда позавтракаем вместе.

Прежде чем я понимаю, что вообще происходит, Лавинский поднимается с кресла и направляется ко мне. Следом берет меня за руку и толкает к выходу из кабинета.

В обеденный зал, где еще не так давно прислуживала я, с Лавинским входим рука об руку. Здесь никого нет, как и установлено правилами. Сейчас я этому несказанно рада, хотя подозреваю, что все уже в курсе, где и как я буду работать. Сомневаюсь, что Алевтина Викторовна не знает, ее наверняка поставили в известность, а она уже рассказала остальным, лишив меня возможности сделать это самостоятельно.

На столе накрыто на троих. Левинский занимает стул во главе, мне указывает на свободный стул по правую руку и хмурится, глядя на пустующее место слева. Успев рассмотреть на обеденном столе лишь хлеб и масло, подпрыгиваю на месте от неожиданности, когда дверь в столовую распахивается с таким грохотом, словно в нее въехал автомобиль, и она слетела с петель.

– Не помешал?

Вальяжной походкой, засунув руки в карманы, к столу идет сын Яна Вениаминовича – Матвей. Отодвинув стул слева от отца подальше, он раскидывается на нем как у себя дома. Впрочем, так оно, наверное, и есть. Матвей чувствует себя здесь в своей тарелке, несмотря на то что он не живет с отцом и последний раз был здесь давно.

– А вы… заблудились?

От вопроса, адресованного мне, моментально вспыхивают щеки. Я теряюсь, не зная, как ответить на такую вольность.

– Будь добр, закрой рот и ешь, – вместо меня сыну отвечает Лавинский. – И знакомься – Полина Андреевна Орлова – моя нынешняя личная помощница. Сегодня утром она заступила на новую должность.

– Интересно, за какие такие заслуги поломоек переводят в личные помощницы? Понравилось, как принесла тебе кофе?

Матвей не скрывает язвительной ехидной улыбочки. Не сводя с меня взгляда, играет бровями, а потом выдает неожиданное «Бу!», от которого внутри все стынет.

– Да, кстати… За то самовольство тебе стоит извиниться, – говорит Лавинский сыну. – Моей прислугой управляю исключительно я. У тебя в этом доме нет никаких прав, кроме того, что ты можешь в нем жить и пользоваться кое-какими вещами.

– Извиниться? – выгибает бровь Матвей. – А больше ничего не…

Он не успевает перевести взгляд на отца, лишь вскрикивает в унисон со мной, когда в миллиметре от его ладони в стол вонзается нож. Его с поразительной точностью в деревянное полотно вгоняет Лавинский.

– Извиняйся, иначе следующий попадет в цель.

Сомнений в сказанных им ледяным тоном словах не остается. Я сглатываю, Матвей на мгновение заводится, его взгляд вспыхивает яростью, челюсти плотно сжаты. Он шумно выдыхает через нос и выдает:

– Простите… За самовольство, – добавляет под пристальным взглядом отца.

– Вот и славно, – Лавинский забирает нож и, разрезая им яичницу, отдает нам приказ: – Приступайте.

Под монотонный скрежет столовых приборов беру свои нож и вилку. Не уверена, что после увиденного мне хочется заполнять желудок хоть чем-то, но и ослушаться опять же после увиденного не могу. С одной стороны – за нанесение увечий по контракту предполагается выплата огромного штрафа. С другой стороны – получать увечья не хочется.

Когда я читала договор, не понимала, какие увечья имеются в виду и зачем этот пункт вообще прописан. Теперь, кажется, начинаю понимать и… чуточку бояться.

– Ешьте, Полина Андреевна, – говорит Лавинский с улыбкой, больше похожей на оскал. – Не обращайте внимания на наши с Матвеем разборки, вы очень скоро к ним привыкнете.