Текст книги "DISHONORED: Скрытый ужас"

6

АКАДЕМИЯ НАТУРФИЛОСОФИИ, БОРДОВЫЙ ПРОЕЗД, ДАНУОЛЛ

4-й день месяца Ветра, 1853 год

Долго ждать не пришлось. Швейцар вернулся через пару минут с двумя академиками, которые целеустремленно ворвались в зал. После неуклюжего знакомства – да, она действительно была другом Антона Соколова; да, она действительно считала, что это что-то значит; да, у нее действительно есть важные новости; да, ей действительно нужна помощь, – Билли отвели в зал собраний Академии.

Три часа спустя она его так и не покинула. И все это время не могла поверить тому, что слышит.

Высокий потолок был накрыт витражным стеклом, бросавшим радужные отсветы на стены и пол восьмиугольного зала. Билли стояла у огромного восьмистороннего дубового стола, занимавшего все помещение. Вокруг стола сидели семь натурфилософов, каждый в тяжелой академической мантии угольно-серого цвета с черными полосами на рукавах. Трое мужчин и четыре женщины, эксперты в своих областях, самые старшие и уважаемые натурфилософы на всех Островах – и все весьма раздраженные тем, что их оторвал от исследований или обучения посторонний человек. Все раздосадованные вторжением и собственным согласием выслушать Билли из-за ее связи с их самым выдающимся коллегой – Соколовым.

Она переминалась с ноги на ногу, чувствуя, что к лицу приливает жар, пока семь тру́сов перед ней, сами того не зная, действовали Билли на нервы. Они смотрели на нее так, словно девушка была не более чем одним из образцов в их лаборатории. Возможно, в этом и крылась суть – у стола было восемь сторон, но всего семь стульев. Любой, кого вызывали перед советом, чувствовал себя не в своей тарелке. Но Билли побывала в ситуациях и похуже, чем необходимость стоять три часа. Она могла простоять еще три и даже тридцать, если это помогло бы получить нужную ей помощь.

Вот только она знала, что не получит желаемого. Оказалось, войти в Академию было самой простой частью. Добыть информацию, ответы – хоть что-нибудь – от совета Академии было совсем другим делом.

Проще говоря, эти говнюки не верили ни единому ее слову.

Билли скрежетала зубами, пока члены совета шептались между собой, качая головами. Глава Академии, профессор Финч, уставился на нее с резного кресла у противоположного конца стола с неприкрытым презрением. Чисто выбритый, со впавшими щеками и с зачесанными назад длинными пепельными волосами, он демонстративно хмурился на Билли, но его глаза время от времени бегали по столу, пока он прислушивался к обсуждению.

Прямо сейчас она была готова перескочить через этот самый стол и выдавить всю жизнь из старикашки.

– Но нет никаких доказательств какой-либо нестабильности, – прерывая кровожадные мысли девушки, сказала профессор Бертон, молодая женщина, сидевшая слева от Билли. Бертон, совсем молодая, с коротко остриженными светлыми волосами, была по меньшей мере на пару десятков лет младше остальных членов совета. Какую бы должность она ни занимала, та явно была важной, потому что стоило ей заговорить, как на стол опустилась тишина и все глаза обратились к ней.

– Продолжайте, – сказал Финч. Он облокотился одной рукой на стол и поглаживал подбородок, наблюдая за Бертон.

– Как известно совету, – сказала та, – Академия разослала натурфилософов по всей Империи. У нас команды геологов и топографов в Тивии, географы в Морли. Историки прочесывают все дома собраний Аббатства в Гристоле, а судебные фольклористы каталогизируют все, что осталось от сожженных архивов сестер Ордена Оракулов в Бэйлтоне, – она помолчала, обернулась на кресле, чтобы посмотреть на Билли. – Со всем уважением, мисс Лерк… – имя она произнесла с усмешкой; Билли обратила свой гнев на женщину и подумала о том, каково пришлось бы той умирать на колу на потеху толпе, – …мы не получали ни единого сообщения от нашего персонала о так называемых «разломах Бездны», как вы их называете, а также ни о чем подозрительном, ни в городах, таких как Дануолл и Карнака, ни на окраинах Империи, как вы заявляете.

Билли почувствовала, как напряглись все мышцы. Она крепко сложила руки на груди, стараясь сдержать досаду.

– Я рассказала, что видела в Тивии, – сказала она, сосредоточившись на словах, стараясь оставаться спокойной, хоть и говорила то же, что уже повторила несколько раз. – Северную тундру разорвал разлом. Весь континент перерезан пополам. Как и северный Морли.

Один из ученых за столом – ископаемое по имени Кромер, совершенно лысый, не считая идеально квадратной бородки, – пожал плечами.

– Природный феномен, моя дорогая, – произнес он, глядя не на Билли, а куда-то ей за плечо. – Тивийские ледники знамениты необычными эффектами из-за местной погоды.

– А в Мор..?

– Позвольте предложить новое исследование, профессор, – подала голос пожилая дама, профессор Рид, – для картографирования движения льда вдоль южного побережья Тивии.

– Великолепное предложение, профессор! – это был Морозов, мужчина того же возраста, что и профессор Бертон, с круглым и рыхлым лицом, с натянувшейся на немаленьком брюхе мантией. – Заодно можно изучить движение рыбных косяков на юго-западе Вей-Гона. У меня давно есть теория о миграции серконской речной кефали во время нереста, для которой, согласно моему предположению, они адаптируются к соленой воде и…

Билли медленно отошла от стола, когда семь лидеров Академии – величайшие натурфилософы своего века – начали оживленно обсуждать достоинства океанического исследования.

Бесполезно. Она сказала все, что могла. Она так долго расписывала разломы Бездны, только чтобы их назвали случайными погодными эффектами, сезонными изменениями, интересными астрономическими и атмосферными феноменами, достойными только упоминания, прежде чем отбросить их как безынтересные темы. Она описала, как части Тивии, Гристоля и Морли подверглись физическим разрушениям из-за разломов, что разломы движутся, что рано или поздно они уничтожат все на своем пути… Это назвали пустой фантазией, с довольно толстым намеком, что, несмотря на знакомство с Антоном Соколовым, Билли Лерк следует вежливо выслушать, но не доверять.

А Альба? Как же Альба?

Никак, вот как. Внутреннее дело королевы и короля Морли. Что бы там ни случилось, это не имеет отношения к разломам Бездны и почти наверняка – к самой Академии.

Когда она попыталась заговорить о снах и кошмарах, охвативших Острова, – дважды, – ее резко перебили и просили не распространяться о мистической ерунде в стенах Академии.

Ну, конечно, стоило сразу догадаться. Лучшие умы всей Империи, не заинтересованные в механике мира, будут слепы ко всем доказательствам, что она предоставит. Академии нравилось считать, что она стоит особняком от мира, который призвана изучать. Пока что ничего из того, что она предложила, их не задело, так на что ей надеяться? Скольких из семерых за столом мучили сны и видения? Или они все жевали «Зеленую Леди», как Билли, притупляя чувства, приглушая сны?

Их блаженное невежество было непоколебимо, как и следовало ожидать, вот что вынуждена была признать Билли. Вот почему это было планом «Б», вот почему в первую очередь она искала помощи Эмили. Здесь, перед советом Академии, стало еще очевидней, что Билли – не одна из них. Она плут, преступник, наемник… убийца. Только имя Соколова подарило ей возможность этой аудиенции. Ей повезло, что они не вызвали Городскую стражу, чтобы ее увести.

Билли даже не была уверена, что этого не случится в дальнейшем.

«Пусть только попробуют».

Она обвела глазами стол. Снова она стала лишней – семь академиков увлеклись спором о размере якоря их гипотетического исследовательского корабля.

С нее хватит. Билли шагнула к столу.

– Слушайте! – она врезала кулаком из черных осколков по старой древесине, тут же почувствовав, как по магической конечности пробежало пламя силы. Под ее каменной рукой снова разбежалась патина льда, превратившись в крошечные острые осколки, встопорщившиеся на столе. Секунду спустя дуб треснул, расщелина побежала по столу к профессору Финчу. Тот наблюдал с округлившимися глазами, как трещина достигла края стола перед ним, потом вскрикнул и отшатнулся, опрокинув тяжелый стул и со стуком упав на пол.

Остальные натурфилософы замерли на месте, посмотрев сначала на упавшего руководителя, а потом на незваную гостью. Билли обвела их всех презрительным взглядом, скривив губы.

– Вам всем повезло, что я выпущу вас отсюда живыми, – сказала она, и голос ее был не громче шепота. Когда рука Финча, а потом его лицо появились над краем стола, девушка зашипела и раскрыла кулак, проведя пальцами из камня Бездны по столу – при этом поверхность дерева лопалась, как кожура фрукта. – Я пришла за помощью. Я видела то, чего не понимаю. То, что кажется опасным. Мир расползается по швам, и это влияет не только на землю, или море, или воздух, но и на людей. Аббатства Обывателей уже нет, но я видела, что стало со смотрителями, – с теми, кто выжил. Разломы уничтожают мир, а сны уничтожают человеческий разум.

Натурфилософы начали переглядываться за столом, не готовые признать истины, не готовые признать факты. Билли видела это на их лицах. Финч тем временем поднялся на ноги. Билли обратила взгляд на академика, и тот отшатнулся, а его кадык заходил, когда он проглотил комок страха. Он снова шагнул назад и уперся в стену.

– А может быть, это ерунда, – продолжала она, твердо глядя на Финча. – Может быть, это так сошлись звезды. Может быть, это изменения погоды. Мир живет в циклах, сезонах, и может, этим все и объясняется. И поверьте – я надеюсь, что вы правы.

Билли выпрямилась, расслабив руку. Теперь она хотя бы привлекла их внимание.

– Но если я права, то мы в опасности – все мы. Может, мы сможем решить эти проблемы, сможем все уладить. Вот почему я пришла. Я видела, что происходит, но не знаю, что делать, – знаю только то, только если мы не сделаем то, что необходимо, и быстро, станет хуже. Наступит время, когда вы уже не сможете игнорировать то, что происходит, как бы вам ни было страшно.

Молчание. Время будто приостановилось; потом наконец Финч потянулся за спину и дернул за толстую бархатную веревку, свисавшую со стены. Где-то далеко прозвенел колокол.

– Кажется, мы услышали достаточно, – сказал академик. За спиной Билли открылись двери, ведущие в зал совета. Она оглянулась через плечо и увидела на пороге коренастого швейцара.

– Да, профессор?

– Могу я вас просить проводить нашу гостью, швейцар.

– Безотлагательно, профессор.

Швейцар отодвинулся в сторону и показал на открытую дверь. Билли посмотрела на него, потом снова оглядела совет.

– Вам правда настолько страшно? – спросила она.

Профессор Финч сцепил руки под мантией и задрал весьма внушительный нос. Прочистил горло в попытке вернуть себе хоть какое-то ощущение власти.

– Мы обязаны Антону Соколову очень многим, – в конце концов прохрипел он, хотя в голосе так и не появилось той весомости, на которую он надеялся, – но вы можете считать, что этот долг оплачен нами сполна. Вам пора идти, и я рекомендую вам не возвращаться.

Голова Билли гудела. Эффект «Зеленой Леди» шел на убыль. Зрение раскололо красно-синее свечение, а Осколок из-за повязки заглянул под завесу реального мира. И волшебная рука ныла от знакомого ползучего холода.

Потом Билли развернулась на каблуках и вышла из помещения.

Вот и все. Миссия провалена.

Теперь она сама по себе.

7

АКАДЕМИЯ НАТУРФИЛОСОФИИ, БОРДОВЫЙ ПРОЕЗД, ДАНУОЛЛ

4-й день месяца Ветра, 1853 год

После стольких часов в Академии внезапный дневной свет на площади перед массивным зданием показался Билли ослепительным. Она остановилась на верхней ступеньке главной лестницы, чувствуя, как в нее впиваются глаза швейцара, но не торопилась уходить. То, что они не вызвали Городскую стражу, говорило о многом. Они ее боялись, но не хотели скандала. А теперь ее голова болела, а ослепительный свет окрасило в красный и синий, как бы она ни пыталась игнорировать взгляд на мир через Осколок. Вдобавок ко всему она устала и проголодалась.

А еще разозлилась. Впрочем, чего еще она ожидала, в самом деле? Да, она дружила с Антоном Соколовым. Она ему помогла. Спасла ему жизнь. Они были из разных слоев общества, их свели обстоятельства, в которых они оказались не по своей воле, но в сознании Билли не было ни малейших сомнений в том, что их объединяла истинная ментальная связь.

Связь, которую, очевидно, профессор Финч и его подпевалы ценили невысоко.

Билли оглянулась. Швейцар все еще стоял у больших дубовых дверей Академии, крепко сцепив руки перед животом, обтянутым мантией, и, поджав губы, пронзал ее взглядом. Она покачала головой, он хмыкнул и исчез внутри.

Ослы вся эта компашка.

Площадь в ее глазах пошатнулась, края подернуло красным. Осколок Ока Мертвого Бога становился… неуправляемым. Больше чем обычно. Она залезла во внутренний карман куртки и снова нащупала мешочек «Зеленой Леди».

– Мне кажется, с вас этого на сегодня уже хватит, юная леди!

Билли подняла взгляд. На площади под статуей Эразма Кулика стоял старик с белыми, зачесанными со лба волосами до плеч. На нем был потрепанный угольно-серый плащ с черными полосами на рукавах. Он поднял ладонь, ткань опала и обнажила костлявую белую руку.

– Скверная штука это растение, – сказал он. – Здесь продается под названием «Зеленая Леди», но известна она и как «Черный Сорняк Карнаки», что, уверен, ты прекрасно знаешь. Номенклатура варьируется, но суть одна. Мое любимое название – из восточного Морли: «Мечта Дурака». Дурака! В самую точку. Скверная штука. Вызывает зависимость, приглушает чувства…

– И вырабатывает терпимость к таким старым дурням, как ты.

Билли сбежала по ступенькам и бросилась к незнакомцу. Он не сдвинулся, хотя и опустил руку и вцепился в край мантии, запальчиво задрав подбородок при ее приближении. Когда она оказалась рядом, то увидела, что он дрожит, хоть и слегка.

– Я бы спросила, какое тебе дело, – сказала она, – а еще почему ты следил за мной утром, а потом распотрошила бы, как миногу, но я и так уже потратила сегодня достаточно времени впустую.

Она прошла мимо старика, задев его плечом – не сильно, чтобы тот не упал, но, если повезет, понял намек держаться подальше. Однако не прошла она и пары шагов, как он снова ее позвал.

– Это мое дело, юная леди, – сказал он, – просто потому, что я тебе верю.

Она замерла как вкопанная, но не обернулась.

– Ты совершенно права, – сказал незнакомец. – Твои наблюдения проницательны, твои выводы дальновидны.

Билли склонила голову.

– В чем права?

– А, почти во всем. Разломы. Сны. И конечно, ты знаешь, с чего все началось.

Билли медленно повернулась на каблуках. Бросила стальной взгляд на мужчину и двинулась к нему. И снова он не шелохнулся, хотя теперь как будто боялся ее еще больше – резкий контраст выражения лица с уверенным напором в голосе.

Она смерила его взглядом. Стар, возможно, разменял седьмой десяток, а то и еще старше – определенно старше Соколова на момент их знакомства. Тощий, жилистый, гладко выбритый, но с местами пропущенной щетиной на шее. У его белых волос был желтоватый оттенок, и их стоило бы помыть, как и постирать его плащ – теперь Билли видела, что это форменная академическая мантия старшего натурфилософа, такая же, как у членов совета Академии, с которыми она только что встречалась.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, потом мужчина прочистил горло и оглянулся, посмотрев через плечо на Академию. Билли проследила за его взглядом, но двери все еще были закрыты и поблизости прохожих не было.

– Ну, полагаю…

Билли схватила мужчину за горло и впилась пальцами в дряблую кожу. Потянула его вверх – он был маленьким, легким и старым, но она не собиралась отрывать ему голову прямо на пороге Академии, – так что он был вынужден встать на цыпочки.

– Кто ты? – спросила Билли.

– Ах! – прохрипел мужчина, цепляясь костлявыми руками за рукав пальто Билли – рукав, скрывавший ее руку из черных осколков.

Билли что-то прошипела сквозь зубы и отпустила старика. Тот закачался, но не упал – только кашлянул два раза, а потом распрямился с важным видом, словно ничего не случилось. Поправив мантию и схватившись за лацканы двумя костлявыми кулаками, он задрал подбородок – Билли была выше него на добрых двадцать сантиметров.

– Меня зовут Дрибнер. Уитнейл Хью Брюс Дрибнер, почетный профессор Академии натурфилософии к вашим услугам.

Дрибнер низко поклонился, сорвав при этом с головы поеденную молью шапочку.

Билли посмотрела на него сверху вниз и нахмурилась.

– Ты профессор?

Дрибнер поднял взгляд, прежде чем распрямиться.

– Ну, почетный, но да, юная леди, профессор…

– Почетный?

– Э-э… да.

– То есть, в отставке?

Дрибнер поджал губы.

– Ну, некоторые придерживаются такого определения. Лично я предпочитаю называть это временным академическим отпуском.

Билли почувствовала, как ее брови сдвигаются сами по себе.

– Только не говори, что это было добровольно.

Профессор в отставке уставился на Билли, потом снова огляделся, а потом напрягся. Взглянув поверх его головы, Билли увидела, что швейцар снова появился у дверей Академии и следил за ними.

– Предлагаю немедленно отбыть в мою лабораторию, – сказал Дрибнер, потянув Билли за рукав пальто и наблюдая за швейцаром безо всяких признаков страха на лице. – Кажется, нам есть что обсудить.

– Хочешь сказать, у тебя есть лаборатория?

Дрибнер оглянулся.

– Полагаю, именно это я и сказал, юная леди! Прошу слушать внимательно! – он хотел сойти с места, но Билли поймала его за мантию. Та успела прилично соскользнуть с плеча, прежде чем он заметил, что его держат.

– Что ты знаешь о том, что происходит?

– Юная леди, я знаю весьма много. О Бездне, о Чужом – и о том, что с ним стало, – тут он выдернул одеяние из захвата Билли. – А теперь, если соизволишь последовать за мной, возможно, я смогу предоставить те ответы, которых ты не добилась от этих шутов, – он показал большим пальцем на главное здание.

Билли отпустила мантию. Дрибнер благодарно кивнул, поправил одежду и пригладил волосы, а потом бросил последний уничижительный взгляд на насупленную фигуру швейцара, снова взялся за лацканы и зашагал через площадь.

– Сюда! – окликнул он через плечо.

Билли какое-то время наблюдала за ним, потом вздохнула и пошла за стариком.

Что она теряла, в конце концов?

8

ЛАБОРАТОРИЯ ДРИБНЕРА, АКАДЕМИЯ НАТУРФИЛОСОФИИ, ДАНУОЛЛ

4-й день месяца Ветра, 1853 год

Пока Билли шла за низеньким человеком, который назвался бывшим профессором Академии натурфилософии, девушка спорила сама с собой, тратит ли она время впустую или нет. Дрибнер был странным типом, и Билли пока не понимала, что думать о нем и его позиции. Почетный профессор? Она спросила себя, не сам ли старикан выдумал себе такой титул, особенно учитывая намек бывшего академика, что его… ну, ушли в отставку.

И где эта якобы лаборатория? Явно же не в пределах самой Академии? Если старик уволен, – или в отставке, или в отпуске, – разве он смог бы работать в той организации, полноценным членом которой технически уже не являлся?

Тем временем Дрибнер повел Билли по обходному маршруту вокруг огромного здания Академии обратно на Бордовый проезд, потом по боковым улочкам, пока они не вернулись обратно в клуатры, образовывавшие задворки кампуса Академии. Старик целеустремленно шагал между освещенными солнцем колоннами, Билли – позади него, и ни один из встреченных академиков или студентов не пытался их остановить.

Затем Дрибнер повернул и повел ее через высокую дверь под аркой обратно в здание. Коридор был коротким и выходил в заросший сад, идущий параллельно клуатрам, хотя явно не так часто посещаемый. Там была тропинка, которая вела через неухоженный газон на узкую каменную лестницу с крошащимися ступенями. Дрибнер сбежал по ступенькам, а когда Билли его нагнала, он уже возился с ржавой железной решеткой, закрытой на множество замков разных форм и размеров. Они покрывали калитку сверху донизу, и каждый из них, похоже, открывался отдельным ключом с огромной связки, извлеченной откуда-то из глубин мантии старика.

Почти смехотворно, но по какой-то причине Билли все-таки хотела услышать то, что он скажет. Дрибнер был стар, и ей было интересно, знал ли он Соколова. Может быть, бывший коллега? Соколов никогда не упоминал о своем круге – с характерной для академика самоуверенностью он интересовался только собственной работой.

Учитывая поведение членов совета Академии, возможно, в этом отношении он не отличался от остальных. Дрибнер такой же? Похоже на то. Была и у него какая-то аура собственного превосходства, хотя и поугасшая из-за тяжелых времен, которые он, похоже, переживал.

Он наконец открыл калитку и поманил спутницу внутрь. Пока они шли по длинному каменному коридору между скользкими от слизи стенами в какую-то старую часть Академии, в голове Билли бродили две мысли, подталкивавшие ее следовать по сужающемуся проходу за странным человечком.

Первая – это он нашел ее, а не наоборот. Он следил за ней, искал. Хотя она в Дануолле всего месяц, впервые она заметила его этим утром. Но он явно знал, кто она такая, – и, куда важнее, зачем она здесь, – и хотел поговорить. Возможно, он не так прост, как кажется.

Вторая – он заявил, что верит ей, хотя она пока ничего ему не сказала о том, что видела. Интересно, не подслушивал ли он у зала совета, пока семь профессоров бессмысленно спорили ни о чем? Смог ли он как-то проскользнуть мимо грозного взгляда швейцара? Похоже на то. Судя по тому немногому, что она о нем узнала, Дрибнер казался независимым человеком, который передвигался по Академии без труда.

«Все больше и больше похож на Соколова», – подумала она.

Где-то в глубине здания коридор закончился перед черной дубовой дверью за очередной железной калиткой, освещенной яркими пятнами дневного света, падающего сквозь решетки над их головами. На двери был один-единственный большой замок, и Дрибнер так долго проворачивал огромный ключ, что Билли уже думала предложить ему помощь, но механизм наконец щелкнул, и старик взялся за гигантскую ручку-кольцо. Помедлил и оглянулся через плечо с поджатыми губами.

– Вынужден настаивать, чтобы ты не употребляла «Мечту Дурака» в моей лаборатории, – сказал он.

Билли пожала плечами, но тут же почувствовала растущее давление между висков и жар от разгорающегося Осколка в черепе. Почти немедленно перед глазами возникла красная пелена, и девушка чуть не упала, удержавшись за стену узкого прохода волшебной рукой. Стоило коснуться стены, как бледную кладку подернуло инеем.

Дрибнер покосился на стену.

– Да, я подозревал, что подобное случится. В лаборатории будет еще хуже, но я вынужден настаивать – ни в коем случае не принимай «Мечту Дурака». Для того, что я должен показать, крайне важно, чтобы ты находилась в полных, так сказать, силах.

Билли ничего не ответила, но кивнула. Ей было дурно, в голове начало колотить, как всегда, когда она была рядом с…

Рядом с разломом Бездны.

Дрибнер шмыгнул носом.

– Приготовься, – сказал он, отворачиваясь к двери. – Лично я нахожу подобный опыт живительным, но у меня нет волшебного артефакта в голове, верно?

Затем он повернул ручку-кольцо обеими руками. Раздался тяжелый стук, когда механизм отошел от древней стены, и Дрибнер с усилием распахнул створку.

Голова Билли закружилась, в глазах засверкали красные и синие пятна. Стиснув зубы из-за стука в голове, она пробралась вдоль стены, чтобы войти в зал. Переступив порог, она сорвала повязку, словно это могло хоть чуть-чуть унять горящую боль…

Комната была круглой, построенной из того же вездесущего кирпича и известняка, что и вся Академия, только здесь стены были темными от сырости и плесени. В ключевых точках низкий потолок поддерживали укрепленные железные столбы, а между столбами и стенами зала были втиснуты верстаки и буфеты, всю поверхность которых занимало оборудование – склянки, реторты, подставки, горелки, тигли. На пирамиды книг неустойчиво опирались стопки бумаг. Все было завалено увеличивающими линзами, ручками и карандашами, измеряющими устройствами и инструментами для рисования. В одном углу была куча из пяти пустых баков для ворвани, при этом три полных были аккуратно расставлены под столом, а четвертый – подключен к силовой установке, встроенной в стену. Окон не было, как и другой двери, и, хотя бледно-синий свет полных баков был достаточно ярким, не они служили главным источником освещения в помещении.

Билли оказалась права: посреди зала был разлом Бездны.

Она уставилась на разлом, чувствуя, что ее притягивает так мощно, что она с трудом сделала шаг назад, тяжело ступая по каменному полу. Дрибнер рядом кивнул.

– Да, имеет определенный эффект, верно? – сказал он, закрывая дверь. Он обошел комнату, проходя за колоннами и проверяя различное оборудование. Билли оставалась у двери, завороженная разломом.

Тот был совсем небольшим и висел в воздухе вдали от стен, пола и потолка. Он колыхался – переливающийся занавес синего света, примерно прямоугольный, но с мерцающим краем, светившимся красным цветом, будто верхнее пламя.

Она была прекрасна, эта дыра в мире. Пока Билли смотрела на нее, зрение, дарованное Осколком Ока Мертвого Бога, начало набирать силу, отображая разлом в красном цвете, насыщенность которого усиливалась с каждой секундой. Когда девушка отвернулась, чтобы поискать глазами Дрибнера, насыщенность немедленно угасла, но она почувствовала почти физическую тягу обратно к разлому – так тот привлекал Осколок. Как и у остальных разломов, у этого были некоторые характеристики пустоты Бездны, но на другой стороне ничего не виднелось.

Из-за одной из колонн появился, посмеиваясь, Дрибнер и показал на разлом.

– Я предполагал, что случится нечто подобное, – сказал он. Постучал пальцем по щеке. – Этот артефакт в твоей голове – его притягивает, так? Моя теория, совершенно очевидно, верна. Этот предмет принадлежит Бездне, а не реальному миру – а следовательно, и ты тоже, и потому разлом притягивает и тебя, – он снова усмехнулся. – Счастливая и на редкость полезная ситуация, пожалуй. Да, весьма полезная.

Билли покачала головой. Она вернулась к разлому и, как и говорил Дрибнер, снова почувствовала тягу Осколка.

– Откуда ты узнал, что здесь разлом? – спросила она.

– А, за это следует благодарить нашего общего друга – прославленного Антона Соколова.

– Значит, ты знал Соколова?

Дрибнер нахмурился.

– Что? Знал Соколова? Ну разумеется! С чего ты взяла, что это не так? Подумать только, юная леди, ты что же, вовсе меня не слушала? Право, ну и молодежь пошла!

Билли, возмущенно подняв бровь, наблюдала, как старик бормочет под нос, бродя по подземной лаборатории. На другой стороне зала у стены стояли сложенные большие рамы на колесиках, и теперь он начал их раздвигать, распрямляя у каждой набор шарнирных держателей и еще каких-то странных металлических конечностей. Билли отступила, чтобы уступить место, не предлагая помощи. Она не представляла, что делает бывший профессор, но, учитывая его вспыльчивость, не было сомнений, что предложение помощи только еще больше его рассердит и вызовет задержку.

Какое-то время Билли наблюдала за ним молча. Как только он вроде бы успокоился, она заговорила:

– Значит, Академия позволяет тебе заниматься здесь собственными экспериментами?

– Позволяет.

– Несмотря на то что ты, э-э… в отставке?

Дрибнер пожал плечами, разворачивая одну из стоек.

– У моей семьи давние связи с Академией. Мой прапрадедушка даже вложил в уставной фонд, которым теперь распоряжается блистательный профессор Финч, немалую долю своего нешуточного состояния. Меня не посмеют вышвырнуть!

Еще через несколько минут Дрибнер расставил стойки вокруг разлома, полностью окружив его сложными металлическими конструкциями. Повернув странные механические руки так, чтобы они указывали на разлом, он еще долго закреплял в нужных местах остальные инструменты. Билли наблюдала, как он извлекал из множества ящиков предметы, похожие на подзорные трубы или большие увеличительные линзы, и вставлял в держатели. Старик достал бухту проводов, соединил множество зажимов, а затем вручил Билли два тяжелых кабеля.

– Будь так добра, соедини их, – сказал он, не глядя на нее – его глаза блуждали по приборам.

Билли отнесла кабели к баку с ворванью, установленному на стене, и подключила к разъемам, а потом, задвинув крышку бака, обернулась, чтобы увидеть работу Дрибнера с другого конца комнаты.

Теперь разлом Бездны окружали инструменты, соединенные одним набором кабелей со старым пультом на колесах, а другим – с баком ворвани. Дрибнер стоял за пультом, его руки порхали над переключателями и тумблерами, а древнее лицо подсвечивал разлом и огни, вспыхивавшие на шкалах под пальцами.

Билли сложила руки и прислонилась к железному столбу, пытаясь устроиться поудобнее. Чем бы Дрибнер ни занимался, торопить его не стоило.

Наконец, удовлетворенный, Дрибнер размашистым жестом повернул рычажок. Под пультом на нижней полке тележки лежал большой приземистый ящик, весьма напоминавший аудиограф, но без раструба. Из коробки исходил лязг, а миг спустя Билли увидела, как из щели ящика полезла перфокарта. Она выдвигалась медленно, потом начала скапливаться на полу, покрытая густым узором отверстий.

Дрибнер бросил взгляд на перфокарту, потом облокотился на пульт и взглянул на Билли.

– Полагаю, тебя переполняют вопросы, юная леди, – сказал он. Билли ничего не ответила. – Разумеется, ты впечатлена моим применением натурфилософии для решения насущной проблемы, – продолжал Дрибнер, задрав подбородок. – Как и полагается. Моя работа – прямое продолжение исследований самого Соколова. В отличие от дилетантов над нами… – он закатил глаза к потолку и хмыкнул перед тем, как продолжить, – …я верю, что мир в великой опасности, и мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы это исправить.

Билли оттолкнулась от столба и встала рядом с Дрибнером за пультом. Возможно, старик все-таки не был сумасшедшим…

– Я пыталась им объяснить, но они не поверили ни одному слову, – сказала она. – Ты все слышал?

– Разумеется. Олухи, все до единого. Стоило бы вернуть крысиную чуму, – он прочистил горло. – Так или иначе, э-э, да, я был в маленьком… вестибюле – месте, куда я часто удаляюсь для размышлений в тишине и где меня никто не найдет: оно по соседству с залом совета, понимаешь ли, так что я подслушал твои аргументы. И они были весьма убедительны. Падение Чужого вызвало… скажем так, движение между Бездной и нашим миром. Сама Бездна сорвалась с места, и две реальности расходятся. Последствия этого будут катастрофическими.

Билли кивнула.

– Я уже видела ущерб от разломов, и видела, что сны делают с людьми.