Текст книги "Дети времени"

2.7 Исход

Гюин не спешил принять решение, пока «Гильгамеш» следовал по своему длинному изогнутому пути вокруг одинокого островка жизни в громадной пустыне космоса. Траектория постоянно балансировала между центробежной силой, готовой отшвырнуть его прочь, и гравитацией, стремящейся его притянуть.

Лицо доктора Авраны Керн – кем бы или чем бы она на самом деле ни была – мельтешило и расплывалось на их экранах, то нечеловеческое в своем стоическом терпении, то искажаемое безымянными непроизвольными эмоциями: безумная богиня зеленой планеты.

Зная, что Керн их слушает и отключить ее невозможно, Гюин не мог посовещаться с экипажем, но Холстену казалось, что он все равно не стал бы никого слушать: он – командир и ответственность лежит на нем одном.

И, конечно, ответ мог быть только один, как бы мучительно Гюин ни размышлял над проблемой. Даже если бы Сторожевое обиталище не обладало оружием, способным уничтожить «Гильгамеш», все системы корабля-ковчега оказались в распоряжении Керн. Шлюзы, реактор и все то множество устройств, с помощью которых они рассчитывали уберечь этот пузырек жизни от когтей пустоты, – Керн могла отключить все.

– Мы улетим, – наконец согласился Гюин, и Холстену подумалось, что не он один почувствовал облегчение, услышав эти слова. – Спасибо за вашу помощь, доктор Аврана Керн. Мы разыщем эти другие системы и попытаемся устроиться там. Мы оставим эту планету на вашем попечении.

Лицо Керн на экранах пришло в движение, хотя по-прежнему изменялось почти хаотически и совершенно независимо от слов.

– Ну еще бы. Забирайте отсюда свою бочку с обезьянами.

Лейн пробормотала на ухо Холстену:

– Что это за штука насчет обезьян?

Холстену и самому хотелось это понять.

– Обезьяны – это вид животных. У нас есть материалы относительно них: в Империи их использовали для научных экспериментов. Они выглядели немного похоже на людей. Вот, у меня есть изображения…

– «Гильгамеш» рассчитал курс, – объявила Вайтес.

Гюин посмотрел его.

– Пересчитай. Я хочу, чтобы мы прошли мимо вот этой планеты, газового гиганта.

– Пролет по касательной нам ничего полезного не даст…

– Выполняй, – рыкнул капитан. – Вот тут… выведи мне орбиту.

Вайтес чопорно поджала губы.

– Не вижу смысла в орбите…

– Просто сделай, – приказал Гюин, прожигая взглядом одно из изображений Керн, словно ожидая, что оно бросит ему вызов.

Они ощутили изменение сил: термоядерный реактор «Гильгамеша» снова подал тягу на двигатели, готовясь вывести громадную массу корабля-ковчега с комфортабельной орбиты, снова направив в открытый космос.

Без всякого предупреждения лицо Керн исчезло с экранов, и Лейн поспешно провела проверку всех систем, не обнаружив там ни следа незваной гостьи.

– Что, конечно, никакая не гарантия, – добавила она. – Нас могли нашпиговать шпионскими программами и запасными лазейками и еще неизвестно чем.

Она не стала добавлять: «Керн могла запрограммировать нам взрыв где-нибудь в дальнем космосе», что, по мнению Холстена, было очень великодушно с ее стороны. Он читал эту мысль у всех на лицах, однако у них не было никаких рычагов, никакого выбора. Только надежда.

«Все будущее человечества доверили надежде», – подумалось ему. Но, с другой стороны, разве сам проект с кораблями-ковчегами не был тем же самым?

– Мейсон, расскажи нам про обезьян, – предложила Лейн.

Он пожал плечами:

– Это только домыслы, но эта штука говорила о «программе возвышения». Возвышение животных, говорится в давних историях.

– Как можно возвысить обезьяну? – Лейн рассматривала архивные изображения. – Забавные тварюшки, правда?

– Сигнал планете и математика, – задумалась вслух Вайтес. – Они ожидают, что обезьяны ответят?

Ответа ни у кого не было.

– Ты рассчитала нам курс? – спросил Гюин.

– Естественно, – тут же отозвалась Вайтес.

– Прекрасно. Итак, вся вселенная наша, за исключением единственной планеты, на которой стоило бы жить, – заявил капитан. – Так что мы не будем ставить все на то, что окажется на том новом проекте, куда нас направили. Это было бы глупо: там может быть такая же враждебность, как и здесь. А может, и хуже. Я хочу, чтобы у нас – чтобы у человечества – остался здесь плацдарм, на всякий случай.

– Плацдарм – где? – вопросил Холстен. – Ты же сам сказал, что это – единственная планета…

– Здесь.

Гюин вывел изображение одной из других планет системы: полосатого раздувшегося газового гиганта, похожего на одну из внешних планет Земной системы, а потом переключился на ее бледный голубоватый спутник.

– Империя заселила несколько спутников в Земной системе. У нас есть автоматизированные базовые установки, которые могут выгрызть там дом для нас: энергия, тепло, гидропоника – необходимый минимум для выживания.

– И ты предлагаешь это в качестве будущего для всего человечества? – бесстрастно осведомилась Вайтес.

– Единственного будущего – нет. Но как один из вариантов, да, – сообщил им всем Гюин. – Сначала мы полетим проверить, продала ли нам эта Керн нечто стоящее: в конце концов, что бы там ни было, оно никуда не денется. Но мы не станем полагаться исключительно на это. Мы оставим позади действующую колонию – на всякий случай. Техники: базовый модуль должен быть готов к моменту нашего прилета.

– Гм, да… – Лейн уже вела расчеты, проверяя, что датчики «Гильгамеша» могут сказать относительно этого спутника. – Вижу замерзший кислород, замерзшую воду, даже приливный нагрев за счет притяжения газового гиганта, но… это все равно далеко не уютно. Автоматизированным системам понадобится много времени… десятки лет… чтобы все устроить так, чтобы кого-то там можно было оставить.

– Знаю. Составь расписание научникам и техникам, чтобы их регулярно будили для проверки хода работ. Разбуди меня, когда они будут близки к завершению. – Услышав общий стон, Гюин одарил всех гневным взглядом. – Что? Да, все снова идут по камерам. Естественно. А вы что думали? Единственное отличие в том, что у нас будет еще одна побудка перед уходом из системы. Мы максимально повысим наши шансы как вида. Мы закрепимся здесь.

Он смотрел на экраны, где все еще виден был удаляющийся зеленый диск Мира Керн. Не высказанное вслух намерение вернуться ясно читалось на его лице и в голосе.

Тем временем Вайтес вела собственную проверку моделей.

– Капитан, я понимаю ваши цели, но автоматизированные системы базы прошли ограниченную проверку, а среда, в которой они будут развернуты, представляется чрезвычайно…

– У Старой Империи были колонии, – заявил Гюин.

«Которые погибли, – подумал Холстен. – Все погибли».

Конечно, они погибли в ходе войны, но в первую очередь они погибли потому, что не были стабильными и самодостаточными, так что стоило прервать нормальное функционирование цивилизации – и они не смогли спасти себя сами.

«Меня там жить не заставите, если у меня будет выбор».

– Все осуществимо, – доложила Лейн. – Базовый модуль готов к запуску. Дайте достаточно времени – и кто знает, чего мы там только не сварганим? Настоящий дворец, наверное. С горячим и холодным метаном в каждой комнате.

– Заткнись и работай, – одернул ее Гюин. – Остальные готовятся к погружению в стазис.

– Но сначала, – прервал его Карст, – кто хочет посмотреть на обезьяну?

Все недоуменно уставились на него, а он ухмыльнулся:

– Я же продолжаю получать сигнал от последнего дрона, не забыли? Так что давайте оглядимся.

– А это точно не опасно? – подал голос Холстен, но Карст уже переправлял им на экраны картинки.

Дрон двигался над сплошным лесным пологом – невероятным растительным богатством, в котором им отказали.

А потом точка зрения стала опускаться: Карст направил дрона вниз, штопором ввинчивая в просвет между деревьями, аккуратно проводя по лабиринту ветвей. Открывшийся перед ними мир потрясал: сводчатый лесной собор, затененный сплетающимися наверху ветвями, – словно зеленое небо, поддерживаемое колоннами древесных стволов. Дрон скользил по этому громадному, похожему на пещеру пространству на равном удалении от почвы и крон.

Лица экипажа «Гильгамеша» отражали зависть и горечь от созерцания этого запретного наследия, рая, созданного не для человека.

– Что это впереди? – спросила Лейн.

– Ничего не определяется. Просто визуальный глюк, – ответил Карст, а потом вдруг картинка быстро качнулась и беспорядочно закружилась на месте в бесполезной инерции.

Карст выругался и стремительно заработал пальцами, пытаясь отправить новые инструкции, но дрон словно зацепился за что-то невидимое… или почти невидимое. На дергающейся и вращающейся картинке Холстен видел только какие-то отблески в воздухе.

Все произошло очень быстро. Только что они смотрели на пустое пространство впереди, куда дрона решительно не допускали, а в следующий момент экран заслонила громадная, похожая на руку тень. Они на мгновение увидели множество широко расставленных щетинистых лап, а потом два клыка, похожие на изогнутые крючья, яростно устремились к камере, стремительно и свирепо. После второго удара картинка погасла, сменившись помехами.

Долгое время никто ничего не говорил. Некоторые, в том числе и Холстен, просто уставились на мертвые экраны. Вайтес застыла неподвижно, и только в уголке рта отчаянно билась жилка. Лейн прокручивала последние секунды изображения, анализируя их.

– Исходя из размеров дрона и установки камеры эта штука была длиной около метра, – потрясенно проговорила она наконец.

– Это никакая не гребаная обезьяна! – буркнул Карст.

Позади самого «Гильгамеша» зеленый мир и вращающийся вокруг него страж исчезали, оставляя экипаж корабля-ковчега со смешанными чувствами… в лучшем случае.

3. Война

3.1 Бесцеремонное пробуждение

Его выкинуло в сознание в тесной стазисной камере с мыслью: «Разве я уже так не делал?» Вопрос встал перед ним задолго до того, как он вспомнил собственное имя. «Холстен Мейсон. Звучит знакомо».

Понимание приходило фрагментами, словно он отмечал галочками список проверки.

«…с Лейн…

…зеленая планета…

…Имперский С…

…Желаю ли я говорить с Элизой?..

…доктор Аврана Керн…

…колония на спутнике…

Колония на спутнике!»

И он окончательно пришел в себя в полной уверенности, что его собираются отправить в колонию, в эту замерзшую пустыню с превратившейся в твердое вещество атмосферой, которую Фрай Гюин назначил первой попыткой человечества создать новый дом. Гюин никогда Холстена не любил. Он больше Гюину не нужен. Его будят, чтобы отправить в колонию.

«Нет…»

Зачем было его будить до отправки? Какой вклад он сможет внести в основание лунной колонии? Его уже туда доставили, бесчувственного, прямо в камере! Он пробуждается внутри тесной скорлупки базы, чтобы присматривать за цистернами с миокультурой вечно, и вечно, и вечно.

Ему не удалось справиться с убежденностью, что с ним это уже проделали, и он попытался метаться и лягаться в тесноте стазис-камеры, оглушая себя собственными криками, ударяя по прохладному пластику плечами и коленями, потому что руки поднять он не мог.

– Не хочу туда! – орал он, даже зная, что он уже там. – Вы меня не сможете заставить!

Хотя еще как смогут.

Крышка неожиданно открылась – была сорвана, как только прошла разгерметизация, – и он резко сел, чуть не вывалившись из камеры и полетев на пол лицом вниз. Чьи-то руки его поймали, и секунду он просто осматривался, не понимая, где находится.

«Нет-нет-нет, все в порядке. Это – спальня основной команды. Я все еще на «Гильгамеше». Я не на луне. Меня не отправили…»

Поймавшие его руки довольно резко поставили его на ноги, а когда у него подогнулись колени, кто-то его схватил и встряхнул, впечатав спиной в камеру, так что крышка захлопнулась, прикусив складку стазисной пижамы.

Кто-то на него кричал. Кто-то криком требовал, чтобы он заткнулся. Только тут он понял, что вопит, повторяя снова и снова одно: что не хочет лететь и они его не заставят.

Словно опровергая это, тот, кто был с ним так бесцеремонен, отвесил ему пощечину – и он услышал, как крик прерывается на недоуменном всхлипе, с которым он не успел справиться.

Примерно в этот момент Холстен заметил, что в помещении находятся четыре человека и что он ни одного из них не знает. Трое мужчин и женщина: незнакомые, совершенно не знакомые. На них были корабельные костюмы, но они не входили в основной экипаж. Или если входили, то Гюин не разбудил их при подлете к зеленой планете.

Холстен тупо моргал, уставившись на них. Мужчина, который его держал, был высокий, худощавый и крупнокостный, на вид одного с Холстеном возраста, с небольшими шрамами вокруг глаз, говорившими о недавней хирургической коррекции (недавняя при этом означала несколько тысяч лет назад, перед тем как его усыпили).

Взгляд классициста скользнул по остальным: моложавая, крепко сложенная женщина; низенький худой мужчина с узким лицом, одна половина которого усохла, возможно, в результате побочного эффекта стазиса; коренастый мужчина с тяжелым подбородком, стоявший у люка и постоянно выглядывавший наружу. Он держал огнестрел.

Держал ОГНЕСТРЕЛ.

Холстен воззрился на оружие – какой-то пистолет. Ему все еще трудно было интерпретировать то, что он видит. Он не мог придумать ни одной причины, по которой в этой сцене должен был присутствовать пистолет. Конечно, огнестрельное оружие входило в груз «Гильгамеша». Он знал, что среди всего того, что корабль-ковчег забрал с Земли, огнестрельное оружие определенно присутствовало. С другой стороны, его, конечно же, не должны были носить на борту корабля, полного уязвимых систем и окруженного смертоносным вакуумом.

Если только пистолет здесь нужен для того, чтобы заставить его лететь на спутниковую колонию… но для этого вряд ли потребовался бы пистолет. Карст или пара его безопасников вполне справились бы, при этом гораздо меньше рискуя повредить на борту «Гильгамеша» нечто жизненно важное. Более жизненно важное, чем Холстен Мейсон.

Он попытался сформулировать какой-нибудь разумный вопрос, но смог лишь промямлить что-то неопределенное.

– Слышали? – обратился к остальным высокий подтянутый мужчина. – Он не хочет лететь. Как вам это, а?

– Скоулз, шевелись! – прошипел мужчина у двери – тот, что с пистолетом.

Взгляд Холстена то и дело останавливался на оружии.

В следующее мгновение Скоулз и женщина подхватили его с двух сторон и неловко пропихнули в люк. Стрелок шел впереди, наставив пистолет на коридор. Холстен успел бросить взгляд за дверь, пока криволицый ее закрывал, и увидел, что индикаторы статуса остальных камер основной команды показывали, что они пусты. Он оказался единственным, кому дали спать дальше.

– Объясните, что происходит! – потребовал он, хоть прозвучало это почти нечленораздельно.

– Ты нам нужен… – начала было женщина.

– Заткнись! – рявкнул Скоулз, и она замолчала.

Холстену казалось, что он уже мог бы ковылять самостоятельно, но его тащили так быстро, что он не успевал даже опереться на ноги. Спустя секунду сзади, откуда они шли, раздался какой-то громкий шум – словно кто-то уронил что-то тяжелое. Только когда стрелок повернулся и начал ответный огонь, Холстен понял, что это был звук выстрелов. Выстрелы пистолета были негромко-резкими, на удивление не впечатляющими – как у большого пса с тихим лаем. Ответные звуки оказались громовыми ударами, сотрясавшими воздух и больно рвавшими Холстену барабанные перепонки, словно в соседней комнате дали волю гневу Господню. Он опознал деструкторы: оружие для сдерживания толпы, действующее за счет детонации больших объемов воздуха. Теоретически не смертельные и определенно менее опасные для корабля.

– Кто в нас стреляет? – выдавил он, и на этот раз слова получились достаточно четкими.

– Твои друзья, – бросил ему Скоулз, что могло считаться одним из самых неутешительных ответов в мире, в данных обстоятельствах: у Холстена одновременно возникла уверенность в том, что его теперешние спутники другом его не считают и что его друзья – кто бы они ни были – как минимум не особо боятся ему навредить.

– Корабль… с кораблем что-то случилось? – вопросил он и только по собственному тону понял, насколько ему должно быть страшно.

Казалось, эмоции кипят где-то далеко в его сознании, отделенные от разума медленно тающей стеной стазис-камеры.

– Заткнись, или тебе будет больно, – сообщил ему Скоулз тоном, говорившим, что он будет причинять боль с наслаждением.

Холстен замолк.

Мужчина с усохшим лицом тащился следом за ними – а потом вдруг оказался на полу. Холстен подумал, что мужчина споткнулся, и даже непроизвольно дернулся ему помочь, но его поволокли дальше. Однако криволицый не поднимался, а стрелок наклонился к его трупу, вытащил у мертвеца из-за пояса второй пистолет – а потом направил оружие на противников, которых Холстен даже не видел.

Выстрел. Никаких деструкторов для криволицего. Кто-то по другую сторону (якобы из друзей Холстена) потерял терпение, благоразумие или жалость.

Мимо на помощь стрелку прошли еще двое – мужчина и женщина, вооруженные, – и выстрелы сзади резко участились. Однако судя по замедлившимся шагам Скоулза, тот считал, что оказался в безопасности. Означало ли это большую безопасность для самого Холстена, оставалось животрепещущим вопросом. У него на языке во множестве крутились протесты, вопросы, мольбы и даже угрозы, однако он их проглотил.

Его протащили мимо еще полудюжины вооруженных людей: все с оружием и в корабельных костюмах – а потом пропихнули в какой-то люк, бесцеремонно заставив растянуться на полу небольшого системного пункта, который представлял собой просто узкое пространство между двумя пультами и одним экраном, занимавшим почти всю заднюю стену.

Там оказался еще один стрелок, отреагировавший на внезапное появление Холстена так резко, что чуть было его не пристрелил. Тут же обнаружилась еще одна пленница, сидевшая спиной к одному из пультов со связанными за спиной руками. Пленницей оказалась Иза Лейн, старший бортинженер.

Его плюхнули рядом с ней, точно также скрепив ему руки. Казалось, Скоулза он больше не интересовал: он отошел для тихого, но жаркого спора с кем-то из остальных – до Холстена долетали только обрывочные слова. Он опять услышал выстрелы.

Женщина и стрелок, которые его привели, задержались в комнате, так что там места почти не осталось. Воздух был душным и спертым, сильно провонял потом и немного – мочой.

Холстен вдруг поймал себя на мысли о том, не приснилось ли ему все, что он помнит с момента отлета с Земли: возможно, из-за какого-то дефекта стазис-камеры его захватила некая мания величия, галлюцинация, в которой он, классицист, вдруг стал считаться нужной и полезной единицей команды.

Он покосился на Лейн: та смотрела на него очень уныло. Он потрясенно заметил, что на ее лице появились незнакомые ему морщинки, а волосы отросли, перестав быть просто щетиной. «Она… она меня догоняет! Я все еще самый старый человек во вселенной? Может, уже нет».

Он уставился на их охранников, которые обращали больше внимания на то, что говорит Скоулз за дверью, чем на своих пленников. Еле слышно он спросил:

– Что происходит? Кто эти маньяки?

Взгляд Лейн был безрадостным:

– Колонисты.

Он задумался над этим единственным словом, открывшим дверь в спрятанное прошлое, где кто-то – скорее всего, Гюин – крупно облажался.

– Чего им нужно?

– Не быть колонистами.

– Ну да, это можно было угадать, но… у них оружие.

Ее черты могли сложиться в презрительную мину: говорить об очевидном, когда на счету может быть каждое слово, – но она только пожала плечами.

– Они забрались в оружейную до ее отправки. Вот тебе и гребаная безопасность Карста!

– Они хотят захватить корабль?

– Если понадобится.

Он предположил, что Карст со своими безопасниками стараются оправдаться, пытаясь это предотвратить, так что дело дошло до перестрелок в хрупких коридорах корабля. Он понятия не имел о том, сколько человек во всем этом участвуют. Спутниковая колония вместила бы как минимум несколько сотен колонистов – возможно, с еще каким-то количеством, которые остались бы там в стазисе. Неужели сейчас по «Гильгамешу» носится полтысячи бунтовщиков? А сколько людей у Карста? Может, он будит команду второго эшелона, чтобы сделать из них пехотинцев, впихнув в их холодные руки пистолеты?

– Что случилось? – вопросил он, адресуясь скорее ко вселенной, чем к кому-то конкретному.

– Спасибо за вопрос. – Скоулз протолкался в комнату, отпихнув стрелка, чтобы поместиться. – Что ты там говорил, когда мы вытащили тебя из кроватки? «Не хочу лететь», да? Ну, добро пожаловать в клуб. Здесь никто не подписывался на то, чтобы в итоге замерзнуть в какой-то норе на луне без атмосферы.

Холстен секунду смотрел на худощавого мужчину, отмечая сжатые в кулаки руки, непроизвольное подергивание кожи у глаз и рта: похоже, это было признаком применения какого-то средства, которое не дает человеку заснуть – неизвестно, сколько уже времени. Сам Скоулз не был вооружен, но это был опасный, неуравновешенный человек, загнанный в тупик.

– Э… сэр, – заговорил Холстен как можно спокойнее, – вы, вероятно, в курсе того, что я – Холстен Мейсон, классицист. Не знаю, действительно ли вам понадобился я, или вы просто хотели взять хоть кого-то как… как заложника, или… Я, право, толком не знаю, что здесь происходит. Но если есть что-то… какой-то способ…

– Выйти из этого с целой шкурой? – вставил Скоулз.

– Ну да…

– Не от меня зависит, – ответил мужчина равнодушно и, похоже, собрался уже отвернуться, но потом замер и посмотрел на Холстена словно свежим взглядом. – Ладно. Когда ты в прошлый раз не спал, все было иначе. Но поверь мне: ты и правда кое-что знаешь – кое-что важное. И я понимаю, что ты не виноват, старик, но тут вопрос жизни и смерти для сотен человек. Нравится тебе это или нет, но ты попал.

«Не нравится», – мрачно подумал Холстен, но что он мог сказать?

– Свяжись с рубкой, – приказал Скоулз, и женщина повернулась к одному из пультов, навалившись на Холстена, чтобы ввести команды.

Спустя небольшую паузу на экране возникло хмурое лицо Гюина, прожигавшего взглядом всех и каждого. Он тоже показался Холстену постаревшим – и еще менее человеколюбивым, чем раньше.

– Надо понимать, вы оружие складывать не собираетесь, – рыкнул капитан «Гильгамеша».

– Правильно понимаешь, – ровным голосом отозвался Скоулз. – Однако здесь есть один твой приятель. Может, захочешь возобновить знакомство?

Для вящей убедительности он пихнул Холстена в затылок.

Гюин остался бесстрастным, только чуть сузив глаза.

– И что из того?

Непонятно было, узнал ли он вообще Холстена.

– Я знаю, что он тебе нужен. Знаю, куда вы собрались отчалить, высадив нас всех на ту пустошь, – сообщил ему Скоулз. – Знаю, что тебе нужен будет твой хваленый классицист, когда вы найдете всю ту старую технику, на которую ты так рассчитываешь. И не трудись смотреть грузовые манифесты, – это было сказано с ядовитой нарочитостью человека, который до недавнего момента был всего лишь частью упомянутого груза, – потому вот она, Нессель, идет под номером вторым. Не такой специалист, как ваш старик, но знает больше всех остальных. – Он хлопнул по плечу женщину рядом с собой. – Так что давай договариваться, Гюин. Иначе твоему классицисту и твоему старшему бортинженеру надеяться будет не на что.

Гюин обвел их – их всех – невыразительным взглядом.

– Подчиненные бортинженера Лейн вполне способны замещать ее в ее отсутствие, – сообщил он, словно речь шла о какой-то кратковременной инфекции. – Что до второго, то у нас уже есть коды для активации имперских установок. Научный отдел с этим справится. Я не веду переговоров с теми, кто не признает моей власти.

Его лицо исчезло, но Скоулз еще долго смотрел на пустой экран, сжав руки в кулаки.