Текст книги "Дети времени"

«Тогда – что?» – вопрошает Порция.

«Есть новое оружие. Если оно будет работать… – Бьянка выплясывает свое раздражение. – Проверить можно только при применении. Оно действует на здешние маленькие колонии, но захватчики другие – более сложные, менее уязвимые. Тебе просто придется надеяться, что я не ошиблась. Ты понимаешь, чего я прошу: ради наших сестер, ради нашего дома?»

Порция вспоминает гибель Семи Деревьев: пламя, голодные орды насекомых, съеживающиеся тела тех, кому медлительность или ответственность не позволили бежать. Страх – универсальное чувство, и она ощущает его весьма остро. Ей отчаянно хочется сбежать от тех картин, больше никогда не сталкиваться с муравьями. Однако сильнее страха узы сообщества, родства, верности своему дому и своему народу. Многие поколения улучшений за счет успехов тех предков, кого вирус в наибольшей степени подвиг на сотрудничество с себе подобными, теперь вступают в дело. Бывают такие моменты, когда кому-то приходится делать то, что необходимо сделать. Порция – воительница, которую с детства тренировали и обучали, и теперь, в этот трудный момент, она будет готова отдать свою жизнь ради выживания целого общества.

«Когда?» – спрашивает она у Бьянки.

«Чем скорее, тем лучше. Созывай своих избранных, будьте готовы уйти из Большого Гнезда утром. Сегодня город в твоем распоряжении. Ты откладывала яйца?»

Порция отвечает утвердительно. Сейчас в ее теле нет кладки, которая была бы готова к вниманию самца, но в прошлом у нее было их несколько. Ее наследие, генетическое и приобретенное, сохранится, если пребудет само Большое Гнездо. В самом широком смысле она победит.

* * *

Этой ночью Порция разыскивает других воительниц – самок-ветеранов, на которых она сможет положиться. Многие из них входят в ее собственное сообщество – но не все. Есть и другие, рядом с которыми она сражалась, которых она уважает – и которые уважают ее. К каждой она подходит осторожно, прощупывая почву, сигнализируя свои намерения, излагая план Бьянки этап за этапом, пока не уверяется в них. Некоторые отказываются: их либо не убеждает сам план, либо у них не находится должной степени смелости, которая, по сути, должна быть почти что бесстрашием – преданностью долгу, почти такой же слепой, как у самих муравьев.

Однако вскоре у Порции уже есть отряд – и все они выходят на главные дороги Большого Гнезда, чтобы до момента сбора в полной мере насладиться этой ночью. Некоторые проведут время в своих домах, другие будут искать развлечений: танцы самцов, блестящее искусство ткачей. Те, кто готовы, примут ухаживания, а потом оставят кладку яиц в своем доме сообщества, чтобы сохранить себя в как можно более полной мере. Сама Порция с момента последней кладки узнала многое и чуть сожалеет, что эти Понимания, эти отдельные пакеты знаний, погибнут вместе с ней.

Она снова идет в Храм в поисках того эфемерного спокойствия, которое приносит поклонение, – но теперь помнит сказанное Бьянкой: что голос Посланника не один, что в кристалле присутствует тихий шепот, который тревожит жриц. И если раньше она всегда считала, что математическая безупречность послания должна иметь некое большее, высшее значение, чем составляющие его цифры, тогда и это изменение наверняка должно иметь более широкое значение – такое, которое не способен охватить жалкий паук, связывая и плетя знакомый перечень уравнений и решений. Тогда что же оно означает? Ничего хорошего, как ей кажется. Ничего хорошего.

Глубокой ночью она сидит на верхнем ярусе Большого Гнезда, глядя на звезды и гадая, какая именно точка света теперь шепчет кристаллам недоступные пониманию тайны.

3.7 война на небесах

Керн разорвала контакт полностью, предоставив шаттлу мятежников скользить к зеленой планете, ежесекундно сокращая громадное расстояние до нее. Холстен постарался заснуть, неловко свернувшись в кресле, которое идеально подходило для того, чтобы гасить перегрузки торможения… и больше ни для чего.

Он то задремывал, то снова просыпался, потому что отсутствие Керн не означало прекращения радиосвязи. Он понятия не имел, кто сделал первый вербальный выстрел, но теперь его постоянно будил непрекращающийся спор между Карстом на преследующем их шаттле и того, кто на тот момент сидел за пультом связи.

Карст был в своем тираническом репертуаре, голос «Гильгамеша», подкрепленный авторитетом стоящего за ним человечества (глаголящий устами его никем не избранного представителя, Фрая Гюина). Он требовал полной капитуляции без всяких условий, угрожал уничтожением в космосе (хотя даже Холстен знал, что шаттлы на такое не способны), неубедительно угрожал гневом уснувшего спутника и, исчерпав все возможности, переходил на личные оскорбления. У Холстена создалось впечатление, что Гюин возложил на Карста всю ответственность за бегство мятежников.

О нем и Лейн все-таки упоминали, что радовало. Видимо, в приказы Карста входило освобождение заложников, хотя, возможно, и не в качестве приоритета. Он потребовал разговора с ними, чтобы убедиться, что они еще живы. Лейн обменялась с ним парой едких фраз, которые не только удовлетворили его в этом отношении, но и лишили желания требовать большего. Он продолжал включать их возвращение живыми и здоровыми в список своих маниакальных требований, что было почти трогательно.

Мятежники в свою очередь забрасывали Карста собственными требованиями и убеждениями, весьма подробно расписывая все трудности, которые встали бы перед лунной колонией, и заявляя об отсутствии необходимости в ее создании. Карст отвечал теми же доводами, которые уже приводила Лейн, только излагая их менее внятно – словно бездумно повторяя чужие слова.

– А зачем они вообще за нами гонятся? – устало спросил Холстен у Лейн, когда эта ругань наконец полностью уничтожила всю надежду поспать. – Почему бы просто не отпустить нас, зная, насколько безнадежно все это дело? Ведь не ради же нас двоих?

– Не ради тебя, определенно, – уколола она, но, смягчившись, добавила: – Я… Гюин воспринимает все лично. – Это было сказано со странной интонацией, заставив его задуматься о том, какой именно опыт ей это показал. – Но дело не только в этом. Я один раз проверила способности основной команды по файлам «Гильгамеша».

– Доступ только у капитана, – отметил Холстен.

– Хорошим бы я была старшим бортинженером, если бы меня это остановило. Это же я написала почти весь режим доступа. Никогда не задумывался о том, в чем именно отличился наш господин и повелитель, что получил это место?

– Ну вот, теперь задумался.

– Долгосрочное планирование, представляешь? Способность принять цель и идти к ней, сколько бы шагов до нее ни было. Он один из тех, кто всегда видит на четыре хода вперед. Так что если он сейчас это делает, то это, может, и выглядит как уязвленная гордость, но у него наверняка есть веская причина.

Холстен задумался над этим, пока мятежники продолжали осыпать Карста руганью.

– Конкуренция, – пришел он к выводу. – В том случае, если мы все-таки пройдем мимо спутника и высадимся на планету, и переживем чудовищных пауков.

– Да, возможно, – согласилась Лейн. – Мы угребаем к Терраформе Б, или куда там еще, а потом возвращаемся через несколько столетий и видим, что Скоулз обжился на планете и, может, даже заключил сделку с Керн. Гюин…

– Гюину нужна эта планета, – договорил Холстен. – Гюин ищет способ победить спутник и захватить эту планету. Но ему не хочется сражаться за нее еще с кем-то.

– И больше того: если Скоулз действительно здесь обоснуется и отправит сообщение со словами: «Спускайтесь, пауки – душки», то что, если масса народа захочет к нему присоединиться?

– Так что, по сути, Гюину нельзя нас игнорировать. – А следом пришла еще одна мысль. – И, по сути, наилучшим результатом для него, не считая капитуляции, стал бы такой, где Керн разносит нас на кусочки.

Лейн выгнула брови и посмотрела в сторону ссоры.

– А мы можем услышать, если Карст что-то передает спутнику? – спросил у нее Холстен.

– Не знаю. Я могла бы пойти и выяснить, если эти шуты дадут мне попытаться.

– Думаю, надо.

– Да, наверное, ты прав. – Лейн отстегнулась и осторожно встала с кресла, что привлекло к ней внимание большинства мятежников. – Слушайте, можно мне на минутку на связь? Только…

– Он запустил дрон!

– А ну, показывай! – Скоулз рванулся вперед, схватил Лейн за плечо и пихнул ее, заставив отпустить спинку кресла Холстена и улететь к задней стенке кабины. – А ее ни к чему не подпускать, пока не поймем, что происходит!

Сзади послышались стук и ругань. Лейн на что-то налетела и поспешно нашла опору, чтобы не допустить рикошета.

– С каких это пор на шаттлах есть дроны? – вопросила Нессель.

– Некоторые рассчитаны на перевоз техники, а не груза, – ответил сзади голос Лейн.

– А что могут делать дроны? – спросил кто-то еще.

– Он может быть вооружен, – напряженно объяснил пилот. – Или могут нас просто им протаранить. Дрон может разгоняться быстрее нас, а мы вообще начали торможение.

Наверное, выпустили сейчас, потому что оказались достаточно близко.

– А почему это мы позволяем себя догнать? – заорал на него еще кто-то.

– Потому что нам надо затормозить, чтобы не пробить в планете дыру при посадке, идиот! – проорал в ответ пилот. – Пристегнитесь сейчас же!

«Дилетанты, – с нарастающим ужасом подумал Холстен. – Я на корабле, который намеревается сесть на неизвестной планете, и никто из них толком не понимает, что они делают».

Ощущение низа стремительно переместилось к носовой части: пилот пытался сбросить скорость. Холстен сражался с креслом, не сразу сумев зацепиться.

– Дрон быстро приближается, – сообщила Нессель.

Холстен сразу вспомнил, насколько быстро беспилотный кораблик преодолел расстояние между «Гильгамешем» и планетой в прошлый раз.

– Слушайте, – несчастным голосом спросила Лейн, с трудом пробираясь обратно вперед. – Между Карстом и спутником были какие-то переговоры?

– Что? – вопросил Скоулз, но тут из динамиков вырвался зубодробительный визг, заставивший всех зажать уши, а Нессель – беспомощно тыкать в пульт.

Холстен увидел, как губы Скоулза произносят слова: «Заткни его!» По досаде Нессель было видно, что у нее не получается.

А потом звук исчез – но он проложил дорогу знакомому голосу.

Он доносился из динамиков оглушительным громом разгневанного божества, произнося изящные древние слова имперского С, словно объявляя смертный приговор всем слышащим. Что было именно так.

Холстен перевел эти слова так:

«Это доктор Аврана Керн. Вас предупреждали, чтобы вы не возвращались на мою планету. Мне плевать на ваших пауков. Мне плевать на ваши картинки. Эта планета – мой эксперимент, и я не допущу, чтобы он был скомпрометирован. Если мой народ и их цивилизация погибли, тогда Мир Керн стал моим наследством, а не вашим, кто только обезьянничает, пытаясь повторить наш триумф. Вы утверждаете, что вы люди. Отправляйтесь быть людьми куда-нибудь еще».

– Она собралась нас уничтожить! – крикнул он.

Показавшуюся вечностью секунду мятежники молча смотрели друг на друга.

Лейн цеплялась за спинки кресел, бледная и осунувшаяся, ожидая дальнейшего.

– Значит, это все? – простонала она.

– Она говорит совсем не это! – запротестовала Нессель, но ее почти никто не услышал.

«Добро пожаловать в удел классицистов», – ехидно подумал Холстен и закрыл глаза.

– Шаттл меняет курс, – объявил пилот.

– Верни на прежний. Посади нас на планету в любом… – начал было Скоулз.

Пилот его прервал:

– Второй шаттл. Шаттл безопасников. Мы идем правильно, а вот они… – он сощурился на свои приборы, – …дрейфуют? И дрон сошел с траектории… он не повторяет наше изменение курса. Он пролетит мимо нас.

– Может, они именно этого и добиваются. Может, это бомба, – предположил Скоулз.

– Чтобы нас прикончить с такого расстояния, как здесь, бомба понадобилась бы жутко большая, – возразил пилот.

– Это Керн, – объявила Лейн и, видя их недоумевающие лица, пояснила: – Это предупреждение было не только для нас: оно было для всех. Керн их захватила: она переключила их системы на себя. А вот нашу она захватить не сможет.

– Ты молодец, – прошептал Холстен в микрофон маски, так и оставшейся у него на шее.

– Заткнись, – ответила она ему по тому же каналу.

А потом в динамиках снова зазвучал голос Керн: несколько заикающихся фальстартов, а потом слова на общем языке, понятные всем.

– Думаете, сбежали от меня, просто не пустив в свои компьютеры? Вы не позволили мне развернуть ваше судно и отправить обратно к кораблю. Вы не позволили мне обойтись с вами сдержанно и милосердно. Я даю вам последний шанс открыть доступ к вашим системам, иначе у меня не останется иного варианта, помимо вашего уничтожения.

– Если бы она собиралась нас уничтожить, то уже это сделала бы, – решил один из мятежников (Холстен не понял, на каком основании).

– Пустите меня к пульту! – потребовала Лейн. – У меня есть идея.

Она снова устремилась к пульту связи, но на этот раз Ско-улз притянул ее к себе, ткнув пистолетом куда-то в область носа. Ее масса торможения дернула его – и они оба чуть не врезались в спину пилота.

– Доктор Мейсон, твое мнение насчет Керн? – вопросил Скоулз, злобно глядя на Лейн.

– Человек. – Это слово первым пришло Холстену в голову. Поймав раздраженный взгляд Скоулза, он пояснил: – Я считаю, что она человек. Или была человеком когда-то. Возможно, некий сплав человека и машины. Она прошерстила базу «Гильгамеша», так что знает, кто мы – знает, что мы последнее, что осталось от Земли, и, думаю, для нее это что-то значит. А еще ее лазер должен требовать громадных затрат энергии по сравнению с тем, чтобы просто нас отключить или приказать нашему реактору пойти вразнос. Она не станет применять свое оружие, если у нее будут другие варианты. Даже в Старой Империи у техники были ограничения в плане энергии. Так что она будет стрелять в нас в крайнем случае, но, возможно, попытается от нас избавиться, не убивая. Чего сейчас она сделать не может, потому что мы заперли ее в коммуникаторе.

Скоулз с гневным шипеньем отпустил Лейн, и она тут же принялась что-то объяснять Нессель и еще кому-то из мятежников – что-то насчет восстановления части связей с бортовым компьютером. Холстену оставалось только надеяться, что она понимает, что делает.

– А она будет пытаться нас убить? – прямо спросил у него Скоулз.

«А что я могу сказать? Зависит от ее настроения? Зависит от того, с которой из Керн мы говорим в каждый конкретный момент?» Холстен отстегнул свою страховку и медленно двинулся к ним, решив, что, возможно, сумеет уговорить Керн.

– По-моему, она из того общества, которое само себя уничтожило и отравило Землю. Не знаю, на что она способна. По-моему, она даже сама с собой воюет.

– Это – ваше последнее предупреждение, – сообщил им голос Керн.

– Я вижу, что системы спутника начали прогреваться, – предупредил всех пилот. – Думаю, он уже нацелен.

– Мы никак не сможем залететь за планету, подставить второй шаттл? – спросил Скоулз.

– Ни единого шанса. Мы как на ладони. Но я уже на подлетной траектории. Окно минут двадцать, а потом мы в атмосфере, которая, возможно, снизит мощность лазера.

– Готово! – подала голос Лейн.

– Что готово? – не понял Скоулз.

– Мы выделили базу данных шаттла и соединили с коммуникатором, – пояснила Нессель.

– Вы дали Керн доступ в нашу базу данных? – расшифровал услышанное Скоулз. – Думаете, это заставит ее передумать?

– Нет, – заявила Лейн. – Но мне нужен был доступ к какой-нибудь передаче. Холстен, иди сюда.

Последовал ужасающе унизительный балетный номер: Холстена лапали до тех пор, пока не пристегнули в кресло у пульта связи, перекосив боком к носу шаттла под действием торможения.

– Она собралась нас сжечь, – говорила Лейн всем, пока Холстена устраивали на новом месте. Казалось, эта перспектива ее чуть ли не радует. – Холстен, можешь к ней подольститься? Или еще что-то…

– Я… у меня была идея…

– Воплощай свою, а я – свою, – сказала ему Лейн. – Но только немедленно.

Холстен проверил пульт, открыл канал к спутнику («предположим, что она все это не подслушала») и начал: «Доктор Керн, доктор Аврана Керн».

– Я не намерена вести переговоры, – ответил жесткий голос.

– Мне надо поговорить с Элизой.

Мгновение продолжал говорить все тот же голос Керн, а потом у Холстена екнуло сердце: его перекрыла передача на Имперском С. За рулем снова была Элиза.

«В настоящее время вы находитесь в запретной зоне у планеты на карантине. Любая попытка взаимодействовать с Миром Керн встретит немедленный отпор».

«Нет Элиза нет верни мне мой голос это мой голос верни мой разум он мой он мой хватит предупреждений уничтожь их дай мне их уничтожить»

Холстен поспешил составить и перевести ответ. «Элиза, мы подтверждаем, что не имеем намерения взаимодействовать с Миром Керн». Он был почти уверен, что Элиза – компьютер, а кто может знать, какие у него ограничения в осмыслении и программировании?

«Это противоречит вашему курсу и скорости. Это последнее предупреждение».

«Онимнелгут даймне говорить выпусти меня помогите кто-нибудь помогите пожалуйста»

«Элиза, можно нам говорить с доктором Авраной Керн?» – отправил Холстен запрос.

Ожидаемый голос загромыхал в тесной кабине:

– Как вы смеете…

– И вперед! – сказала Лейн, отрубая голос Керн.

– Что это было? – вопросил Скоулз.

– Сигнал бедствия, – объяснила Лейн. – Повтор ее собственного сигнала бедствия.

А тем временем Холстен уже писал: «Доктор Керн, можно мне говорить с Элизой?»

Пришедший ответ был настолько искажен, что почти превратился в белый шум. Он слышал десятки фрагментов фраз Керн и Элизы, которые постоянно отрезались, поскольку системы спутника пытались обработать высокоприоритетный сигнал бедствия.

– Почти в атмосфере, – доложил пилот.

– Получилось! – возликовал кто-то.

– Никогда не говори… – начала было Лейн, но тут коммуникатор затих настолько, что Холстен даже посмотрел на показания, проверяя, работает ли он.

Спутник прекратил трансляцию.

– Мы его заткнули? – спросила Нессель.

– Кто это «мы»? – огрызнулась Лейн.

– Но послушай: значит, все смогут прилететь на эту планету, все с «Гилли»… – пустилась в рассуждения та.

Однако тут пульт ожил – и разъяренный голос Керн стегнул по ним.

– Нет, вы меня не заткнули!

Лейн тут же опустила руки, пристегивая страховочную систему, а потом поспешно потянулась к Холстену.

– Приготовьтесь! – крикнул кто-то совершенно нелепо.

Холстен оглянулся на свое прежнее место, у задней части кабины. Он даже на мгновение увидел грузовой отсек – увидел отчаянное трепыханье мятежников, спешащих себя полностью пристегнуть. А потом последовала обжигающая вспышка, оставившая пятно у него на сетчатке, а плавное движение шаттла перешло в кувырканье… а снаружи начался пульсирующий рев. Он подумал: «Атмосфера. Мы вошли в атмосферу». Пилот отчаянно ругался, пытаясь вернуть управление, а руки Лейн крепко обвились вокруг Холстена, прижимая его к ней, потому что ей не удалось полностью закрепить его страховку. Что до него самого, то он изо всех сил вцепился в кресло, от которого мир пытался его оторвать.

Двери грузового отсека закрылись автоматически. В тот момент Холстен не понял, что вызвано это тем, что заднюю половину шаттла отрезало.

Передняя половина – кабина – падала к огромным зеленым просторам планеты.

3.8 асимметричные военные действия

Народ Порции не имеет пальцев, но ее предки возводили конструкции и использовали инструменты в течение миллионов лет – и только потом приобрели нечто вроде разумности. У них две педипальпы и восемь лап, каждая из которых способна хватать и манипулировать в соответствии с тем, что требуется. Все их тело – это десятипальцевая кисть с двумя большими пальцами и моментальной доступностью клеящего вещества и нити. Их ограничивает только то, что им приходится формировать свои изделия с помощью осязания и обоняния, время от времени поднося к глазам для проверки. Лучше всего они работают в подвешенном состоянии, мысля и созидая в трех измерениях.

Текущая миссия Порции возникла в результате двух нитей творения. Одна – это ковка доспехов – вернее, ее эквивалент у существ, не владеющих огнем и металлом.

Муравьиная армия остановилась на приближающуюся ночь, сформировав громадную и исключительно неприступную крепость. Порция и ее отряд нервно дергаются и топают, зная, что множество вражеских разведчиков будут слепо обшаривать лес, нападая на все, что им встретится, и при этом выделяя острый запах тревоги. Случайная встреча обрушит на них всю колонию.

Бьянка суетится над своими самцами: мясники принимаются убивать и расчленять ее питомцев. Похоже, самцы готовы исполнить свою часть плана, но им не хватит отваги, чтобы стать авангардом. Именно Порции и ее подругам предстоит осуществить невозможное: проникнуть внутрь спящей колонии, взяв с собой свое секретное оружие.

Коллекцию жуков-пауссинов, собранную Бьянкой, доставили сюда от Большого Гнезда. По своей природе эти жужелицы – не стадные животные, так что продвижение доставляло немало проблем, и в результате они прибыли с тревожным опозданием, незадолго до наступления рассвета, когда враг снова придет в движение.

Нескольким предприимчивым жукам удалось сбежать, а остальные, похоже, общаются с помощью запахов и прикосновений усиков, заставляя Порцию гадать, не планируется ли с их стороны некая массовая акция. Она понятия не имеет, способны ли пауссины мыслить, но полагает, что их действия сложнее поведения простых животных. В ее мире нет глубокой пропасти между думающими и бездумными – только длинный континуум.

Однако жуки слишком долго откладывали прорыв – если таковой и был задуман. Теперь они оказались внутри загона, а подручные Бьянки быстро и умело их убивают и снимают с них панцири. Мастера из Большого Гнезда тут же принимаются сооружать из их частей доспехи, стараясь как можно полнее покрыть Порцию и ее подруг тяжелыми и громоздкими доспехами из хитина. Клыками и сильными лапами они изгибают и ломают куски панцирей, чтобы лучше подогнать по телу, паутиной закрепляя на воительнице каждую деталь.

Пока они работают, Бьянка излагает свою теорию. Пауссины используют многочисленные и очень сложные запахи, чтобы заставить муравьев их кормить и за ними ухаживать. Эти запахи постоянно меняются по мере изменения муравьиной защиты. Химический язык жуков оказался настолько сложным, что Бьянка его расшифровать не смогла.

Однако существует и главный запах, благодаря которому жуки живут, – и этот запах не меняется. Этот запах не атакует муравьев напрямую, а просто говорит колонии: «Здесь ничего нет». Муравьи вообще не замечают жука, если тот не пытается активно с ними взаимодействовать. Это не враг, не муравей, и даже не безжизненный комок земли – это просто ничего. Для слепых, руководствующихся запахом муравьев жуки создали некую активную невидимость, так что даже при прикосновении, даже когда усики муравья гладят ребристый панцирь жука, колония регистрирует пробел, пустоту, на которую не обращают внимания.

Нулевой запах сохраняется даже после смерти, но не очень долго – вот почему жуков стали забивать в последнюю минуту. Бьянка предупреждает Порцию и ее подруг, что им следует спешить. Она не знает, на сколько хватит этой защиты.

«Значит, мы сможем просто их убивать, а они этого не заметят», – делает вывод Порция.

«Ни в коем случае. Ваша задача не в этом, – гневно отвечает Бьянка. – Сколько, по-вашему, вы смогли бы уничтожить? А если вы начнете на них нападать, их собственная охранная система сможет подавить действие ваших доспехов».

«Тогда мы будем убивать яйцекладущую касту», – говорит ей Порция.

Даже в движении муравьиная колония все равно остается растущим организмом, постоянно производя яйца, чтобы возместить свои потери.

«Нет, не будете. Вы разойдетесь по колонии, как было запланировано, и будете ждать распада ваших пакетов».

Пакеты – это еще одна часть плана. Они являют собой другую сторону умений пауков. Бьянка изготавливает их сама, составляя вещество из нескольких компонентов и останков пауссинов и заключая его в шарики из паутины. Это вещество, опять-таки, хранится недолго.

У паучьей алхимии долгая история. Она выросла из запаховых меток, которыми пользовались их далекие предки, быстро усложнившись и усовершенствовавшись после контакта с видами, подобными муравьям, которыми можно умело управлять и которых можно завлекать с помощью искусственных запахов. Для такого паука, как Бьянка, благодаря личному опыту и обладанию Пониманиями прошлых поколений, смешивание веществ происходит на визуальной основе, в которую вплетаются и остальные чувства. Это позволяет ей использовать свои впечатляющие зрительные участки мозга для представления веществ, с которыми она работает, и их составных частей в виде репрезентативного мысленного языка молекулярной химии. Она подстегивает алхимические реакции экзотермическим катализатором, который дает тепло без опасного открытого огня.

Срок годности ограничен не только у самих веществ, но и у их паутинных контейнеров. Благодаря точному расчету они высвободят свое содержимое практически одновременно, что крайне важно, так как Порция и ее подруги не будут иметь возможности координировать свои действия.

Бьянка вручает воительницам оружие. Им известно, что надо делать. Передвижная крепость врага расположена впереди, в темном лесу. Им необходимо выполнить свою задачу за оставшееся у них очень короткое время, иначе они погибнут, а за ними последует и вся их цивилизация. Тем не менее все элементы их существа, отвечающие за инстинкт самосохранения, протестуют. Порция и ее отряд двигаются медленно и неохотно, несмотря на то, что Бьянка сзади их торопит. Страх смерти был дан им при рождении задолго до разумности – и определенно задолго до появления какого бы то ни было альтруизма. Несмотря на всю важность их задачи, этот страх трудно подавить.

А потом ночь становится днем: пауки смотрят в небо, с которого ненадолго прогнали звезды.

Что-то приближается.

Они ощущают, как воздух сотрясается от ярости, как почва сочувствующе колеблется, – и съеживаются внутри своих тяжелых доспехов, испуганные и ошеломленные. Шар огня прочерчивает небо, а следом идет полоса грома. Никто из них понятия не имеет, что это может быть.

Когда он падает на землю – в границах прочесываемой муравьями территории, – он уже потерял немалую часть скорости, но все равно удар отдается по их чувствительным лапам так, словно весь мир только что выкрикнул какое-то громадное тайное слово.

Мгновение они не шевелятся, окаменев от животного ужаса. Но затем кто-то из них вопрошает, что это было, и Порция углубляется в себя и находит ту часть своей личности, которая всегда открыта для непостижимого: пугающее и чудесное понимание, что в мире есть нечто большее, чем могут видеть ее глаза и осязать ее лапы.

«Посланник спустился к нам», – говорит она им.

В это мгновение – из страха и надежды – она полностью себя в этом убеждает, потому что случившееся только что настолько далеко от ее опыта, что может быть объяснено только тайной всего сущего.

Кто-то потрясен, а кто-то полон скепсиса.

«Что это означает?» – вопрошает одна из воительниц.

«Это означает, что вам надо выполнять вашу работу! – отстукивает Бьянка позади них. – У вас мало времени. Вперед, вперед! А если здесь с вами Посланник, то, значит, он вам благоволит – но только если вы добьетесь успеха. Если это Посланник, покажите ему силу и хитроумие Большого Гнезда!»

Порция машет педипальпами в энергичном согласии, и тогда все повторяют ее движение. Глядя на дымный след, все еще скрывающий ночное небо, Порция видит в этом знак с небес, с небес Посланника. Ей кажется, что многие часы, отданные благоговейному созерцанию математических тайн Храма, когда она находилась на грани озарения, привели ее к этому.

«Вперед!» – командует Порция, и ее отряд устремляется в сторону врага, зная, что Бьянка и ее команда двигаются следом. Доспехи из панцирей жуков тяжелые и ухудшают обзор, в них неудобно бежать, а прыгать и вовсе невозможно. Они похожи на первых ныряльщиков, готовых погрузиться во враждебную среду, от которой могут защитить только их костюмы.

Они стараются двигаться по лесной земле как можно быстрее: доспехи цепляются за их суставы, замедляя и калеча их. Тем не менее они полны решимости, и, когда оказываются рядом с муравьями-разведчиками, их черные доспехи помогают пройти этот заслон, словно ветерку.

Сами разведчики очень взволнованны и спешат в направлении того сгущающегося дыма и разгорающегося огня, где прошел Посланник: в своем слепом атеизме они, несомненно, готовы создать пожарозащитную полосу, чтобы уберечь колонию – и, неведомо для себя, врагов своей колонии.

А потом Порция и ее сподвижницы оказываются прямо у муравьиной крепости. Эта крепость и есть колония. Муравьи построили вокруг древесного ствола громадное сооружение, покрывающее десятки квадратных метров по горизонтали и вертикали и составленное только из муравьев. Глубоко внутри крепости расположены инкубаторы и ясли, кладовые с запасами пищи, ряды куколок, в которых созревает следующее поколение солдат, – и все эти помещения, туннели и ходы, которые их соединяют, построены из муравьев, сцепившихся друг с дружкой лапками и мандибулами. Все строение – это алчущее чудовище, которое сожрет любого, посмевшего сюда вторгнуться. И муравьи не целиком погружены в сон. По туннелям постоянно двигаются цепочки рабочих, удаляющих отходы и тела умерших, а сами коридоры смещаются и перестраиваются так, чтобы регулировать внутреннюю температуру и вентиляцию крепости. Это замок со скользящими стенами и внезапно разверзающимися подземельями.

У Порции и ее сподвижниц нет выбора. Они – избранные воины Большого Гнезда, закаленные ветераны, сталкивавшиеся с муравьями в десятках сражений. Их победы были мелкими и редкими. Слишком часто им удавалось только либо уменьшить потери или их замедлить. Они уже поняли, что просто воинских умений, скорости и силы мало, чтобы справиться с многочисленностью и целеустремленностью суперколонии, для которой эта крепость – всего лишь одна из лап. И хоть они пока еще не подозревают об этом, но кроме плана Бьянки других вариантов у них нет.

У крепости они разделяются: каждая ищет отдельный вход внутрь. Порция решает подниматься наверх, волоча свою громоздкую вторую шкуру по лестнице из тел живых муравьев, и, проходя по ним, ощущает, как дергаются их лапы и усики, обследуя ее бронированное подбрюшье. Пока все хорошо: в ней не распознают чужачку немедленно. Она вполне способна представить себе, что произойдет, если колония узнает, кто она на самом деле. Сама стена превратится в зубастую пасть, которая ее перемелет и проглотит. У нее не будет никаких шансов.